***
Такого физического и морального штурма тюрьма не испытывала, казалось, с момента её постройки. За несколько минут Бетси умудрилась убедить начальника тюрьмы, что он не только держит в клетке невиновных людей, но и что гореть ему за это в аду. Но куда больше его напугало заявление Бетси о том, что если он немедленно не отпустит Уэлби, двери её «благословенного» дома будут для него закрыты навсегда. При этом она тыкала ему в физиономию бумагой, подписанной самим губернатором. «Надо, так надо. Мне-то что? Одним больше, одним меньше. Да и этот Уэлби мне уже осточертел. Половина города сюда прётся. Сначала доктор за грудки тряс, теперь эта «благословенная» тычет бумагой в лоб. Мне уже порядком надоел весь этот цирк. Пусть забирают этого полоумного, такого же, как и они, и проваливают отсюда все вместе к чертям». Но распоряжение выпустить этого счастливчика он отдал только тогда, когда выпроводил эту неугомонную Бетси на улицу, ждать там, и получил от неё клятвенное заверение, что его по-прежнему будут пускать в её бордель. А в это время Двейн сидел на полу, устало прислонившись спиной к холодной стене и глядел пустым взглядом перед собой. «Почему за ним никто не приходит?» Он был плохо осведомлён, как это всё должно происходить, но в чём был точно уверен, что кормить его неделями тут никто не будет. Судьба его предрешена. Зачитают решение судьи, закуют в кандалы и вперёд, — Двейн устало потёр запястья, — «Вот уж не думал, что буду ждать, когда меня закуют в кандалы». С одной стороны, сердце его рвалось на части от того, что его Эбби была всё ещё здесь, совсем рядом с ним, а с другой, обезболивающее, которое оставил доктор, кончилось, и рёбра болели нещадно. Поэтому лишний день, чтобы отлежаться и не умереть по дороге, ему бы точно не помешал. Из невесёлых мыслей его выдернула трижды проклятая ржавая щеколда. Она ему теперь всю жизнь будет снится по ночам. Увидев входящего тюремщика, в голове Двейна пронеслось: «Как говорится, не успел подумать». — Вставай, чего расселся? Ещё бы разлёгся. Сидят отдыхают, а тут весь зад уже с утра в мыле. Двейн медленно поднялся по стене. — Слышишь, хромой, давай двигай на выход. Парень растеряно замер. — Зачем? А кандалы? — Иди, говорю на выход. Много вопросов задаёшь. Двейн непоримающе оглядывался. «Что они задумали?» — Нашли дурака? — как можно спокойнее сказал он, — Я сейчас за порог переступлю, а вы меня до смерти забьёте, сказав, что при попытке побега. — Да ты правда дурак, — тюремщик подошёл к нему вплотную, — Зачем усложнять? Мы тебя если надо, и в камере прибьём, делов-то. Он был прав и Двейн уже ничего не понимал. — Проваливай. Отпускают тебя. Совсем, — он потряс перед носом парня пальцем, — За всё время, что я тут стерегу, на моей памяти такого не было, но это факт. Слух прошёл, что бумага пришла с печатью губернатора о твоём помиловании. Ты оказывается, у нас птица важная, так что прости, если мы тебя помяли. Ты зла-то на нас не держи. Сам виноват, — он похлопал парня по плечу. — Ничего не понимаю. Ерунда какая-то. Может меня перепутали с кем? Откуда вообще обо мне губернатор узнал? — А я почём знаю. Проваливай, пока отпускают. И сходи свечку поставь всем святым. На моей памяти отсюда два выхода всегда было: или на каторгу, или в могилу. Считай, второй раз родился. Двейн по-прежнему стоял на месте, пытаясь хотя бы что-то понять, но в голову ничего не шло. — Слушай, давай я тебя отсюда выведу, а ты там стой потом хоть весь день. Некогда мне. — Ну скажи хотя бы кто бумагу-то привёз? Доктор? — Ага, доктор, — хохотнул охранник, — Бетси, собственной персоной и привезла. Знаешь такую? А теперь стоит во дворе, тебя дожидается. Глаза Двейна стали в пол-лица. Расценив это по-своему, тюремщик охотно продолжил: — Ну что пялишься-то? Ну есть там у тебя мамка, сестра или жена? Кто там за тебя мог похлопотать? Знатно кого-то твоя девочка уважила, что аж сам губернатор бумагу подписал. Бетси она толк в сладких девочках знает. Только вот ума не дам, что там у твоей такого должно быть, чтобы тебя отсюда вытащить? Кровь мгновенно ударила парню в лицо, и он схватил охранника за грудки. — Да ты что? Ополоумел что ли от радости? — охранник с силой оттолкнул его. Удар пришёлся по многострадальным рёбрам, от чего Двейна согнуло пополам, а в глазах потемнело. Увидев это, охранник прорычал: — Эй, слышишь ты, дурень, подыхать будешь на улице, мне тут мертвяки не нужны. И рывком потянул плохо соображавшего от боли парня к выходу и вытолкнул его в коридор. — Тащат сюда всякий сброд, а мне потом тягай их на себе. Двейн практически повис на стене. Воздуха не хватало, он никак не мог сделать полный вдох, от чего голова мгновенно поплыла. И дело было даже не в рёбрах, вернее не только в них. Боль, отчаяние, злость — всё это обрушилось на него лавиной, накрыло с головой, лишая последних сил и рассудка. Он почувствовал, как на глазах выступили предательские слёзы. Остатки сил ушли на то, чтобы сдержать их. И ощутив настойчивый толчок в спину, парень двинулся вперёд по коридору, цепляясь за стену. В голове отчаянно стучало: «Зачем? Как она могла? Зачем пошла к ней, и что та потребовала взамен? На что она пошла? Что пообещала? Что отдала? Чем расплатилась за его свободу?» Слёзы обиды и отчаяния душили его, не давая дышать. «А доктор? Как он разрешил ей? Как позволил? Он же обещал?» — Двейн простонал и сжал зубы. Эта дорога по тёмному, сырому, вонючему коридору показалась ему бесконечной. Цепляясь за стену и прыгая практически на одной ноге, он упрямо двигался вперёд, и как ему сейчас казалось, это была дорога на его личный эшафот, на котором придёт конец всем его надеждам и мечтам. И когда он наконец переступил порог тюрьмы, то мгновенно задохнулся от свежего воздуха, а глаза, уже привыкшие за эти дни к полумраку, теперь никак не могли привыкнуть к свету, до боли и слёз. Парень потерялся в пространстве, не понимая, куда ему идти дальше. И тут услышав сзади отборные ругательства, почувствовал, как его грубо схватили за плечо и поволокли к воротам. — Давай, двигай ногами. Посмотри, какие девочки тебя дожидаются. Эх, я бы не отказался провести с ними вечерок, — и с силой выпихнув его в открытую дверь, пробурчал, — Почему дуракам всегда везёт? Двейна трясло, а глаза всё никак не могли привыкнуть к свету. Нещадно болели рёбра и поэтому, когда к нему на шею кинулась Эбби, парень еле устоял на ногах, с размаху прижавшись спиной к забору. Он сразу понял, кто кинулся к нему в объятия. Свою любимую девочку он ни с кем не перепутает. Измученная Эбби не могла поверить, что Двейн стоял перед ней. Она рыдала в голос, уткнувшись ему в грудь, а потом отстранилась, и не переставая плакать, нежно гладила его по лицу, волосам, рукам. — Вей, любимый, это и правда ты? — сквозь рыдания шептала она, — Это сон. Я не могу поверить. А потом она принялась нежно целовать все те места, которых только что касалась. — Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя… — без остановки шептала она как заведённая. Двейн задохнулся от эмоций. Всё, казалось, что за воротами тюрьмы его последние силы кончились. И он тоже разрыдался, уже не в силах сдерживаться. Он крепко прижимал Эбби к себе, и плакал, уткнувшись ей в макушку, а спустя время нагнулся и со стоном зашептал ей на ухо: — Дурочка, какая же ты дурочка. Зачем? Зачем ты пошла на это? Глупенькая, что ты пообещала взамен, чем пожертвовала? Я же, — он плакал, — Я же не смогу жить, зная, что ради меня ты… Эбби не дала ему договорить, приложив ладошку к губам, а потом глядя ему в глаза, быстро сбивчиво зашептала в ответ, всхлипывая: — Я ничего… я была готова на всё… чтобы тебя… Я не могу без тебя жить, дышать не могу… я просила, умоляла… я всё предлагала… но она так без всего… помогла… Двейн непонимающе смотрел на неё полными слёз глазами. Эбби почувствовала, как напряглось его тело и в отчаянии зашептала, уткнувшись ему в шею: — Все эти дни я думала, что лучше бы ты не встречал меня. Я принесла тебе только страдания и боль, загубила твою жизнь. А потом я поняла, что я теперь не выживу без тебя, не выживу. Эбби в отчаянии поняла, что не сможет сейчас ему всё объяснить, как они смогли вытащить его, про Бетси, как и почему она. Она с испугом смотрела на него. — Ты мне не поверишь сейчас, но был один шанс на миллион, чтобы спасти тебя, только один, и Бетси, она… — девушка бессильно разрыдалась. Двейн уже ничего не понимал, он как пьяный еле стоял на ногах. Бетси всё это время стояла в стороне у экипажа. Сказать, что она чувствовала себя неловко, это ничего не сказать. Неловкость? Она уже и забыла, что это такое. Развернуться и уехать сейчас она не могла, видя, что они оба еле стоят на ногах. Но куда она могла их отвезти? К себе в бордель? Вряд ли они согласятся, да и возится с ними она не собиралась. Внутренний голос подсказывал ей, что совсем скоро сюда должен примчаться знакомый всем доктор. «Вот пусть Джастин с ними и нянчится. Развели тут детские сопли, аж тошно», — Бетси старалась на них не смотреть, нервно притоптывая маленькой ножкой и кутаясь в плащ от сырости. И только охранник, всё это время бестолково нарезавший круги вокруг экипажа, с удивлением увидел набежавшие на глаза хозяйки слёзы, которые она отчаянно хотела скрыть. На мгновение он застыл от увиденного, но тут же почувствовав на себе строгий испепеляющий взгляд, отпрыгнул в сторону. Биатрис старалась не слушать о чём они говорят. Она понимала, что это слишком личное, но обрывки фраз всё равно до неё долетали. Надолго её, как всегда, не хватило, и резко развернувшись и сделав пару шагов в их сторону, она с раздражением выпалила: — Господи, да не трогал её никто. Кому она нужна с пузом-то? — а потом поймав на себе ошарашенный взгляд парня, быстро добавила, — и денег с неё никто не брал, а наоборот ещё и свои отдала, между прочим заработанные, — последние слова она пробурчала себе под нос, а потом развернулась и быстро отошла в сторону к экипажу. Двейн устало закрыл глаза. Он ничего не понимал, но почему-то сейчас поверил Бетси. С его Эбби всё в порядке. Всё, что сейчас происходило было похоже на сон, и парень всё никак не мог поверить в происходящее, наконец выдохнуть и хотя бы немного расслабиться. Так не бывает. Он уже отчаялся и смирился со своей участью. И тут? Никто никогда не делал ради него ничего подобного. Всегда один против всего мира, против судьбы, против всех. Никогда ни у кого он не просил помощи, даже не надеялся на неё. А теперь… Сначала доктор помог им, а теперь Бетси? Как? Почему? За что? Двейну показалось, что он сходит с ума. Сейчас он был не способен во всём этом разобраться. Потом, всё потом. А сейчас до него всё-таки начало доходить, что всё это происходит наяву, что он свободен, что держит сейчас в своих руках любовь и смысл своей жизни. Двейн осторожно поднял её голову за подбородок и страстно приник к её губам. Этот долгий, страстный, требовательный поцелуй давал ему сейчас возможность поверить в то, что всё происходящее — это реальность, и что он не проснётся со стоном разочарования. Эбби еле держалась на ногах. Ощущение его близости и тепла переполняли её душу счастьем. От этого чувства у неё перехватило дыхание и казалось, что сердце вот-вот остановится. А от его страстного и требовательного поцелуя голова её поплыла окончательно, и чтобы не упасть, Эбби крепче неосознанно обхватила его, теснее прижимаясь к нему. Застигнутый врасплох, Двейн простонал от резкой боли, полоснувшей огнём по рёбрам, непроизвольно прижав руку к груди. Эбби мгновенно отстранилась, со страхом заглядывая ему в глаза, и увидев, как он побледнел, еле слышно дрожащим голосом прошептал: — Прости, милый, прости. Тебе больно? — она коснулась его дрожащими пальцами, не отрывая испуганно взгляда от его лица. Устыдившись своей минутной слабости, Двейн обнял её, снова прижимая к себе, и попытался отшутиться: — Всё в порядке. Это от волнения. Я просто так давно не обнимал тебя, — он уткнулся ей в макушку, утопая в любимом, родном аромате её волос. На его глаза снова навернулись слёзы. Все эти дни это снилось ему по ночам, лишая рассудка и выжигая душу дотла, а сейчас всё это стало реальностью. Он чувствовал, как его девочка всё ещё дрожит всем телом, слышал её всхлипы. Она осторожно прижалась к его груди и тихо плакала. Двейн чувствовал, что уже устал опираться на больную ногу, и перед тем, как хромая переступить, и опережая новую порцию её паники и слёз, сказал: — Эбби, детка, посмотри на меня, — и дождавшись пока она робко поднимет на него мокрые от слёз глаза, осторожно вытер слезинки на её щеках и дрогнувшим голосом продолжил, — Ну хватит плакать. Ты же знаешь, что я не могу видеть твои слёзы. Эбби непроизвольно всхлипнула. — Руки, ноги, рёбра, всё это ерунда. Главное, что мы оба живы, что мы вместе. И, послушай меня, — он приблизился к её лицу почти вплотную, заглядывая в омут её голубых глаз, — ещё утром я думал, что потерял тебя навсегда, что никогда больше тебя не увижу. И от этого душа моя горела в таком аду, что сил жить дальше не было. А сейчас, Эбби, любимая, я точно знаю, — он перешёл на шёпот, — что жить без тебя я теперь не смогу. Слышишь, ты лишила меня воли и рассудка, забрала моё сердце, лишая возможности дышать без тебя. Я уже не могу жить, не чувствуя твоё тепло, не сжимая тебя в своих объятиях, не пробуя на вкус твои губы, — он нежно поцеловал её, — Я хочу, чтобы ты знала, что теперь только вместе, до конца, что я тебя больше никуда не отпущу, что только со мной рядом, всегда за моей спиной, навсегда, или пока ты… сама меня не прогонишь, но и тогда я не смогу без тебя, не смогу, — обессиленно выдохнул Двейн, не в силах сдержать подступивший к горлу ком. Эбби осторожно провела по его щеке и не разрывая взгляд, прошептала: — Навсегда…вместе…навсегда… Я люблю тебя, Вей, ты даже не представляешь, как я люблю тебя. — Я люблю тебя, ты вся моя жизнь, — он снова приник к её губам. Бетси не выдержала и слегка кашлянув, сказала: — Я конечно, всё понимаю. Но, может быть, мы уже уберёмся отсюда, а то скоро полгорода соберётся. Эбби и Вей вздрогнули от неожиданности. Они совсем потерялись во времени и пространстве, полностью погрузившись в свой маленький мир. Двейн развернулся в её сторону и хромая, сделал несколько шагов. Эбби осторожно поддерживала его, обхватив за пояс. — Спасибо, — севшим от волнения голосом сказал парень, глядя Бетси в глаза, — Большое спасибо. Даже не знаю, что ещё сказать. — Да на здоровье, — она скептически оглядела его, — тем более, что выглядишь ты что-то не очень. Споткнулся? — Да нет, двери узкие, — уголком губ улыбнулся Двейн. — А ты мне всё больше нравишься, Уэлби. — Я теперь Ваш должник на всю жизнь. — Надо же на «Вы»? Помнится мне, последний раз, когда мы встречались, я такого обращения не удостоилась. — Будем считать, что в прошлый раз я был немного не в себе. — А, ну если так, то тогда прощён. А по поводу долгов. Я предпочитаю не одалживать и не брать в долг, — она с усмешкой перевела взгляд на Эбби, — мне будет достаточного того, что тебе придётся мучится с этой девчонкой до конца твоих дней, — она усмехнулась, — Назад не приводи, даже не думай. Двейн прижал Эбби к себе сильнее и поцеловав её в макушку, ответил: — Я её теперь никому не отдам. — Ну вот и славно, — голос Бетси предательски дрогнул, — Хороший мальчик. Выходит, не зря я тебя вытаскивала. — Спасибо, Биатрис, — сказала Эбби, прижав ладонь к животу, — сегодня ты спасла жизнь нам троим. — Только не начинай снова, — Бетси подкатила глаза, — закрыли эту тему раз и навсегда. Что вы оба мне очень благодарны, я уже поняла, и закончим на этом, — уже с раздражением добавила она. «Да где уже этот доктор? Дорогу что ли забыл?» — Бетси чувствовала ужасную неловкость, теряя остатки терпения. Повисла тишина. Двейн, уже уставший стоять, попытался сделать несколько шагов. Дались они ему с большим трудом. Наблюдая за этим, Бетси вздохнула: — Да. Так вы далеко не уйдёте, — а потом нерешительно и как-то скомкано добавила, — Давайте, что ли, подвезу вас. Только куда? Двейн не знал, что ей ответить. Что с его домом он не знал, конфисковали его или нет, а до поместья его отца он точно сейчас не доберётся. Парень тяжело вздохнул. Услышав этот вздох, Эбби заглянула ему в глаза: — Мне всё равно куда, хоть в шалаш в лесу, только бы рядом, только вместе. — Ну как была дурочкой, так ей и осталась, — простонала Бетси. Эбби уткнулась Вею в грудь. Он успокаивающе нежно погладил её по спине. — Нет. Никаких шалашей, — он, обнимая, прижал руку к её животу, — Наш ребёнок должен получить всё, что ему положено по праву. И теперь я точно не отступлю. В этот момент послышался цокот копыт. Все не сговариваясь, повернули голову и увидели просто летящий по улице экипаж. «Ну вот, только подумаешь про… хорошего доктора, он и появится», — с облегчением пронеслось в голове Бетси. Не дожидаясь, когда экипаж полностью остановится, Джастин Харрис соскочил с его подножки, и не верящими глазами уставился на всю эту компанию. — Боже, Джастин, я и не думала, что ты ещё способен на такие прыжки. Да ты не так стар, как прикидываешься, — усмехнулась Бетси. Не обращая на её слова никакого внимания, доктор ошарашено переводил глаза с одного на другого. — Правда. Значит, это всё-таки правда. Когда Адлард всё мне рассказал, я не поверил. Я подумал, что его обвели вокруг пальца, обманом увезя Эбби, — от волнения доктор ни сразу понял, что взболтнул лишнего. — Так, всё, я умываю руки. Началось. Сколько можно? Я уже поняла, что я главный источник разврата в нашем «богобоязненном» городе и хватаю бедных девиц прямо на улице, и насильно заставляю на себя работать. Всё, всем до свидания. Не хочу больше всё это слушать, — Бетси развернулась на каблуках и направилась к своему экипажу, — Дальше без меня. Харрис, теперь сам возись с ними, — бросила она через плечо, — И скажи своему слуге, чтобы забрал её вещи из моего экипажа. Доктор Харрис слишком поздно понял, что обидел её своими словами, и рванул за ней, перехватив её за руку у самого экипажа. — Биатрис, прости меня. Сболтнул сдуру глупость. — Да ладно, Джастин, ты мне за сегодняшний день столько гадостей наговорил. Одной больше, одной меньше. — Ну прости, старого дурака, — он развернул её к себе, — Спасибо тебе, Биатрис, за всё. Я просто не могу поверить. Спасибо. Я как никто другой, знаю, чего тебе это стоило. Он поднёс её руку к губам и поцеловал. От неожиданности Бетси замерла, а затем быстрым движением выдернула руку и невольно смутившись, ответила: — Надеюсь, ты позаботишься о моей племяннице, — а потом, бросив беглый взгляд на молодых людей, быстро добавила, — Обо всех. Раз тебе больше заняться нечем. Не хотелось бы думать, что все мои труды были напрасны, — она попыталась скрыть неловкость. — А ведь она тебе внучка? А, Биатрис? — Джастин с улыбкой попытался заглянуть ей в глаза. — Сам ты дед, — фыркнула Бетси. — А совсем скоро она родит тебе правнука, — доктор уже вовсю веселился. — Да иди ты к чёрту, Харрис, — она оттолкнула его, — Иди сам возись с этой мелюзгой, и пусть они тебе там рожают внуков, правнуков, а меня в это не втягивай. Мистер Харрис быстро перехватил её руку и снова прижал к своим губам. — Не злись. И правда спасибо. Спасибо, что решилась на это ради них, и, — он замялся, — и ради себя. И прости, если сегодня обидел тебя. Бетси снова выдернула руку, развернулась и мгновенно скрылась в экипаже, тут же вынырнула обратно и впихнула ничего не понимающему доктору в руки мешки с монетами, бросила: — Забирай. И проваливай. Как вы мне уже все надоели. Доктор переводил непонимающий взгляд с денег на неё. — Ну это, считай, её приданое. Когда-то я обещала её матери, и теперь моя совесть чиста. Часть правда пришлось сегодня отдать, искупая грехи вашего героя, но я думаю, того, что осталось, достаточно для того, чтобы она не чувствовала себя нищенкой без роду, без племени. И нечего на меня так таращится. Это её деньги. Я не подаю, — и переведя взгляд через плечо доктора, с усмешкой сказала, — Хотя, глядя на этих блаженных, думаю, что деньги им особо и не нужны, — а потом со вздохом добавила, — Не дай им наделать новых глупостей, если сможешь, конечно, — и устыдившись этих неожиданно вырвавшихся слов, она толкнула растерявшегося доктора, и кинув, — Всё, проваливай, — быстро скрылась в своём экипаже. Доктор Харрис развернулся и отдав, не глядя Адларду деньги, наконец-то посмотрел на Двейна и Эбби и пошёл им навстречу. Двейн смотрел ему прямо в глаза, наклонив голову набок и грустно улыбаясь. Доктор протянул ему руку, открывая ладонь, а Вей ответил рукопожатием. Доктор крепко сжал его ладонь, а потом за руку притянул Двейна к себе и обнял, похлопав по плечу: — Мальчик мой, неужели это ты? Ты даже представить себе не можешь, какой ты везунчик. Как уж там сложились звёзды над твоей головой, я не знаю, но то, что ты сегодня получил лучший подарок судьбы, это я тебе могу сказать точно. Парень уткнулся ему в плечо, пытаясь сдержать подступившие слёзы: — Спасибо. Спасибо за всё. Даже не знаю, как выразить свою благодарность. — Не надо. Я всё понимаю. И я очень рад за тебя, сынок, искренне рад, что всё так сложилось, — сердце доктора сжалось от неожиданно вырвавшегося обращения, опасаясь реакции парня. Двейн, все так же уткнувшись ему в плечо, всхлипнул. Мистер Харрис молча похлопал его по спине, едва справляясь с охватившими его чувствами. Эбби бросилась доктору в объятия, плача и шепча: — Спасибо. Спасибо. У нас получилось. Получилось. Мы спасли его. У нас получилось. Мистер Харрис поднял глаза вверх, пытаясь сдержать подступившие слёзы. Сжимая в объятиях этих настрадавшихся, измученных, брошенных всеми детей, ему казалось, что сердце его сейчас остановится. Впервые за много лет он ощутил душевное тепло и чувства затопили его с головой, и чтобы не разрыдаться вместе с ними, он севшим, дрожащим от эмоций голосом сказал: — Ну хватит, хватит уже. Развели сырость. А ещё будущие родители, называется. Хотите, чтобы ваш сын родился плаксой? Двейн и Эбби одновременно подняли на него красные от слёз глаза. — Сын? — спросил парень, — А откуда Вы знаете, что будет сын? — Ну… — доктор выдержал паузу, — этот малый столько продержался и выжил вопреки всему, что если с таким характером родится девочка, то вы мои дорогие пропали. Хотя, — он обернулся на звук удалявшегося экипажа, — если она пойдёт в свою прабабку, то я уже ничему не удивлюсь, — он рассмеялся, сгребая их в свои объятия, и впервые за последние несколько дней счастливо вдохнув полной грудью. Эбби с Веем тоже засмеялись сквозь вновь подступившие слёзы. — Ну всё. Пошли уже отсюда, — и поймав на себе две пары удивлённых глаз, продолжил, — Отдохнёте у меня, а потом поедем оформлять ваше наследство. Я же обещал помочь. Как вы думаете? Заслужил я несколько недель отдыха за пятнадцать лет практики? Он подставил своё плечо Двейну. Парень с благодарностью опёрся на него, чувствуя, что силы его уже на исходе, и заковылял в сторону экипажа. Перехватив встревоженный взгляд девушки, доктор сказал: — Надо будет тебя подлатать, что-то ты совсем расклеился. Не всё же время мы тебя будем на себе таскать. — Я могу и сам, — обиженно пробурчал себе под нос Двейн, сделав попытку освободиться. — Ладно, иди уже, герой, — доктор ласково потрепал его по волосам. В ответ Двейн вымученно улыбнулся, молча ткнувшись в его плечо, выражая свою признательность.***
Уезжая, Бетси зачем-то обернулась. Ведь знала, что не стоит этого делать, но не смогла устоять. Она увидела, как Джастин сжимал в своих объятиях эту непутёвую молодёжь. А они жались к нему, как маленькие дети, ища защиты и утешения. «Кто он им? Только ли пережитые отчаяние, горе и страх толкнули их в его объятия? Или? Чем он заслужил это? Как тоже прожив жизнь, полную боли и отчаяния, он заслужил сейчас любовь и уважение этих двоих? Чем она хуже?» Последняя мысль застала её врасплох. «Да о чём я вообще? Не нужны мне все эти сопли и лишние проблемы. Или всё-таки нужны?» Бетси не могла понять, что с ней сейчас творилось. Отчего так болело и ныло в груди? Почему ей было так плохо сейчас? И вдруг простая мысль возникла в её голове, расставив всё наконец по своим местам и заставив её разрыдаться: «Как бы я хотела сейчас стоять вместе с ними, обнявшись, утешая и ища утешения себе». Бетси впервые за последние два десятка лет рыдала в голос, позволяя наконец своей душе очиститься и переродиться, оставив позади все страхи, тревоги, ненависть и злость, отчаяние и невыносимую боль. Вот только пожалеть и утешить её сейчас было некому. «Проклятый характер… проклятый….»***
Двейн устало откинулся на спинку сиденья в экипаже и закрыл глаза. Его всё ещё била нервная дрожь и он никак не мог успокоиться. Эбби прижалась к его груди, слушая гулкие удары сердца. Она тоже всё ещё не могла поверить в то, что он наконец был рядом. Двейн вдруг неожиданно выпрямился и начал сосредоточенно перебирать складки её платья. Эбби с недоумением и тревогой смотрела на него во все глаза. Не обращая на неё внимания, парень продолжал что-то нащупывать сквозь ткань, а потом облегчённо выдохнув, запустил руку в потайной карман её платья и что-то вытащил из него. Девушка, ничего не понимая, растерянно смотрела на него. Вей разжал руку и Эбби узнала кружевной платок. Она уже знала, что в нём, и прикрыв рот рукой, подняла на него полные слёз глаза и выдохнула: — Я думала, что потеряла её тогда. Двейн приоткрыл платок и молча протянул ей шпильку. Побледневшая девушка прошептала: — Если бы только знал, сколько слёз я по ней выплакала. Как жалела, что не смогла сохранить. Испугавшись её бледности, Вей быстро прошептал: — Прости, детка. Тогда в тот день я положил её в карман твоего платья, зная, что ты точно его наденешь. А потом забыл про неё. Прости меня, — он нагнулся и поцеловал её ладошку. Она нежно погладила его по волосам, а Двейн поднял на неё глаза и снова протянул ей свой подарок. Эбби аккуратно взяла шпильку и зажав в руке, прижала к груди. Парень вопросительно посмотрел на неё. — Если у нас родится дочь, то я хочу передать её ей. Двейн сгрёб её в охапку, прижимая к себе, и который раз за сегодняшний день поцеловал в макушку, а потом тихо прошептал: — Эбби, давай пообещаем, что больше никогда не расстанемся. Знаю, что это глупо, но давай сейчас пообещаем друг другу. — Обещаю, — она подняла на него влюблённые глаза, — Куда я без тебя? — И я обещаю, что всегда буду рядом, — он нежно коснулся её губ, — и больше тебя никуда не отпущу. Сидевший напротив них Джастин отвернулся к окну и грустно улыбнулся. «Господи, какие они всё-таки ещё дети…»***
Эбби колдовала на кухне. Ну как колдовала? Пыталась. Ей так хотелось приготовить что-нибудь очень вкусное для него, для всех. Но периодически подкатывавшая тошнота от вида некоторых продуктов мешала и отвлекала. Промучившись, Эбби в отчаянии уже была готова попросить о помощи у Адларда. Но тот как назло куда-то запропастился по поручению Джастина. Доктор занимался Двейном, и девушка не хотела им мешать. Она так истосковалась по нему, но понимая, как он устал и измучился, она и всю эту готовку затеяла, чтобы отвлечься. Но сердце её трепетало и замирало только от одной мысли о нём. Отчаянно хотелось быть рядом, не отходить ни на шаг. Она окончательно извелась и когда чуть не отрезала себе палец, тяжело вздохнула и наконец, отложила нож в сторону. И как только Эбби решила оставить эту безнадёжную затею, на кухне появился её спаситель. Вернулся Адлард. Быстро оглядев жалкие результаты её «готовки», привычными уверенными движениями засуетился на кухне. Девушка стояла, замерев в нерешительности, не зная, что ей делать. Адлард бросал на неё быстрые взгляды, загадочно как-то по-доброму улыбаясь. Эбби не понимая в чём причина такого поведения всегда скупого на эмоции слуги, растерялась. — Будут какие-нибудь пожелания на счёт ужина, Мисс Эбби? Она тут же оживилась и начала, размахивая руками, рассказывать, что именно она хотела приготовить. Спустя время на кухне что-то зашипело и зашкварчало, наполняя её ароматом еды. Но, как только дело дошло до разделки мяса, Эбби мгновенно побледнела. Увидев это, Адлард наконец осторожно выпроводил её с кухни. Эбби была ему бесконечно благодарна. В доме стояла тишина. Было только слышно, как в камине в гостиной потрескивали поленья. Эбби неслышно двинулась в сторону манящего тепла. Но только войдя в комнату, она замерла на пороге, увидев Двейна. Он сидел в кресле у камина. Бледный, осунувшийся, он спал. Присев перевести дух после всех этих манипуляций доктора, он не заметил, как отключился. Огонь сделал своё дело, даря тепло, чувство покоя и уюта. Эбби на дрожащих подгибающихся ногах прошла через комнату, не отрывая от него влюблённых глаз, а затем осторожно опустилась на пол у его ног. Её глаза оказались на уровне его руки, лежащей на колене. Костяшки пальцев были сбиты в кровь. Она осторожно еле касаясь провела дрожащими пальцами по ссадинам и поцеловав, тихо легла щекой на его руку и обхватив руками его колено, закрыла глаза и тихо заплакала. Слёзы текли, выпуская наружу весь ужас последних дней, заполняя её сердце любовью, жалостью, беспокойством, тревогой и безграничным счастьем, от того, что он жив, что он с ней, рядом. Она сидела, не смея пошевелиться. Так её и застал доктор Харрис, замерев в дверях гостиной. Он растерялся от того, что стал невольным свидетелем этого душевного, трогательного и какого-то интимного проявления её чувств. Он ещё немного полюбовался этим, незаметно крадя несколько секунд их трогательного счастья. А потом, грустно улыбнувшись, тихо вышел, так и оставшись незамеченным, осторожно прикрыв за собой дверь. Эбби казалось, что время остановилось. Ей было сейчас так хорошо, так спокойно, так правильно. Но девушка неожиданно отстранилась, как будто что-то вспомнив, она поднялась на ноги, сняла с шеи его крестик и осторожно наклонилась, стараясь, как можно аккуратнее одеть его ему на шею. И тут она встретилась взглядом с парой карих глаз, смотрящих на неё в упор с нежностью и любовью. — И что это Вы такое делаете, мисс Уэлби? — спросил он, улыбаясь. Девушка замерла от неожиданности, а потом всё также не отстраняясь, прошептала: — Я… Я подумала, что… — а потом выдохнув, совсем тихо, — Я прошу, разреши мне сделать это. Так мне будет спокойнее. Пожалуйста… Он молча нагнул голову, а она дрожащими руками одела ему на шею крестик его матери. Двейн поднял голову и взяв её руку в свою ладонь, приложил к губам. А потом неожиданно потянул девушку на себя. Она вскрикнула, и сама не поняла, как оказалась у него на коленях. Он смотрел на неё влюблёнными глазами и нежно провёл рукой по её щеке. Эбби умирала от нежности под этим взглядом, но тут же напряглась, вспомнив о его поломанных рёбрах, и попыталась отстраниться от него и встать. А Двейн, не разрывая взгляда, ещё теснее прижал её к себе. — Тебе же больно? — Если ты не перестанешь дёргаться и убегать, то да. Она тут же замерла. Двейн запустил руку в её локоны, притягивая её к себе, и нежно поцеловал. Поначалу трепетный и осторожный поцелуй быстро перерос с страстный и обжигающий. Он просто упивался сладостью, мягкостью и теплом её губ. А когда воздуха перестало хватать обоим, он отстранился со стоном, хрипло выдохнув: — Эбби, этот поцелуй снился мне каждую ночь. Это правда не сон? Ты правда со мной? Она молча кивнула, обнимая его за шею и прижимаясь к нему. Дыхание и сердцебиение сбилось у обоих. Немного успокоившись, Двейн тихо сказал: — Эбби, прости меня. Прости за то, что нам пришлось всё это пережить. Прости, что не сумел предотвратить и позволил всему этому случиться в нашей жизни. Она отстранилась и приложила палец к его губам. — Не надо. Давай не будем больше это вспоминать. Он поцеловал её пальчики и прижав её ладонь к своему сердцу и глядя в глаза, сказал: — Детка, я хочу, чтобы ты знала, — он замолчал, пытаясь хоть немного успокоиться, — Ты знаешь, я так устал… Она с тревогой удивлённо распахнула глаза. — Я так устал терять и бояться. Всё. Я не хочу вспоминать прошлое и жить старыми обидами и страхами. Эбби малышка, я ведь поверил, что потерял тебя навсегда, и я правда думал, что никогда не увижу тебя, — из глаз его потекли слёзы, — Все эти дни я горел в своём аду, душа моя умирала в невыносимых муках, сгорая от чувства вины и горя. Эбби вся трепетала в его руках, осторожно стирая слёзы с его лица. — Я знаю. Я тоже… сердце моё умирало, не давая сделать вдох. — Теперь я знаю, как это жить без тебя, — он уже не стеснялся своих слёз, — Нет, не жить, а медленно умирать. Двейн замолчал, сглатывая слёзы, которые не давали ему говорить. Эбби прижалась к его груди и обнимая, тоже плакала. Гладя её по спине дрожащей рукой и успокаивая, он тихо шептал ей: — Ты знаешь, любимая, как всё это не важно теперь. Всё, о чём мы спорили тогда. Так неважно и глупо. Я усвоил Его урок, усвоил навсегда. Это чудо, что мы выжили, что мы вместе. Он подарил нам шанс, — голос его дрожал и срывался, он прижимал её к себе всё крепче, — и я не смею просить у него, чего-то большего. Всё, что мог, Он мне уже подарил, показав, как это бесценно… Я так отчаянно, так сумасшедше люблю тебя. И отвоевав своё право на счастье, я так хочу быть любимым, быть нужным, быть счастливым. Эбби, любимая, я так хочу. Только вместе. Только с тобой я живу. Она рыдала в его объятиях, еле слышно шепча в ответ: — Я люблю тебя, родной… Так люблю… Он приподнял её лицо, заставляя посмотреть себе в глаза. — Я обещаю тебе, что больше никому тебя не отдам и никуда не отпущу. Ты только моя, слышишь, моя навсегда, и это не обсуждается. Твоё место только рядом со мной. Моя, — он смотрел на неё горящими глазами. — Твоя, — обессиленно выдохнула она, — Навсегда, — и прижалась к его губам. Они оба рыдали, уже не скрывая и не стесняясь своих слёз, отпуская наконец, весь кошмар и ужас последних дней, давая клятвы, успокаивая и утешая друг друга. Отстранившись, Вей что-то достал из кармана. Второй дрожащей рукой он взял её трепещущую руку в свою. Поднял на ничего не понимающую девушку горящие глаза и сказал: — Я сделаю всё, чтобы мы и наши дети были счастливы. Я обещаю, что мы проживём с тобой долгую и счастливую жизнь. Наша любовь даст нам силы забыть прошлое и уверенно идти по жизни рука об руку. Он осторожно одел ей на палец изящное кольцо и прижал её руку к губам. — Я обещаю… Эбби смотрела на него полными слёз глазами, а потом нежно обхватила его лицо ладонями и тихо прошептала: — Я верю. Мы, верим тебе. Я буду рядом. Я стану твоей силой. Я буду поддерживать тебя во всём. Теперь, только как ты скажешь, только с тобой, навсегда. Я люблю тебя. Теперь я тоже знаю, как это жить без тебя. Спустя время она по-прежнему сидела у него на коленях, прижавшись к нему спиной. Он крепко обнимал её, положив свои ладони ей на живот. Они оба молча смотрели на огонь в камине красными от слёз глазами. Откровенные признания дались им тяжело. Сил сейчас осталось только на то, чтобы сидеть вот так в объятиях друг друга, залечивая любовью и заботой душевные раны и ставя «заплатки» на израненные сердца. Двейн нежно погладил её живот и закрыв глаза, прошептал ей на ухо: — Спасибо тебе за всё. Она накрыла его руки своими ладонями и тихо прошептала в ответ: — Спасибо тебе.