Цветок папоротника

      — Моно. Покажи мне свой рот.       — Что? — его будто окатили ледяной водой. — Нет.       Прошло три дня после их приезда. Дрозак, не заезжая к ним, на время взял лошадь и ускакал в Креимор к Дорилай, дабы предупредить её о надвигающейся проблеме. Моно понемногу начал сплёвывать кровь, стараясь делать это как можно незаметнее, хлебал обезболивающее и по ночам, убедившись, что Лиу спит, шерстил книгу вдоль и поперёк, внимательно изучая её, прежде чем отдать её в чужие руки. Хоть Дрозак и убедил его всё ей рассказать, тянуть он будет до последнего. И похоже этот момент очень быстро настал, от чего хотелось взвыть.       Лиу внимательно смотрит на него, наконец, отводит взгляд, шагая дальше с кувшином в руках, оставляет его на столе, возвращается обратно. Слегка недовольно щурится, а после резко делает подсечку, выбивая у него из-под ног опору, от чего он падает на ковёр, злобно и предупредительно шипя. Хочет вскочить, но не успевает: Лиу садится ему на живот, изучая чужие испуганно-бегающие глаза, зрачки которых сильно сузились. Он мог спокойно сбросить её с себя, но какого-то чёрта тело не слушалось.       — Открой рот, — говорит она, стаскивая с него его тканевую маску.       В ответ он молчит, сжав губы в тонкую полоску.       — Я вижу, как ты уже пару дней плюёшься кровью. Даже Мэрион и Аделин заметили, — бережно дотрагивается прохладными пальцами до его скул. Строго, но уже более грозно добавляет: — Пасть свою открой, зверьё дикое.       Она пытается открыть его рот пальцами, но получалось, честно говоря, не очень, поэтому тихо и разочарованно вздыхает и затыкает ему нос.       — Если не откроешь при этих обстоятельствах, то я откушу тебе кончик хвоста, — второй рукой Лиу с трудом поймала его хвост, что нервно бился об пол.       Моно совсем немного приоткрывает рот, чтобы глотнуть воздуха, но ей этого достаточно. Маленькие пальчики с какой-то невообразимой силой раскрывают его челюсть. К его крови примешалась и другая, более сладкая, её кровь. Он с ужасом распахивает глаза и перестаёт ей сопротивляться, перехватывает её руки, вынимая их из своего рта: лишь бы не поранилась ещё больше.       — Ладно, ладно. Только перестань причинять себе боль и увечья.       Она улыбается, комкает ткань юбки, пачкая её своей кровью.       — Открой рот.       Моно нервно сглатывает, но всё же, зажмурившись, послушно открывает, напрягшись и вслушиваясь в наступившее молчание, в шорохи одежды, в своё сердце, что, кажется, не выдерживало этого момента. Слышит, как она наклоняется, чувствует, как она окровавленными пальцами дотрагивается до дальних зубов, до нового клыка.       После того, как его вырвало по дороге, он обнаружил, что помимо одного зуба шатается ещё три, и конечно же сейчас на их месте выросли новые. Его организм с неумолимой быстротой менялся, практически все жевательные зубы сменились на новое поколение, а второй ряд на верхнем нёбе слегка подрос. И это доставляло ему новые неприятности: разодранные язык и щёки (тупая привычка «жевать» щёки, от которой он до сих пор не мог избавиться), кровь, отсутствие аппетита, тошнота, вечная усталость и почему-то желание припечатать Лиу к кровати, обнять её, почувствовать чужое тепло, лечь рядом и никогда больше не вставать.       Он чувствует, как она отстаёт от его рта, что позволило его прикрыть, и сглотнуть, и ощутить, как чужие губы впечатались в его, жадно целуя с языком. Безотчётно отвечает, поглаживая чужие щёки. Кровь, кровь, её кровь. Она неаккуратно и будто специально задевает мелкие зубы второго ряда, от чего её сладкой крови становится ещё больше. Моно даже был готов пошутить, что в его далёких родственниках есть вампир, раз он так слепо поклоняется чужой крови, что готов пить её хоть целую вечность.       Лиу отстраняется, видно, как она задумчиво замерла, обсасывая свой израненный язык, от чего у него засосало под ложечкой.       — Да не смотри ты на меня таким взглядом, — фыркает она. — Всё же нормально.       — Я так не думаю, — они умолкают, вслушиваясь в дыхание друг друга, в передвижение люда и иных существ по дому. — Ты… Не отвернёшься от меня?       — А должна? — Лиу вновь фыркает, щёлкает его по носу, от чего Моно морщится, обнажая клыки. — Ты, вроде, не ходячий мертвец в буквальном смысле, так что можно, — задерживает дыхание, будто хочет что-то сказать. Наконец, выдыхает: — Нравишься ты мне, чёрт перемазанный, — хищно улыбается и произносит тихим, но пошлым голосом: — Продолжим?       — Сейчас будет недоумение, но я отвечу «нет», — хмыкает Моно, а она лишь кивает в ответ. — Я просто хочу сейчас поспать рядом с тобой, потому что на какие-либо активные действия у меня сил нет. И желания особо тоже не имею.

***

      Лежать у неё где-то в области живота, обняв за талию, было сплошным удовольствием и умиротворением. Он и в правду даже уснул, предварительно проглотив некоторое количество обезболивающего. Лиу сразу определила что это, лишь немного попробовав, но ничего не сказала на этот счёт, только головой осуждающе покачала.       Ей было жарко под тремя одеялами. Даже то, что она сняла свою юбку из плотной и тёплой ткани, не помогло, но она видела, как Моно болезненно жался к чужому теплу, когда она откидывала эти одеяла в сторону, и не могла ничего сделать, кроме как натянуть эти одеяла чуть ли не по самую его голову. Она подложила себе под спину несколько подушек, чтобы находиться в позе «полулёжа» ей было удобно, тихо перебирала его волосы, задумчиво глядя в стену. Всем, кто относился к ящерам и змеям, было свойственно вот так собираться по несколько особей в «клубок», обниматься, прижиматься друг к другу в осенние и зимние вечера. Как она слышала, многие в последнее время практикуют даже спячку и получалось это у них очень даже неплохо. Хотя у Моно была совсем другая проблема.       Один раз с помощью нома позвала Мэрион, которой вручила задание найти и достать все обезболивающие в их доме. Раньше они тоже готовили ту дрянь и нечто ей подобное, что сейчас пьёт Моно, но после запрета не ушли подпол, как это сделали многие, а и в правду перестали это готовить: они не многое по деньгам потеряют. Поэтому тут и там лежали остатки от всего этого, которые, по мере их нахождения, использовались по назначению.       Ей приносят поесть. Ну, заодно, и Моно тоже не забыли. Все уже в этом доме заметили, что он в последнее время перестал нормально питаться. Только чертовски странная диета с употреблением воды, хлеба, мочёной брусники и фруктов по типу яблок или груш, порой совсем не вкусных, но зато с плотной хрустящей мякотью, о которую нормальным людям можно зубы сломать.       Кстати о зубах… О зубах Моно. Лиу быстро доедает свою порцию, не притрагиваясь к фруктам, осматривает его. Спит. С некоторой опаской достаёт из прикроватной тумбочки маленькую книгу, которую ей с трудом удалось достать, оставаясь при этом не в поле внимания Моно. После письма Бриджита он начал читать и проверять буквально всё, что попадало в их дом, испуганно шаря по полкам и столам, принюхиваясь к каждому новому запаху, пытаясь понять, откуда он. И сколько же проблем доставила ей эта маленькая книга, которую с некоторым боем, но смогла уберечь, так как была уверена, что её конфискуют, если найдут. Это был небольшой справочник по расам и некоторых странных животных с их описанием особенностей, повадок, странных фактов. Её мозг уже пришёл к определённому выводу, и ей осталось только убедиться в своей правоте.       Останавливается на вивернах, внимательно вчитывается в текст, после чего истерически, но безмолвно смеётся, понимая всю абсурдность и комичность их ситуации, и чёрт знает, как Моно от этого не проснулся. Виверны раз в пять лет меняют свои зубы, а все отлично знают, что они являются ближайшими родственниками к… Она вздыхает, покачивает головой и кусает губы. К тем, о ком толком ничего и никогда не было известно, к тем, что в этой книге были описаны как «разумные, но агрессивные существа», к тем, кто часто появлялся в сказках о похищенных принцессах и отважных рыцарях. К, чёрт возьми, драконам!       Она всё ещё безмолвно истерически смеётся. Это нужно было суметь завязать обычному человеку роман с драконом, привязаться к нему, к тому, что даже не имеет возрастных ограничений и по некоторым меркам будет жить практически вечность. Практически вечность…       Что-то в этих словах заставляет её заткнуться, перестать трястись от смеха, сжать руки в кулак. А ведь и правда. Она умрёт лет через сорок, в лучшем случае — пятьдесят, а он останется жить. И что-то грустное было в этих словах, что заставляло подумать на счёт этого, приобняв Моно.       Вечерело, за окном быстро становилось темно. Лиу щёлкнула пальцами, и шарообразные светильники зажглись, погружая комнату в тёплый сонный полумрак. Он ворочается, приоткрывает глаза, смотрит прямо на неё, громко сопя.       — Вы только посмотрите на эту соню, — она бледно улыбается, берёт в руки его лицо, рассматривая синяки под глазами, которые невозможно было не заметить. — Тебе получше, дракоша?       Моно мотает головой, но через несколько секунд, когда до его сонного мозга доходят слова, выпучивает глаза, словно ошпаренный отскакивает на противоположную сторону кровати.       — Т-ты! Ты… Как?!       Лиу демонстративно показывает первый разворот книги, где красовалось её название. Он закрывает лицо руками, опирается спиной на стену.       — Будешь есть? — отрицательно покачивает головой. — А надо. Давай хоть чуть-чуть, — Лиу берёт небольшую тарелочку с фруктами, протягивает её Моно. — Пожалуйста. Ради меня.       Моно берёт первым делом флягу, припадает к ней, жмурясь от горечи во рту. После чего осторожно приближается к Лиу, приобнимает её, от чего та чуть не выронила тарелку. Она цыкает, отставляет тарелку и обнимает его.       — Хочешь об этом поговорить? Нет? Хорошо, оставим это на потом.       Они некоторое время молчат, просто прижимаясь друг к другу и наслаждаясь моментом. Моно зарывается рукой в её волосы, вслушивается в своё сердце, что глухо билось о грудную клетку, вдыхает её запах и слабо улыбается.       — Ты и в правду не отвернёшься от меня?       — Ты дурак? Конечно же нет. Будто меня это напугало.       — А вот лично меня это всё пугает не на шутку.       Лиу смотрит в его глаза, в которых так и сочилась грусть, а после вновь щёлкает по носу.       — А мне не страшно. Знаю же, что не тронешь меня.       — Я за самого себя не могу отвечать. В такие переходные этапы я бываю неподконтрольным самому себе. И тогда с лёгкостью причиняю вред даже близким мне людям, — и Моно не знает, какого чёрта он не сказал ей об этом раньше. Возможно, это был самый настоящий животный страх, что его бросят, покинут, начнут избегать, хоть в реальности далеко друг от друга они не могут уйти.       — Бывало такое?       Он прикрывает глаза, в голове невольно всплыли не самые лучшие воспоминания.       — Бывало.