Письмо

— Что? Умираю? Что за бред? Сакура смотрит в лицо Наруто и пытается понять — шутит? Вообще-то дурацкая шутка, если что. Такой настроение точно не поднимешь! — А разве нет? Сакура-чан, ты… Наруто, потерявший дар речи, — о, это зрелище дорогого стоит. — …так ты… в порядке? В этот ранний час их только трое на кухне. Сакура держит на весу чайник с кипятком, два стакана и очень хмуро смотрит в засиявшие радостью небесно-голубые глаза. Рядом с Наруто такой же ошарашенный Какаши. Да что происходит? — Я не понимаю, о чем вы тут толкуете, но если еще раз заговорите про мою близкую смерть, окажетесь на улице. И мне плевать, что буря не улеглась. Идиотский юмор с утра пораньше должен быть наказан! Почему-то сердце колет нехорошим предчувствием. С чего вдруг Наруто спросил о том, не хочет ли она в последний раз повидать родные места? Попрощаться с друзьями? Неужели снова Саске что-то придумал и заставил всех в это поверить? Да почему он никак не оставит ее в покое?! — Сакура-чан, не злись, даттебайо. Мне пришла записка от неизвестного человека. Там был этот адрес. Мы сразу собрались и поехали. Какаши сидит молча, глядя в пол, сжимая в широких ладонях кажущийся таким маленьким стакан с водой. Какаши… сердце до сих пор вибрирует где-то в горле от простого осознания его близости. Один взгляд на него и внутри все поджимается, дыхание обжигает легкие, а руки… Кончик чайника тихонько дребезжит о край кружки, пока Сакура наливает кипяток и пытается не выдать накатившее волнение. Чайные листы распускаются на дне, наполняя теплый пар ароматом жасмина, но успокоиться это не помогает. Неприятная мысль холодным потом обжигает спину: — Вы же не думаете, что это я написала? Сакура резко ставит цокнувший крышкой чайник на стол и сверлит Наруто подозрительным взглядом. Тот отрицательно мотает головой, придавая ей ускорение с каждым миллиметром сужающегося раствора век бывшей сокомандницы. — Нет-нет, Сакура-чан, конечно, нет! Она спокойно убирает чайник обратно на плиту и примирительно протягивает Наруто горячий напиток. Старательно отводит взгляд от сидящего всего в двух шагах от нее Какаши, очень старательно пытается не замечать его. Слишком старается, наверное. Будь на месте Наруто бабуля Чие, давно бы заметила и высказалась. Пустила бы, словно невзначай, провокационный вопрос, мол, чего это ты, Сакура, не наливаешь чай гостю? Чего не спросишь, как ему спалось? Даже не посмотришь на него? Но Сакура никак не может посмотреть на него, потому что ночью… — Для протокола: я ничего никому не писала! Вообще никого из вас не хотела видеть! Некоторых — до сих пор не хочу… Ночью она заснула в его объятиях, выплакав обиду, выговорив то тяжелое, что давило сердце последние месяцы, что мешало дышать полной грудью и свободно жить. Наплевав на гордость и страх выглядеть жалкой, послав к черту нормы приличия и возможные последствия, проговорила, утопая в слезах, все, что накопилось. А он выслушал. — Я понимаю, Сакура-чан. Поверь, я отлично тебя понимаю. Но ты не должна нести это бремя одна. Если бы я только знал, что происходит. Если бы только знал… Когда она называла его обманщиком, предателем, подлым ублюдком, обещала ненавидеть всю свою жизнь, гнала прочь, проклиная и призывая на его голову кары небесные, когда врала про то, что у нее теперь другой, — он слушал и молчал. Почти все время молчал, стойко принимая удары и оплеухи. Только сильнее прижимался к ней лицом и бормотал «Прости».  — Так значит вы приехали, потому что думали, будто я умираю. Чтобы типа не брать грех на душу? Покаяться перед умирающей и спокойно жить дальше? Странно, но его неожиданные слезы размыли до нечитаемого текст последнего письма. Сакура не могла вспомнить ни строчки из выученной наизусть издевки. Не могла бросить ему в лицо его же собственные признания. Обессиленная, она упала на колени с ним рядом и, вжавшись заплаканным лицом в его плечо, очень долго рыдала, вытаскивая наружу запрятанную боль и доверяясь тому, кто однажды уже предал ее. — Мы приехали, потому что наконец-то нашли тебя, Сакура-чан. Так и провалилась в сон, стоя на коленях, обнимая его под мышками, нашептывая не сходившее с языка «Как ты мог?» и не получая ответа. Только его теплые ладони, выписывавшие круги на ее спине, его горячее дыхание, стекавшее по ее волосам с затылка на плечи, громкий стук его сердца, перекликавшийся с ее собственным, и тысячное «Прости». Ни оправданий, ни причин, ни глупой лжи. — Вы искали меня? Зачем? Утром она проснулась в своей кровати, первые секунды не помня о случившемся ночью, прислушиваясь к шороху песка за окном, просто радуясь легкости, бодрости и хорошему настроению, льющимся через край. Первые пару секунд… пока не поняла, что сзади кто-то лежит, обнимает ее за талию, и чье-то дыхание теплыми волнами плещется у виска. Его дыхание. — Я очень виноват, Сакура. Никак не могу себе простить, что сразу не увидел, как между тобой и Саске пролегла пропасть. Как ты стояла на краю и некому было подать тебе руки. Виноват, что ничего не сделал потом, хотя знал о приезде Саске в Коноху. Не поговорил ни с ним, ни с тобой. Видишь, Сакура, я не помог тебе. И ему не помог. Но теперь... Его взгляд был еще сонным, а лицо при свете дня казалось несоразмерно взрослым, когда она неловко повернулась, протянула нерешительно ладонь, чтобы коснуться его щеки, когда бесконтрольно опустила взгляд на его сомкнутые губы. Приоткрывшиеся в ответ на ее внимание. Ждущие. — Я помогу. Какаши оказывается за спиной так быстро, что Сакура не успевает отказаться. Да он и не спрашивает. Встает рядом, запирая собой, обхватывает руками, прижимается. Сакура замирает, окруженная теплом его тела. Мыльная губка выскальзывает из пальцев, край тарелки упирается в металлический каркас мойки, весь мир замыкается на ощущениях, когда его пальцы накрывают ее руки. Его голова чуть выдается над ее плечом, кончики седых волос щекочут ей щеку, пока Какаши сосредоточенно намыливает тарелку, включая воду и смывая пену вместе с остатками еды. И в этом не должно быть никакого сексуального напряжения. Но Сакура поджимает пальчики на ногах от скрутившего внутренности возбуждения. Да уж… Похоже теперь ей придется привыкать к его постоянному присутствию рядом. Потому что… — Эй, Какаши, ты как-то слишком близко стоишь к Сакуре-чан. Отодвинься немного, это… Наруто не успевает договорить. Его смущенно-нравоучительная фраза обрывается холодным, презрительным, оглушающим голосом Саске: — …мерзко! Она поверила ему. Глядя в чуть припухшие от вчерашних слез глаза, отмечая умоляющую кривую сдвинувшихся к переносице бровей, впитывая каждое движение пугливых губ, поверила. Стало совершенно безразлично, почему Какаши написал то письмо. Словно и не было вовсе страшных слов, хранимых до сих пор среди документов. Сердце уговаривало простить. Торговалось, угрожало, впадало в депрессию. И победило. Сакура поверила. Когда в тишине раннего утра под жесткий шелест песчаной бури Какаши сказал «Я люблю тебя» — ответила, смаргивая слезы радости, приблизившись к нему на расстояние выдоха: «Знаю». Он потянулся к ней, почти коснувшись губ губами, приподнялся на локте, нависая сверху. Застыл, испугавшись собственного порыва, спрашивая разрешение одними глазами. Сакура улыбнулась, зажмурилась и подалась вперед, чтобы замереть окрыленной птицей от первого же прикосновения. Звон разбитой тарелки прокатывается по натянутым нервам, предвещая бурю. Какаши кидает, не глядя. Ориентируясь по звуку голоса и промахиваясь лишь на доли сантиметра. Говорит резко, словно плюет или бьет. — Заткнись. Разворачивается, забирая с собой тепло и покой. Закрывает ее спиной, как будто готовится защищать от врагов, и Сакура вспоминает сказанное им совсем недавно «Я никому не позволю больше обидеть тебя. Убью любого. Любого», поворачивается следом, но теряется за его широкой спиной, за разведенными в стороны руками. — А то что, сопляк? Пожалуешься мамочке? Саске презрительно смотрит на усеявшие пол мелкой крошкой осколки и демонстративно цыкает. Наруто вскакивает быстрее, чем Какаши успевает дернуться. Заслоняет друга и вытягивает вперед руки. Испуг на его лице не кажется наигранным. — Эй-эй, вы чего? Успокойтесь! Вы же не хотите тут подраться? Прекратите сейчас же! Сакура, скажи ему! Он не уточняет кому, но Сакура и так понимает: не бывшему мужу— Какаши. Не успевая придумать правильный аргумент, просто обхватывает руками, вжимается лицом ему в спину, тянет на себя, шепчет, упрашивая: — Не надо, пожалуйста… Шепчет, не переставая. Шепчет, пока не чувствует, как расслабляется его тело под ее руками. Пока он не накрывает ее ладони своими, пока не кивает едва заметно, обещая не лезть нарожон. Но Сакура все равно шепчет. Словно молитву, потому что боится. Боится потерять его теперь, когда только… Он целовал ее щеки, скулы, подбородок, отводя со лба прилипшие после сна пряди, поглаживал кончиками пальцев, скользил всей шириной ладони по горячей коже, проводил большим пальцем полукруги от уголка губ к уху и назад. Говорил ей постоянно, срываясь между поцелуями, как любит. Как сильно скучал. Какая она красивая. Прижимал ее к себе и замирал в этом объятии, словно прислушивался. Или запоминал. И Сакура замирала рядышком с ним. Впервые за долгое время полная тихой радостью. Впервые не сомневаясь, не боясь, не думая о том, что за счастье всегда приходится платить. Саске обходит Наруто, толкая его в бок. Не глядя, как вслед за другом падает на пол с грохотом посуда, стулья, как заваливается обеденный стол. Подходит и встает вплотную перед Какаши. Смотрит в упор, не давая даже секундной передышки. Безумная ненависть в чернильных глазах закипает красным. — Отойди от нее, недоносок. Убери свои руки от моей жены. Цедит каждое слово сквозь зубы. Ядовито, медленно, почти ощутимо морозно. Совсем не слышит, как уговаривает его Наруто, поднявшийся с пола и тянущий его за руку назад. Не обращает внимания на плач бывшей жены, о чести которой неожиданно решил позаботиться. Какаши делает шаг вперед, оттесняя Саске, по-прежнему закрывая собой Сакуру, не теряясь под напором лютой злобы, готовый драться, если придется. И все же, верный безмолвному обещанию, не начинает первым. — Уже не твоей. Сакура чувствует, как напрягается тело Какаши, приготовившись к драке. Чувствует его попытки предугадать удар. И тут же размыкает объятия, кладет ладони ему на плечи, освобождая от необходимости сдерживаться. Делает шаг назад. Прячется за его спиной, позволяя быть тем, кто больше не позволит ее обидеть. Только жмурится покрепче, услышав гортанный крик бывшего мужа. Слишком знакомый крик. За ним всегда тянулась боль. — Саске! — Тихий голос Итачи останавливает занесенный было кулак брата. Этот кажущийся болезненно-слабым голос Итачи останавливает всех в небольшой кухне. Одергивает, словно заставляет пробудиться от кошмара. — Перестань… Он подходит ближе, становится между двумя самыми дорогими ему людьми, разводит руками их в разные стороны. Все дальше от себя, все дальше друг от друга. Смотрит грозно то на одного, то на другого. Отчитывает: — Вообще-то, устраивать драку на кухне у бабули Чиё опасно. Если она услышит, как вы громите ее дом, вам точно не поздоровится. Она придет и прибьет вас. И тут уже никто не поможет. Каким-то непостижимым образом сказанные самым серьезным, почти пугающим тоном слова заставляют всех расслабиться и улыбнуться. Наверное, каждый сейчас представлял страшную в гневе пожилую леди со спицами в руках, идущую стеной на негодных нарушителей спокойствия. Сакура прыскает от смеха в кулачок, старательно заглушая неприлично-громкий звук. Но вдруг слышит ответный смешок, сопровождающий признание Наруто. — Это точно. Даже я ее боюсь, — он обхватывает себя руками и делает испуганное лицо. Подхватывает Саске под локоть и незаметно отводит подальше, в другой угол кухни. — Она еще вчера так на меня смотрела, что я почувствовал себя маленьким нашкодившим мальчишкой. Знаешь, мне даже захотелось убежать или спрятаться. — Правильно делаешь, что опасаешься ее, между прочим. Она только на вид такая милая, уж я то знаю, о чем говорю, — чего только не повидала с ней… — Сакура выглядывает из-за спины Какаши и, убедившись, что ситуация под контролем, присаживается, чтобы собирать валяющиеся на полу осколки. — Это она-то милая? — приходит черед удивляться Какаши. Саске сбрасывает руку Наруто, отходит к окну, отворачивается от всех и вдруг — ни с того ни с сего — говорит спокойным, совершенно нормальным голосом: — Я уезжаю через десять дней. Слышал, ты скоро умрешь, Сакура, так вот я приехал попрощаться и… Она не выдерживает первая. Смеется уже в открытую, упираясь лбом в изгиб запястья, пока собранные куски тарелок с предательским звоном сыплются обратно на пол. Ее всю трясет то ли от смеха, то ли после пережитого стресса. Следом начинает хохотать Наруто. И Саске оборачивается в недоумении, не злясь больше, но отчаянно пытаясь понять — что, собственно, такого смешного он сказал? — Хотела бы я знать, кто у нас так по-дурацки шутит. Посмотреть бы на этого любителя розыгрышей. Какаши присаживается рядом и помогает убрать мусор. Он быстро и ловко вкладывает куски помельче в большие, компонует их и относит к стоящему под раковиной ведру. Сакура отдает последние, когда на кухне становится вдруг слишком тихо. Оборачивается к подошедшему Итачи, берется за предложенную руку, поднимается с колен, ласково улыбается, глядя в озорные черные глаза. — Прости, старшая сестренка, но кажется, этот любитель розыгрышей — я. Старческий голос заставляет вздрогнуть всех, застывших в ошеломленном молчании: — А я говорила тебе, что идея дурацкая. Надо было написать, что она замуж выходит. У меня и фото ее есть, где она с Сасори за руку идет. А ты заладил свое «умирает»… Какаши вскидывается, заслышав про другого мужчину, смотрит пристально в удивленные от понимания вскрывшегося заговора Итачи и Чие глаза Сакуры, кулаки сами собой сжимаются в карманах штанов. — Тогда бы Какаши не приехал. Этот придурок чуть не умер ради Сакуры, ради ее свободы. Думаешь, побежал бы отбивать ее из-под алтаря? Скорей пожелал бы счастья влюбленным и остался сидеть в Конохе. Я тебе отвечаю. Итачи подходит к Сакуре и протягивает ей какие-то листы. Кладет руку на плечо, заставляя посмотреть на себя. Нагло игнорирует устремленный на него яростный взгляд ошеломленного предательством друга. — Это документы о разводе. Настоящие, а не та липа, которую тебе подсунул мой брат год назад. За них Какаши дрался насмерть и почти умер. Сакура берет бумаги в руки, смотрит невидящим взглядом, строчки с именами и датами плывут перед глазами. О чем это Итачи сейчас сказал? Какаши дрался насмерть? Почти умер? Из-за нее? Ее покачивает от обрушившихся новостей. От сказанного тихо «Зачем ты ей рассказал?», от виновато-презрительного взгляда Саске, от слез в глазах бабули Чиё. Похоже, все в этой комнате знают. Все, кроме самой Сакуры. Она делает шаг назад, упираясь бедрами в край тумбочки, прикрывает рот ладошкой, пытаясь сдержать подступившую рвоту, пытаясь не закричать, обводит глазами всех собравшихся, считывает ужас, удивление, осуждение. И только на Какаши не может поднять взгляд. Шепчет судорожно, прежде чем выбежать в коридор: — П…простите… кажется, меня сейчас стошнит… Едва-едва успевает до туалета.