Сошествие в безумие

Три дня. Три дня, как на Кеншина напал подосланный убийца, три дня, как на постоялом дворе появилась Томоэ, свидетельница случившегося. Три дня без черных конвертов - наверное, рассудил Кеншин, потому что Кацура сейчас больше озабочен предателем в собственных рядах. А может, все дело в слухах, будто грядет нечто грандиозное, хотя Кацура не раз и категорически высказывался против. Такого долгого отпуска Кеншин не помнил со времен зимней непогоды, а потому не собирался ни секунды тратить впустую. К несчастью, зарядил дождь - слишком сильный, чтобы бродить по городу и наблюдать за людьми, поэтому пришлось остаться дома, сидеть в комнате и крутить юлу. Кому-то это занятие показалось бы совершенно бессмысленным, но только не тому, кто прошел школу Хико. Наставник научил Кеншина закручивать юлу еще в воздухе, и вот, выбрав цель, Кеншин подбрасывал юлу, которая опускалась и вращалась там, где и было намечено. Он полностью погрузился в свое занятие, поэтому вздрогнул от неожиданности, когда вошла Томоэ, освободившаяся от своих утренних обязанностей. Увидев Кеншина в комнате в такой час, она тоже испугалась. Юла сорвалась с его руки и со стуком упала на пол. Томоэ попятилась: - Простите, простите... - Нет-нет, все в порядке, это ведь и твоя комната, - перебил Кеншин, поднимаясь за игрушкой. Три дня как они живут в одной комнате, но у него по-прежнему отнимался язык в присутствии девушки, остававшейся для него совершеннейшей загадкой. Поэтому оба неловко умолкли, пока, собравшись с мыслями, Кеншин не нарушил эту тишину: - Госпожа хозяйка сказала, что скоро отселит тебя в отдельную комнату... - Сомневаюсь, - Томоэ подошла к своим вещам, - мне она сказала, что сегодня-завтра прибывает большая группа и всем, наоборот, придется потесниться. - А... ...Значит, слухи не врут. Кеншин снова закрутил юлу. Еще несколько секунд тишины. Теперь первой заговорила Томоэ: - Не знала, что солдаты играют в игрушки. - Ты про юлу? Она у меня с самого детства, чуть ли не с рождения. - А сколько вам лет?.. - Почти пятнадцать. Через несколько недель исполнится, - ответил Кеншин. - Мне восемнадцать. - А... - опять протянул он. Томоэ молча вдела нитку в иголку и занялась рукодельем. - Послушай, я ведь даже фамилии твоей не знаю, - опять заговорил Кеншин. - У тебя есть фамилия, да? - Есть, - застенчиво отозвалась Томоэ. - Юкиширо. Юкиширо Томоэ. Снова молчание. - А я не знаю вашего имени. - Кеншин, - в тон ей смущенно сказал Кеншин. - Химура Кеншин. - "Сердце меча"? - переспросила Томоэ. - Ваши родители как в воду глядели... В воду? Какую? Тут до него дошло. - Нет-нет, - Кеншин торопливо помотал головой. - Это не они, это наставник придумал. Родители умерли, когда мне было пять. - А-а... И вновь неловкая тишина. Дождь за окном начинал потихоньку стихать. Кеншин встал и потянулся к зонтику. - Ну, я пошел... Увидимся за обедом. - Да-да, - кивнула Томоэ, опустив глаза долу. Тем не менее, выходя, он спиной чувствовал взгляд. Но сегодня не изучающий, как тогда, на крыше, а недоуменный. Скорее даже изумленный. А чуть позже, когда он нес вместо нее воду, Кеншин ощутил исходящее от Томоэ умиротворение. И даже не шарахнулась, когда он подошел! Кеншин как раз вышел с кухни, когда его перехватил Иидзука. Еще до того как тот успел открыть рот, Кеншин понял, что каникулы завершились. И точно: даже не один конверт, а целых два, с появлением которых расслабленности последних дней как не бывало. Разум схлопнулся - на свет шагнул хладнокровный хитокири. Томоэ, должно быть, увидела их, потому что, уходя, Кеншин слышал слова Иидзуки, дескать, теперь до утра не увидятся. Иидзука не ошибся. Кеншин даже не заглянул в свою комнату - сразу же направился на луг, отрабатывать ката. Он больше не чувствовал дождя. Два убийства. А сколько получается в месяц? Двадцать пять? Тридцать? Скольких он убил за девять месяцев работы, а новой эры как не было, так и нет. Кацура осенью обещал, что если дела пойдут удачно, то через полгода все закончится. И вот, девять месяцев миновало, однако ничего не изменилось. Еще два убийства. Кеншин механически выполнял ката за ката, гоня сомнения прочь. Собственно, двумя больше, двумя меньше... Оба будут с телохранителями. Обоих известно, где искать. Обследование территории. Вечерняя чарка сакэ. Первая засада. Ожидание. Ожидание. Ожидание. В его разуме робко приподнял голову не-хитокири. Почему, собственно, этого человека приговорили к смерти? Чем он такой особенный, коль само его существование является угрозой для Патриотов? Кеншин прихлопнул раздражающий голосок. Сказано - значит, так надо. Когда жертва появилась в поле зрения, он ринулся на нее и сопровождавших четырех охранников, словно дракон из преисподней. Но сегодня дракон успел напоследок еще раз подумать, за что же именно карает. Жертвы были мертвы во мгновение ока. Божественная скорость и эффективность для стороннего наблюдателя, для Кеншина - грязное ремесло. Впереди второе задание, но голосок снова заговорил: почему же он должен был умереть? Почему должны были умереть телохранители, которые просто зарабатывали свои деньги тем, чем умели? Люди живут мечом - разве это делает их дурными? Ох уж эта Томоэ с ее чертовыми вопросами! Кеншин давным-давно перестал интересоваться своими жертвами. Иидзука прав, меньше знаешь - крепче спишь. Теперь он хотел знать. Кеншин прятался в зарослях на окраине, ожидая вторую цель. Вскоре она появилась в сопровождении охраны, поэтому пришлось думать только о деле. Он как раз собирался сделать шаг вперед, когда услышал: - Обождите здесь, мне отлить надо. Из всех деревьев и кустов жертва выбрала именно те, где прятался Кеншин. ...Тем лучше, - подумал он, - хотя бы охранники выживут, - взобрался на дерево, чтобы, дождавшись момента, когда человек внизу начнет развязывать хакама, по-кошачьи бесшумно спрыгнуть вниз и негромко произнести: - Я пришел свершить Правосудие Небесное. Тишина зарослей волшебным образом сделала громче свист клинка, и хруст перерубаемых костей и раздираемой плоти, и два глухих удара, когда сначала голова, а следом тело жертвы ударились о землю у ног Кеншина. К тому моменту, когда телохранители заинтересовались тем, что же так задерживает хозяина, и после недолгих поискав обнаружили его мертвым, Кеншина и след простыл. Как обычно, вернувшись на постоялый двор, он первым делом кинулся на кухню – мыть руки. Очередные шесть жизней. Кеншин снова и снова намыливал ладони. Снова и снова. Снова и снова. В последнее время сколько б он этого ни делал, запах и ощущение крови на них не уходили. В крови была и вся одежда – надо бы постирать, но время перевалило за полночь, и Томоэ в его комнате наверняка уже спит. Пожалуй, стоит готовить сменную одежду с вечера, чтобы не красться, вот как сейчас, на цыпочках, боясь ее разбудить. Потом Кеншин вернулся на кухню. Стирка подождет до утра. Хорошо, что он решил провести эту ночь подальше от людей, потому что кошмары будто поджидали того момента, когда он закроет глаза. Вернее, вернулись они еще до того, как Кеншин уснул, - негаданно-нежданно "внутренний Хико", в последнее время помалкивавший, снова взялся за старое: - Какую сторону ни выбирай, ты станешь просто орудием в их руках! - кричал наставник в день, когда Кеншин ушел. - Уйдешь - превратишься в убийцу, выполняя волю и неся так называемую справедливость того, под чьим начальством окажешься! Хико. Кеншину не хотелось признавать, что, возможно, надменный сукин сын не ошибся. Возможно, он и правда просто орудие. Господи, как он устал убивать, как устал от черных конвертов, как устал от ненависти к той части себя, которая получала от поединков удовольствие! Кеншин долго промучился прежде чем уснул. Уснул, чтобы видеть окровавленные и изуродованные тела, проклинающие его отрубленные головы и – снова – того юношу, который так и не успел жениться. Проснулся он во время завтрака, если верить запаху еды и голосам тех, кто уже сидел за столиками. Кеншин торопливо пригладил волосы, расправил одежду и с опозданием появился в трапезной. Свободное место было только одно, рядом с Иидзукой. - Повезло ночью? В кустах-то? - спросил тот. Кеншин еще туго соображал: - Чего?.. - Да я про нашего зассанца, - как ни в чем не бывало пояснил Иидзука. - Эк тебе подфартило. - А.. Ну, да, - буркнул Кеншин и накинулся на еду. - Мне показалось, что с первым ты не больно-то спешил... - Ну, да, - тускло отозвался Кеншин. - Больше не повторится. - Да нет, все в порядке, ты ж все равно в тысячу раз быстрее любого другого. Прошла на кухню, мимоходом кивнув Кеншину, Томоэ. Он кивнул в ответ, потом представил, как выглядит... сообразил, что не помнит, когда последний раз брился... Он как-то не заметил с утра, что подбородок, оказывается, стал колючим. Правда, не слишком. Ну вот и хорошо. Будет чем заняться после завтрака. Погодите! С каких пор его начал интересовать собственный внешний вид?.. Это все Томоэ! Это она его с толку сбивает! ...Запомни, ты - хитокири. А хитокири не должен ни с кем сближаться! Его руки окровавлены. А что она сказала, беря у него танто? Что должна иметь оружие - защищаться от убийц вроде него. Пусть. Он - палач. И сколько бы дней ни проходило между убийствами, это ничего не меняет. Любой уличный подонок лучше его - они хотя бы не нападают из темноты. Есть больше не хотелось. Кеншин отодвинул столик и поднялся. Пора заняться стиркой. Нечего откладывать. Он взял таз, стиральную доску, зачерпнул мыла, вытащил из кладовки сверток с окровавленными вещами и принялся отстирывать кровь и грязь с ги и хакама. Он был по локоть в пене, когда рядом невесть откуда возникла Томоэ. - Могу помочь, если желаете, - предложила она. Кеншин побледнел и поглубже булькнул вещи в воду, не желая, чтобы он увидела, в чем же они так вывожены. - Ничего, я сам, - торопливо отказался он. - Нет-нет, мне и правда несложно, - сказала она, подвязывая рукава кимоно. Кеншин сунул ги на самое дно. - Нет, не нужно... Но она уже наклонилась. - Я... Я ночью работал! - выпалил он. - Тебе будет неприятно! - Ничего, - тихо сказала она и мягко оттолкнула его руки. - Мне доводилось видеть кровь. Кеншин выпрямился, не зная, что сказать и что сделать - просто сидел и смотрел, как Томоэ изучает пятна, как оттирает ги на стиральной доске. Ему внезапно стало стыдно за все заплаты и прорехи. - Зашить бы тоже не мешало, - сообщила Томоэ, просовывая палец в дырку. - Потом заштопаю. - Не надо, я сам... - промямлил Кеншин. Она выстирала сначала ги, потом хакама. Он смотрел. - Где повесить? - спросила Томоэ, закончив. Они поднялись наверх и вместе разложили вещи для сушки. - Вам стоит купить новые штаны, - сказала она, указывая на изношенную до дыр ткань. - Д-да... Спасибо, - выдавил Кеншин. Томоэ ушла, а он остался сидеть в полном остолбенении. То, значит, она смотрит на него таким взглядом, что в нем аж хитокири пробуждается, а то вдруг такое! Что-то не так, но вот что? Кеншин думал-думал, но додумался только до того, что нужно сходить к Кацуре и все рассказать. Кстати сказать, он не видел ни Кацуры, ни Катагаи с того самого вечера, как на постоялом дворе появилась Томоэ. Подозревая, что Иидзуке, скорее всего, известно, где искать главу клана, Кеншин отправился к нему и, заметив непосредственного начальника нежащимся на солнышке в дальнем углу двора, кинулся туда со всех ног. - Иидзука! От крика тот подскочил, словно его ткнули раскаленной кочергой. - Баттосай! Ну ты меня напугал!.. Я хотел сказать, Химура, - поправился он под сердитым взглядом Кеншина. - Где Кацура-сан или Катагаи-сан? - с места в карьер спросил Кеншин. - Мне нужно с кем-нибудь из них поговорить. Срочно. Иидзука окинул его испытующим взглядом. - О-о... Грусть-тоска тебя съедает? - и ухмыльнулся. - Хватит! - взвился Кеншин. - У меня к ним дело! Мы с Кацурой-саном тогда не закончили, а сейчас мне и самому нужно кое-что обсудить. - Н-ну... Они сейчас ужасно заняты, - задумчиво потирая подбородок, сказал Иидзука. - Встреча там, встреча сям... Нет, понимаешь, покоя ни днем, ни ночью. Катагаи тут почти не ночует, а Кацура все больше у своей дамы... Но я им передам, передам. - Будьте так добры. И, кстати, фамилия у нее Юкиширо, возраст – восемнадцать лет. - О, да ты, смотрю, парень-хват, зря времени не теряешь!.. - Иидзука... - с угрозой прорычал Кеншин, касаясь меча. - И шуток тоже не понимаешь... - пробормотал Иидзука, поднимаясь и отряхиваясь. Сунув руку в рукав, он вытащил черный конверт. - Хотел до обеда подождать, но чего тянуть-то?.. Кеншин с отвращением посмотрел на конверт, выхватил его из пальцев Иидзуки и в бешенстве умчался со двора. - Ух ты, какие мы стали нервные... - ни к кому не обращаясь, заметил Иидзука. Кеншин протопал в дом, едва не сшибая с ног встречных-поперечных. Сам не зная, почему, он обозлился - обозлился на Томоэ, обозлился на Иидзуку, обозлился на себя. В последние девять месяцев он худо-бедно нашел способ выживать, но за каких-то три дня Томоэ играючи посшибала все его барьеры. Что до Иидзуки, тот, кажется, находил какое-то извращенное удовольствие в подтрунивании над так называемой личной жизнью Кеншина. А сам-то? Для себя Кеншин приберег самые резкие слова. Да как он только посмел настолько расслабиться! Как посмел раскиснуть! Он - палач, и об этом стоит помнить, в противном случае - смерть! Кеншин захлопнул все входы-выходы, отгородившись от мира. Он знал, что Томоэ, скорее всего, еще в комнате, но все равно вошел - за шляпой: лето быстро потеснило весну - и огрызнулся взглядом на негромкое "добрый день". Потом была тренировка на лугу, где Кеншин сорвал гнев на молодых деревцах, беспощадно покрошив их мечом, и на земле, рубанув ее Драконом Земли. Только потом он заглянул в конверт. Потрясающе. Убивать придется в доме жертвы. Именно после таких заданий кошмары были особенно невыносимы. Осмотр места он решил отложить на послеобеденное время и опустился на траву, уставясь на горы. На них он тоже злился. ...Чертовы горы! - бушевал он. - Это из-за вас мы с Хико так долго находились в неведении о том, какой ужас творится в мире! Живи мы тут, в Киото, он бы давно искоренил зло, не дав ему и ростков пустить! Но почему, почему сам Хико этого не понимает? Тогда не было бы никакой нужды Патриотам уничтожать врагов... И не было бы никакой нужды в моем мече... И убивать мне бы тоже не пришлось... На обед он поплелся по-прежнему мрачный. И голодный. Такой мрачный и голодный, что даже не замечал, как, едва завидя его, шарахаются в сторону прохожие, чувствуя недоброе. Только на рынке Кеншин очнулся от воплей какого-то торговца, которого, крича, что тот невежливо поклонился, избивал самурай. Кеншин выхватил из-за пояса меч, ударил обидчика по шее и, даже не взглянув на рухнувшее на землю тело, пошел прочь. Несколько секунд потрясенной тишины сменились гвалтом, который сделал бы честь разверзшейся преисподней. Одни кинулись ставить на ноги старика-торговца, другие пинали поверженного самурая, но, что самое забавное, никто так толком не понял, как же все произошло. Кто это сделал? Да какая разница - надо избавиться от тела, пока полиция не прибежала! Кеншину было все равно - одним трупом на его счету больше, одним меньше, и потом, этот, коль на то пошло, получил по заслугам. Соратники по оружию тоже оценили его дурное настроение - расступились, давая дорогу, и держались в сторонке во время обеда, чему Кеншин был только рад, поскольку как раз и хотел, чтобы к нему никто не совался. Поэтому он взял поднос и вернулся к себе, где, почти не жуя, проглотил все, что было на тарелках, и снова отправился на улицу, занеся по дороге поднос на кухню и буркнув хозяйке: - Я ушел. Объект был обычным домом на малолюдной улочке. Охраны почти нет. Задание обернулось несложным: незаметно перелезть по клену через забор, перерезать глотку тому, кто сторожил черный ход, отрубить голову медитирующей жертве и вернуться той же дорогой. В одной из комнат, мимо которых пролегала эта дорога, спали, уютно завернувшись в одеяла, двое маленьких детей. Впрочем, это ничего не меняло: их отец должен понести наказание за совершенные преступления. Кстати, а какие именно преступления?.. Неважно. Кеншин хладнокровно выполнил свою работу. Накрыло его позже - как всегда, по возвращению в гостиницу. Теперь эти дети - сироты, и сделал их сиротами он. Кеншин кинулся мыть руки. Сегодня он не мог на них даже взглянуть. Всей воды мира не хватит, чтобы смыть эту кровь... Он мыл, мыл, мыл, как вдруг - шорох. В дверях кухни стояла Томоэ в наброшенной поверх спальной юкаты кофте. Кеншин замер и заставил себя натянуть холодную маску: - Не лезь. - Так и будете убивать? - тихо спросила она. Кеншин безмолвно повернулся и взглянул на нее. - Я знаю, вы снова собираетесь спать в амбаре, но сегодня ложитесь в комнате... ...Во! Точно! В конце-то концов, это моя комната! - подумал Кеншин. - И лягу, - буркнул и, отвернувшись к тазу, продолжил плескаться. Она ушла. Кеншин прикинул, сколько ей потребуется времени, чтобы дойти до комнаты и укрыться, после чего тоже поднялся и, зная, что Томоэ следит за ним, хотя и прикидывается спящей, забился с мечом в дальний угол. В ту ночь кошмары как с цепи сорвались. Он снова видел двух детей - сначала спящими, потом - рыдающими от страха и горя при виде своего обезглавленного отца. Во сне приходила их мать, залитая кровью. Но нет - это не мать... Томоэ. Томоэ, которая, увидев его, выхватывала танто. Томоэ, которую он во сне разрубал пополам. Кеншин проснулся от собственного крика, увидев настоящую Томоэ на коленях перед собой. Всхлип вырвался из его груди. - Химура-сан... - прошептала она. Он рыдал, содрогаясь от каждого всхлипа. - Вам ведь не нравится убивать... - прошептала она. - Нет, - его затрясло. - Нет!