Водитель

На следующий день его, помятого, злого и сонного у крыльца встречает Федор. Как ни в чем ни бывало, тот курит, разглядывает покрытые тяжелыми каплями влаги темные кусты роз и играет брелоком от ключа. На водительском месте мирно урчащего мотором авто никого не видно. — Где? — спрашивает Михал вместо приветствия. — Что? — брелок в пальцах мужчины замирает. — Садись. Ты взял рюкзак? Мы опаздываем. — Где мальчик? То ли на улице слишком свежо, то ли так сказываются нервы — Михала колотит, как бы он ни запахивал кожанку на груди. Он ощущает себя словно во сне, дурном и затянувшемся. Он не может позволить себе потерять Симона. Нет, нет, нет, не так просто. — А, — наконец доходит до Федора. — Попросил выходные. Он так много работал без перерыва, что я отправил его домой уже сегодня, все равно пятница. Гонки там какие-то у него еще… — Я должен… — Михал теряется, судорожно придумывая правдоподобную ложь. — Он забыл у меня кое-что. Я должен его увидеть и вернуть, срочно. Федор, кажется, верит, но такая мелочь не вызывает у него никакого участия. Черт, нужно было придумать что-то похитрее. — Ты обязан быть в университете через двадцать минут. Мне поговорить с отцом? — Не надо с отцом, — скалится Михал и со злостью пинает выложенную камешками оградку клумбы. — Поехали. … В детстве Симон любил подкармливать собак. Они ошивались сворой около гаражей: черные, грязно-белые, пятнистые, куцые и волосатые, с закрученными вверх хвостами или без хвостов вовсе, они окружали его тяжело дышущей, визгливой, шумной толпой и следили умными глазами-бусинками за едой в его руках. Больше всего ему нравились самые озлобленные и недоверчивые. Они, скалящиеся, дерганые, с подранными ушами и торчащей клоками шерстью не задерживались в стае долго. Симону было особенно жаль именно их, возникающих из неоткуда и быстро исчезающих в мясорубке тяжелых собачьих будней. При Михале он снова ощущает себя маленьким мальчиком, оставшимся один на один за гаражами с самым отбитым и непредсказуемым псом. Он снова дает такой собаке кость в надежде на чудо, и та вот-вот отхватит ему руку по локоть, если не заглотит целиком. Но он все равно упрямо тянет руки к скалящейся морде, и жалеет именно этого пса. Симон старается не думать о произошедшем. Фантазии должны были остаться фантазиями, а теперь в его жизни все снова идет наперекосяк. Сутки он просто валяется в кровати в каком-то мутном забытье, отходя, а в субботу берет себя в руки. Майя заезжает за ним, когда на улице уже начинают сгущаться сумерки. Из ее голубого Ниссана музыка слышна на всю улицу — кажется, машина едва ли не трясется от басов. Окна открыты, и приятели машут ему руками, а розоволосая подружка Майи на переднем подпевает на польском. Симон падает на заднее сиденье, тесня двух уже сидящих там крупных парней. — Сколько лет, сколько зим, — ржет Богдан и тянет ему широкую ладонь. Симон отвечает на рукопожатие и ему, и Стасу, сконфуженно отвечая какую-то шутку невпопад. В салоне пахнет сладкими женскими духами, ягодами от модного вейпа в руках розоволосой подружки, куревом и бензином. — Наш маленький совсем заработался, — светленькая кудрявая Майя оборачивается, чтобы дать ему «пять», ударив ладонью о ладонь. — Что, будешь покорять сегодня трек? — Да ну тебя, я всю неделю из-за руля не вылезал, — отмахивается Симон, наконец улыбаясь. С друзьями сразу становится легче на душе. — Кстати, это Амелька, познакомились на практике, — представляет девушка. Ее подруга оборачивается, немного смущенная, и тоже тянет руку. Амелия хорошенькая: маленькая, с острым носиком и умным взглядом. Симон легко хлопает ее по узкой ладони, обращая внимание на длинные яркие ногти в тон крашеным волосам. — Ты работаешь, да? Я слышала, на хозяина казино? — Да я так, дядек в костюмах вожу. Ничего такого, — поспешно отвечает он. Если Майя доверяет этой девочке, то и он может, но рассказать о Михале он не готов никому. Не сейчас. — Погнали! — наконец радостно вопит Майя, закончив войну с навигатором, и давит на газ. Мотор Ниссана натужно ревет, выплевывая зловонное облако выхлопного газа, радостно вопят пассажиры, и машина срывается с места. Трехкилометровая гоночная трасса тянется вдоль берега Вислы, старая, с затертым асфальтом, но все еще притягивающая к себе толпы любителей авто и зрелищ. Вокруг уже пробка, гремит музыка из машин и из переносных колонок, где-то визжат тормоза, верещит полицейская сирена. Темнеет, но в свете фонарей и фар этот полумрак кажется будоражащим. Майя лихо въезжает в парковочное место и глушит мотор. Симон выбирается из машины в свежесть осеннего вечера и разминает затекшие плечи — Богдан и Стас почти вдавили его в дверь. Остатки тяжелых мыслей рассеиваются совсем. Парни травят шутки, Майя в ярком платьице весело скачет под музыку, пока они перемещаются от одной прикольной тачки к другой, постепенно подбираясь к треку. Амелия виснет у Симона на локте, боясь потеряться в толпе, и постоянно задает вопросы: в машинах она не разбирается совсем. Наконец они проталкиваются сквозь толпу, чтобы видеть линию старта. В толпе жарко, и легко заразиться азартом и весельем: все обсуждают участников заезда и спорят, кто выиграет. Первыми едут старенький Гольф и Камри в хищном обвесе. Отмашку дает шикарная блондинка в белом худи и коротких шортах — Симон даже засматривается на нее, а потом усмехается, думая, что с такой девушкой он смотрелся бы как младший братишка с красоткой-сестрой. Неожиданно, Гольф выдает столб черного дыма и стартует вровень с Тойотой: зрители восхищенно вопят. Вторыми едут мотоциклы. Они больше красуются, чем соревнуются, но Симона они интересуют слабо. Машины ему ближе, в них можно закрыться от всего мира, словно в ракушке, оставаясь один наедине с собой и дорогой. Пока мотоциклисты встают на задние колеса и выписывают зигзаги, Симон полностью погружается в блаженную отрешенность. Друзья давно растерялись, потому что каждый старался пробиться к треку, и ему не особо интересно, кто теперь зажимает его с двух сторон и толкает локтями. Симон представляет себя на сиденье легкой спортивной тачки — в идеале это был бы GTR, можно и старый, тогда бы его было еще интереснее улучшать и чинить самому. Трек тонул бы в темноте, и лица зрителей сливались бы в одну эмоцию — восхищение, а возгласы и музыка слышались бы приглушенно в салоне. Он бы нажал на газ… Додумать Симон не успевает. Кто-то решительно подхватывает поперек живота, прижимая к груди. Сердце заходится в паническом ужасе. Симон отчаянно трепыхается в сильном захвате, дыхание перехватывает — кажется, еще секунда, и либо сердце выскочит из груди, либо он задохнется. — Тише, тише, это же я. Он с трудом узнает голос Михала в гуле голосов, грохоте музыки и визге шин. Ужас немного отпускает, и Симон часто хватает ртом воздух, пытаясь прийти в себя. Нельзя же так… подкрадываться. — Трусишка зайка серенький, — хмыкает Михал где-то у него над ухом. До Симона запоздало доходит, что его все еще обнимают со спины и что он сам прислонился к чужой груди, когда подкосились ноги от испуга. Он выпрямляется и чуть оборачивается — толпа зажимает их слишком плотно, чтобы полноценно развернуться и тряхнуть насмешливого подопечного за грудки. — Пусти, здесь же люди, — возмущается он, искоса глядя на ухмыляющегося Михала. — Да ну, никому нет дела до нас, — равнодушно отзывается тот, а потом свободной рукой тянет его за волосы, заставляя отвернуться. — А если ты не будешь дергаться и пялиться, никто ничего точно не заметит. Михал говорит почти в самое ухо, обжигая дыханием, и от этого по коже бегут предательские мурашки, а его рука все еще уверенно обнимает. Симон ненавидит себя за то что снова позволяет это. Снова дается. От отчаяния хочется разрыдаться в голос. — Мне было скучно без тебя. Похоже, парень за его спиной выпрямился, так что тихие слова едва слышны и Симону останется лишь гадать, показалось ему или нет. На старт выезжают бодрая красная Мазда RX-8 и золотистое Шевроле Ланос, оба тюнингованные по самое не могу. — И все же, — уже почти жалобно просит он. Подопечный шумно вдыхает и отпускает, после чего Симон все же перекручивается, оказываясь с ним лицом к лицу. — Как ты здесь оказался? — Федор сболтнул. Но, признаюсь, я уже отчаялся найти тебя в толпе, — в желтоватом свете и полумраке тени особенно резко ложатся на лицо Михала, придавая ему жёсткости. Симон и побаивается его такого, но и находит, что он очень красив. — Я не впервые тут. Несколько раз я даже катался. Вот как. Симона посещает странное чувство: может быть, он вместе со всеми болел за машину, в которой сидел этот юноша, и даже не догадывался об этом, а сейчас они стоят так близко, и их связывают такие постыдные воспоминания. — Давай посмотрим гонку. На Мазде мой приятель. Думаешь, у него есть шансы? Властные наглые руки Михала разворачивают его обратно и, погладив по плечам, отпускают. Подопечный даже отступает на полшага, и Симон наконец ощущает себя менее скованно. Было невыносимо больше смотреть в эти глаза — он не может понять чувств Михала, не может прочитать эмоции, и отчаянно боится, что за пустым взглядом скрывается насмешка избалованного мальчика, который увлекся им, как новой игрушкой. — Ставлю на Мазду, — рассеянно отвечает он. Кажется, Михал негромко говорит что-то еще, но все вокруг тонет в визге шин и натужном реве моторов. Засмотревшись, Симон вздрагивает, когда его снова хватают. С губ едва ли не срывается возмущенное «Миша», но он вовремя опускает взгляд, с удивлением обнаруживая Амелию. На розовых волосах интересно играет бликами свет фонарей и прожекторов. — Мы тебя потеряли! — восклицает она, непроизвольно приподнимаясь на пальцах, чтобы ее было лучше слышно. — Пойдем к ребятам. Богдан нашел шикарную точку обзора, хоть не задавят. — Идем скорее, — соглашается Симон, ведомый тоненькой ручкой на своем запястье. Уходя, он коротко оборачивается на Михала. Тот зло сжимает губы, следя за ним взглядом, и тянет из кармана пачку сигарет. Выходные заканчиваются быстро, и приходится вернуться на работу. Федор устраивает ему настоящий допрос, пока они ждут Михала в машине. — Он тебя точно не обижал, пока меня не было? — Да, точно, — уверяет его Симон, прислонившись к окну и не зная куда деться от этого разговора. Ветер клонит к земле туи и кусты. По-утреннему серо. — С тобой он немного успокаивается, и это подозрительно, — замечает Федор. — Стыдно ему, что-ли, перед ровесником… Симон не отвечает. Не хочется думать о тонкостях психологии подопечного, и так вся голова забита другими мыслями. Тогда, в ванной, он выглядел действительно разбитым и потерянным, а потом притащился на гонки и умудрился найти его среди всех… Легкий на помине, Михал спускается по широким ступеням крыльца, сонный, в кое-как наброшенной на плечи кожанке. — Может, нахрен учебу, сгоняем на завтрак, брускетты поедим? — лениво предлагает он издевательским тоном. — Кофе втроем, утренняя Варшава, романтик. — Отца твоего еще пригласим, — беззлобно отзывается Федор и делает Симону жест. — Ехай. Прежде чем тронутся, Симон смотрит в зеркало заднего вида. Подопечный, широко улыбаясь, показывает ему язык.