Берега

Хаширама стоял склонившись над землей, и с его лица падали тяжелые розоватые капли – прямо в траву под ногами. Он старался не смотреть вниз. Со стороны парильни к нему направлялся Тобирама, в руках у которого была тяжелая деревянная кадка. Вода плескалась в ее прочных стенках, холодная и чистая. Тобирама опустил кадку перед братом, присаживаясь на корточки рядом и наблюдая за тем, как Хаширама запускает руки в розоватых разводах в воду, чтобы плеснуть ее себе на лицо. - Тока сказала, что Тайки и Сатома поднимали его с земли, когда она его нашла. Если они как-то повредили его рану, поднимая тело на носилки, то это, конечно, объясняет, как кость прошла в артерию, но… Реакция Токи удивительно быстра. Это кольцо явно было спонтанным решением, но как она успела…Хотя я все же думаю, что это случилось уже в дороге: сломанная рука не была зафиксирована, и кость свободно двигалась в ране, так что легко могла зацепить артерию. Однако Тока все равно сработала чисто и быстро. Скорее всего, она сразу воздействовала чакрой на всю рану не разбираясь, а потом пригляделась и нашла место, которому требовалось особое внимание, и сконцентрировала силы там. Нужно спросить ее, когда она вернется, как было де… - Зачем? – Хаширама резко распрямился, жестко глядя на брата и снимая с плеча сухое и вытертое многочисленными стирками полотенце. - Что «зачем»? – не понял Тобирама, сдвинув брови к переносице. - Зачем тебе знать, как именно его кость проткнула артерию? - Чтобы рассказать Канаэ, как это случилось, зачем же еще? – Тобирама хмуро посмотрел на брата, спрятавшего на миг лицо в полотенце. Хаширама отнял полотенце от лица, и остывшую кожу неприятно защипало. Вода омыла и освежила мелкие ранки, которые у него не было сил (или желания?..) лечить сейчас. Хотя его запаса чакры хватило бы с головой на столь простую и быструю процедуру. Ему даже не пришлось бы складывать печати. Это не заняло бы и половины минуты. Будь у него хотя бы половина минуты, Тетсуя был бы жив. - И что, по-твоему, Канаэ захочет знать, как это случилось? – Хаширама отбросил полотенце, и оно упало в розовую воду, соскользнув с борта кадки. - Конечно, а кто не захотел бы? – губы Тобирамы едва заметно и нервно искривились. - А ты сам хотел бы знать, как именно раскрошившаяся кость протыкает самый большой сосуд тела и держится только на слабенькой технике, которая в любую минуту рассеется? Тебе интересно было бы послушать, как кровь хлещет фонтаном оттуда, если хотя бы попытаться ее зафиксировать? – голос Хаширамы понизился до угрожающего шепота, - почему это вообще должно быть важно для Канаэ? Она потеряла без двух минут мужа, а ты хочешь поподробнее расспросить Току о том, как она наложила эту проклятую стяжку! - Да что ты… - Кому какое дело, как он умер? Разве мы и так не знаем, что к этому привело? - Знаем! – громко отозвался Тобирама, чуть подавшись вперед, чтобы прошить Хашираму острым прямым взглядом, - знаем, его убили Учиха, как и всех остальных, кого мы похороним сегодня, брат. Может, об этом с ней поговорим тогда? Хаширама поджал губы, заглядывая в помутневшую воду, на поверхности которой плясали слабые солнечные блики. С каждым разом все это лишь тяжелее, хуже, больнее. С каждым днем Хашираме все труднее напасть хоть бы и на слабые следы воспоминаний о том, почему вообще все это началось. Почему сегодня погибло еще двенадцать членов его семьи и еще один. Хуже знания о том, что сегодня, завтра и всю оставшуюся жизнь ему придется отдать войне, только не знать, чья она, эта война. Не помнить и не понимать. - Всех их сегодня забрала война, как и вчера, как и всегда, - огрызнулся Хаширама, - все и всегда умирают – так это и бывает, если годами сражаться непонятно за что, как у нас это заведено… Я только не понимаю, как это и рассказ о костях Тетсуи может помочь Канаэ смириться с тем, что его нет. Учиха скажут то же самое своим женам про нас, и что? Кому это поможет сегодня спать спокойно? Ты бредишь, Тобирама. Ты точно бредишь. Последние слова Хаширама выплюнул, казалось, со вкусом крови Тетсуи, которая будто теперь была везде. Он действительно проглотил часть, или его чувства обманывают его? Встав в полный рост, Хаширама поднял с земли кадку, окончательно топя в окровавленной воде полотенце. - Говори с ней сам, братец, - Тобирама мстительно сверкнул глазами, - ты, конечно, подыщешь слова получше. Хаширама ничего не ответил. Слабый ветерок холодил влажную еще кожу на лбу, когда он стремительным шагом направлялся обратно к главному дому.

***

Канаэ сидела на полу рядом с бездыханным телом Тетсуи, опустив голову. Ее губы беззвучно шевелились – она молилась. Руки крепко сжаты в замок, а полы юкаты утонули в луже запекшейся крови, которую некому было смыть до прихода Канаэ. До того, как она своими глазами увидела прорвавшийся сосуд и ужас, навсегда застывший на лице Тетсуи. Хаширама остановился в дверях, невидящим взглядом озирая комнату. Остальных раненных и выживших из нее давно перенесли в подобие лазарета, под который временно оборудовали комнату для собраний в главном доме. Там ежеминутно их проверяли ирьенины и остальные неравнодушные к общей беде, которой, без сомнения, было каждое ранение каждого воина Сэнджу. Одна только Канаэ замерла над телом погибшего Тетсуи и не стремилась разделить общее горе. У нее было свое. Канаэ даже не обернулась. Только руки ее разжались и безвольно легли на кусок ткани, покоившийся на ее коленях. - Теперь я выйду за его младшего брата, когда он станет совершеннолетним, как и обещала его родителям, - тихо сказала она, и Хаширама медленно, с трудом заставил себя посмотреть ей в затылок. - Ты… - Я не против. Это уже не важно, - Канаэ не шевелилась. Хаширама перевел взгляд на ее ноги, сложенные в смиренной позе. К горлу подступил комок тошноты, а руки и ноги охватила трусливая слабость, так похожая на остаточное покалывание от сконцентрированной чакры. Но – простое человеческое холодное онемение. Месяц назад Тетсуя пришел к нему и просил засвидетельствовать предложение брака, которое он собирался сделать. Тетсуе исполнилось восемнадцать, и он был готов. Хаширама не хотел и не мог отказать его наивной и полной надежды просьбе. Вечером того дня он и родители Тетсуи пришли в дом родных Канаэ, и Тетсуя попросил ее руки. А теперь Канаэ сидела в луже его крови. - Мать сказала мне: «выходя за мужчину этой семьи, прежде прочего, приготовь две вещи: свадебный наряд и кекатабира. Неизвестно, что пригодится тебе раньше». Хаширама посмотрел на кусок ткани, который Канаэ теперь оглаживала руками. И сразу закрыл глаза, на мгновение зажмурив их. Словно сейчас откроет их, и все это – просторная комната, кровь на дощатом полу, багровые бинты, окоченевшее тело Тетсуи и сидящая рядом с ним Канаэ – развеется дурным сном. - Вот я и узнала, - сдавленно проговорила Канаэ. Он открыл глаза, но комната, кровь, бинты, Тетсуя и Канаэ никуда не исчезли. - Ты… - прохрипел Хаширама, борясь с приступом подступающей тошноты, - тебе не обязательно выходить за его брата. Если ты не хочешь… - Это уже не важно, - повторила девушка, скосив взгляд на Хашираму. Веки ее были опухшими и слегка покраснели. Хаширама нервно сглотнул, не решаясь отойти от створки сёдзи и сделать шаг вперед, к Канаэ. Да и зачем? Утешить ее? Поддержать, сказав, что Тетсуя был отличным воином и просто хорошим человеком – то есть, еще раз напомнить ей о том, что она потеряла? Что все они потеряли. Хаширама с тревогой признавал: думать о цифрах больше не получалось. - Я омою его тело сама, - Канаэ опустила пустой взгляд на ткань в своих руках, - не волнуйтесь, Хаширама-сама, все будет быстро. Горло Хаширамы, казалось, вот-вот раздуется и лопнет от все разраставшегося кома внутри. Он не мог, хотя и хотел ответить ей, но что-то в ее голосе странным образом пугало его, не давая собраться с силами. Он лишь малодушно мялся в дверях, глядя ей в спину и мечась между желанием немедленно уйти и долгом главы клана. Главы, который даже слова из себя выдавить не может, когда это так нужно. Впрочем, нужно говорить было, скорее, Хашираме. Канаэ лишь продолжала смотреть на свои колени, укрытые тканью савана, и тихо молиться. Как ни странно, вовсе не ей требовалось сейчас утешение. - Лучше пусть мужчины сделают это… и родители Тетсуи. Одной тебе будет тяжело, - на выдохе проговорил Хаширама, - смерть Тетсуи не только твоя потеря. Зачем он что-то объясняет ей? Зачем вообще открыл рот, если ничего вразумительного сказать так и не смог? Да и что здесь скажешь?.. - Да, Хаширама-сама, - тихим голосом ответила Канаэ, качнувшись вперед, точно хотела поклониться не то ему, не то бездвижному телу Тетсуи. Руки ее сгребли белую ткань и крепко сжали. Хаширама снова прикрыл глаза. С каждым разом это все труднее. Закрыть бы ему глаза, открыть – и чтобы все это развеялось дурным сном.

***

- Хаширама…сама, - Тока нерешительно заглянула в щелку, образованную створками сёдзи. Последние несколько минут Хаширама сознательно игнорировал этот надоедливый звук – стук костяшек ее пальцев о деревянную решетку. Надеялся, что Тока просто сдастся и уйдет восвояси. Поймет, что он не хочет говорить, не хочет никого видеть, что ему нужно хотя бы на пару минут остаться одному. Но – нет. Хотелось бы верить, что у нее что-то действительно важное. - Тобирама-сама просил передать, что погребение откладывается на четыре часа. Тела еще готовят. Вот как. Хаширама перевел на Току ничего не выражавший взгляд, а затем медленно выдохнул, стараясь выпустить с воздухом хоть грамм схватившей и сжавшей в кулак все его внутренности тяжести. Но ничего не произошло. - Нужно мое участие? – ком в горле все еще мешал говорить и дышать. Пусть скажет «нет». Пусть просто скажет «нет» и оставит его в покое. - Нужно, - Тока коротко кивнула. Конечно, нужно. Всегда нужно. Он ведь глава клана. Глава, который во всех смыслах ответственен за двенадцать похорон и еще одни. Что-то внутри у Хаширамы с оглушительным и слышным лишь ему одному треском и грохотом рухнуло вниз, и его взгляд, в котором мелькали, хаотично сменяя друг друга, какая-то невнятная тревога и раздражение пополам с мольбой, остановился на ее лице. Как будто, если только она разрешит, он не встанет с пола, не оправит мятую рубаху всю в запекшейся крови, не пойдет за ней туда, где он нужен больше всего. Только одно маленькое «нет». Всего один раз. Разве это так уж много, так невозможно? - Пойдем, - тихо проговорила Тока. Хаширама обнаружил ее стоявшей над собой и пристально смотревшей ему в лицо. Скажи «нет», просто разреши остаться здесь. Пара минут. Ему не нужно больше, чем всего пара минут. Он с натугой поднялся с пола, одергивая неприятно льнувшую к взмокшей от невыносимой духоты груди рубашку. Тока широко раздвинула сёдзи, пропуская его вперед. Туда, где он – снова – был нужен больше всего.