Клочок тишины

      Тело Изуку дёрнулось вслед за уходящим Кацуки, но сам он остался стоять на месте, неуверенно протянув руку вперёд и сжав пальцы. Словно этот жест мог хоть на мгновение остановить Бакуго, но на деле был сродни попытке поймать лунный свет и удержать его в своей ладони. Кацуки ускользал. Не оборачиваясь, он скрылся в дверном проёме. Изо всех сил напрягая слух, Мидория услышал его шаги на лестнице. Продолжая прислушиваться, Изуку пытался уловить что-нибудь ещё, но в здании было тихо. Он остался один.       На левой ладони лежал браслет, и Мидории казалось, он ещё хранит тепло тела Каччана и в отличие от Кацуки более чем и осязаем. Выйдя на свет, Изуку поднёс браслет к глазам и присмотрелся. Крупные звенья местами были испещрены заметными даже при слабом освещении царапинами, отчего металл потускнел. Вероятно, Каччан носил его, практически не снимая. В сознании Изуку ситуация становилась абсурдной: если Бакуго так дорожит его подарком, значит, и он сам ему дорог. А если он — Деку — ему дорог, то почему Каччан ушёл? Почему оставил браслет? Мидория посмотрел на ладонь, словно она могла дать ему ответ. Не решаясь убрать браслет, Изуку с вытянутой вперёд рукой прошёлся по помещению. Под ногами хрустнули обломки какой-то мебели, но он не заметил этого. Ноги затекли, и Мидория несколько раз споткнулся, едва не выронив браслет. В голове не осталось мыслей. Изуку не знал, сколько прошло времени. В один момент ему показалось, что Бакуго ещё может быть неподалёку, и он бросился вниз по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, но ни на первом этаже, ни на улице никого не оказалось. Не понимая, зачем, Мидория медленно обошёл здание по периметру, шурша высокой травой. Кроссовки промокли от выпавшей росы, но Изуку не заметил этого и спустя некоторое время снова пришёл ко входу. Безмолвное здание неприветливо смотрело на героя пустыми оконными проёмами. Вернуться обратно Деку не решился. В последний раз вопросительно посмотрев на браслет, Изуку коснулся его губами и нерешительно убрал во внутренний карман. «Домой, — подумалось Мидории, — об остальном я подумаю завтра».       В такси у Изуку разболелась голова. Ненавязчивое радио казалось адски громким, и Мидория едва сдерживался, чтобы не рявкнуть на водителя, чтобы тот заглушил шарманку. В конце концов общение с Бакуго наложило на него определённый отпечаток, и теперь под оковами самообладания и терпения ждали своего часа природная ярость, накопившаяся усталость, праведный гнев. Раньше Изуку игнорировал эти эмоции, но Кацуки дал ему понять, что нельзя всю жизнь только улыбаться, притворяясь, что тебя устраивает любой исход событий. Бакуго учил его не молчать. И Мидория усвоил урок. Только вот с самим Бакуго Изуку так и не смог быть откровенным до конца. Не смог полностью ему открыться. Может быть, нужно было больше времени, чтобы принять то, что теперь он не один. Обычно Изуку воспринимал своё «не один» как необходимость защищать тех, кто рядом, как дополнительный груз ответственности. Но с Бакуго оказалось иначе. Ему не нужна была защита Деку. Изуку не был ничем ему обязан. Кацуки ничего не хотел взамен, кроме честности. Взаимности. Мидория отдавал себя всем: гражданским, коллегам, друзьям. По частям, по крупицам сотням людей, даже для себя он оставлял что-то, чем не хотел делиться с остальными. И это настолько прочно вошло в привычку до их отношений с Каччаном, что для Бакуго не оставалось ни кусочка. Осознание того, что происходило между ними на самом деле, пришло к Мидории слишком поздно. Машина резко затормозила перед пешеходным переходом, и браслет звякнул в кармане ветровки. Изуку сжал его через ткань и долго выдохнул. «Слишком поздно? — мысленно вопрошал Деку и тут же прерывал сам себя: — Завтра. Подумаю об этом завтра». Когда будет ещё больнее, потому что произошедшее перестанет казаться сном. Когда реальность предстанет перед ним во всей своей кристальной ясности и неотвратимости. Она всколыхнёт все чувства и эмоции снова, доводя до предела. А когда станет совсем невмоготу, подскажет выход. «Всё завтра».       Изуку абстрагировался от реальности, лишь иногда отмечая некоторые детали. Хлопнула дверь машины, а затем — подъезда. Звякнули ключи, падая на коврик в прихожей, но вместо того, чтобы их поднять, Мидория вцепился в ветровку, проверяя, на месте ли браслет. Под ногами холодный пол — Изуку снял кроссовки сразу вместе с носками. Семь неприятно шлёпающих шагов до кухни. Гладкая поверхность стола под виском. Запах мёда. От его сладости Мидорию замутило, и он, не вставая, швырнул в раковину так и не помытую с утра ложку. Изуку было плохо. Настолько, что, казалось, это переносится и на его физическое состояние. Глядя прямо перед собой, он ещё раз старательно подумал «завтра, всё остальное завтра» и прикрыл глаза.