Берега

- Мадара-сама, - позвал голос из-за спины, и Мадара, выравнивая дыхание, мгновенно замер на месте. Он медленно расправил плечи, выходя из боевой стойки, и катана в его руках, с тонким свистом рассекая воздух, опустилась острым концом вниз, вспоров истоптанную землю. На подии показалась Каяо-баа: в костлявых сухих руках она держала небольшое судно с водой. Неторопливо, хотя, пожалуй, слишком уж проворно для женщины ее почтенного возраста сойдя с подия, Каяо-баа направилась прямиком к нему. Мадара утер пот, собравшийся под нижней губой, рукавом рубахи и сосредоточил взгляд на троюродной тетке. - Я принесла вам воды, чтобы умыться, - женщина протянула ему судно, тут же снимая с плеча заранее заготовленное полотенце. - Что-то с Изуной? - Мадара настороженно посмотрел ей в лицо, игнорируя судно и опуская катану в ножны. - Нет, - Каяо-баа ободряюще улыбнулась, взглядом указав ему на судно, и Мадара не смог сдержать облегченного выдоха. От Каяо-баа не укрылось мелькнувшее и тут же дотла прогоревшее волнение в его внимательных глазах, и потому, когда он наконец забрал у нее принесенную воду, женщина позволила себе окинуть Мадару каким-то теплым, заботливым взглядом, который наверняка заставил бы его с недовольством поджать губы, если бы он не отвлекся для умывания и мог видеть ее. Опустившись на корточки, Мадара ладонью зачерпнул прохладной воды, тут же поднося ее к лицу. - Изуна-сама отдыхает. Ему произвели все необходимые процедуры, - спокойно проговорила женщина, наблюдая за Мадарой. Мадара только кивнул ей в ответ, с удовлетворением ощущая, как вода смывает липкий пот и осевшую на коже пыль. Солоноватый привкус коснулся губ, и он невольно поморщился, поднимая судно повыше и щедро выливая себе на голову все, что в нем оставалось. Каяо-баа с готовностью протянула ему миниатюрное полотенце. - Я собирался продолжить тренировку, - уклончиво сказал Мадара и наспех вытер лицо, глядя на женщину снизу вверх и чуть щурясь от мгновенно ударивших по глазам лучей солнца. - Я хотела поговорить с вами об этом, если это возможно, - Каяо-баа приняла из его рук опустевшее судно, жестом приглашая Мадару проследовать дальше от главного дома и окружавшего его сада, в сторону полуразвалившейся старой беседки, которую надежно прятали от дневного зноя раскидистые клены. Мадара с легким недоумением сдвинул брови к переносице, впрочем, поднимаясь на ноги и наматывая по привычке влажное полотенце на запястье, точно бинты. Он подхватил с земли катану и небрежно закинул ее на плечо, поравнявшись с Каяо-баа и скосив на нее взгляд. Женщина поудобнее перехватила судно, продолжая вести Мадару вперед по узкой тропинке, пока они не оказались под сенью густых ветвей деревьев, которая тут же окутала их живительной прохладой. Покосившаяся набок беседка действительно знала лучшие времена. Вряд ли, конечно, она помнила те дни, когда ее хозяевам доставало времени на то, чтобы поддерживать ее в порядке, и сейчас на фоне всех остальных строений в поселке, который занимали Учиха, она казалась самым внушительным памятником человеческой небрежности и попустительства. Мадара старался как можно реже бывать здесь, и дело было вовсе не в опасности древней конструкции, которая могла рухнуть в любую минуту и похоронить под собой любого, кому вздумается праздно просиживать часы на старинных холодных каменных лавочках в тишине и приятном полумраке, наслаждаясь жизнью в ее удивительной простоте. Скорее, в том, что наслаждаться жизнью в ее удивительной простоте возможностей у него было совсем немного. Каяо-баа аккуратно опустилась на камень, продолжительно выдыхая. Она вытянула по-старчески ноги перед собой и вся обратилась в вопросительный знак, полностью расслабляя спину и прикрывая глаза. Должно быть, ее измучили трудности последних недель, бесконечные хлопоты о здоровье Изуны, а летнее беспощадно палящее солнце и вовсе медленно убивало. Мадара нетерпеливо переминулся с ноги на ногу, не сводя с женщины тяжелого требовательного взгляда. Как ни странно, в обществе Каяо-баа ему трудно было придерживаться привычной линии поведения - он сам себе начинал казаться заносчивым молокососом, который, впрочем, обязан был нести ответственность за каждого в этом поселении, включая и старуху. Точно винился и каялся сам перед собой, когда вот так неуважительно и недовольно топтался перед нею, хотя она и не должна была отвлекать его от его занятия. Эта проклятая беседка с трухлявым полом. Здесь было так неуютно, как бывает только в жерле вулкана, под лезвием топора или на дне реки с камнем, привязанным к шее. Там, где помимо воли думаешь о том, как быстро течет жизнь, ни для кого не делая исключений, и какой она бывает половинчатой, куцей, если не находить времени ее по-настоящему жить. - Присядьте, пожалуйста, Мадара-сама, - мягко попросила Каяо-баа, похлопав свободной от судна ладонью по каменной лавке рядом. Мадара, ведомый каким-то непонятным порывом, неловко опустился рядом с ней. Трудно было признать, что холодный камень этой проклятой беседки пока что был лучше всего, что происходило с ним сегодня. Да и в последние дни тоже. - О чем вы хотели поговорить, Каяо-баа-сан? - Мадара покосился на старуху, и его нога сама по себе в нетерпении задергалась, топча высокую траву, пробившую себе путь наверх сквозь старые редкие доски пола. - Я хочу просить вас тренировать Хизоку, - женщина тяжело вздохнула, прямо глядя на Мадару, - у него есть, разумеется, более близкие родственники-мужчины, а также несколько сильных куноичи, однако моему внуку требуется твердая рука и достойный пример для подражания. Это он-то, нервно ерзающий на месте и всей душой мечтающий поскорее снова схватиться за катану и рубить холщовые мешки с песком под чугунным прессом дневной жары, вместо того, чтобы хотя бы пару минут провести в так необходимых ему тишине и спокойствии - твердая рука, достойный пример?.. Мадара спустил с плеча катану, укладывая ее себе на колени и сцепляя на ней руки в замок. Так он придавит хорошенько локтем свою подлую ногу, предательски подскакивающую вверх в невесть откуда взявшемся неврном тике. - У Хизоки действительно есть более близкие родственники, - заметил он, отводя взгляд от Каяо-баа. Женщина только слабо усмехнулась: - Разве только они не относятся к числу самых сильных наших воинов. Я полагаю, это самая первая моя причина просить о таком именно главу клана. - Не думаю, что у меня будет для этого достаточно времени, учитывая то, что скоро нам предстоит заниматься перемирием с Сэнджу, - Мадара сглотнул. В горле было сухо как в пустыне. - Мадара-сама, - Каяо-баа неожиданно повернулась к нему, одарив его каким-то успокаивающим взглядом, - мир с Сэнджу нужен нам именно для того, чтобы дать дорогу будущему поколению нашей семьи, вы сами так говорили. Я не хочу сказать, что Хизока особенно одаренный от природы, но выходит, что именно он один из тех, кто останется носить нашу фамилию, когда не станет меня и даже вас с Изуной-сама. Мадара невольно нахмурился. Каяо-баа, казалось, пользовалась своим положением самого старшего члена семьи и не могла не понимать, какое влияние нет-нет да оказывает на его решения, особенно сейчас, когда Изуны нет рядом для того, чтобы делить с ним обязанности главы клана Учиха. Хотя, к чести Каяо-баа, она просила совсем немного. Взять под крыло слабого ребенка и научить его быть таким, как он - что может быть проще? Каяо-баа, кажется, совсем не понимает, о чем просит. Мадара все так же хмуро смотрел перед собой. Нога удивительным образом продолжала сминать сорняки, практически измельчив их в пыль. От взгляда Каяо-баа эта его нервозность наверняка не укрылась. И как же он злился на себя за то, что послушно сидел в этой жуткой беседке и так откровенно нервничал! - Позволю себе заметить…- женщина смахнула со лба выступившие капельки пота, - что вам это может быть не менее полезным, чем Хизоке. Мадара снова покосился Каяо-баа, на этот раз - с плохо скрываемым раздражением. Нет, она совершенно точно пользовалась и своим, и его положением, позволяя себе замечать, что ему это может быть полезно. Что полезного в том, чтобы передавать свой опыт, самостоятельно контролировать и растить будущее поколение семьи, которую он всеми силами старается провести в это пресловутое светлое будущее, наступая на горло ее безрадостному прошлому? Он не представлял себе, что должны были испытывать люди, у которых доставало времени, мудрости разрешать себе проводить праздные часы в сени кленов на прохладных каменных лавках старой беседки. Но точно был уверен в одном: их чувства весьма и весьма слабо походили на те, что поедали его в эту минуту. И от этого стало тошно. - Никогда не судите о том, что может быть для меня полезным, - холодно и остро отозвался Мадара, тут же ощущая, как где-то внутри шевельнулась скорая на расправу совесть. Нельзя так с нею разговаривать. После того, что она делает для Изуны, для самого него - это просто низко. - Вы правы, - почтительно склонив голову, Каяо-баа отвела от него взгляд, - я не имею права так говорить. Все еще пользуется. Его тщательно спрятанной от чужих взоров привязанностью к семье - точно. Она не имеет права. Будь здесь его отец, Мадара давно уже получил бы тяжелую постыдную оплеуху хотя бы за то, как обращается с женщиной, тем более с той, что гораздо старше и мудрее его, пусть даже она и действительно не имеет права. - Поймите меня правильно, Мадара-сама: я, вероятно, скоро присоединюсь к своим сыновьям и покойному мужу, и Хизока останется один. Война отняла у меня детей, а у них - возможность дать ему то, что он должен был получить. Я не смогла бы научить его многому, разве только некоторым лечебным техникам, хотя и тренировалась с ним. Мы с вами оба знаем, что этого недостаточно, и... - Почему вы сказали, что это будет полезно для меня? - перебил ее Мадара, сам того не ожидая. Нога замерла в считанных миллиметрах над досками, словно окаменела. Он, откровенно говоря, вовсе и не хотел знать ответ на свой вопрос. Каяо-баа с легким удивлением вперемешку с усталостью посмотрела ему в лицо: - Дети ведь умеют отвлечь, Мадара-сама. Мадара, будто ошпарившись, подпрыгнул с каменной скамьи, сжимая катану обеими руками и усилием воли заставляя себя не смотреть ей в лицо. Он ведь знал, что в нем прочитает - эту по-доброму снисходительную, почти материнскую… - Мне нужно идти, Каяо-баа-сан, - выпалил он, круто разворачиваясь и торопливо шагая прочь от старухи по узкой тропинке в сторону оружейной. Хорошо, что она скоро умрет - это была первая мысль, посетившая его, когда он покидал проклятую беседку, оставляя Каяо-баа сидеть одну и смотреть себе вслед. Вероятно, с ее смертью на земле не останется ни одного человека, способного заставить его чувствовать то, что он испытал только что. И тогда, наверное, он будет хвататься за катану с удвоенным рвением. И ему обязательно будет еще тошно.