Очевидный

      Сычжуй прекрасно помнил, как чуть не сорвался в тот момент, когда разговаривал с Жуланем, когда видел его алые от смущения щеки, прикрытые глаза и чувствовал, как дрожит его тело от страха и нетерпения. Помнил, как нечто внутри желало продолжения, требовало большего — больше такого открытого Цзинь Лина, всем своим видом буквально умоляющего дать ему это. Его словно охватил сильный голод тогда, и внутренний зверь показал свои клыки, что хотели впиться в шею человека перед ним. Желание подчинить его своей воли, надавить на плечи, опустить на колени и смотреть, как его возлюбленный стыдится своего положения, мыслей, возбуждения.       Обуздать внутреннего монстра раньше помогала медитация, сильная нагрузка в колледже, тренировки от главы клана Лань. Но сейчас, когда они с Жуланем начали встречаться, все это меркнет в пучине похоти и страсти, которые он испытывает рядом с ним. Это происходит так внезапно, что Юань просто не успевает среагировать и усилить контроль над собой. Все в Цзинь Лине заставляет его желать сделать своим, показать всем, кому тот принадлежит, заклеймить на видных участках тела, чтобы все знали, что у него уже есть любимый человек. Его глаза, его улыбка, его руки, его ноги, его тело, его волосы, все в нем вызывает дикий голод зверя, что скрывается в глубине Сычжуя.       Конечно, он никогда не сделает Жуланю больно, монстр больше не оскалит клыки в его сторону, он не выпустит чувства из-под контроля и будет всегда ласков и нежен с любимым. Потому что он Лань, а Лани не должны уподобляться похоти и другим плотским утехам, это одно из главных правил, они выше этого. Клан Лань. всегда. будет. Боже.       Юань чувствует, на его колени падают капли воды, стекающие по волосам младшего. Не может сдержать короткий вздох, лишь бы не протянуть к ним руку, не вцепиться в такие мягкие и шелковистые пряди, не потянуть их на себя, не намотать на запястье, не. Ему стоит остановиться, иначе собственные желания сведут его с ума. Он так и не открывает глаза, ожидая, пока Цзинь Лин отступит или наконец скажет, чего ему хочется от медитирующего старшего. Но тот упорно молчит, не желая отстраняться. Лань тихо выдыхает и все же решает спросить.             — Милый А-Лин, ты что-то желаешь? — его голос даже не дрогнул ни разу, хотя он был уверен, что сейчас будет хрипеть от медленно накатывающего возбуждения из-за одного только появления любимого в поле осязания.       Но Цзинь Лин продолжает молча внимательно рассматривать, словно изучает его лицо. На самом деле он нередко делает это, просто садиться неподалеку и наблюдает за его работой или обычными домашними делами. Сейчас, когда они стали жить вместе, это не так уж и трудно делать, потому что еще недельки две назад от пытливых глаз можно было спрятаться в доме клана Лань. Теперь же ничего не скрыть от партнера. Даже когда младшего ловят на своем излюбленном занятие, это не производит должного эффекта, вызывая совершенно обратное действие. Ему совсем не стыдно за свои постоянные взгляды, будто хищник добравшийся до своей жертвы, продолжает пожирать ее глазами. Вот и на данный момент он снова делает это — пялится. Это чувствуется буквально физически.       Сычжуй уже хочет сказать, что не занят чем-то особенным, что могло бы привлечь внимание молодого господина, но слова застревают в глотке. Чужие ладони аккуратно ложатся на его колени, скользят выше, подбираясь к опасной близости от интимного места. Но тут же падают по обе стороны от его тела. Лань боится, что открыв глаза, он встретиться со взглядом напротив. Знает, что потеря зрения обострит другие чувства, и легкое касание к губам оказывается полной неожиданностью. Веки распахиваются моментально. Цзинь Лин никак на это не реагирует, его лицо выглядит таким же бледным и спокойным, как всегда. Его губы расплываются в самой милой улыбке, которую видел старший, да только он знает, что за ней скрывается ехидная ухмылка этого маленького дьяволенка.             — Послушай, А-Юань, — шепчет он, и Ланю приходится сглотнуть вязкую слюну, чтобы не умереть от обезвоживания прямо сейчас, — что тогда произошло?       Вопрос, словно стрела, достигает своей цели, поражая свою добычу. Неудивительно, будущий глава клана Цзинь не только отлично владеет мечом, но и прекрасный лучник. Не нужно даже долго задумываться над смыслом его слов, потому что и так понятно, о чем идет речь. В тот день, когда они оба наконец-то признали свои чувства и доверили их друг другу, произошло нечто ужасное, по мнению Сычжуя. Всего на миг потерянный контроль не остался без внимания. Когда его монстр обнажил свои клыки, когда его рычание было услышано любимым.       Лань устало прикрывает глаза и глубоко вздыхает. Он знал, что когда-нибудь эта тема поднимется в их разговоре, но не ожидал, что этот момент придет так скоро. Нет никакого желания врать А-Лину, что это оказалось неожиданностью для него самого, или же просто обман разума. Осталось лишь надеяться на благосклонность со стороны младшего к своей скромной персоне. Вздохнув еще раз на последок, он все же открывает свои глаза.             — Цзинь Лин, мне очень жаль, — он ищет в глазах напротив мельчайшие намеки на презрение, ненависть, или даже неприязнь, но, так и не найдя этого, решает продолжить, — что я повел себя так в тот момент. Возможно я ранил твои чувства и сделал тебе неприятно. Никогда более я не позволю себе так разговаривать с будущим главой клана Цзинь. Нет, с любимым человеком, с тобой.       Сколько бы он не всматривался в лицо своего партнера, не мог отыскать в нем ни одной негативной эмоции. Лишь настырное детское любопытство искрилось в янтарном омуте глаз. Улыбка, наконец-то, исказилась, приобретая свой истинный вид нахальной ухмылки. И Лань полностью потерял нить понимания настроения его любимого парня. В голову потихоньку начали проникать мысли с вопросами: хотят ли от него каких-то других извинений, или же только этого и добивались, чтобы оправданно оставить его одного? Думать так — неправильно, мерзко. Но у страха глаза велики, и кроме самого страшного исхода этой ситуации — ничего не видно.       А потом Цзинь Лин делает это. Он расслабленно кладет свои ладони на его руки.Чувствует, как мышцы рефлекторно напрягаются под ними. Не обращая внимания, все равно ведет их дальше, выше к плечам. Сычжуй не успевает среагировать, когда его, словно пушинку, опрокидывают на спину и усаживаются сверху. Тяжесть чужого тела умопомрачительно приятна. Жулань, со свойственной ему величественностью, восседает на нем, взирая свысока, потешаясь над положением старшего.             — Мой вопрос звучал не так, — чувство собственного превосходства над Ланем полностью выдавал его тон в голосе. Он отлично понимал ход событий, контролировал ситуацию. Он задал конкретный вопрос, и получит тот ответ, который будет ему соответствовать. Ему не нужны просто извинения. Потому что он, Цзинь Жулань — будущий глава клана Цзинь. Его с ранних лет учили добиваться своего, даже если придется идти по головам и делать то, чего другие не хотят. Так говорили дядюшки. Поэтому Юань не получит никакого спуску за свои действия и расскажет ему все, что скрывает за своим правильным Ланьским воспитанием.       Они словно поменялись местами. Если раньше убегал младший, то теперь же скрыться пытается Сычжуй. Он знает, что у него не получится замять вопрос. Придется смиренно подчиниться воли любимого.             — А-Лин, — тихо хнычет Лань от собственного бессилия, — мне правда жаль, что пришлось скрывать это от тебя, — старается как можно дальше оттянуть своё чистосердечное признание, но его партнер непреклонен. Смотреть ему в глаза невозможно, стыд покрывает всю его кожу крупными красными пятнами. Тихо вздохнув, он все же решается начать. — Я не был рожден в клане Лань, — после этих слов, на лице Цзинь Лина лишь на секунду появляется непонимание, но сразу же он возвращает себе хладнокровие. — В наших учебниках по истории написано, что когда-то давно клан Вэнь поразила сильная болезнь и все умерли в страшных муках. Но это не совсем правда, — равнодушие рушится, и младший больше не может сдерживать свое удивление. Он немного сутулиться, чтобы заглянуть в глаза напротив и понять, правду ли ему сейчас говорят. — Лань Ван Цзи забрал меня в клан Лань, когда я бродил по пустынным улицам, где лежали трупы моего клана. Я был тогда еще совсем ребенком. Я правда стараюсь быть прилежным Ланем, но иногда Вэнь срывается с цепи. Я стараюсь его сдерживать, — Юань поднимает свои руки, кладет на бедра младшего и ведет их выше по подтянутым бокам, крепкой груди, к алеющим скулам Жуланя, — но, когда я вижу тебя, — он тяжело выдыхает, заглядывая в янтарные глаза, — я теряю контроль.       Сычжуй хочет надавить на затылок любимого, впиться в его губы и целовать целоватьцеловатьцеловать, мучительно долго, со всей страстью, которая скопилась у него за те годы, что он был влюблен, но не имел права касаться. Но он кусает щеку изнутри и опускает руки обратно на пол, вдох-выдох, возвращая себе самообладание. Он не повторит эту ошибку дважды. Его внутренний монстр останется внутри, как бы сильно не натягивалась цепь на его шее, впиваясь в глотку.       Но его планы успешно ломает Цзинь Лин. Ладони сначала ложатся на грудь Ланя, скользят выше, оказываясь по обе стороны от его лица, а тело плавно опускается на его торс. Словно лисий оскал его хитрая улыбка не дает даже права думать о помиловании.             — Тогда, — мурлычет Жулань, — я хочу, чтобы ты показал мне его.             — А-Лин! — пытается возмутиться старший.             — Покажи.       Не просьба. Приказ. Приказ будущего главы клана Цзинь. Лань Сычжуй не смеет ответить отказом.