Цветок папоротника

      — Отлично, теперь я путешествую вместе с Детской Ведьмой. Что может быть лучше! — его слова были пропитаны сарказмом, хотя, Моно честен с самим собой, он даже не злился на эту ситуацию, будто ожидал, что что-то подобное вылезет наружу. Он пришпоривает лошадь, догоняет Лиу, что успела отъехать от него немного вперёд. — И позвольте тогда узнать сколько тебе лет?       — А тебе всё расскажи, — огрызается она, после чего задерживает дыхание, дабы успокоиться. — Мне двадцать.       — Где-то ты врёшь. Детская Ведьма несколько столетий существовала. Так что ты либо про свой возраст наврала, либо про то, что ты — Детская Ведьма.       — Ну как тебе сказать… — она хмурится, потирает виски. — Помнишь, лет одиннадцать назад в столице, да и не только, говорили, что Детская Ведьма перестала так сильно буйствовать, — Моно задумывается, после чего утвердительно кивает.       — Хочешь сказать, что ты подменила первую ведьму, став второй? Как наследница имени и звания, всё верно?       — Да, — Лиу кивает, поднимает глаза к безоблачному небу, которое окрасилось в яркие оранжевые и розовые краски от заката.       — Теперь понятно.       Всё оказалось куда проще и не так страшно, чем он думал. Конечно, Детскую Ведьму стоило опасаться, но точно не ему: ни семьи, ни ребёнка, да и сам он не маленький. И из-за связи она ему тоже ничего не сможет сделать. Но сам факт, что рядом с ним находится девушка из-за которой вся столица дрожит от ужаса и опасений, а матери рассказывают своим детям леденящие дух истории, поучая, что с незнакомыми людьми нельзя общаться, а тем более — идти с ними куда-то, завораживал, вызывал испуг и даже уважение. Он бы никогда не подумал, что мнение толпы может быть настолько неверным. Её рисовали старой омерзительной горгульей с острыми зубами, способными разрывать плоть, с обезумевшими, дикими, выпученными глазами. А в реальности уже как десять лет за этим именем скрывается красивая девочка, а затем — молодая девушка, невинная на вид, простая, на которую ты и не подумаешь ничего плохого. Конечно, он мог винить её в похищении целой оравы детей, но ему не хотелось: она с самого начала назвала себя ведьмой, а такие, обычно, и в правду творят тёмные дела. Да и сам он не лучше, пусть и не похищал он никаких детей.       — Ты на меня злишься? За то, что не сказала тебе об этом раньше?       — Ничуть, — он мотает головой, наблюдая, как Лиу слабо и с облегчением улыбается. — Ты же на меня не злилась, когда я сказал, кто такой умный спустил виверн на город.       — Так я не живу в Креиморе, так что мне какая разница.       — А я не живу рядом со столицей, и у меня нет детей. Так что мне тоже без разницы.       Лиу лишь хихикает, тихо благодарит, они молча продолжают свой путь, наблюдая, как скрывается за горизонтом солнце. Тот редкий случай, когда их мнения и любовь к закатам пересекалась, объединялась. Да и кто не любит наблюдать за этой красотой? Каждый здесь найдёт что-то особенное, близкое к его душе. Кому-то нравится наблюдать, как медленно тухнут яркие, насыщенные краски неба, вселяющие в тебя восхищение и желание двигаться дальше, желание жить; кто-то любит смотреть, как темнеет небо, а на нём появляется первая, бледная, неуверенная россыпь звёзд; а кто-то заприметит, как поля подёрнутся еле заметной дымкой, как всё окунётся в тихий сон и ночную размеренную жизнь. Перед глазами маячил чёрный лес. Ехать туда ночью, конечно, не хотелось, но по заверениям Моно там должно было быть всё спокойно. И Лиу почему-то стало свойственно доверять ему: как-никак он куда лучше знает как местность, так и людей в той или иной местности.       — Так зачем тебе этот ном? — Моно косо смотрит на существо, что выглядывало из её седельной сумки.       — А, ты про Сцакрилса. Универсальный помощник. И стратегический запас еды, — она оборачивается с усмешкой смотрит на нома, что весь сжался от услышанного. — Не беспокойся, пока тебя это не касается. Мы таких используем в таверне и на постоялом дворе, ведь им всего-то нужно тепло и немного еды, что с лихвой окупается их работой.       Они въезжают в лес и их разговоры тут же прекращаются. Лиу напряглась, вслушиваясь в звуки природы, пытаясь вычленить в них хоть что-то инородное, человеческое, выбивающееся из общей мелодии. Но всё было спокойно. Вскоре, она сдаётся, расслабляется.       — Твою ж… Мать! — она еле успевает остановить, повернуть лошадь в сторону, перед ней в землю вонзилась стрела, что тут же зажглась, мимолётно освещая всё вокруг ярким светом. Испуганная лошадь встала на дыбы, попыталась сбросить её, но она удержалась.       Моно без раздумий вытаскивает из-за спины заряженный арбалет и, даже особо не прицеливаясь, стреляет, зная, что он попал. Смотрит, как из-за деревьев повылезала целая орда людей, хмурится, приближается к Лиу, останавливает лошадь рядом с ней.       — Чёрт, Фалгран, я так надеялся, что ты сдох в какой-нибудь сточной канаве.       — Надо было добивать, Рэгфилд, — их окружают, Моно замечает, как руки Лиу начали дрожать. То ли от страха, то ли от гнева. — Ты лишил меня глаза и уха, — перед ними загорается факел, Моно видит это лицо и не может сдержать дикой улыбки, благо, что под маской она была не видна. Неплохо он так этого придурка исполосовал в последний раз. — И теперь я пришёл за твоей жизнью.       — Я бы попросил тебя найти меня в другой раз, но знаю, что ты меня не послушаешь, — он соскакивает с лошади, вытаскивает из ножен меч. Слышит, как Лиу тоже соскакивает, тоже достаёт оружие, утробно рыкает, встаёт с Моно спиной к спине. — Боишься нападать в одиночку, да, крысиная морда?

***

      — Эй, Рэгфилд, очнись, — он чувствует, как его пинают в бок. — Моно, сучёныш мелкий, даже не вздумай ноги протянуть! — он мычит, морщится, открывает глаза. Ни маски, ни очков.       — Что произошло?..       — Тебя чем-то очень тяжёлым треснули, но перед этим ты успел убить около пятнадцати человек, — совсем рядом с ним сидит Лиу в запылившейся и местами грязной одежде. — Я пыталась защитить тебя, но их было больше. Ты в отключке был всего пару часов.       — И мы сейчас находимся у них в заключении, — заключил Моно. Руки, сведённые за спину, нещадно ныли, болезненно раскалывалась голова, каждое движение давалось ему с трудом. — Вот дерьмо, зачем сразу не прибили? — откидывается, ударяется головой об стенку, шипит от боли. Земляное вперемешку с камнями помещение, смахивающее на какой-то погреб. Сыро, ужасно пахло плесенью, от чего его мутило. — Прости, признаю, моя вина. Нужно было тебя послушаться и не тащиться через Креимор. Я оказался слишком самоуверенным.       — Забей, ведь я тоже не настояла на своём, — выдыхает Лиу, устраивается у него под боком. Её руки тоже были чем-то связаны сзади. — Нас посчитали парой. Поэтому есть вероятность, что тебе придётся увидеть оргию, ибо они подумали, что так можно очень сильно унизить тебя. И эта чёртова связь…       — Дело дрянь. Дай мне полчаса, и мы вылезем из этой норы… — умолкает, они поворачивают голову в сторону раскрытой двери.       — Вы только посмотрите, как наши убийственные голубки разворковались, — к ним неспешно спускается Фалгран со своей свитой из трёх человек. Моно терпеть не мог этих разбойников. Глупы, слепы и очень жестоки абсолютно ко всему живому. Несколько лет подряд они оставляли часть страны без хлеба и иного урожая, поджигая огромные поля. Этому точно никогда не было прощения. Даже Лиу и прошлая Детская Ведьма нанесли меньше вреда. — Где ты себе такую пассию нашёл? Может, подскажешь местечко?       — Обойдёшься, — рычит, дёргается, глядя, как Лиу хватают за волосы и оттаскивают, хочет ей помочь, но ботинок, уперевшийся ему в плечо, не давал этого сделать.       — Адлер, можно, — его заставляют смотреть на изуродованное лицо, а не на ту возню, что начала происходить в стороне Лиу. — А ведь мы раньше были хорошими приятелями, Рэгфилд, что ты натворил…       — Вообще-то, это была твоя вина, что ты попал в руки стражников. Да и с ублюдками, что сжигают хлеба, я не вожусь, — гнев клокотал прямо у него в горле, но сил сопротивляться всё ещё не было.       В ответ лишь цокают, чужие губы растягиваются в странной улыбке, наполненной желчью, но их отвлекают звериные визги, заставляющие их обернуться. От Лиу отшатывается тот самый Адлер, а Лиу, ухмыляясь, отползает к стене, после чего сплёвывает под ноги Фалграну кровь.       — Кто следующий?       Фалгран подбегает к Адлеру, заставляет того открыть рот, после чего глухо, но очень выразительно матерится.       — Сука… Отведите его к лекарю. Живо! — оборачивается в её сторону. — Не промах, не промах, — его взгляд во что-то упирается, он наклоняется, отцепляя от её ремня склянку. — Что это? — осторожно открывает, принюхивается. — Какая-то концентрированная настойка на пряности? Это не похоже на духи. Скорее, что-то для выпечки, — он усмехается, резким движением заставляет её приоткрыть рот и немного вливает. — Глотай, сука, заодно и проверим, съестно ли это, — сжимает её горло, несколько минут внимательно наблюдает за каждым движением её мышц. Моно хочет достать до этих двоих и прекратить данное действо, но ему не дают, от чего ему хочется выть. — Да, съедобно. Отлично, вот и отпразднуем нашу последнюю встречу с Рэгфилдом, — он вновь криво ухмыляется, встаёт и направляется к выходу. — Вскоре увидимся, голубки. Обещаю, будет интересно всем.       Их оставляют наедине, Моно выдыхает, а Лиу ещё раз сплёвывает, только на этот раз не кровью, а обычной слюной.       — Сцакрилс, — тихо зовёт она. В полумраке возникает маленькая бледная фигурка, что ковыляет к ней. — Отлично, ты живой. Цветок в порядке? — кивок. — Замечательно. Отыщи мою сумку, а в ней — банку с противоядием. Не подписанная, с мутновато-зелёной жижей, ты и сам знаешь. И принеси мне. Чем быстрее, тем лучше. В случае чего слушайся Рэгфилда.       — Что происходит, Лиу? — она вздрагивает, услышав, как он назвал её имя.       — В той склянке, что забрал этот дурак, находится яд, замаскированный под сладкий и вкусный экстракт. И есть большая вероятность, что я помру, ведь он в меня влил его довольно много, — она усмехается, предпринимает слабую попытку вновь освободиться от верёвки, которой скрутили ей руки. — Мой организм будет бороться до последнего, ведь он к этому яду уже немного привык, но всё равно это смертельно опасно, — этот надломленный голос леденил его душу, заставляя с немым ужасом в глазах смотреть на неё. — Из положительных моментов: скорее всего они сейчас смешают эту дрянь с каким-нибудь алкогольным напитком и сами помрут, как мухи. Если меня вырубит, пожалуйста, всеми возможными методами прочисть мне желудок и насильно влей противоядие, — он слышит, как её голос начал понемногу хрипеть, что пугало его ещё больше. — Всё будет хорошо, — она бледно улыбается, откидывается на холодную земляную стену, рвано выдыхает. — Я верю в тебя.       Он никогда не верил в подобные слова, скептически смотрел на тех, кто уверял, что ему подобное придаёт сил, но именно эти слова слепой доверенности прозвучали для него зелёным сигналом, будто ему говорили: «Пора поднять свою задницу и идти спасать ситуацию. И всем плевать, что ты до сих пор чувствуешь слабость и недомогание. Нет времени на отдых». Моно шипит, елозит, после чего резким движением разрывает верёвки, вскакивает на ноги. К горлу подступила тошнота: точно заработал себе сильное сотрясение, но до этого ему сейчас нет никакого дела. В два прыжка оказывается рядом с ней, присаживается рядом, срывая с её рук верёвки. Она в этой мягкой темноте замечает, что его ладони выглядят странно, еле заметно усмехается: совсем сознание поплыло.       — Верь.