Цветок папоротника

      Она судорожно кашляет, распахивает глаза, после тихо стонет. Всё тело ужасно ломило, рёбра нещадно сдавливали лёгкие, а горло до слёз жгло.       — Тихо, тихо. Не напрягайся ты так, — её сонно сгребают в охапку, прижимая к себе, а вокруг её ноги обвивается хвост. Но быстро отстраняются, тем самым намекая, что это всего лишь недоразумение, совершённое спросонья. По её лбу проводят ладонью. — Жара нет, уже хорошо.       — Что? Сколько дней прошло? Что было? — она пытается подняться на локтях, осмотреться, но никаких сил не было это сделать.       — Лежи, — рядом с ней потягивается Моно, после чего резко подрывается, садится, прохрустывая шеей. — Ты была в ужаснейшем бреду все четыре дня, я уж боялся, что ты и в правду ноги откинешь.       — Обойдёшься, — хрипло фыркает Лиу. Их окружал ночной лес, где-то в нескольких метрах от неё текла река, слышно было, как вода, бурля и пенясь, переливалась по камням. Вдалеке ухала сова, шумели ветви, цепляясь друг за друга. Она на чём-то лежала, что было похоже на подстилку, набитую соломой, а Моно любезно прикрыл её плащом и его курткой, оставаясь прозябать на летнем, но прохладном ветерке. Принюхивается: — Почему пахнет костром и… Боже, это что, запах палёного мяса?!       — Да, — Моно отворачивается, чувствуя, как на него смотрят. — Я сжёг их крысиное логово вместе с теми, кто не успел или уже не смог сбежать, — ни единой нотки вины, лишь удовлетворение от проделанной работы.       — Ты ужасен, я тебе уже говорила это? — она выдыхает, слабо улыбается. — Дай воды.       — Да, конечно. Сейчас, — он замешкался, но быстро достал мех, протянул ей, а сам помогает ей приподняться. — Если тебя этот запах гари раздражает, то мы можем уйти ещё дальше. Хотя, скорее всего, это так несёт от меня и моей одежды.       — Нет, всё в порядке, — она кашляет себе в кулак, после чего жадно пьёт, прислушиваясь к своему организму. Вроде, никакого отторжения даже самой обычной воды нет, значит всё уже не так плохо. Устало зевает. — Такой вопрос. Я случайно не задела твои ресурсы маны?       — Вот находишь ты время спросить глупости…       — Это не глупости!       — Успокойся, не ори. Да, ты немного забрала у меня маны, но всё хорошо, я, кажется, уже восстановил свой запас просто со временем.       — Чёрт, прости, — Моно закрывает мех, наблюдая, как Лиу прячет лицо в ладони. — Я не могла это контролировать. Если организм гибнет, то он цепляется, как за спасительную соломинку, за всё что угодно, и я задела твои ресурсы. Но раз это произошло, значит ты не успел вовремя влить противоядие.       — Они разбили ту бутылку. Пришлось быстро разбираться во всём этом, перебирать и свои вещи. И применять свои знания и умения в народной медицине. С номом я не смог сработаться, мы друг друга не понимаем.       Она улыбается, удобнее устраивая свою голову у него на коленях, прикрывая глаза. Она чувствует усталость во всех мышцах.       — Рэгфилд…       — Можно просто Моно. Хватит фамильярничать.       — Хорошо, тогда я не «Эй, ты», а Лиу.       — Я же не виноват, что ты сама не назвала свою фамилию. И как скажешь, Лиу.       — Да… Моно, спасибо.       — Не реветь, кому говорят, — он возмущённо цыкает, видит это подрагивание лицевых мышц, как она старательно жмурится, чтобы не заплакать. — Всё уже хорошо, как я и обещал.       — Просто страшно осознавать, что ты чуть не потерял свою жизнь. Когда лезешь в самое пекло, тебе не страшно, но вот когда приходит осознание того, что ты натворил, понимаешь весь ужас происходившего, вот тогда… — Лиу замолкает, трёт глаза, а после открывает их, смотрит в небо. — Знаешь, я люблю жизнь, ценю её, хочу спокойно её провести. Я не страдаю от «духа приключений», из-за которого люди готовы отправиться хоть чёрту на куличики через кудыкину гору. Прямо как ты. Но… Боже, мне кажется или твой «дух приключений» заразителен, и мне, чёрт возьми, начинает нравиться происходящее?! Такое ощущение будто… Будто ты начинаешь заново жить, заново ценить то, что ты находишься в этом мире здесь и сейчас.       — Что-то ты разнежилась, — он улыбается, треплет её по щеке. Встаёт, предварительно уложив голову Лиу обратно на подстилку, отходит немного в сторону.— Надеюсь, это скоро закончится.       В ответ Лиу фыркает что-то наподобие «Дурак», отворачивается от него, натягивая до самого носа плащ. Моно садится рядом, опираясь на ближайшее дерево. Спать уже не хотелось. Разглядывает запястье, на котором бледно-голубым светилась связь. Как оказалось, её длина зависит не только от эмоционального состояния. При плохом самочувствие Лиу она уменьшилась до трёх метров, буквально приковывая его к бредящей девушке. Хотя он редко отходил от неё, больше возился с ней, крепко держа её за руку по её же просьбе. Старался не слушать весь тот поток глупостей, что она произносила, но отчётливо помнил, как она плакала, как от всей души послала кое-куда Моно и Сцакрилса, несколько десятков перечисленных рецептов зелий, одного пирога, в котором использовалось перо лиолофина, которое предварительно сожгли. Промелькивало слово «мать», с кем-то она ругалась, рьяно отстаивая свою точку зрения, часто просила воды. Её сильно знобило, но Моно лишь усмехался, сбивал температуру как мог. Из-за задержки оказанной помощи, возни с последствиями стало больше. Но он не мог бросить её, да и не шибко хотел. Просто уже смирился с действительностью и даже был благодарен за искренность и честные слова Лиу.       Уже по привычке смотрит на небо, которое медленно начало бледнеть. Скоро рассвет. Возможно, они здесь пробудут ещё пару дней, пока она не восстановит силы, чтобы смогла ехать дальше на лошади, а что потом? Он бы мог повернуть обратно к Драсламу, но уверен, что Лиу с его мнением не согласится. Тогда лучше восстановить её здоровье в Креиморе. А есть ли у него там знакомый, у которого можно переночевать? А то брать комнату на постоялом дворе — самая ужасная идея, которая могла придти к нему в голову. Или, может, быстро проехать через город и дать ей отдохнуть и восстановиться уже после него? Она говорила, что у неё на окраине города есть знакомый… Он зарывается руками в волосы, он не знает, что сделать, как будет лучше. Ведь до этого ни разу не сталкивался с тем, что его напарник (в данном случае «напарница») по путешествию был отравлен или хотя бы просто сильно болен. Простуда не считалась.       Не замечает, как засыпает под утро. Сквозь сон слышит, как она там возится, но не может открыть глаза. Он тоже за эти несколько дней истощился. Чувствует, как его накрывают, садятся у него под боком, возятся с тканью, губы невольно вздрагивают от тени улыбки.

***

      — Ты как?       — Я… Нормально, — Лиу, опираясь на ствол дерева, медленно встаёт, покачивается на ещё слабых ногах. В голосе всё ещё слышалась хрипотца, но уже было куда лучше.       — Не переусердствуй, — Моно кивает, поворачивается обратно к котелку, очищая курицу от перьевого покрова, а после забрасывая её тушку в кипящую воду. Лёгкая еда это то, что ей сейчас нужно. После стольких дней голодания он уверен, что её организм просто не сможет переварить что-то тяжелее самого обычного куриного бульона. — Я, конечно, не повар, но что-то да сварганю тебе, — он и в правду не шибко хорошо готовил, сколько не путешествовал. Привык перебиваться с краюхи чёрствого хлеба на вино или воду из родника.       — Спасибо, — она садится рядом, наблюдая за языками пламени, что лизали чёрные закоптившиеся стенки котелка. — Кстати, откуда он?       — Котелок? Достал из их логова, прежде чем сжечь, — он кивает в ту сторону, откуда тянулся запах гари. — Вытащил у них всё, что мне показалось важным и нужным на это время, включая деньги и украшения, — видит, как Лиу криво усмехается. — А что? Для нас никогда деньги не будут лишними. Вот и котелок прихватил. Лёгкий, походный, нам он точно пригодится. А курица… Её я достал с птичьего двора, что тоже, кстати, сгорел. Часть птиц от страха разбежалась по всему лесу.       Лиу молчит, заворожённо наблюдая за костром, Моно кидает в котелок ещё пару трав, немного соли, чтобы придать этому обычному блюду хоть какой-то приятный вкус. Наблюдает, как она прикрывает глаза, дремлет, обхватив ноги руками и подтянув колени к груди. Ей не нужно сейчас напрягаться. Совсем. Ищет глазами свою куртку, достаёт её, накидывает её ей на плечи, осторожно поглаживает её по плечам.       — Пожалуйста, отдыхай. Я разберусь со всем. Мне не сложно, тебе же лучше.       — Мне неловко, когда за меня всё делают, — быстро отвечает она, а Моно лишь улыбается: опять подловила его. Он думал, что она ничего не ответит. Трёт глаза, утыкается носом в колени, недовольно сопя. — Конечно, бывают такие моменты, когда ты совсем ничего не можешь сделать, но я считаю, раз уже могу стоять на ногах, значит смогу сделать и остальное.       — Думай иначе, — Моно отпивает немного вина, что налил себе из меха. — Чем меньше ты совершаешь активных действий сейчас, тем быстрее восстановишь силы и сможешь работать, как раньше, в полную силу. Не утруждай себя сейчас кучей дел, я не безрукий, сам могу это сделать. И да, твоё желание резко схватиться за что-то, вскочить, побежать, выглядит оскорбительно для меня, будто я за тобой настолько плохо приглядываю, что ты хочешь, чтобы это поскорее закончилось. Надеюсь, это не правда?       — Нет, нет, совсем свихнулся? — Лиу фыркает, перебирает пряди своих волос. — Просто, когда ты работаешь много лет в таверне, привыкаешь делать всё самостоятельно, привыкаешь к труду.       — Сколько лет ты там проработала?       — Не знаю. Может лет шесть или семь. Я и в правду смутно помню, что происходило в возрасте от девяти до пятнадцати лет. Можно по прибытию таверну спросить у девочек, они лучше знают, что происходило, когда меня так ужасно крыло.       — Из-за чего тебе так плохо было? — внимательно наблюдает за Лиу. Та отвернулась, слегка поджала губы. — Или не хочешь об этом говорить?       — Да… Мать погибла, когда мне было девять. Прямо у меня на глазах. Она же была Детской Ведьмой. Это уже неважно, ведь это было довольно давно. Я смирилась с потерей.       Моно лишь кивает в знак согласия, не решаясь спрашивать от чего та погибла, возвращается к котелку, чувствуя, как на его плечо устало наваливаются.