***
Доктор Харрис устало забрался в экипаж. Все его силы ушли на поддержание невозмутимого спокойствия в её кабинете. Но воспоминания молодости, которые он сам сегодня вытащил практически с того света, дались ему нелегко. Он закрыл глаза, только сейчас почувствовав усталость последних дней и бессонных ночей. Поэтому вернувшись домой, он не сразу обратил внимание на то, как взволнован его слуга. И только когда явственно услышал за своей спиной его прерывистое, взволнованное сопение, он вопросительно посмотрел на него. Тот мгновенно замер под его взглядом и сказал: — Наверное, я сболтнул лишнего, но Вы не оставили конкретных указаний. Доктор молча ждал. — И после того, как мисс Эбби узнала, что Вы поехали в бордель, она сильно расстроилась и стала собирать вещи, намереваясь уйти. Мне ничего не оставалось, как запереть её. Не знаю… — Да за что мне всё это? — простонал мистер Харрис и молча направился в её комнату, оставив слугу в недоумении. Он повернул ключ и сразу без стука вошел в комнату. Эбби лежала поверх заправленной кровати, отвернувшись к стене и сжавшись в комок. — Эбби, нам надо поговорить, — устало позвал её доктор. Девушка медленно поднялась и села на кровати, подняв на него красные от слёз глаза. — Не нужно было Вам туда ездить. «Ты даже не подозреваешь, насколько ты сейчас права» — пронеслось в его голове. — И не надо меня обманывать, что это был вызов. Адлард выдал Вас. «Надо не забыть настучать ему по голове. Вот же правда, благими намерениями…» — Послушай, Эбби, ты всё не так поняла… — Вей просил меня слушаться Вас во всём, и мы с ним многим Вам обязаны, но, — она вздохнула и еле слышно добавила, — к тётке я не вернусь. У нас с ней сложились не совсем родственные отношения. Одним из условий моего проживания у неё было то, что я должна буду работать в барделе, — она опустила глаза в пол, — Вы только не поймите меня ниправильно. На себя мне уже плевать, но предать Вея и нашего ребёнка я не могу. Вы не обижайтесь на меня. Я всё понимаю. Мы чужие Вам люди, бесцеремонно вторгшиеся в Вашу жизнь. Да и то, что я живу у Вас, может навредить Вашей репутации. Я же могу пожить в поместье Двейна, пока всё не оформлю, — Эбби растерянно разглаживала подол своего платья. Мистер Харрис всё это время внимательно слушавший её, взял стул и сел напротив. — Ребёнок, посмотри на меня. Какой же ты ещё ребёнок. Что ты там себе напридумывала? Эбби по-прежнему смотрела в пол. — Ну, во-первых, моей репутации трудно чем-то навредить, а во-вторых, ты никуда отсюда не уйдёшь, пока все бумаги не будут оформлены. Девушка удивлённо вскинула на него глаза. — Тогда зачем Вы ездили к Бетси? Адлард сказал, что Вы хотели помочь Двейну. «Нет. Одним «настучать по голове» он не отделается, я её ему просто оторву». — Нет. Он просто меня неправильно понял, это были рабочие вопросы… — Доктор, Вы не умете врать. — Да? А раньше, по-моему, никто не жаловался, — он попробовал отшутиться. — А Вам не кажется, что я имею право знать? — Это, как раз тот случай, когда тебе это абсолютно не нужно. Только новые переживания, а толку ноль. Эбби непонимающе смотрела на него. — Я пообещал твоему супругу, что помогу вам, а ты обещала меня слушаться. Вот и закроем эту тему. Тем более шанса никакого и не было, изначально это была утопия. Это мне старому дураку всё не сидится на месте. Отдыхай, — он начал подниматься. — Тогда, чего Вы боитесь? — девушка схватила его за руку, заглядывая в глаза. — Боюсь? Да нет, с чего ты взяла? Просто не хочу, чтобы ты понапрасну переживала. Ты веришь мне? Девушка кивнула. — Так вот, я тебе говорю, что шансов там нет. Эбби затравленно смотрела ему в глаза, не отпуская его руку. Мистер Харрис не смог вынести этот взгляд. Он чувствовал, как дрожит её рука, поэтому он поднял глаза вверх и простонал: — Адлард, я тебя убью, застрелю из пистолета. Зачем я вообще всё это затеял? Эбби поднялась на ноги и еле слышно прошептала: — Доктор, я медленно умираю, я дышать без него не могу. — Двейн, прости меня, если сможешь, — снова еле слышно простонал доктор и тяжело вздохнув, усадил Эбби обратно на кровать. Отошёл к окну и повернувшись к ней спиной, спокойно заговорил, — Ты, наверное, сильно удивишься тому, что я тебе сейчас расскажу, а особенно тому, что всё это тебе рассказываю именно я, но, — он помолчал, — Я не знаю, что ты знаешь об истории разорения твоей семьи, но лет двадцать пять назад это была одна из самых влиятельных семей в округе. Твой прадед, жестокий и волевой человек, остался вдовцом и воспитывал старшего сына и малышку дочку в строгости и беспрекословном повиновении. Ни смотря на то, что между братом и сестрой была большая разница в возрасте, они долгие годы были единственной отдушиной друг для друга, единственным утешением и отрадой. В положенное время твой дед влюбился, но в простолюдинку. Своенравный отец не мог допустить этого брака. Девушку тут же куда-то бесследно отослали, а твоего деда сразу женили на местной родовитой аристократке. Эбби не понимала зачем он сейчас всё это ей рассказывал, но слушала, боясь пошевелиться. Ей не верилось, что всё, что говорил доктор, касалось её семьи. Оказывается, она ничего не знала, да и рассказать ей было некому. — Невеста оказалась девушкой слабой и болезненной. Почти сразу она забеременела, а через год после свадьбы умерла, произведя на свет твою маму. Так, едва родившись, твоя мать осиротела. Воспитанием её полностью занимался дед, а своему отцу она была не нужна. Нелюбимая дочь от нелюбимой женщины. Простить отца за поломанную жизнь твой дед так и не смог, стал кутить и выпивать. Отец, желая скрыть с глаз нерадивого отпрыска, отослал его подальше, периодически высылая ему содержание и тем самым откупаясь от него. Маленькая девочка росла тихой и незаметной, полностью подчинившись деду-деспоту, она боялась сказать ему слово против. А единственной надеждой твоего прадеда спасти род и обрести наследника стала Биатрис… Да, Биатрис, а не Бетси, это настоящее имя твоей двоюродной бабки, — доктор рассказывал, глядя в окно и не оборачиваясь, — Первая красавица в городе, умная, отчаянная, не боящаяся даже перечить властному отцу. У них с твоей матерью разница в возрасте, по-моему, была всего лет восемь-девять, обе росли без матерей, но отличались по характеру как небо и земля. Мама твоя почти не выходила за пределы поместья, а у Биатрис в поклонниках была добрая половина мужчин нашего города. Как и ваш покорный слуга, — мистер Харрис грустно улыбнулся. Эбби смотрела на него во все глаза. «Он знал её семью и её тётку ещё задолго до её рождения? Что это, если не проведение?» Мистер Харрис невозмутимо продолжал: — Сыновья многих уважаемых семей сватались к Биатрис, но сердце её было неприступно. Дрогнуло оно только перед Девидом Лайтвудом. Из не особо богатой и родовитой семьи сильный, смелый, принципиальный, он возглавил полицию нашего города. Быстро навёл здесь порядок и завоевал уважение горожан. Но ни смотря на это, думаю, что твой прадед вряд ли дал бы своё благословение на их брак, но он не успел помешать им. Тихо умер в своей постели от сердечного приступа. Вскоре после его смерти вернулся твой дед, но жизнь вдали от дома сильно изменила его. Он крепко выпивал, а потом пристрастился к игре. Быстро наделал больших долгов. Пьяного легко подставить на деньги. Сначала удавалось покрывать проигрыши, но состояние семьи таяло на глазах. Биатрис просила его остановиться, жалела и выгораживала. Она его очень любила и долго искала ему оправдания. Но… конец всему этому положил Лайтвуд. Они с Биатрис сильно любили друг друга, — доктор вздохнул, — наверное, также как вы с Двейном. Биатрис просила его пожалеть брата, дать ему последний шанс, но он слишком принципиальный и требовательный даже к себе довёл дело до суда. Он предложил Биатрис руку и сердце, желая взять на себя полную заботу о ней. «Сливки» нашего города быстро и безжалостно растоптали твою семью, не простив ни надменности и высокомерия твоему прадеду, ни былых богатства и влияния его детям. За считанные дни твою семью втоптали в грязь. Девид искренне любил твою бабку и хотел ей помочь, наказать твоего деда и спасти её. Но слишком гордая, слишком упёртая, она не смогла простить ему его принципиальности и расценив его предложение стать его женой, как проявление жалости к ней, дала резкий и окончательный отказ, хотя и безумного его любила. Накануне суда твой дед полез в петлю, успев к этому времени промотать огромное состояние своего отца. А Биатрис и твоя мама остались вдвоём без средств к существованию. Лайтвуд пытался им помочь, но она осталась непреклонной. Поэтому им надо было как-то выживать. Безвольная, привыкшая всю жизнь быть в подчинении, тихая и покорная твоя мама осталась жить уже в полном подчинении Биатрис. Но справедливости ради, на сколько я знаю, работать в борделе твоя мама начала по собственной воле, никто её не заставлял. Ну, а дальше, — доктор вздохнул, — ты, я думаю, знаешь лучше меня. Мистер Харрис наконец-то к ней развернулся. — Кстати, а почему ты называешь её тёткой? Она же приходится тебе бабкой? — Однажды, в детстве я назвала её бабушкой, — грустно улыбнулась Эбби, — и получила такой нагоняй за это. Да я и тёткой-то её почти никогда не звала. Только по имени. — Биатрис — медленно произнесла Эбби, — так вот, как оказывается её зовут. Девушка тут же опомнилась, — Спасибо, что рассказали. Я ведь ничего не знала о своей семье. Но причём здесь мы с Веем? Мистер Харрис жестом показал на дверь. — Давай пройдём в мой кабинет. Эбби пошла за ним следом на дрожащих ногах. Она ничего не понимала. Войдя в кабинет, доктор подошёл к какому-то листу, висевшему в рамке на стене, и показав на него, пояснил: — Это моё разрешение на занятие врачебным делом в этом городе. Лет десять назад одним из первых мне подписал его наш губернатор, практически сразу, как его выбрали на этот пост. По-прежнему ничего не понимая, Эбби подошла к листу и начала читать. Она раньше никогда не видела никаких разрешений, но ничего особенного в нём не было. «Мистеру Джастину Харрису настоящим даётся разрешение на…» и так далее, и так далее. В самом конце печать, подпись и после наименования высокой должности девушка прочитала имя и фамилию. Эбби мгновенно побледнела и потеряла равновесие. Доктор быстро подхватил её и усадил в своё кресло.***
Спустя время Эбби всё так же сидела в кресле, пытаясь сделать глоток из дрожащего в её руках стакана с успокоительным. — Наш губернатор и тётя Бетси, этого не может быть, — еле слышно выдохнула она, — она же никогда, даже намёка. Это же невозможно. Доктор молча ждал. И тут Эбби встрепенулась. — Она же может… Ведь она одна может попросить его, чтобы он… — она попыталась встать. Мистер Харрис отрицательно покачал головой. — Бесполезно. Ты знаешь её лучше меня. Двадцать лет она лелеяла свою обиду и ненависть ко всему миру. — Теперь я хотя бы понимаю, за что она ненавидела меня всю жизнь.Что она знает? — Я пошёл сегодня ва-банк, поэтому рассказал, что вы обвенчались и что ты ждёшь от него ребёнка, ну и всё про Двейна. — Понятно, — девушка рассеянно смотрела прямо перед собой. — Эбби? — доктор попытался заглянуть ей в глаза, — Ты что задумала, детка? — Мне нужно поговорить с ней. Даже если есть только один шанс на миллион. Доктор Харрис простонал: — Я так и знал. Послушай, я обещал Двейну, что не дам тебе наделать глупостей. — Только поговорить. — Ну ты же понимаешь, что это бесполезно. Даже если случится чудо, и она согласится помочь, ты понимаешь, какую цену она может за это запросить? — Всё, что ей придёт в голову, — отрешённо ответила девушка. — Ну ты же сама час назад говорила мне, что не сможешь предать Двейна и вашего ребёнка? И как, ты думаешь, он будет жить дальше, зная какую цену ты заплатила за его свободу? — Считайте это болезнью, помешательством, как угодно, презирайте меня за мою слабость и эгоизм, но я не смогу жить без него, он мой воздух, мой мир, моя жизнь, — она прямо смотрела доктору в глаза. На секунду ему показалось, что в этом взгляде он увидел Биатрис. Непокорную и упрямую. В отчаянной попытке остановить её, доктор устало выдохнул: — Ты же понимаешь, что все эти двадцать лет она ненавидела его? — Это вы мужчины ничего не понимаете. Все эти двадцать лет она по-прежнему любила его, — грустно улыбнулась девушка.