Сошествие в безумие

Черный конверт. Правосудие Небесное. Кеншин замер. Уже? Ему снова приказывают убить? Так скоро? Как в тумане, он добрался до своей комнаты. Мысли путались. Каких-то две ночи назад он убил человека. Он оказался не готов к эмоциям, захлестнувшим его после этого. Напряжение и возбуждение во время подготовки, осознание, что задание выполнено, - нет, все это тоже было, отрицать нельзя, но следом - печаль и горе, сотрясшие его до самых глубин души. Окончательность и бесповоротность содеянного. Невозможность что-либо изменить. Он вдруг почувствовал странную разновидность страха - страха перед тем, что держит в своих руках: власть над жизнью и смертью, и это его потрясло до глубины души - Кеншин даже усомнился, сможет ли снова кого-нибудь убить. Следом вспыхнул гнев, кровь в жилах вскипела: будь проклят этот сегунат, не знающий снисхождения к беднякам! Никаких отговорок: миссия будет выполнена. Кеншин сжал, почти смял черный конверт. Очищать сознание при помощи тренировки не осталось времени: впритык, чтобы собираться с мыслями и отправляться. Он быстро переоделся в форму, мрачно размышляя о том, что не зря учился завязывать штаны, засунул за пояс мечи и пошел к дверям, услышав по дороге обращенные к нему слова Ёсиды, но был сейчас слишком занят, чтобы прислушиваться. Поджатые губы, прищуренные глаза со странными янтарными отблесками - Кеншин полностью сосредоточился на имени и месте, о которых ему поведал черный конверт. Если б Ёсида не был в курсе, он бы поклялся, что мимо прошел совершенно другой человек - не тот мальчишка, которого он знал. Адрес в конверте был Кеншину знаком - по этой улочке рядом с императорским кварталом, застроенной роскошными домами придворной знати, они гуляли с Сёзо. Хотя он прекрасно помнил, как туда пройти, все же решил, что мудрее держаться тени во избежание посторонних глаз. На месте он затаился в переулке напротив нужного ему дома, который окружал огромный - и вверх, и в стороны - забор с маленькими воротцами. Кеншин напрягся в поисках враждебного ки и обнаружил одного охранника непосредственно за воротами и еще нескольких поблизости. Пожалуй, стоит обойти с задней стороны и там перелезть через забор, за которым, как чуть позже выяснилось, находился самый прелестный садик, какой ему доводилось видеть. Кеншин спрыгнул, бесшумно приземлившись рядом с вишневым и сливовым деревцами, стоящими на берегу пруда с карпами. Перебежками, прячась, он прокрался вдоль него – вдоль цветущих у кромки воды ирисов и уже отцветающих астр. От дома его теперь отделяла песчаная, затейливо расчерченная полоса, которая упиралась в кусты азалий. Нет, этим путем куда надо не попасть - даже слепой заметит следы на песке. Кеншин решил направиться вдоль забора налево и, миновав пруд, увидел охранника у ворот. Кажется, задремал. Продвигаясь, Кеншин заодно рассматривал дом. Охрана. Трое. Разговаривают вполголоса. Возвращаемся. Пробуем справа. Во время перемещений Кеншин сосредоточил свои чувства на происходящим внутри, а именно - в задней части дома. Две женщины. Спят. Мать и жена? Жена и дочь? Трудно сказать, да и неважно. В глубине он, однако, почувствовал присутствие мужчины, и хотя едва ли можно было назвать его ки воинственным, обладателю оного, определенно, некая доля воинственности была присуща. ...Должно быть, он, - решил Кеншин. Больше никого в доме не обнаружилось. Продолжая прокрадываться вдоль забора, он увидел дверь - судя по всему, ведущую на кухню. С этой стороны дом прятали от посторонних глаз заросли глицинии. Отличное прикрытие, благодаря которому у него получилось быстро и бесшумно перебежать от забора к двери и войти внутрь. Идя по основной галерее, он все силы бросил на определение местонахождения цели. Шаг за шагом, Кеншин двигался вперед, повернул за угол - и очутился в парадной части дома, где, остановившись у раздвинутых дверей, увидел мужчину в годах – пожалуй, где-то ближе к шестидесяти, - который сосредоточенно изучал бумаги, кучей наваленные перед ним, и делал какие-то записи по ходу. Слишком поглощенный делом, он не услышал приближения Кеншина, не заметил, как тот вскользнул в комнату, как пригнулся, готовясь к тому, ради чего он сюда пришел. - Фудзивара Асахиро, я пришел свершить Правосудие Небесное. Негромкий голос заставил хозяина испуганно поднять голову, вскочить и схватиться за меч. - Ах ты, дрянь, да как ты посмел!.. Но ему не хватило скорости: он только успел заметить сине-рыжий промельк и не закончил предложение, как Кеншин уже был рядом. Низкий потолок позволял нанести только боковой удар, что Кеншин и сделал, махнув мечом изо всех, в буквальном смысле, сил и обезглавив свою цель на полуслове. Охрана услышала крик - начала перекликаться, потом раздались быстро приближающиеся шаги. Он кинул на стол записку "Правосудие Небесное" и метнулся к открытому окну, выскочив почти к самым воротам. В дом, как оказалось, кинулись все - даже тот, кто охранял вход, поэтому Кеншину оставалось только дождаться, когда последний из стражников скроется в дверях, после чего быстро добежать до забора, отомкнуть замок и очутиться на улице. К доносящимся из дома голосам присоединились женские завывания и стоны. Этот звук обжег рассудок, но на осмысление времени не было - стражи, как чувствовал Кеншин, уже выскочили и со всех ног несутся к воротам. Переулки! Быстро в переулки! Прогулка с Сёзо открыла ему тайну лабиринта узеньких улочек, и сейчас это оказалось как нельзя более кстати. В тот миг, когда Кеншин уже почти нырнул в ближайший проход, он вдруг ощутил знакомый ки и, бросив взгляд направо, заметил человека в синем. Иидзука. Кеншин кивнул и подал знак, что задание выполнено, после чего начал путать следы, петляя в хитросплетении переулков и, наконец, по-кошачьи вспрыгнув на крышу на случай, если уловка не пройдет. Предосторожность оказалась излишней – сразу же свернув не в ту сторону, охранники очутились в одном из многочисленных тупиков, и, убедившись, что погони больше ожидать не стоит, Кеншин спустился и выбрался на главную дорогу, по которой незамеченным добрался до гостиницы. В этот раз он сразу прошел на кухню за кадушкой, чтобы умыться и вымыть руки. До сего момента разум был сосредоточен исключительно на задании и на действиях, которые необходимо предпринять, чтобы его выполнить. Теперь, тем не менее, шок от плеснувшей в лицо ледяной воды отомкнул и вторую половину сознания. ...Мужчина, собирающийся дать отпор... чтобы рухнуть, лишившись головы... - Кеншин никак не мог вытолкнуть его прочь из памяти. - Он был врагом. Но сознание нашептывало иное: - Это была человеческая жизнь. Кеншин вернулся к себе, дрожа всем телом, забился в дальний угол, как и после первого раза, и попытался примириться с тем, что сделал. Как он мимоходом заметил, сегодня все прошло удачней - даже одежду не запачкал. Ёсида оказался прав: в первый раз вырвало, а во второй вот даже тошноты не почувствовал. Но тот звук... Женские рыдания.. Почему он никак не мог от них отгородиться? ...Он - враг! ...Но кроме этого - чей-то отец, муж, сын, правда? Медленно просачивалось осознание, что он, Кеншин, лишил человека жизни, невзирая на то, что тот был кем-то любим, что о ком-то заботился – о близких, совершенно не виноватых в политических событиях, сотрясших страну. Кеншин вымотался как собака - день оказался длинным, очень длинным, - но стоило закрыть глаза, как сон ускользал. Вопли, кровь, крик, безголовое тело - они сговорились, чтобы лишить его отдыха, в котором он так отчаянно нуждался. Он все-таки уснул после показавшихся вечностью часов. И проспал завтрак. Хозяйка, должно быть, догадалась, что без задания не обошлось, потому что, встав, Кеншин обнаружил по ту сторону дверей поднос с едой и с удовольствием позавтракал. Он был голоден, но ощущал это так, словно это не его, а чье-то чужое чувство. Внутри же него самого была пустота. Как кусок вырвали. Не зная, куда себя пристроить, Кеншин решил пойти на луг за город и предаться тому единственному делу, в котором он находил успокоение: попрактиковаться в ката. Переодевшись из формы в обычную одежду, он захватил поднос - занесет на кухню по дороге. Может, дело просто в воображении, но почему у него такое чувство, что его вещи стали меньше, чем были еще вчера? Определенно: нужно купить запасные хакама. Хозяйка хлопотала по хозяйству - вместе с Киси мыла посуду. Кеншин опустил поднос на край стола: - Спасибо за завтрак. Вчера вечером не было времени вас об этом попросить. Она заметила печаль в его глазах, которую видела и после первого задания, но все равно улыбнулась в ответ: - Ничего-ничего. Я подумала, что, наверное, у тебя снова дела. Но не голодать же из-за этого, право слово! Кстати, это Юка заметила, что ты не вышел с утра, и сказала, что нужно принести тебе завтрак в комнату... Она очень признательна за вчерашнее. Мацуёигуса поманила Кеншина в сторону, чтобы Киси не услышала ее следующих слов: - Девушки мне сказали, как ты спас Юку от того изверга... Дескать, поверить не могли, что... Ты уж их прости за эти слова... - ...что кто-то маленький сумел такое сотворить. Юку так до сих пор трясет, поэтому на сегодня я дала ей выходной, но, знаешь, мне кажется, Киси это впечатлило даже больше. Она просит прощения за свою дерзость и передает, что Хамада - дурак и что если он посмеет в твой адрес еще хоть слово сказать, она лично проследит за тем, чтобы ни один человек из наших больше с ним не здоровался. А с учетом ее взаимоотношений с постояльцами, думаю, это не пустая угроза! А еще она обещает, что не скажет о твоей работе ни одной живой душе. Его работе. Перед глазами мелькнуло обезглавленное тело. - Как сам-то, Химура-тян? - спросила хозяйка, заметив разом помрачневшее лицо. - Хорошо-хорошо, - ответил он, натягивая улыбку. - Просто немного не по себе. Пойду пройдусь. Позанимаюсь. Должно помочь. - Только давай поосторожней, - она проводила его взглядом до самых ворот. Кеншин шел по ведущей из города дороге, и несмотря на то что его рыжие волосы скрывала шляпа, чувствовал спиной взгляды прохожих, а стоило поблизости раздаться быстрым шагам, рука сама дергалась к мечу. Он знал, что вчерашние охранники едва ли знают его в лицо, но успокоиться все равно не мог. ...Да что ж со мной? Срочно тренироваться! С каким же облегчением он ступил на широкий луг, пошел по траве, скользя взглядом по горам вдалеке и испытывая легкую ностальгию при воспоминании о крохотной избушке, где жил с Хико. Не отрывая взгляда от темных вершин, он начал упражняться; и с каждым медленным взмахом, с каждым движением в мир возвращалась гармония. Сложнее, еще сложнее, и вот, Кеншин почувствовал знакомую волну, накрывавшую его каждый раз при исполнении этого танца - танца Летящего Клинка. Закончил он с просветлевшей душой. Почти просветлевшей. За исключением физической памяти рук, которые до сих пор ощущали напор прорывающейся сквозь плоть и кости стали... Кеншин уселся под дерево. Оранжевые, красные, желтые листья... Скоро зима. Наверное, Хико вовсю готовится. ...и клянет меня на чем свет стоит, - улыбнулся он. - Теперь ведь ему придется самому дрова рубить! Мысли плавно перетекли к тому самому, последнему спору, закончившемуся его уходом. Ему хотелось воплотить в жизни философию Летящего Клинка - защитить слабых. И вот он воплотил свой идеал в жизнь - спас Юку от насильника. Это было приятным чувством. Что до работы, Кацура оказался прав: забирать у людей жизни тяжело, и привыкнуть к этому он не сможет. Никогда. Но ведь противников новой эры не так уж и много, верно? Неделя-другая, и миссия будет выполнена, а до той поры нужно просто собраться и потерпеть. Успокоив себя, Кеншин решил нанести визит Сёзо. Они встречались пару дней назад, когда он отходил от потрясения после первого задания, и тогда это помогло Кеншину снова увидеть краски жизни. До конюшни было двадцать минут ходу, и, слава богу, больше топот за спиной не заставлял его вздрагивать. Кеншин заглянул в дверь, всмотрелся в полумрак и увидел друга с ведром и вилами в руке. - Эй, Химура! Отличная шляпа! - одобрил Сёзо, рассматривая Кеншина, пока тот шел по проходу между стойлами. - Как ты вовремя заглянул - аккурат поможешь навоз убрать! Навоз?.. О да, резкий запах, идущий из ведра, не оставлял простора для толкований. Не успел Кеншин ответить, в руке уже очутились вилы. - Поди обуйся, не то таби извозишь! - улыбнулся Сёзо. Не желая показаться грубияном, Кеншин нехотя подчинился. - Как же здорово, что ты пришел, - продолжал Сёзо. - Сейчас вот стойла вычистим, и нужно будет лошадей выводить на прогулку. Пособишь, ладно? А хочешь прокатиться? Кеншин никогда раньше не ездил верхом. - Не знаю.. Вряд ли, - неуверенно сказал он. - Я не знаю, как это делается. - Не бойся! - рассмеялся Сёзо. - Посажу тебя на Бесстрашную, она и мухи не обидит! Потом он перешел на вчерашний визит Бакуфу: - Они тут чуть не поубивались! Помнишь, я говорил про лошадиное чутье? Каждый, кто хоть что-то в чем-то смыслит, знает, что лошадь всегда знает, что у человека на уме. А те-то своей ненавистью ажно захлебывались! Даже Бесстрашная начала кусаться и брыкаться, а уж что вон тот, черный, творил - у-у-у-у! - помощник конюха махнул рукой в сторону дальнего стойла, откуда выглядывал породистый жеребец. - Это ж настоящий самурайский конь! Он чуть было не пришиб того, что к нему сунулся. Встал на дыбы и... Представить не могу, по кой они у нас рыскали. - Хочешь сказать, конь может чуять ки? - спросил Кеншин. - Ки? В том смысле, какой человек по натуре? - не понял Сёзо. - Конечно, может! А тот, кто хорошо знает лошадей, чувствует и их натуру. Вот, например, я - могу. Кеншина это заинтересовало. Он попробовал собраться и почувствовать ки лошадей. Ничего. Он закрыл глаза и сосредоточился изо всех сил, но всего улова был бесформенный ки Сёзо и мутные ощущения чего-то потенциально опасного. Жеребец? Похоже на то. - Меня учили чувствовать ки людей, - сказал Кеншин, - а вот животных я совсем не ощущаю... Совсем. Ничего определенного. - Ага, наверное, этому тоже нужно поучиться, - рассмеялся Сёзо, - а может, просто провести с ними столько времени, что с одного взгляда будешь знать, что там у них на уме. Хидеко сказал, я в этом деле мастер. В четыре руки убрать конюшню не составило труда, и как только друзья управились, Сёзо оседлал Бесстрашную. Лошадь Кеншина помнила - судя по тому, что потыкалась носом ему в плечо, выклянчивая угощение. Сёзо со смешком подал морковку, и они вышли на импровизированный манеж, где Кеншин с помощью Сёзо впервые забрался в седло. Очень странное было ощущение: сидеть высоко над землей на чем-то, что обладает собственным разумом. - А теперь что? - беспокойно спросил он. - Бери повод и слегка наддай пятками, остальное она сама сделает. Кеншин сделал, как ему было велено, и - удивительное рядом! - Бесстрашная пошла по кругу. - Пихни ее еще разок, и она прибавит шагу, - подсказывал Сёзо. Кеншин опять сделал, как сказал Сёзо, и верно - Бесстрашная затрусила. Трястись Кеншину не понравилось, но на его "Пожалуйста, стой" лошадь никак не отреагировала. Он снова попросил - и снова ничего. - Эй, а как ее остановить-то? - в растерянности закричал он, и Сёзо, хохотавший с того момента, как услышал от приятеля вежливые просьбы, обращенные к лошади, сжалился: - Поводья натяни - и все! - он помог Кеншину спуститься. - Да уж, тебе не помешает взять пару уроков верховой езды, если ты вправду хочешь стать самураем! - Ну, не знаю... - растирая пятую точку, ответил Кеншин. - Может, я пехотинцем стану или вроде того!.. Издалека донесся звук колокола. - Обед, - сообщил Сёзо - Слушай, айда со мной - познакомлю тебя с дядей и тетушкой... - А можно?.. Вообще-то тут до гостиницы рукой подать... - Да ладно, Эми и Хидеко - замечательные люди! Ты им понравишься, - с этими словами он повел Кеншина в дом, где того, разумеется, пригласили к столу. - Дядя Хидеко - брат моего отца, - с набитым ртом вещал Сёзо. - Мать-то умерла, когда я был еще маленький, а отца убили во время стычки с другим кланом, когда мне было семь... - Я думал, твой отец не был самураем, - заметил Кеншин. - Не был, не был. Он служил конюхом в семье Мори и как раз при лошадях находился, когда все случилось... После меня послали к дяде - он тоже всегда за лошадьми ходил. Говорит, у меня к ним талант. Обещал на следующий год, как мне тринадцать стукнет, доверить мне их объезжать!.. Кеншин видел, как Эми, тетушка Сёзо, с гордостью поглядывает на племянника. ...Вот ведь как... - подумал Кеншин. - У него своя жизнь - лошади, дом, пусть даже нет отца и матери. Он может быть счастлив... Кеншин не завидовал и не сожалел о тех годах, что он провел с Хико. Наставник учил его быть сильным и независимым, наслаждаться кенджитсу, но все это подразумевало жизнь воина, которая едва ли включала в себя такое понятие, как счастье. Следующие слова Сёзо нарушили ход его мыслей: - А ты слыхал - ночью убийство случилось! - конспиративно понизив голос, сказал будущий конюх. - Люди говорят, какую-то шишку из правительства зарезали, Фудзивару Асахиро! - Что? - вскинул голову Кеншин. - Фудзивару Асахиро, говорю, убили. В Киото был самым главным. Нынче утром нам бакалейщик новости принес - ну, я тебе доложу, и рад же он был! Он сказал дяде, что этот самый Асахиро дочиста их, торговцев, обирал. Приказывал торговать с Бакуфу себе в убыток - представляешь? Зато теперь они смогут поправить дела. ...Убили. Он сказал "убили", - подумал Кеншин. Ему стало не по себе, и он заерзал. - Ты чего? - спросил Сёзо. - Нет, ничего... Просто... ну... Говоришь, себе в убыток торговали? - Ага, и не один год! - и, почти шепотом, добавил: - Знаешь, сегунат-то не за просто так ненавидят... ...Не за просто так. Получается, этот человек самим своим существованием стоял на пути новой эпохи. Но тогда почему "убийство"? - Знаешь, мне правда пора, - не желая продолжать разговор, Кеншин поднялся. - Спасибо вам за обед, Эми-сан. Спасибо, что прокатил на лошади, Сёзо. - Уже? - расстроился тот. - Ты мне и с другими лошадьми мог бы помочь... Ладно тебе, не спеши! - и он за руку потащил Кеншина к конюшне. В итоге тот прогостил до самого вечера, наблюдая, как Сёзо водит лошадей по кругу, и даже рискнул пройтись, ведя лошадь под уздцы. Но когда солнце начало клониться к горизонту, пришла пора возвращаться - тем более, что нужно было еще заглянуть к швее и заказать новые хакама. Сёзо все равно расстроился, и Кеншину пришлось пообещать, что он снова заглянет, как только выпадет свободная минутка. Как и обычно, пообщавшись с другом, он возвращался в хорошем настроении, которое продлилось ровно до того мига, как поблизости замаячил сильный и знакомый ки. Кеншин напрягся, оглянулся - Иидзука. - Эй, Химура! - разулыбался тот и, прибавив шагу, пошел рядом. Потом наклонился и шепнул в самое ухо: - Отличная работа. Очень изящно. Я все думал, что ты с охраной делать будешь. Другие бы принялись резать всех, до кого меч достанет, а ты... Нашел способ добраться до того, кто был нам нужен! Впечатляет! Кеншин не знал, как ответить. По правде говоря, он сомневался, что ему вообще хочется отвечать. Наконец он произнес: - Мне дали работу - я ее выполнил. Вот и все. - Ладно-ладно, не скромничай! Слушай, а не хлопнуть ли нам по стаканчику? - Нет, спасибо, - отказался Кеншин, почему-то напуганный предложением старшего соратника. - Мне нужно к портнихе, пока она не закрыла лавочку. Иидзука наморщил нос: - Да уж, тебе точно нужно что-то новое: и штаны-то коротки, и разит от тебя так, словно на конюшне спишь!.. - он рассмеялся и, махнув рукой, отправился восвояси, а Кеншин заторопился на постоялый двор, испугавшись, что из-за запаха от него отвернется весь мир. Он переоделся, пересчитал деньги: кажется, выигрыша от той ночи, с Хамадой и Ооно, должно хватить. Портниха - та самая ведьма, к которой он ходил с хозяйкой, - уже собиралась закрывать двери. - А, рыжий недомерок! Заходи-заходи, - закудахтала она, увидев, кто к ней пожаловал. - Экий у тебя ги хороший. Кажется, доводилось мне видеть его на ком-то другом - на ком-то повыше! Кеншин, нахмурившись и мысленно пожелав оказаться где угодно, только не тут, тем не менее, поклонился и решил сдерживать ее напор подчеркнутой вежливостью - даже прикинул, не назвать ли ее сударыней, однако решил, что это уже чересчур. - Дзюнко-сан, - сказал он, - я бы хотел пошить еще одни хакама. Деньги при мне, так что могу заплатить вперед. Сколько это займет? - О, да нисколько! Прямо сейчас и забирай! - ее смех звучал так, словно кто-то кидал гальку на стиральную доску. - Помнится, сшила я те, и подумала: "Меньше этих я, пожалуй, никогда и не видела!". Ну, смеха ради, смастерила еще одни, такие же. И потом, я знала, что ты вернешься - нельзя же день за днем в одних и тех же ходить, - она села и с удовлетворенной улыбкой скрестила руки на груди. Кеншину дорого далось не ответить какой-нибудь резкостью. - Тогда я заплачу и заберу их. Спасибо. - Да ну, не благодари, - она снова засмеялась. - Если б ты не купил, продала бы их кукле на одежку - только и всего! Это стало последней каплей. Кеншин хлопнул деньги на стол и, мрачно глядя на портниху и не проронив больше ни единого слова, дождался, пока та упакует покупку, после чего поклонился и вышел под аккомпанемент ее скрипучего смеха. ...Старая карга, - сердито подумал он и тут же рассердился еще сильней - на себя и на то, что какая-то старая карга сумела его рассердить. Он вернулся в гостиницу, когда все подтягивались ужинать. Перепрыгивая через ступеньку, Кеншин сбегал к себе, бросил в комнату сверток и присоединился к остальным. Ему замахал из дальнего угла Ёсида, который сидел с Сато и Танакой. Наверное, Кеншин выглядел угрюмым, потому что, стоило ему приблизиться, Ёсида спросил: - Что стряслось, парень? - Ты когда-нибудь имел дело с Дзюнко? Портнихой? - он намеренно опустил уважительный суффикс. - Разумеется. У нее всем нашим скидка. А что? Кеншин стиснул зубы и кулаки. Посопев, он выпалил: - Я что - виноват, что таким коротышкой уродился?! Ёсида прыснул: - Экий ты горячий, парень! Смотри, сам не обожгись! Садись давай. Кеншин сел и тут же почувствовал исходящую от Сато враждебность. Отмахнувшись и от нее, и от полного неприязни взгляда, он обратился к Танаке: - Я рад, что вы пошли на поправку, Танака-сан. - Спасибо, Химура. Я, правда, кроме супа даже есть ничего не могу - силенок не хватает. Ужин прошел мирно, но тут Ёсиде вздумалось предложить Кеншину сыграть партию-другую в кости, и Сато не выдержал: - Ёсида, нет! Того подобное поведение удивило. Он с недоумением взглянул на товарища, потом догадался и махнул рукой: - Сато, да все в порядке! Он никого не тронет!.. - В чем дело?.. - подергал Сато за рукав ничего не понявший Танака. - Хитокири, - указав на Кеншина, коротко пояснил тот. На мгновение глаза Танаки распахнулись, но он практически сразу взял себя в руки. Кеншин, стараясь скрыть глубину своей обиды, поднялся: - Ёсида, не буду ничего усложнять ни для тебя, ни для твоих друзей. Спасибо за приглашение. Но, думаю, сегодня вечером я сам себя займу. Он вышел, и Ёсида, с недовольством взглянув на товарищей, метнулся следом. - Эй, не принимай близко к сердцу - Сато сам не понимает, что мелет. Кеншин пожал плечами с бесстрастным выражением лица: - Ты же предупреждал, что именно так все и произойдет, помнишь? Еще сказал тогда, что, скорее всего, со мной никто не захочет иметь дело, как только станет известно, чем именно я занимаюсь... Ну... Похоже, так оно и есть. Он пошел в сторону двора. - Химура, обожди, - Ёсида не сбавлял шага. - Понимаешь, вчера вечером мы с Сато видели, как ты уходил. Может, ты и не отдавал себе отчета, но тот вид кого угодно напугал бы... Словно это и не ты вовсе был. - Что? - Кабы я тебя не знал, решил бы, что это кто другой. Я, конечно, ки читать не мастак, но вчера... Мне стало страшно. Мы, конечно, знакомы без году неделя и... Уверен – на самом деле ты не такой. А Сато тебя просто не знает, в отличие от меня, - такого игрока в кости, как ты, еще поискать надо! Эх, пошел бы с нами сегодня к Миябэ... Выражение лица Кеншина оставалось неизменным. - Если откажешься, так ведь и придется с себя последнюю рубаху снять. И снова никакой реакции. - Послушай, давай я с Сато потолкую - глядишь, и вразумлю его, тупицу. С тобой мы ни за что не проиграем, а это для него самое главное. Кеншин поколебался еще одно мгновение. - Нет, спасибо...Я плохо спал сегодня и очень устал, - он повернулся обратно и побрел к лестнице. ...Что ж... - закрывая за собой дверь, подумал он, - хотя бы Ёсида и Сёзо меня не боятся. Слабое утешение. Скорее, подтверждение того, что все остальные теперь будут шарахаться от него - хитокири - как от чумы.