"Тупой вомбат!"

Спустя неделю отчаянной борьбы с неугомонным сумчатым, Джек окончательно распрощался с психикой. Ночью шерстяной зад топал по номеру, переворачивая его вверх дном, так что приходилось накачиваться снотворным. Утром разбойник сонно ворчал, отказываясь убираться в свой угол и старался вытеснить не высыпающегося Роллинза с кровати на пол. Далее шел утомительный завтрак. Чаще всего Джек забивал на готовку и ел то же, что и вомбат, благо, помогал образ жизни вегана. Но питательные каши отказывались укладываться в его желудке и он начал раздумывать о шприце и для себя. Вяло пережевывая морковь, Джек наблюдал, как по всей квартире появляются аккуратные кубические брикетики. Из центра сообщили, что это хороший признак и животное идет на поправку. Что именно хороший признак — количество или качество, не уточнялось. А еще этот обладатель больших бубенцов метил все вокруг, из-за чего приходилось постоянно проветривать комнату и дышать гарью, принесенной с улицы. До самого вечера Роллинз был свободен от ворчания и вездесущей наглой морды, когда уезжал в буш работать. Видеть обугленные тушки животных, застывшие в кошмарных позах агонии уже стало привычным. Непривычным было наблюдать за тем, как слаженно и дружно работают люди, терпят лишения и добровольно ежесекундно рискуют стать такими же тушками. Пару раз пришлось вытаскивать горе-спасателей из огненной ловушки. Смотреть на обожженные, но счастливые лица было невыносимее всего. Повидавший всякой мерзости Роллинз умел абстрагироваться от боли, страха и усталости. Но каждый раз, вытаскивая из пепелищ еще живых, но уже безнадежных коал, собак или кенгуру, у него сжималось сердце, особенно, когда попадались вомбаты. В такие дни он затискивал ворчливого Брока до агрессии с его стороны. Получив, однажды, нехилую такую рваную рану на ладони, он облил ее перекисью и продолжил наглаживать толстый загривок. — Ну ты и уебок! По-ночам ему снился Брок. Не вомбат, которому он дал такое же имя, а настоящий, живой с оплывшей шрамом рожей. Брок, на которого у него был крепкий стояк с самого первого дня их знакомства. Молчаливой тенью следовать за командиром и прикрывать его рисковый зад, редкие спарринги, потому, что ты — “чертова австралийская травоядная каланча” и пытаться не смотреть, как он с аппетитом поедает говядину, чтобы не передумать позже вечером дрочить до скулежа и взмокшей спины. Таков удел он сам себе назначил, потому, что если этот альфач и присунул бы однажды мужику, то это был бы чертов Стив Роджерс. Сегодня снова снилось, что Рамлоу сидит у его кровати и смотрит, но уже обоими глазами. Накануне он возил Брока снимать повязки и оформлять паспорт. Содержать громадного полудикого самца в такое время никто не хотел и Роллинзу пришлось взвалить его сорока килограммовую тушу на свои плечи. Впрочем, он уже привык к безумному ритму жизни, к беспокойному, а порой, буйному нраву вомбата, к постоянным укусам и побоям. Привык к своему суррогатному Броку. Видеть Рамлоу со всеми его шрамами, с глазами цвета конского каштана и наглой ухмылкой, без возможности прикоснуться. Слезы сами катились из глаз и хотелось проснуться. К счастью будильник избавил его от этого невыносимого кошмара и он, сонный и злой, поплелся в общий коридор, готовый убить любого, кому не повезет сейчас занимать сортир. Встав на привычное место над унитазом, Джек устало прислонился плечом к перегородке и задумчиво извлек хозяйство из трусов. Эти чертовы сны выматывали хуже, чем работа в буше. — Думал, у меня больше, — произнес небритый взъерошенный мужик, задумчиво облокотившийся на одноразовую сидушку. — Пошел на хер, Рамлоу! — устало огрызнулся Роллинз и посмотрел на незваного гостя. — РАМЛОУ!? Он все-таки сделал это — снес ебучую перегородку. А потом ущипнул себя за руку, задел не заживший еще укус и выругался громко по-австралийски. Рамлоу, не развеялся, а лишь расхохотался, мотая головой. Потом, кряхтя, поднялся на ноги и подошел к сидящему на жопе со спущенными трусами бывшему подчиненному. — Вставай сам, Роллинз, а то у меня лапки, — и он показал свои перебинтованные руки. Глядя на ожившее начальство, Джек вдруг вспомнил, что Броку повязки с лап пока не сняли и ему еще предстояло это испытание. — Брок? — все еще не веря своим глазам, прошептал он. — Нет, его святой дух, — фыркнул “не дух”. — Конечно я, придурок! Ты игнорировал меня всю ночь, даже когда я тебя пнул! Пришлось волочиться за тобой в сортир. — Это же был вомбат, — Роллинз осторожно коснулся пальцами смуглой тонкой щиколотки Рамлоу, все еще не веря, что это все не сон. — Он всегда на мне по-ночам скачет. — Это был я, идиот! — оскалился Рамлоу, скрещивая руки на груди. — Я по ночам собой становился. Бесился, конечно, что ты спишь, как упившаяся скотина, приходилось нести стражу у изголовья своего спасителя. — То есть, как собой? — Роллинз все-таки встал с пола и привел себя в порядок. — То есть как, твою мать? — А это ты у гребаной ведьмы спроси — как! — Рамлоу по-вомбачьи потер обмотками нос. — Последнее, что помню — взрыв на рынке, потом бесконечный огонь, все черно-белое и страшное желание рыть и копать. — А дальше? — Дальше пришел в себя в этом мотеле, голый, весь в бинтах и ты такой красивый спишь, как убитый. Джек несмело коснулся его плеча, провел по линиям мышц и шрамов от еще той, их общей неудачи. — Человеком я, видимо, только по ночам, потому, что только их и вижу. Рамлой неуютно поежился, пытаясь отодвинуться от чужих ладоней. Привыкший крепко удерживать вечно ерзающего питомца, Роллинз обнял более низкорослого мужчину, крепко фиксируя его рядом с собой. — И ты ничего не помнишь? Что происходило днем? — спросил он после долгой неловкой паузы, когда тело под его руками немного расслабилось. — Смутно, — послышался хриплый ответ и неловкое ответное объятие. Джек больше не мог терпеть. Все, что происходило в последние минут десять, напоминало полотна сюрреалистов и он без раздумий решил хвататься за шанс, пусть даже его потом побьют. Отстранившись немного от Рамлоу, он взял того одной рукой за плечо, вторую положил на крепкую шею и жадно впился губами в приоткрытый от удивления рот. Он ждал чего угодно, даже укуса парными резцами, но никак не того, что его командир жадно ответит на поцелуй, а потом и вовсе затолкает плачущего от счастья Джека в душевую кабинку. Он все-таки его укусил. За шею, когда Джек, покорно встав на четвереньки, принял его горячий член в себя. У них не было ни смазки ни резинок, но он не сопротивлялся, когда удивительно настырный, пыхтящий от нетерпения любовник, развернул его спиной к себе и надавил на плечи в немом приказе опуститься на колени. — Я не могу больше ждать, каланча! — хрипло зашептал он ему в затылок, поспешно смазав собственной слюной пальцы. — Тебе все нужные прививки сделаны, — фыркнул в ответ Джек и громко застонал, когда его взяли почти на сухую. — Но почему вомбат? почему Австралия? Трахаться в общем сортире конечно в некотором роде было волнующим приключением, но Джек был не настолько поехавшим, как Рамлоу и все же уговорил бывшего командира переместиться в номер. Отчасти он хотел удостовериться, что шерстяной зад не сидит в это же самое время на диване и не догрызает недавно купленные новые ботинки. К счастью номер был пуст, а на Рамлоу не было одежды. Так, что Джек просто поднял матерящееся начальство на руки и швырнул на разобранную, смятую за ночь постель, где без всяких возражений обследовал каждый кусочек желанного тела, а потом сел сверху и получил, наконец, о чем мечтал — увидел, как кончает Брок Рамлоу.