В шкуре героя

      Попивая колу, я с интересом поглядывал по сторонам. С каждой минутой людей в зале становилось все больше, и шум делался громче. Они напоминали кукурузные зерна, перемешиваемые аппаратом для приготовления попкорна, когда под воздействием температуры зерна с треском лопаются и превращаются в воздушные хлопья, заполняя стеклянный корпус. Что самое удивительное — никто никому не мешал. Как будто здание имело волшебную способность подстраиваться под любое количество людей.       Большая часть площади отводилась под стоячие места, также по периметру зала тянулись ряды с сидячими местами. Между находилась вип-зона со столиками, а прямо перед сценой — площадка поменьше для фан-клубов. Со сцены в зал уже смотрела подключенная аппаратура. Сейчас там за своим пультом крутился диджей, смешивая музыку в танцевальные треки. В ожидании начала толпа энергично пританцовывала на месте, то ли поддаваясь его умениям, то ли выражая нетерпение.       Мы с Мэйли делили столик с ассистенткой Дензила Грейс, которая, как она выразилась, должна была за нами «присматривать». Как и большинство девушек в зале, обе выбрали для вечера не повседневную одежду в виде джинсов и маек, а что-то более нарядное: на Грейс был зеленый бархатный корсет и короткие шортики в тон, на Мэйли — черное шелковое платье, а собранные в пучок волосы держала красивая заколка с белыми жемчужинами, оставляя лишь несколько длинных прядей у лица. К счастью, я выглядел ничуть не хуже в серой приталенной рубашке и темно-синих брюках.       Грейс неспешно потягивала мартини со льдом, мы же с Мэйли остановились на коле. Наверное, все выглядело так, как будто я специально выбрал этот напиток из солидарности. Но на самом деле мне просто не хотелось мешать принятое ранее обезболивающее с алкоголем. В последние дни из-за эмоционального и физического перенапряжения меня часто преследовала головная боль. И чтобы не дать ей испортить сегодняшний вечер, я принял сразу двойную дозу препарата. Может быть, именно из-за этого мне на какое-то время вдруг стало душно и на лбу выступила липкая испарина. Или же меня так сильно лихорадило от волнения?       Что удивительно, но именно сейчас, когда съемки постепенно подходили к концу, мы с Дензилом были как никогда близки к своей маленькой персональной катастрофе. И все из-за такой банальной причины, как отсутствие свободного времени. С одной стороны, где-то на горизонте уже маячила завершающая стадия проекта, именуемая постпроизводством и включающая в себя монтаж и озвучивание фильма. Продюсеры наконец утвердили дату премьерного показа, и Дейзи вносила последние изменения в наше расписание со списком всех предстоящих мероприятий в рамках рекламной компании, таких как посещение различных тв-шоу и передач на радио.       С другой стороны, Дензил все еще участвовал во вторых съемках, из-за чего у продюсерской группы периодически возникали трудности с согласованием. Но это было еще полбеды: главная же заключалась в том, что Лонг также не прекращал работу над записью своего нового альбома для будущего турне.       Разумеется, я не мог не понимать, как это выгодно отражается на музыкальной карьере Дензила, в том числе и на актерской, способствуя продвижению фильма, и радовался его растущей популярности. Вот только все эти обстоятельства свели наше общение к тому обидному минимуму, после которого внутри неизбежно начинает расти тревога, помноженная на расстояние и неопределенность. Капля за каплей, она накапливается, заполняя возникшую брешь водой, и делает ее более заметной, подтачивая уверенность в будущем сигналами о хлипкости всей конструкции.       Когда диджей наконец, помахав на прощание рукой, объявил название группы, от раздавшихся криков у меня заложило уши. Я сглотнул, проталкивая слюну в пересохшее горло. Какие-то молоденькие фанатки в первых рядах нетерпеливо запрыгали и потянулись вверх, привставая на носочки, чтобы первыми увидеть выход музыкантов.       Свет в зале резко погас, не оставив ничего, кроме напряженной пульсирующей тишины. И в следующее мгновение толпа взревела под первые энергичные звуки гитары, которые вместе с цветными лучами взлетели к потолку. Подхваченные синтезатором, они рассыпались от первых ударов барабанных палочек, чтобы вместе с воздухом проникнуть в кровь и достать до сердец зрителей, настраивая их биение на одну слаженную частоту.       Выйдя на свет из тени, Дензил обхватил руками микрофон и, прикрыв глаза, запел.       Заглушенный криками толпы, его голос вначале звучал тихо, потом все громче, пока не сорвался в эмоциональный водоворот на полную мощь. Выразительный и сильный, с тягучими как смола хрипловатыми нотками, он перекрыл грохот музыки и шум толпы, и вот уже прямой расплавленный взгляд скользит над головами. Мне даже показалось, что на какую-то долю секунды он замер прямо на мне, хотя я и не сомневался, что в темноте зала невозможно что-либо разглядеть.       Тем не менее мое сердце пропустило несколько ударов, и из легких разом исчез весь воздух. Я бы не отказался от кислородного коктейля, особенно когда медленная улыбка тронула губы Дензила, ловко вплетаясь в общий рисунок музыки. От этого народ пришел в еще больший восторг, если такое вообще было возможно. Десятки рук с плакатами как по команде взмыли вверх, разрезая тени бледными линиями-сетями. Наверное, в эти мгновения выкрики меломанов по децибелам сравнялись с ревом спортивных болельщиков.       Длинные пальцы привычно пробежали по металлической спице микрофона, перебирая звуки музыки подобно нитям, соединяющим кукловода с его куклами. Несмотря на то, что Дензил был одет довольно просто, а именно в прилегающую к телу белую футболку без рукавов с неглубоким круглым вырезом и черные джинсы, от него не получалось оторвать глаз: благодаря источаемой им энергетике, любая повседневная вещь смотрелась на нем по-особенному. Уверен, что даже в пижаме самой консервативной расцветки он никогда не выглядел бы скучно.       Завершающий пронзительный вскрик гитары, и звучание синтезатора как будто осело на пол прохладными дождевыми каплями. Бетонная плоскость, многократно усиливая, передала эхо вниз, заставляя волоски на теле вставать дыбом. И оставляя после себя одно единственное желание — запомнить это удивительное состояние, когда все вокруг разительно меняется, выворачивая привычный мир наизнанку.       Музыка еще не стихла, а публика уже взорвалась бурными аплодисментами. Отовсюду послышались одобрительные возгласы. Судя по отдельным долетевшим до меня словам, большая их часть состояла из признаний в любви. Наиболее активные фанаты уже успели собраться в проходах у сцены, загораживая обзор. И пытались уговорить охранников разрешить им остаться, упорно игнорируя все просьбы вернуться на свои места. В итоге был достигнут компромисс, и самой упрямой части аудитории разрешили присоединиться к фан-зоне.       После этой небольшой заминки в начале почти два часа пролетели со скоростью поезда в метро, смешивая легкое сожаление о том, что концерт вот-вот закончится, с ярким удовольствием от отлично проведенного времени.       Рядом судорожно выдохнули, и это заставило меня очнуться и оторвать взгляд от сцены, куда еще должна была вернуться группа, чтобы выступить на бис. Я повернул голову и увидел, как Грейс ободряюще похлопала Мэйли по руке. Под ее пальцами ткань платья на коленях натянулась и собралась складками, а на щеках влажно блестели ровные дорожки.       Переглянувшись с Грейс, я наклонился к Мэйл и приобнял ее за плечи:       — Эй, все хорошо? Это же слезы радости?       Она улыбнулась.       — Это самый лучший вечер в моей жизни. Боюсь даже представить, что я могла его пропустить.       Я дотронулся до кончика ее носа.       — До сих пор не понимаю, как Дензилу удалось уговорить родителей тебя отпустить.       — Он пообещал, что вы с Грейс за мной присмотрите, — охотно объяснила девушка, смешно поморщившись.       — Ах, вот что она имела в виду.       Мне-то слова ассистентки Дензила в самом начале вечера показались просто шуткой.       — К тому же, я здесь еще и для того, чтобы собрать материал для своего школьного проекта.       Я приподнял брови:       — Это какого же?       — Музыкальный фоторепортаж о влиянии музыки на современное общество.       — Ты не рассказывала мне об этом. Я думал, ты сдала свой последний проект на прошлой неделе.       Они с Грейс хитро переглянулись.       — Это новый проект.       Видя мое озадаченное лицо, Грейс, сдаваясь, рассмеялась:       — Дело в том, что Дензил выразил готовность принять участие в музыкальном благотворительном фестивале, который школа устраивает каждый год. Так и появилась идея этого проекта.       Интересно, и почему я узнаю об этом только сейчас? Что Дензилу стоило самому сказать об этом, пусть даже вскользь? Это выглядело как-то странно и немного задевало, вызывая вопросы: то ли он посчитал эту информацию незначительной, то ли просто забыл, а может ему было вообще все равно? Или я слишком преувеличиваю и ищу подвох там, где его нет. В конце концов, я ведь тоже до сих пор ни о чем не спрашивал.       — Кстати о ближайших планах, — ассистентка Дензила жестом фокусника достала из своей серебристой сумочки два бейджика и торжественно помахала ими в воздухе, прежде чем отдать нам: — Держите — это два именных пропуска за сцену. На них ваши фотографии. Можем еще немного побыть здесь или, если хотите, пойдем прямо сейчас.       Это было так здорово, что мы с Мэйли ненадолго растерялись и просто молчали, глядя друг другу в глаза. Никто из нас никогда не оказывался по другую сторону сцены, и желание попасть туда как можно быстрее не уступало желанию насладиться окончанием концерта. Мне было безумно приятно, что Дензил устроил нам такой сюрприз. И не терпелось увидеть его тет-а-тет, без многочисленных зрителей вокруг и армии рабочего персонала.       — Ну, что ты думаешь? — обратился я к Мэйли. — Идем или досмотрим до конца?       В ожидании ответа я потянулся за стаканом и отпил колы. Маленькие пузырьки прокатились по языку, покалывая небо и наполняя рот мягким вкусом ванили и жженого сахара.       Но мы так и не успели ни о чем договориться, потому что в этот момент случилось сразу два события: на сцену вышла группа, вызвав у публики новый прилив громкого воодушевления, и возле нас появилась незнакомка. Она что-то сказала Грейс, но ее голос потонул в поднявшемся шуме, а затем они обе обменялись приветственными поцелуями. Я почти сразу ее узнал и испытал странное онемение, как при первых секундах после удара, когда в месте поражения еще не начало болеть.       Разноцветные блики от света падали на светло-коричневые, похожие на кукольные, волосы и полупрозрачное короткое платье. Расшитое золотыми блестками, оно плотно облегало свою хозяйку, балансируя на грани приличия.       Синди поочередно окинула нас заинтересованным взглядом темных глаз, не оставив без внимания бейджики, после чего ее глаза остановились на мне. Она вежливо улыбнулась. Я кивнул, стараясь отбросить подальше одну настойчивую мысль, которая никак не желала покидать мою голову: Дензил сам когда-то признался, что они спали. Было ли между ними что-то серьезное или нет, я не знал. Но это ничего не меняло: сам факт того, что подобное было в прошлом, причинял дискомфорт и беспокойство.       — Мы случайно раньше не встречались? — спросила Синди с той уверенной интонацией, которая исключает любые сомнения.       — Возможно. Мне кажется, мы виделись в клубе «Крон».       — Точно. Ты актер. Вы были там в одной компании с Деном.       Она еще раз скользнула по мне взглядом, чересчур пристальным, чтобы принять его за нейтральный.       — А кто эта милая девушка?       — Тоже друг Дензила, — ответил я.       — Понятно. Я присяду? — спросила Синди, обращаясь к Грейс.       — Конечно, — та невозмутимо пожала плечами, но интуитивно я почувствовал, что ей эта идея не особо понравилась.       — Привет, как тебя зовут? — уже добрее улыбнулась Синди, когда устроилась между мной и Мэйли, направляя на нее все свое очарование. — Сколько у тебя подписчиков? Хочешь, сделаем для них совместное фото? Где твой телефон?       Я отвернулся к сцене, не пытаясь вслушаться в их разговор. Дензил как раз заканчивал петь вторую песню, а публика все не успокаивалась. Мне хотелось к ней присоединиться, но я чувствовал себя не совсем в своей тарелке. Почему Синди не уходит? Не то чтобы я всерьез ревновал Дензила к прошлому, но было в ее присутствии что-то неуместное, возможно, слишком явное напоминание о том, что они все еще много времени проводят вместе на съемочной площадке.       В это время, разгоряченный и мокрый, с прилипшими ко лбу прядями, Дензил решил проигнорировать полотенце и, подняв низ футболки, вытер ею лицо. Как будто ему было мало чужого внимания. Зрители тут же отреагировали одобряющими криками и свистом, напоминая бурную, но легко управляемую стихию. Переглянувшись с одним из гитаристов, который демонстративно закатил глаза, Лонг белозубо ухмыльнулся и показал ему язык.       Продолжая улыбаться, Дензил глотнул воды и неожиданно попросил, не дожидаясь, пока установится некое подобие тишины:       — Хэй, а мы можем включить свет в зале? Я хочу видеть ваши лица. — Он подождал, пока под взволнованные голоса и оживленное перешептывание выполнят его просьбу. — А если сделать чуть-чуть поярче? Отлично. А теперь я спою еще одну песню — она станет завершением сегодняшнего вечера. У каждой песни есть своя история, и эта не исключение. Она написана для одного особенного человека, который перевернул мой мир и показал мне, что такое настоящие чувства.       Зал мгновенно затих, и я всем телом ощутил, как рядом напряглась Синди.       Дензил кивнул тому же самому гитаристу и под один лишь мелодичный напев гитары запел в микрофон:       «Мы встретились, чтобы не расставаться. Ведь ты напоминаешь мне о том, что я бы никогда не хотел забывать. И этот страх живет в моих глазах: посмотри, там отражается моя жизнь без тебя — это то, чего я боюсь…».       Без труда Дензил нашел меня глазами и больше не отпускал, интригуя всех в зале, вынуждая поворачивать головы и оглядываться в попытках проследить направление его взгляда и разгадать, кому именно предназначаются эти слова.       «Зачем мне эти колючие мурашки по коже? Сухие ветки деревьев, спутанные ветром и темнотой? Они царапают наколотое на них небо, жалуясь звездам на отсутствие души…».       Для меня, как и для Мэйли, этот вечер тоже вдруг превратился в самый лучший. Все, что было до этой минуты, утратило свое значение, как пролежавший слишком долго снег, напоминая лишь одну большую затянувшуюся репетицию в ожидании самого важного. Того, что способно изменить мир вокруг, вытаскивая из тебя наружу все самое искреннее. Давая шанс принять в себе то, что ты раньше отталкивал или игнорировал.       «Но я знаю, что впереди весна, и черствые ветви рано или поздно украсит листва. В тот день, когда они снова начнут чувствовать и вспомнят о том, о чем никогда не стоило забывать, мы встретимся с тобой, чтобы больше не расставаться…».       Я чувствовал, что Дензилу сейчас нет дела до всеобщего внимания. С серьезным и одухотворенным выражением лица, он пел лишь для меня: в этот самый момент я был его единственным и самым главным зрителем. От этого внезапного осознания у меня в груди словно произошло короткое замыкание, и вспыхнул пожар. Он кусал кожу и, поднимаясь по шее к лицу, жег скулы. Я весь плавился, наверное, впервые в жизни ощущая себя безумно уязвимым, как оголенный провод, но не слабым, нет. Наоборот, я был могущественным и непобедимым, как настоящий герой из фильма.       — А я надеялась, что мне показалось, — четко произнесла Синди возле меня.       — Вообще-то, это не твое дело, — холодно заметил я.       Ярко накрашенные губы Синди дрогнули, едва заметно скривившись, словно ей было больно. Но через секунду, видимо, придя к какому-то своему выводу, она ядовито усмехнулась.       — У вас ничего не получится. Ты понятия не имеешь, во что ввязываешься.       И прежде чем я догадался, что она собирается сделать, Синди поднялась, привлекая к себе всеобщее внимание. Кокетничая и одновременно изображая сентиментальную взволнованность, умиление и радость, она послала Дензилу воздушный поцелуй и, подняв руки над головой, помахала зрителям, без двусмысленных намеков давая понять, кому посвящается песня. Затем, оглянувшись через плечо, она издевательски приподняла брови, бросая мне вызов.       Четыре пары глаз смотрели на меня в ожидании: Синди — высокомерно и вызывающе, Грейс — спокойно и с пониманием, как терпеливый преподаватель, принимающий экзамен у нерадивого студента, Мэйли — недоуменно и вопросительно, а Дензил… О Господи, он ни капли не сомневался. А еще вокруг была многотысячная толпа, она гудела и перемещалась, то сливаясь в одно целое, то распадаясь на отдельные части. На первый взгляд ей не было до меня никакого дела, но тогда откуда это ощущение тревоги, ознобом пробежавшее по коже, как предчувствие надвигающейся бури?       Совсем не так я представлял себе свой каминг-аут. Хотя, если честно, то я его вообще никак не представлял.       Я не мог пошевелиться, скованный и придавленный какой-то неведомой силой. Я будто прирос к месту, как бывало в детстве, когда от перенапряжения меня начинала сотрясать дрожь, вызывая заикание и чувство тошноты. Уже зная, что буду жалеть об этом все оставшуюся жизнь, я до боли в пальцах вцепился в мягкую обивку дивана, пока пульс надрывно бился в висках, неумолимо отсчитывая потерянные секунды. Одна, две… пять… А потом по натянутым нервам ударили оглушающие аплодисменты, разрывая мою голову изнутри.       Дензил… Я судорожно сглотнул и отвел глаза. Иллюзия всесильности рассыпалась под натиском действительности, оседая на языке горьким послевкусием, от которого защипало под веками.       Еще никто и никогда не смотрел на меня с таким разочарованием.       Синди победно улыбнулась, а мне захотелось закричать.