Цветок папоротника

      — Моно, не ной, — недовольно ворчит Лиу, выливая ему на спину жирную и густую мазь, а сама кашляет, прикрывая рот рукой. — Сам виноват, что полез под особую атаку Дрозака.       Моно в ответ лишь шипит, напрягает все мышцы, недовольно елозя, чувствуя неприятный запах мази.       — Почему это нельзя вылечить магией?       — Потому что ты под молнии попал, придурок. И меня затащил. Это лечится не так то просто. А теперь молчи, — она кутается в свою бледно-голубую кофту, закатывает рукава и размазывает мазь по его спине, усеянной вереницей тонких шрамов, похожих на молнии на тёмном небосводе.       Если честно, досталось всем. Но больше всех получили как раз-таки Бриджит и Моно, и теперь они сидели по разным углам дома и зализывали раны. Зато теперь запрещённый алкоголь пить не будут.       Лиу заливается кашлем, подносит ко рту руку, но тут же отдергивает её, почувствовав на губах жжение мази. В ту ночь она промокла, как последняя бродячая шавка, а после успешно заболела и слегла на пару с Дрозаком. В целых остались только Мэрион и Аделинда, что помогали с уходом за больными.       Она выдыхает, отплевывается от мази, вытирает руки полотенцем и ложится рядом с Моно.       — Бриджит скоро уедет обратно в Пратмэри.       — Туда ему и дорога, — хрипло смеётся Моно, разворачивается и обнимает Лиу, прижимая её к своей груди. — Ты сама то как?       — Спать хочу, — тихо произносит она, сворачиваясь калачиком и прижимаясь щекой к его тёплой груди.       — Как пожелаешь, — Моно тянется к одеялу, достаёт его и укрывает Лиу. — Сон помогает быстрее выздороветь.       Лиу утвердительно гукает, прикрывает глаза и очень скоро начинает мирно посапывать у него под боком. Моно обнимает и просто обдумывает своё далеко не самое лучшее поведение. Не стоило напиваться, не стоило нарываться на драку с Бриджитом, хотя тому стоило бы ещё раз начистить морду, ведь теперь из-за него на руке Лиу небольшой ожог. Небольшой, потому что практически сразу им удалось залечить большую его часть.       Он встаёт, подходит к окну, наблюдает за первым в эту зиму снегом. Мокрый, тяжёлый, его много, он уже замёл всё поле и побелил дубовый лес вдалеке, осел на водоотливе большими гроздьями, в уголках окна появились маленькие резные морозные узоры. Зима должна быть холодной и снежной. Хорошо, что не как в Пратмэри: там можно замёрзнуть и отморозить себе всё к чертям, даже не вся магия помогает. А в Ктесе было немного, но теплее и прятнее. Моно слышит шаги.       — О, ты, наконец, не спишь, — Моно оборачивается на шёпот, кивает Аделинде, что зашла внутрь. — Тогда можешь съесть обед Лиу, — она оставляет на столе поднос с едой.       — Да, спасибо, — Моно кивает, надевает рубашку. — Что-то ещё?       — Дрозак сегодня с утра уходил из дому, а вернулся с этими бумагами. Говорит, что для тебя, — Аделин протягивает ему несколько желтоватых листов бумаги, он их забирает и, быстро просмотрев, откладывает в сторону.       — Это дельце подождёт.       — А что это?       — Очередной заказ. Какому-то господину потребовались морозные цветы и, пишется, что он готов неплохо заплатить. Но я это сделаю только после того, как Лиу вылечится. Как раз и цветы зацветут. Правда, знать бы где они… — Моно вздыхает. — Ладно, найдём.       — А искать и не придётся, — Аделинда тихо хихикает. — Эти цветы растут на нескольких могилах на кладбище рядом с Кровавой Ведьмой. Лиу знает это место.       — Мертвецы их случаем не защищают?       — Кто знает, — она пожимает плечами. — Но я не уверена, что Лиу захочет туда идти. Впрочем, спроси у неё сам. Я просто помню, как она явилась после встречи с Кровавой Ведьмой и сказала, что в ту церковь, а, следовательно, и на кладбище, она ни ногой.       Моно кивает, благодарит её, и она уходит, дабы проследить за Дрозаком, чтобы лишний раз никуда не убегал, пока не выздоровеет. Спина чесалась, зудела, была неприятно жирная, от чего хотелось поскорее в баню, но он понимал, что ему нужно потерпеть. Сам ведь виноват.       Он садится за стол, пододвигает к себе поднос, раскрыв одну из книг и уставившись в неё, начинает есть. Та книга, которую он отдал Лиу, оказалась абсолютно бесполезна в решении вопроса о папоротнике, зато оказалось достаточно много заклинаний и зелий. Моно бросает взгляд на голубой цветок папоротника, что был поставлен в небольшую стеклянную вазу. Он даже сейчас не собирался увядать. Моно ест, вспоминая сетование девочек на счёт того, что десертные блюда в его день рождения они даже не поели. А ведь там были груши в винном сиропе и медовые тосты с кедровыми орешками, которые, по словам Мэрион, Лиу их обожает. Один из самых любимых десертов. Конечно, потом они это всё доели, но было уже не совсем то.       А та книга, что была у него сейчас перед глазами всё ещё вызывала больше вопросов, нежели ответов. Бриджит не смог расшифровать страницу, он лишь определил некоторые языки и привёз несколько словарей и переводов разных книг, по которым Моно быстро выучился читать и на других языках, ведь устную речь этих государств он знал на отлично.       Но вопросы вызывала эта самая странная письменность, состоящая из кружочков и несчётного количества чёрточек. На ней была написана большая часть книги. Что-то было во всем это знакомое…       Моно замирает, отставляет бокал с вином. Снимает серебряное кольцо, что вечно носил на пальце после починки, смотрит на его внутреннюю часть. Теперь понятно, откуда ему это знакомо. На серебре было начертано несколько символов, что были очень похожи на те, что в книге. Ему рассказывали, что это кольцо с ним с самого рождения, и может это… Драконий язык? Скорее всего.       Он устало откидывается на спинку стула, поджимает губы, а глаза грустно опускаются вниз. Может, если он всё же расскажет об этом Лиу, ему станет легче? Голова совсем не работает.       Подходит к кровати, залезает под одеяло, прижимаясь к Лиу. Она что-то неразборчиво проговорила, приобнимая его и сонно разлепляя глаза.       — А, это ты, — она рвано выдыхает и с удовлетворением причмокивает, вновь закрывая глаза.       — Ты ещё поспишь?       В ответ она ничего не говорит, лишь пожимает плечами, и они некоторое время молчат. Наконец, Лиу потягивается и тут же начинает тереть глаза, тыкаясь носом ему в плечо.       — Прости, я съел твой обед. Может, через номов позовёшь Аделин? Я бы и сам это сделал, но ты знаешь, что у меня не выходит с ними наладить контакт.       — Ничего страшного, я не голодна.       — А поесть надо, — он усмехается, берёт её за подбородок, приподнимает его, заглядывая в глаза, слегка припухшие и потяжелевшие от простуды веки. Но она всё ещё красива. — Давай просто хотя бы бульона и немного картошки? А на десерт там Мэрион сделала тосты с мёдом. Ты же их любишь, да? — Моно треплет её по волосам, она дует губки.       — Ну ладно, чёрт с тобой, уговорил, — Моно победно улыбается, наклоняется, чтобы поцеловать в губы. — Даже не думай! — она слабо толкает его, закрывает рот рукой. — А что, если это заразно? Ты и так не шибко защищён, ведь спишь со мной в одной комнате, не доводи ситуацию до абсурда.       Он хмыкает, целует её в ладонь, а после садится, усаживая рядом Лиу.       — Номы, найдите Аделинду или Мэрион, и покажите им всё, что мне нужно. А вы слышали, что мне требуется, — она рассматривает Моно. Тот выглядел каким-то нервным. — Эй, что случилось?       — Да, есть одно дельце, — Моно вздыхает, массирует виски. — В общем. Что тебе Бриджит и Дрозак рассказывали про меня? Скажи, пожалуйста. Я должен понять, какая картина у тебя сейчас нарисована на счёт меня.       — Ты про это, — Лиу ненадолго задумалась. — Ничего особенного. Мне просто говорили, что ты с самого начала был упрямым и непослушным бараном. Бриджит сделал теорию, что тебя бросили твои не родные родители в девять лет, когда поняли, что с тобой что-то не так.       — Понятно. Но это… Не совсем так, — Моно глубоко и рвано дышит, но продолжает: — Я убил их. Я прикончил всю свою приёмную семью, что подобрала меня, будучи младенцем, и вырастили. Первый этап. Тогда мне было девять и сбежал, поджав хвост. Убиты были все: мать, отец, мой брат, что был чутка помладше, все слуги. Все. Когда мне было пятнадцать, я, во время второго этапа, прикончил двоих. Один из них был мой учитель. Свернул шею вот этими руками. И я помню это. А после Дрозак валялся дома у Бриджита и лечился от этого дерьма. Я… Я… — он не истерил, но явно был подавлен. Обхватил руками себя за плечи. — Чёрт, прости. Я думал, что если скажу тебе всё это, то мне станет хоть чуточку легче. Но это не так.       — Ты о чём? Ты думаешь, что после этого моё отношение к тебе изменится? Обойдешься, — слабо фыркает Лиу, обнимает его за шею, прижимая к себе. — Многого захотел, тупица. Ну, иди ко мне, — он утыкается ей лбом в плечо, тихо сопит, а она поглаживает его по спине. — Вот так… — замирает, молча наблюдает, как Мэрион проносит поднос с едой, забирает прошлый и, уловив важность прерванного момента, спешно уходит обратно, закрывая дверь. — Всё хорошо, дыши спокойно, — тихо кашляет.       Моно что-то говорит, залезает руками под её расстёгнутую кофту, обнимает за талию, трётся щекой о плечо.       — Спасибо.       — Есть ещё что-то, что бы ты хотел рассказать?       — Да… Бриджит говорил тебе о его сыне?       — Говорил. Он говорил, что ты его бросил в лесу.       — Это тоже не совсем так…       — Ты его… Тоже убил?       — Да. Практически на твоих глазах, — Лиу удивлённо округлила глаза. — Ты помнишь тот момент, когда ты отравилась? Человек, который стоял во главе банды, душил тебя, заставил выпить ту дрянь и был сыном Бриджита. Пропавшим сыном Бриджита. Единственным.       — Но что случилось? Почему?       — Я не знаю, Бриджит с самого начала был шилом и самой проблемной мозолью во всей стране, поэтому причин, почему его сын так сделал, могло быть множество. А, может, и с самого начала тот был не в себе и медленно сходил с ума. Я не знаю. Честно. Я крышевал его по старой дружбе, принял весь гнев Бриджита на себя, потому что этот идиот оговорился, сказав, что идёт со мной. Пошёл, сукин сын, — Моно шумно втягивает воздух, рычит. — Сразу пошёл к тем разбойникам, а те его с радостью приняли. И я с этим отродьем даже дружил, водился ещё некоторое время, пока они не начали творить зло, что выходило за все рамки.       — Почему ты не рассказал об этом Бриджиту?       — Его слепой гнев найдёт новую причину, чтобы начать достать меня. Он будет злиться на своего никчёмного сына, а в итоге всё выльется на меня, он обвинит меня во всём, ещё хрен знает сколько времени будет готов убить меня.       Лиу молчит, лишь прижимает его к себе.       — Я просто хочу показать, с каким чудовищем ты живёшь, — странно, но впервые за это время засмеялся, правда, смех был металлическим с нотками истерии. — Чудовищем, что убивает людей и врёт постоянно всем и вся, — хватает её за плечи, они больно стукаются лбами. — Я не просто монстр, я — последняя блядь, которой нужно было помереть в канаве, которой…       Он останавливается, его щеку будто обдало огнём, а в ушах звенело.       — Умолкни. Мы все здесь не ангелочки с крылышками, — Лиу медленно сжимает руку, которой она влепила ему пощёчину. Это было больно даже для неё. — Ты видел, как я превратила парочку заблудших детей в номов, а таких было много и очень много. Ты видел мою улыбку тогда, видел?! Аделинда и Мэрион убили свои семьи, лишь бы их приняли в особый культ, мы же пытались отравить Кровавую Ведьму хреновым мясом. Я подливала яды в разные напитки. И ты серьёзно думаешь, что ты меня своими рассказами спугнёшь? Тогда ты очень плохо думаешь. С самого начала было понятно, что в твоём омуте черти водятся. Да, это не черти, а самые настоящие демоны, тут я ошиблась. Но ты не представляешь, как мне плевать на подобное. Видно же, что ты меняешься.