Берега

Мадара стремительно шел по коридору главного дома, коротко заглядывая в каждую из комнат, что встречалась ему на пути. Просто смешно - неужели даже в своем собственном доме ему нужно будет мучить глаза, активируя Шаринган, чтобы всего лишь найти того, кого он ищет? Да, если этот кто-то - его младший брат, впервые за последние недели поднявшийся с постели без единого признака боли и немедленно ускользнувший из-под надзора трех приставленных к нему ирьенинов во главе с Каяо-баа. Не то что бы его когда-либо получалось остановить, если он хотел уйти. Но попытаться стоило, особенно учитывая серьезность полученного накануне Изуной ранения. Мадара наивно полагал, что Изуна, едва только почувствовав себя чуть лучше, первым делом захочет увидеть старшего брата хотя бы даже и из острого желания отплатить ему за последний разговор. Как он ошибался, верно? Изуна точно сквозь землю провалился. В доме его не было - красно-черный взгляд Мадары проникал сквозь стены, изучая каждый укромный уголок, но отчаянно не находя ни проблеска чакры Изуны. Маленькие ноги Хизоки не поспевали за ним - мальчик бежал почти вприпрыжку, а в его руках звенела связка старых закаленных не одной битвой сюрикенов, и на эти звуки все, кого Мадара встречал на своем пути, немедленно реагировали, оборачиваясь с самым обеспокоенным видом. А потом замечали его горящие глаза и отводили свои, не решаясь комментировать происходящее или задавать вопросы. Хизока с трудом поравнялся с Мадарой, поднимая голову, чтобы заглянуть ему в лицо: - Наверное, Изуна-сама вышел…- пискнул он. Мадара резко дернулся, точно успел забыть о существовании мальчика, скривил в ухмылке губы. - Да что ты? - ядовито и поддельно удивился он, впрочем, тут же себя одергивая: ребенок не виноват в том, что первым желанием Изуны спустя почти месяц восстановления после тяжелого ранения стало скрыться из поля зрения старшего брата. Вероятно, это должно было о чем-то сказать Мадаре. - Жди здесь. Тренироваться будем позже. Мальчик обиженно и испуганно притих, остановился, с волнением наблюдая за тем, как Мадара отодвигает сёдзи в сторону и впускает в коридор раскаленный летний воздух. Затем спрыгивает с подия, чтобы углубиться в буйный форзициевый сад, который разросся еще пуще в отсутствии заботливой руки. Вообще-то Мадара был уверен в том, что отыщет Изуну именно здесь. Сначала он шутил о том, что этот сад Изуне дороже родного брата, а теперь это уже вовсе не кажется смешным. Все еще прожигающий округу в поисках Изуны Шаринган привел его к брату быстро - Мадара отыскал его словно бы вовсе и не таившимся, сидевшим на корточках у молоденького тонкого деревца османтуса. Изуна бережно придерживал бледными пальцами низко склонившиеся к земле изломанные ветви саженца, в которых теплились последние слабые огоньки жизни. Он хмурился, с силой стараясь выпрямить уже отмершие побеги, сухо и прощально хрустевшие в его руках. Шаги Мадары заставили его на короткое мгновение замереть, но, впрочем, не повернуть к брату головы. - Это нужно понимать так, что тебе стало луч… - Это твоих рук дело? - тихо и напряженно проговорил Изуна, не позволяя ему закончить свой вопрос и все так же не глядя на Мадару. Мадара тонко выдохнул. Не его рук. Его ног. Той ночью, когда он бежал к главным воротам, торопясь впустить Хашираму в дом и дать ему вернуть уже совсем плохого Изуну к жизни, он, должно быть, задел дерево, и оно не смогло выдержать такого обращения. Тогда он даже не думал о том, что делает, ничего вокруг не видел, а потом решил, что это была достойная и справедливая жертва во имя жизни любимого брата. Единственного брата. Но теперь… - Я сделал это ненамеренно, если ты об этом, - сдержанно ответил Мадара, изучая взглядом затылок Изуны. Его помятые отросшие волосы, прятавшийся в них ворот ослепительно белой дзюбан. - Конечно, - быстрая и злая ирония в голосе Изуны точно ножом его полоснула, и Мадара невольно отступил назад, не отрывая от младшего брата глаз, - это очень свойственно тебе, брат. Изуна скосил на Мадару острый взгляд. Его лицо казалось белым, почти приняло мертвенно-бледный оттенок тонкой домашней рубахи, делая Изуну удивительно и страшно похожим на призрак. Мстительный и полный издевки призрак его младшего брата. - Ненамеренно, но полностью уничтожать все, что мне дорого. Уточнять, все ли еще они говорят о деревце, похоже, вовсе не было смысла. Конечно, дело не в саде. Несмотря на будто бы готовую истребить все живое летнюю жару, сжимавшую их обоих в тисках, Мадара похолодел. Он ведь это не всерьез. Да? - Это мамин сад, - угрожающе прошипел Изуна, возвращая все свое внимание погибшим тонким ветвям молодого османтуса. Мадара ощутил, как правая рука в нерешительности взметнулась в воздух, хотела приблизиться к истончившемуся плечу Изуны и сжать его примирительно, но будто бы наткнулась на невидимую преграду и окаменела, завязнув в густом душном воздухе. Во рту пересохло так, что язык отказывался поворачиваться. Запах османтуса снова окутал его; пропитавший раскаленное воздушное марево, просочился в легкие и камнем осел внизу живота. Он никогда не заботился об этом саде так, как Изуна. Вероятно, это должно было о чем-то сказать Мадаре. В который раз за все это время его беспокойная и жестокая совесть поднимает голову внутри, плотоядно облизываясь? И вроде бы за что ему терзать себя, он ничего дурного не сделал, не хотел… Но этот сад, этот запах, Изуна, склонившийся над мертвым деревом. Его колени, упиравшиеся в крупные сухие жесткие комья чернозема. Поникшие плечи, белые пальцы, точно жуткие пауки, копошившиеся в трухе увядших листьев. Вкрадчивый голос. - Извини, - кое-как выдавил Мадара. В который раз он вообще просит прощения? В смысле, за всю жизнь. Второй? - Это за что же? - издевательски выплюнул Изуна, резким движением обрывая пожухлые ветви и сжимая их в кулаке. Он склонился над землей еще ниже, - ты был так во всем уверен, когда разглагольствовал про мир с Сэнджу, про деревню, наше будущее - так за что теперь извиняться? Что уничтожил то немногое оставшееся у нас от родителей? Разве ты себе этого еще не простил? А мое прощение тебе ни к чему. - Кто тебе такое сказал? - Мадара сдвинул брови к переносице, буквально ощущая, как складывается обожженная солнцем кожа. - Уметь бы и мне так легко попирать ногами все…- Изуна задохнулся. Хотел бы Мадара сдержать этот неосознанный порыв броситься к нему, но не смог. Его руки столкнулись с очередной, но уже вполне осязаемой преградой - Изуна быстро выбросил локоть в сторону, мешая брату себя коснуться. Он выровнял дыхание, и его рука, все еще сжимавшая мертвые побеги, утонула в безводной земле, стараясь удержать ослабшее тело в равновесии. Вот как он ему отвратителен. Изуна будет мучиться и погибать, но не простит его и не позволит ему… - … все, что должно любить и уважать больше всего на свете. Он так не думает. Не думает, правда? - Мы должны поговорить с тобой. Сейчас. Идем в дом, - этот пронзительно обидный жест Изуны заставил Мадару собраться с силами. Вместе с мнимым спокойствием и уверенностью тона наружу вырвался и удушающе-приторный пропитанный османтусом воздух, и Мадаре на неуловимое мгновение стало легче. А потом - тошно. Когда именно это чувство стало ему… родным? Он ненавидел этот сад. Поразительно - при том, как нежно он любил мать, хранил воспоминания о ней, он выносил быть здесь и сейчас едва ли с меньшим трудом, чем у проклятой беседки. Если разобраться, то весь этот двор, каждый миллиметр земли здесь - минное поле воспоминаний. А Изуна - их преданный и жестокий хранитель. Нет, он не верит в это всерьез. Ведь не верит?.. Как и Изуна не ненавидит его за то, что он сделал. И речь вовсе не о мертвом деревце. - Считай, брат, уже поговорили, - бросил Изуна, и в его голосе просквозил холодок, - оставь меня одного. Мадара с трудом оторвал от спины Изуны потерянный и горький взгляд, тихо ступая прочь из сада. Ему больше ничего не оставалось - только надеяться, что Изуна в действительности так не думает. Ведь не думает, да?