Люблю глаза твои, мой друг, С игрой их пламенью-чудесной, Когда их приподымешь вдруг И, словно молнией небесной, Окинешь бегло целый круг… Но есть сильней очарованья: Глаза, потупленные ниц В минуты страстного лобзанья, И сквозь опущенных ресниц Угрюмый, тусклый огонь желанья.
Итадори не смыкал глаз за все то время, что они ехали. Его рука терялась в шелковистых волосах Мегуми, что мирно спал у него на коленях. В бледных очертаниях ночи вид лежащего был таким беспощадно милым. Хотелось затискать эти атласные щеки, обласкать до холености. Хрупкие девичьи ресницы, которые были будто тщательно обрисованы самыми умелыми художниками, таяли в темноте, завлекая присоединиться к миражам снов. — Приехали, — громко прошептал Идзити, видя спящего студента на заднем сиденье. — Где это мы? — чутко дремавшая Нобара тут же вскочила, жмурясь, пытаясь рассмотреть окрестности в просторах сумрака. — Кугисаки, будь тише! — грозился в пол голоса Юджи, на что девушка лишь недовольно цокнула, но пыл поумерила. — Сайтама, — дал наконец ответ Идзити. Никто не увидел ничего подозрительного в городе, в который они прибыли. Единственный, кто затаил бы дыхание, напрягаясь всем телом после ответа ассистента, сейчас мирно блуждал по стране морфея.***
Звуки пения птиц и счастливого сопения встречают меня после после долгого и приятного сна. Рядом, сбившись комочком, как пугливый ежик, под одеялом я отыскал источник мелодичного дыхания. Обхватив подушку, Юджи зарывался в ее глубь, будто она была порталом в мир сновидений. Непривычный холод, навалился на меня, безжалостно отдергивая завесу спросонья. Я укутываюсь обратно в одеяло, подбираясь ближе к горячему телу Юджи, стараясь не шуметь простыней, дабы не нарушить его хрупкий сон. Хотелось вновь отправиться дрейфовать в забытье, но упавший взгляд на помещение заставил меня ужаснуться. Я снова в этой постели и я снова гляжу в этот облезлый, белый, штукатурный потолок, и нынче небо мне милее, чем ощущение того, что я снова нахожусь здесь. Какого черта я делаю в своем доме? Вернее, это уже не мой дом, но когда-то им был. Засвеченные плакаты, пустой стол и сложенные пирамидой стулья. Все ровно так, как я и оставлял больше года назад. Позднее прибытие в пункт назначения я проспал. Видимо, Юджи снова пришлось тащить меня на руках в дом. Вот ведь! Мог и разбудить, хотя… Нет. Может, я этого и не помню, но сам факт согревает мою озябшую душу в сегодняшнее утро. Но главный вопрос оставался все еще без ответа: почему мы здесь? Не хотелось бы рушить уже улетучивающийся призрак морока, поэтому я решил позволить себе насладиться временем спокойствия, прильнув еще ближе к Юджи, убаюкиваясь его тихим посапыванием. Наша безмолвная идиллия, кажется, продлилась недолго. В этот раз первым зашевелился Юджи, стараясь как можно тише встать с кровати. Я с закрытыми глазами уловил его за локоть и стал затягивать обратно в нашу берлогу под покрывало. — Прости, что разбудил, — простительный поцелуй печатью лег на мой лоб. — Давай еще полежим, — вымученно ответил я, когда жар дыхания отдалился от меня. — Киетака-кун сказал, как только проснемся, позвонить ему и тогда… Он портит момент, поэтому приходится заткнуть его поцелуем. Шершавые большие ладони ложатся мне на затылок, но не чтобы притянуть. — Мегуми… Время, — я не уступаю, продолжая настойчиво сминать его губы. — Нобара скоро проснется! — Скоро — не сейчас, — выдаю я в паузах, и Юджи перестает меня отталкиваться, позволяя нам обоим просто уединиться хотя бы на секунды. Нобару нам все равно придется ждать около получаса, пока она соберется, поэтому можно было оттянуть подъем. Итадори и сам не особо хотел вставать, поспорив для виду. Хоть где-то он отступил от принципов. Шестьдесят пять минут, прекрасных минут, которые мы провели, прижавшись друг к другу, отлеживаясь в кровати. После за дверью послышалось: — Поднимайтесь, ленивцы, пора топать на работу! — слишком бодро произнесла Кугисаки.***
Скрежет старых половиц, въедчивое пятно на столешнице и сожжённый угол скатерти — все до боли знакомое выедало во мне дыру пустоты. Будто не было месяцев, проведенных в колледже, и все это было плодом воображения. На секунду, я даже поверил, пока не развязался спор между Юджи и Нобарой за вкус йогурта. Поразительно, как эти нелепые споры стали мне так привычны и родны, что именно они и дают ощущение домашнего. Я никогда не считал это место домом. И семьи будто не было никогда. Отец хрен пойми где, мать умерла, а сестра на грани. Я не знал никогда семейного ужина, посиделок за чаем, совместной прогулки по магазинам или день рождения с глупыми поздравлениями. Всегда один. Я боюсь остаться один, поэтому навязываюсь людям, спасая их, но на самом деле так пытаюсь спастись сам — вспомнились слова Юджи на пляже. Боюсь ли я одиночества? Раньше не боялся. Но, кажется, после начала обучения в колледже — да. Если бы сегодня я проснулся один в кровати, в совершенно пустом доме, то разрыдался и с босыми ногами бросился бы обратно. Одинокий остров наполнился новыми людьми, без которых теперь я уже не выживу. Определенно, я не хочу быть теперь один. — Ах, где здесь соль? — Нобара затеяла сделать омлет и в данный момент металась по кухне в поисках специй. — В верхнем шкафчике, справа от холодильника, — отвечаю я, садясь за стол. Кугисаки переглядывается с Итадори. — Откуда ты знаешь? — растерянно спрашивает Нобара, отвлекаясь от шипящей сковородки. — Это ведь мой дом, — похоже, Итдизи не сказал им. Нобара решает все же последовать указанию и открывает нужный шкафчик, но ее рука замирает в дюймах от баночки с солью. Она поворачивается ко мне, держа в ладони склянку с таблетками антидепрессантов. Вот черт, я думал, что выбросил все. Кугисаки на пару с Итадори смотрит на меня, не зная, как задать вопрос. Ну уж нет, я не хочу об этом говорить. Встаю с места и накидывая по дороге куртку, выхожу на улицу. Почему именно когда я только стал все забывать? Когда только почувствовал себя вновь живым? Чертов дом, чертов сад, чертов город! Как же я зол, что готов взять из подсобки бензин и поджечь тут все. Ох, если бы взмывающий в небо пепел меня мог успокоить. Все эмоции прошлого подступают ближе, и я понимаю, что меня вот-вот накроет. Срываюсь на бег, несусь вперед, не разбирая дороги. Преследуемая пустота готовиться захлестнуть своим белым светом. Понимаю, что ни скорости, ни сил у меня не хватит, чтобы убежать от нее. Это тупая боль, что калечит хуже острой, вытесняя весь мир. Опять во мне кричит ребенок. Это он бежит теперь, как от злой собаки, задыхаясь страхом. Но она загоняет его в угол. Не скрыться. Тупик. Заплаканный хриплый голосок кричит о помощи, зовя родителей и сестру. Нет. Нет. Нет. — Мегуми! — пробивается сквозь стены черного угла еще и еще собственное имя. Рваное дыхание слышится рядом. Зажмуриваюсь и, скрипя зубами, продолжаю бег. Холодное прикосновение затормаживает меня, стискивая все сильнее и сильнее. Ноги подкашиваются, и я с большой скоростью падаю. Прокатываюсь пару сантиметров, раздирая кожу, как бумагу. Снова это ледяное касание в области спины тянет меня. Через мгновение утыкаюсь во что-то теплое, приятное, и откуда доносится учащенные вибрации, отдаваясь эхом в моем теле. — Это я! Юджи. Я рядом, все хорошо. Слышишь? Юджи? Пустота внутри озаряется светом, вырисовывая знакомый образ. Сознание начинает работать, как автомат, монетами для работы которого становятся слова. Говори, что угодно, Юджи, только не молчи. — Когда мне было семь лет, мы с дедушкой отправились в экспедицию с его друзьями по замершему океану на лайнере. Я так радовался, когда увидел белого медведя на льдине. Даже фотография должна была сохраниться. Но как-то ночью дедушка разбудил меня, веля быстро выйти на палубу. В ту ночь я увидел стаю китов. Настоящее чудо, — протараторил Юджи. Кажется, я попросил его вслух о любом разговоре. Я внимал его словам, цепляясь за них, словно за выступы камней на горе, где внизу меня поджидал смертельный обрыв. Воображение воссоздало картину впечатления Юджи. Маленький, закутанный в шарф до самого носа, Итадори светился в ту ночь, привлекая своим счастьем огромных китов. Уже с того момента он был магнитом для всех одиноких и сломленных, что бороздили без цели по течению жизни. Слышу глухой смех, выбивающийся из Юджи. — Знаешь, о чем я подумал? Мне все никак не удавалось разглядеть, какого у тебя цвета глаза. Вернее, то, как их можно было бы описать. Голубые — это слишком размыто. И вот я, кажется, понял. Твои глаза похожи на цвет китов. Серого цвета с голубым отливом и дымчатыми крошками, когда ты смотришь на что-то, что тебе очень нравится. Лениво открываю глаза. Ползу взглядом вверх, но упираюсь в подбородок. Ощущаю щекой, как Юджи сглатывает. Слегла отодвигаюсь, чтобы заглянуть в его лицо. Щеки расцвели цветом гвоздик, нижняя губа прикушена до побеления, а сладкие медовые глаза увиливали от контакта.***
Скуля от боли, ползучая тварь продолжала атаковать. Новый удар застал ее врасплох, и она извивалась на полу, как в кипящем масле, пока движения не сошли на нет. Слишком просто для такого проклятья. Что-то не так. Белая змея на полу взмывает вверх, пробивая крышку. Щепки разлетаются в стороны, и на нас падает потолок. Гончая Кон, выполняя приказ, набрасывается на Итадори с Кугисаки, отбрасывая мощным ударом на улицу. Я успеваю перекатиться клубком в сторону от надвигающей огромной колонны. Как же он мне уже надоел. Уже два часа пытаемся подавить проклятого змея своими техниками, чтобы сейчас он, как воздушный, улетел от нас. Ну уж нет. Я не намерен больше оставаться в этом городе, поэтому следует закончить сегодня. — Нуэ! — послушная птица возникает из тени и отправляется вслед за змеем. Секунды спустя белой лентой дух падает предо мной. Замахиваюсь, готовый совершить последний выпад, но взбешенная змея скачет по обломкам влево. Боковым зрением улавливаю только поднявшихся на ноги друзей. — Кажется, мы закончили … — отряхивает плечи от пыли и грязи Юджи. Змей выкручивается наизнанку, увеличиваясь в размерах. Клыки, сравни с ладоням взрослого человека, готовятся впиться в жертву. Реагирую молниеносно, скрепляя пальцы замком: — Расширение территории. Сад теней Химеры. — Как это сделать? — Никак. Не существует инструкции по этой технике, но я могу сравнить это с математической гипотезой Римана. Ты имеешь простые навыки мага, доступные на любом уровне. Сколько существует видов этих техник — неизвестно. Вычислив последовательность этих техник, соизмерив их действие и силу, ты сможешь установить закономерность своих техник, что позволит тебе использовать расширение территории. Понял? — Нет. — Вот это и проблема. Ты уже произвел расчет, и все готово, тебе лишь нужно провести две линии знака ровно, что дадут тебе результат. Две линии: прошлого и будущего, что никогда не пересекутся, но лишь путь, что они проходят вместе, дают тебе твое настоящее. Не моя вина в том, что у меня нет семьи. Нестираемое пятно с холста. Самостоятельная прогулка до школы, драка с хулиганами на спортивном поле, недопонимание с сестрой, оплакивание смерти матери, неизвестное положение отца. Пережито и заперто навсегда замком времени. Пустота между ними — это промежуток к новому. Новая полка для книг, заливной смех, тренировки, вечерние посиделки за фильмом, нежные и смущенные поцелуи. Предстоящий день за воротами сегодняшнего. И что будет в следующую секунду? На развалинах бревен угольным полем, раскинувшись вокруг, появляются темные силуэты. Красный купол сменяет звездную ночь, оставляя меня один на один с белым змеем. Вычеркиваю знак равенства, и тени накидываются на духа. В два шага оказываюсь позади него и хватаю изворотливую тварь, подставляя точно под когти гончей. Она беспощадно разрывает плоть, и во все стороны летят ошметки мяса и крови. Вакуум падает стеной, возвращая меня к реальности. Медленно роняю себя на колени, приходя в себя после свершенного. Все как и говорил Годжо-сенсей. Я освободил разум, сложив всего себя в пример и вычеркнув знак равенства. Примирение двух времен в сумме дает мне сей момент. Уже предвкушаю реакцию Нобары и Юджи, делая пару вздохов, собираюсь подняться. Резким движением меня хватают за волосы и больно оттягивают вверх. Чувствую, как длинные ногти впиваются в кожу, но не глубоко. — Сукуна, — шипя выдаю я. — Давно не виделись, Фушигуро, — злостный оскал и взирающие четыре пары глаз встречают меня в паре дюймов. — Что надо? — не вижу поводов церемониться, ведь нам нужно еще забрать вещи из дома, чтобы отправиться обратно в колледж. — Какая невоспитанная нынче молодежь. Я специально решил почтить тебя личным визитом, чтобы выразить свое восхищение твоими способностями. Наконец-то я увидел что-то действительно впечатляющее, — разжимает хватку двуликий, начиная поглаживать меня по голове. — Спасибо, а теперь сгинь, — грубо выдаю я, уклоняясь от нового прикосновения. За подобную благодарность мне приходится отплатить разбитым носом. Не такого ждал Сукуна, поэтому решил позволить себе немного побыть воспитателем и преподать парочку уроков. — Не стоит впредь бросаться такими необдуманными словами. Не забывай, кто перед тобой. Обычный бы маг «извинился» своей смертью, но ты, Мегуми, особенный! — физиономия Ремена была полна безумия, поэтому действительно не следовало его провоцировать. — Ты не тот слабак, в чьем обличие я, к сожалению, сейчас перед тобой предстою. — Это не так, — пытаюсь сохранить спокойную ноту разговора. — Именно так! Поразительный набор способностей, не то что этот слизняк, — указывает Сукуна на себя. — Ну ничего, недолго осталось его терпеть. — Что ты задумал? — конечно же, не просто так он столько времени отмалчивался. Наверняка пытался найти повод забрать контроль полностью. — Пока вы тут разбирались со своими сопливыми чувствами, мои друзья отыскали недостающие пальцы. О, Махито, ты вовремя, — он перевел взгляд на стоящего позади проклятья. — Приветствую вас, повелитель, — Махито подошел ближе и протянул Сукуне горсть пальцев, которую тот сразу же выхватил и принялся пересчитывать. — Тут не достает всего одного. Ханами его сейчас разыскивает. Двуликий усмехнулся и уже потянул ко рту один из пальцев, но вдруг его рука отбросила палец и ударила себя по лицу. Он даже не стал уворачиваться от удара и не произнес и звука, когда кулак впечатался в скулу. — Маленький паршивец, чтоб тебя! Вздумал бунтовать?! Махито! Дух поднял меня с земли и встал позади, плотно прижавшись к моей спине. Его руки со швами сжали мою грудную клетку так, что попытайся я сделать хоть какое-то неосторожное движение, то ребра треснут. — Слушай внимательно, поганец, попытаешься забрать контроль и помешать мне, Махито превратит Фушигуро в сыр Эмменталь с помощью своей инертной трансформации. Так что выбирай, кого ты решишься спасти: мир или своего дружка, — он опустился вниз, поднимая палец, лежащий у моих ног. — Ох, прости, Фушигуро, ничего личного. Я уверен, что ты выживешь после такого, но захотим ли мы в этом убедиться в реальности, решать Итадори.