Берега

Тобирама смотрел на поселение Сэнджу с высоты жалких нескольких метров, ловко балансируя на корточках на скользкой коре тяжелого дуба, укрывавшего главный дом от солнца с южной стороны. Одна его рука безжизненно свисала вниз, слабо упираясь локтем в согнутое колено, а другая подпирала острый подбородок, то и дело потирая губы, над которыми выступала легкая, но ощутимая испарина. Три недели. Три недели без боя, три недели без дела. Это дерево – его осторожная попытка спрятаться от крадущихся за ним по пятам смутных гнетущих чувств, которые за последние дни стали более чем осязаемы. При этом, разумеется, оставив их в строгой тайне от всех, кто мог бы заметить его странные терзания, и особенно от Хаширамы. От старшего брата, который нанес Тобираме серьезную обиду, по силе сравнимую с ударом ножа в спину и последующим увлеченным проворачиванием этого ножа в кровоточащей ране. Впрочем, даже тупая боль от этой раны, с которой Тобирама засыпал и просыпался последнее время, меркла на фоне мыслей еще менее приятных, однако одолевавших его еще противившееся этому сознание. Забравшись сюда, он рассчитывал подумать в одиночестве. Это было хитро и умно – спрятаться ото всех на самом видном месте. До тех пор, пока его не окликнули снизу. Очевидно, кто-то настолько же хитрый и умный. Тобирама опустил глаза к земле – Тока. Разумеется. Его женское отражение, честное и прямое зеркало, в котором Тобирама нет-нет, но видел себя и изредка, в моменты особенного великодушия к миру и не особенного самолюбия, сталкивался с мыслью о том, как, должно быть, бывает Хашираме тяжело с ним. Впрочем, дымка самокритики рассеивалась так же скоро, как затуманивала его взор. Жаль, что Тока явно рассеиваться не собиралась, повторяя его имя еще раз. Тобирама сосредоточил взгляд на ней, не шевелясь. - Слезай, - велела Тока, - это мое место для размышлений. Тобирама криво усмехнулся, впрочем, не нарушая своей позы: - И что же, стащишь меня отсюда? - Сброшу, - спокойно пообещала девушка, не отводя от него глаз, - я не шучу. Тобирама даже и не думал подчиняться, хотя его мышцы невольно напряглись: Тока не из тех, кто угрожает впустую, и с нее станется действительно сбросить его на землю. Конечно, она не быстрее и не сильнее него, но кто знает, что у нее на уме. Впрочем, настрой Токи оставался вполне миролюбивым, когда она повторила еще раз: - Слезай. Тобирама хмыкнул, пересев на ветке поудобнее и перенося вес тела на левую ногу, так, словно готовился в любую минуту спрыгнуть, уклоняясь от атаки. Девушка скрестила руки на груди, неотрывно глядя на Тобираму. Эту битву он проиграл: его взгляд скользнул с ее лица на макушку, а затем и куда-то за спину Токи, а губы сами собой выплюнули легкое неслышное ругательство. Тобирама ведь действительно хотел остаться здесь один. Ему необходимо было время на то, чтобы сжиться с поедавшими его изнутри неродными ощущениями, которые он только и смог что облечь в мысленном диалоге с самим собой в безликое и обобщенное “что-то не так”. Прыжок - и Тока уселась на корточках рядом с ним, принеся с собой легкое и едва заметное дуновение ветра, всколыхнувшее его волосы. Она скосила взгляд на Тобираму, тут же его отведя. - Я не шутила, когда сказала, что это мое место для размышлений. Это значит, что мне нужно побыть здесь одной. - Дерево не было подписано, - едко заметил Тобирама, возвращаясь к изначальной позе. - Тогда хорошо, что я сообщила лично - меньше бумажной работы. Тобирама перевел на девушку мрачный взгляд, но его губы помимо воли дрогнули в слабом подобии улыбки. Он ответил бы точно так же. Совсем как и она стал бы изводить собеседника до тех пор, пока тот не капитулировал бы и не ушел. И точно так же, как Тока, ждал бы, что этого все-таки не случится. - И что ты здесь делаешь? - Тока усмехнулась произведенному своими словами эффекту, тут же посерьезнев. В этом они отличались. Тока каким-то немыслимым образом умела быстро возвращать своему виду предельную монументальную серьезность, Тобирама же на какое-то время предпочитал задерживаться на стадии ядовитой иронии. - Пытаюсь поразмыслить, - он усмехнулся, - если это твое дерево для размышлений, Сэнджу Тока, то тебе ли не знать, чем здесь следует заниматься. - Никому не было дела до этого дуба несколько лет, Сэнджу Тобирама, и вот здесь ты. Думаю, ты размышляешь о чем-то очень серьезном, - ироничный тон Тобирамы ударился о холодную строгость девушки, мгновенно от нее отскочив. Тобирама уважительно и глубоко кивнул ее удивительно меткому комментарию. Идею о том, чтобы остаться с собой наедине и не быть замеченным никем ему пришлось теперь похоронить в братской могиле, где уже покоилась его уязвленная виною Хаширамы гордость. И - спокойствие, которое он утратил около недели назад, казалось, безвозвратно. - Пока моя все еще пустая угроза не воплотилась в жизнь, я настоятельно рекомендую тебе объяснить свое присутствие, - строго проговорила Тока. Близкими друзьями они никогда не были. Скорее, крепкими боевыми товарищами, делившими общие тягостные воспоминания о многочисленных сражениях, ранениях, потерях. Латавшими друг другу раны, устало и коротко шутившими о том, что смешным вовсе не было. Но все же не друзьями. Зато Тока была безусловно предана Хашираме. И Тобирама даже в самом глубоком отчаянии не мог представить себе, как делится с нею тем, что копил в себе последнее время. Не говоря уже о том, что ему и в целом несвойственно было выворачивать душу наизнанку. - Тогда я предлагаю тебе сразу столкнуть меня вниз, - Тобирама ухмыльнулся вновь. Что-то в его ответе насторожило Току, и она позволила себе повернуться к нему, впрочем, медля с тем, чтобы избавиться от непрошенной компании. Он продолжал сидеть рядом, сосредоточив свой взгляд на казавшихся бесконечными домах их поселения. - Очевидно, что ты не рад тому решению, которое принял Хаширама-сама касательно Учиха. Тобирама болезненно поморщился, все еще не удостоив Току взглядом. Как ни прискорбно было признаваться даже самому себе, решение Хаширамы было сейчас не самой большой проблемой, занимавшей его ум и сердце. - Хотя, думаю, есть что-то еще, что беспокоит тебя. Может, дело именно в том, что со смертельной раной Учиха Изуны, которую нанес ты, война подошла к концу? - Тока крепко обхватила рукой плотную и грубую ветку, словно опасалась теперь, что ее былую угрозу в жизнь воплотит Тобирама. Казалось, что, говоря, она вовсе не обращается к нему. - Ты не прекратишь? - Тобирама устало вздохнул. Тока, возможно, сама не представляла, как близка к истине была ее догадка. Это в какой-то степени обескураживало - как практически чужой ему человек сумел без видимых усилий приблизиться к его так тщательно оберегаемым чувствам? Тобирама никогда не был простодушным дурачком, который открыто демонстрировал любому любопытному богатства своего внутреннего мира, поэтому невольно на секунду задумался о том, как по-идиотски, наверное, выглядел, сидя на этом дереве и буквально воплощая собой всю скорбь и печаль вселенной. - Нет, полагаю, - Тока равнодушно пожала плечами, - и если ты все еще не ушел, то, вероятно, и сам не слишком стараешься сохранить свои тайны. Тока прищурилась, и ее острое казавшееся ему хищным лицо обратилось полностью к нему. Тобирама удивленно посмотрел на девушку, почти растеряв все свое вышколенное высокомерие. Ничто в ее позе, в ее лице не выдавало искреннего интереса или хотя бы просто неравнодушия, но она все еще сверлила его внимательным взглядом, явно готовая услышать все, что он пожелает рассказать. Тобирама стоически молчал. - А, - мягко усмехнулась Тока, отводя взгляд и расслабленно пересаживаясь на ветке, - дело в том, что с окончанием войны у тебя исчезла цель? Тока, кажется, специалист по гендзюцу, а не по техникам переноса сознания или чтения мыслей. По спине Тобирамы до самого основания шеи, а затем и дальше, спрятавшись во взъерошенных волосах, пробежал холодок, никакого отношения к легкому теплому летнему ветерку, гулявшему среди резных дубовых листьев, не имевший. Почему она спрашивает его… так? Тобирама поймал себя на том, что ждет от нее новых вопросов. Сейчас, когда она забралась так далеко, так глубоко - что она скажет дальше? Чем удивит его еще сильнее, заставляя лихорадочно соображать, не мог ли он обмолвиться о своих проклятых переживаниях с кем-то хотя бы полсуловом, чтобы… Хотя, признаться честно, говорить Тобираме в последнее время было не с кем. Обида на Хашираму, вызванная его предательством, оказалась сильнее стремления к его обществу, но никого ближе Хаширамы у него не было. Некому было ни выслушать, ни выпытать его мрачные секреты, и только Тока овладевала ими без его ведома, без спроса и без труда. Тока молчала. Тобирама боролся с желанием заговорить начистоту и попросить ее сбросить себя вниз, в траву, одновременно. Он был готов поклясться, что не окажет никакого сопротивления и примет удар мужественно, как и всегда. - Говори или уходи, - проговорила Тока, и ее вкрадчивый бесцветный голос отрезвил Тобираму с эффектом, который легко сравнился бы с впечатлением от неожиданной пощечины. - Ты права, моя цель уже не кажется мне такой понятной. - Почему? - Что? - Должна ведь быть причина, - девушка вздохнула, следя неторопливым взглядом за сновавшими от дома к дому и игравшими в салки детьми, казалось, совершенно не замечавшими двух взрослых, умостившившихся в раскидистых ветвях дуба. Тобирама хмыкнул безрадостно. Он, конечно, об этом пожалеет. - Есть причина, - нехотя отозвался он, все еще испытывая колоссальное внутреннее сопротивление. Если она такая умная, то пусть скажет это сама. До этих пор она не ошибалась. - Тобирама...сама, - последнее - чуть насмешливее, точно никакого “саму” она в нем не видела ни сейчас, ни вообще, позволяя себе с увлеченностью мясника ковыряться в его внутреннем мире, - ответь начистоту: что ты чувствуешь, думая о том, что твой самый главный враг повержен? Тобирама ощутил, как ладонь той руки, что крепко держится за ветку, потеет и немеет, грозясь соскользнуть и все-таки увлечь его на землю в неприятном, хоть и коротком падении. Он медленно повернул голову к Токе, чтобы увидеть, как по ее губам расползается слабо заметная ухмылка. Вот, значит, каким видят его окружающие в те секунды, когда он смакует свой триумф? Внутренности Тобирамы стянуло жгутом, и они точно покрылись коркой льда. - Ты своими руками убил Учиха Изуну. Это веская причина что-то испытывать, - легкость, с которой Тока говорила о пожиравшей его дилемме, не вызывала в нем ничего, кроме глубокого недоумения. Еще страннее, чем испытывать что-то подобное, было слышать об этом со стороны. От чужого человека. Как будто это было совершенно нормальным, как будто он действительно должен был что-то чувствовать. - Да. - Прошу прощения? - Да, - чуть громче проговорил Тобирама, прочищая горло и со слабым укором глядя на Току. - Я не забавляюсь, Тобирама-сама, - девушка открыто улыбнулась, нанеся его самолюбию и сознанию новый удар, - я всего лишь не расслышала твой ответ. Он был не очень уверенным. Тобирама насупился, сдвинув брови и снова от нее отвернувшись. Быть свидетелем чужой победы оказывалось сложнее, чем он мог предположить. - Значит, дело в Учиха Изуне. Ты потерял своего врага, которого так желал уничтожить, и теперь твоя цель кажется тебе весьма призрачной, - констатировала твердо Тока, снова изменившись до неузнаваемости в мгновение. Точнее он и сам не сказал бы. Вероятно, попытки прийти к этой форме выражения своих чувств отняли бы у него больше времени и поглотили бы больше его сил, чем потратила Тока. - Так что ты чувствуешь теперь? - Удовлетворение, - словно сам себе проговорил Тобирама, и Тока по одному только небу известным причинам не стала заставлять его повторять это. И он смог продолжить нехотя, переступая через самого себя, - и сожаление. Тока, казалось, нисколько не удивилась его ответу, продолжая рассматривать игравших и весело кричавших детей. Спустя некоторое время она все-таки заговорила: - Тебя это удивит, но все сейчас чувствуют что-то подобное. Когда ты привык к войне, жизнь без нее может оказаться сложной, - девушка ободряюще улыбнулась, и этот жест был поистине неожиданным, - но Хаширама-сама сказал свое слово, и нам придется мириться с новым порядком. Тобирама недовольно поджал губы. Снова она об этом. Помимо напоминания о случившемся, которое сделала Тока, разговоры об объединении с Учиха слышались буквально из каждого дома в поселении, и от раздражающих обсуждений было практически невозможно укрыться. Конечно, глупо было подумать, что после недавнего семейного совета, где Хаширама озвучил свое решение, толки стихнут скоро. Но для Тобирамы все это было куда серьезнее, ведь он считался негласным вторым главой клана и мог рассчитывать на осведомленность в отношении планов старшего брата. Вернее, думал, что мог. Но его эмоции завели его значительно дальше, чем он рассчитывал, и теперь дело было совсем, совсем не в мирном договоре и новых порядках, которые все Сэнджу приняли вслед за убедительной речью главы клана. Дело в Учиха Изуне, и с этим он был спорить бессилен. Удовлетворение и сожаление. Слабо верится, что Тока действительно его понимает. Губы Токи снова тронула полуухмылка: - Хотя, конечно, твой случай очень необычен. Вряд ли кто-то из нас скучает по своим врагам так, как ты. Тобирама дернулся, бросая на девушку быстрый нервный взгляд. Ее попытка поддеть его сработала, и теперь он злился на себя за то, что вообще заговорил. - Я не скучаю, - процедил мужчина сквозь зубы. - Я шучу, Тобирама-сама, - спокойно откликнулась Тока, меняя положение на ветке, точно готовилась к тому, чтобы спрыгнуть на землю, - однако… теперь, когда Хаширама-сама будет строить с Учиха деревню, где всем нам предстоит жить бок о бок с теми, с кем мы так долго воевали, может, ты сможешь найти себе нового врага. Или даже новую цель. С этими словами Тока ловко приподнялась на ветке на корточках, легко спрыгивая на землю, прямо в толпу детей, что тут же обступили ее, явно впечатленные эффектным появлением девушки. Недолго думая, она подхватила стоявшего ближе всех к ней мальчишку под руки, забрасывая его, безудержно хохотавшего, себе на спину, и побежала с поляны прочь, а дети бросились за ней, охотно включаясь в новую игру. Тобирама сидел точно молнией пораженный - он с трудом мог привести в порядок разбушевавшиеся чувства и обгонявшие друг друга мысли, стараясь осознать сказанное Токой и глупо глядя вслед удалявшейся и шумно кричащей при этом кучке детей. Наверное, именно поэтому он не сразу отреагировал так, как следовало. В секунду все его тело вытянулось и напряглось, а губы невольно приоткрылись в немом удивлении. Она сказала "деревня"?!