Давай будем просто жить?..

POV(Айнур) Я не знаю, что произошло. Просто после моего дня рождения он изменился. Изменения происходили очень быстро, хотя поначалу вроде бы и незаметно. Просто он стал более груб в словах, потом я стал замечать тщательно скрываемые злость и обиду в его глазах. Дальше – больше, вспышки гнева. Правда, он тут же брал себя в руки. Но это стало происходить всё чаще. За какую-то неделю он превратил мою жизнь в тихий ад. Я чувствовал себя как на пороховой бочке. Причём, не понимал даже того, какое слово или действие окажется триггером для очередной минниссоры. Сколько бы я ни спрашивал, в чём дело, он только криво лыбился и переводил тему, успокаиваясь до поры до времени. Затем всё начиналось сначала. Одним вечером он, кажется, был в хорошем настроении, так что мы даже решили посидеть за бутылочкой пива и пиццей. И всё было хорошо. Он улыбался мне, как прежде, мы шутили и смеялись. Я ушёл в туалет, потому что пиво просилось на выход, а, когда вернулся, обнаружил, что положение дел изменилось. Потому что чуть ли не через слово в его речи звучат сарказм и подколки. И я не выдержал. Хотя… попытка выяснить, наконец, что происходит с ним, что происходит между нами, не получается. Он просто сваливает, оставив меня в растерянности. Я успокаиваю себя тем, что в любых отношениях бывают моменты, которые нужно просто пережить. Уж я-то знаю… чтобы чем-то занять время ожидания его возвращения, убираю со стола. Успеваю покурить три раза. Да, я снова начал курить… но сейчас порой меня только сигарета и спасает, давая время успокоиться. И я даже начинаю понимать, почему. Затяжка за затяжкой, ты делаешь вдох и выдох, подобные упражнения советуют психологи. Да уж, конечно, это не оправдание, но… Я слышу, как он подходит к двери, иду встречать. Он пьян. Внешне это почти никак не выражается, он даже говорит так, словно совершенно трезв. Но глаза. Злые. Водку пил, чувствую запах… Он сейчас похож на хищника, готового кинуться на подранка. И я вдруг перестаю чувствовать страх. Парадокс? Может быть, но именно это напряжение помогает мне, как ни странно, мобилизоваться. Я помогаю ему снять ботинки, потом просто иду за постелью. Решил сегодня спать отдельно. В конце концов, пусть проспится. А я перегарищем, который скопится к утру, дышать не хочу. Да и обида, накопившаяся за это время, дала о себе знать. Я действительно собирался спать в зале на диване. Не тут-то было. После слов: «Юр, ты пьян» - начался какой-то трэш. Вот я поворачиваюсь, собираясь дойти до дивана… Он схватил меня за шею, как щенка. «Да что ты говоришь?!» - От неожиданности я уронил бельё. Он даже развернуться мне не дал, затащив в спальню. Швырнул на кровать, тут же навалился сверху, прижимая к поверхности. Я попытался его образумить, пытался спихнуть, но, в отличие от него, я был трезвым. В Юру как будто дьявол вселился, а я не мог заставать себя сделать ему больно. Ударить. За что поплатился достаточно жестоким способом. Он содрал с меня треники с трусами, одной рукой так и продолжая стискивать мою шею, вжимая в матрас. Я уже начал задыхаться, потому что лицом уткнулся в скомканное одеяло, так что на несколько секунд оказался втянут в борьбу за глоток воздуха, пытаясь вывернуться так, чтобы не задохнуться. Второй рукой он, видимо, освобождал в этот момент свой агрегат и вогнал его в моё несчастное тело. Без прелюдий и смазки. Я даже заорать сразу не смог, крик застрял в груди. Потом я начал отбиваться, но он просто сгрёб мои руки в свою ладонь и так заломил в захвате, что я всё же заорал. Вот так вот, вцепившись в мою шею, почти перекрывая мне кислород, и надавив на заломленные за спиной руки, он долбил меня, пока у меня искры из глаз сыпались. Я пытался что-то ему сказать, просил остановиться, орал, что мне больно, но он меня не слышал. Только рычал что-то обидное. Так что в итоге я заткнулся, просто зажмурился и перестал трепыхаться, поняв, что его моё сопротивление только подхлёстывает. Не знаю, сколько это длилось. Мне показалось, что несколько часов. Он и так долгоиграющий парень, а если выпьет лишнего, то, обычно, долго не может кончить. Так что, возможно, мне и не показалось. Я пару раз терял сознание, кажется. Странно, да? Вроде бы и человек тот же самый, вроде бы я порой очень не против пожёстче… но, когда всё происходит вот так – совсем похрен становится на весь опыт, на стимуляцию внутренней точки. Никакого возбуждения в помине нет. Остаётся только боль. Физическая от грубого вторжения. И моральная от того, что это делает человек, который обещал о тебе заботиться, от которого ты этого, ну, никак не ожидал. И неизвестно ещё что именно больнее. Хорошо ещё, что он, почувствовав, что я больше не пытаюсь вырваться, отпустил руки. Иначе, думаю, вывих плечевых суставов мне был бы обеспечен. Даже то, что он освободил мою шею из стального захвата своих пальцев, мне не особо помогло. В какой-то момент он навалился, почти накрыв меня своим тяжёлым телом, продолжая яростно вдалбливать меня в кровать, вцепился зубами в кожу. И вот этот раз был совсем не волнующе-возбуждающий. Просто новый вид боли, который мне, видимо, придётся перетерпеть. Я молился про себя, чтобы всё уже, наконец, закончилось. Почти перестав ощущать течение времени. Только боль, стыд и чувство глубокого унижения и отчаяния. Под лицом вся постель была мокрой от слёз, которые ручьём текли, не смотря на то, что я сам себе внутренне приказывал не плакать. Когда он затих, напоследок так вдавившись, как будто хотел весь провалиться внутрь моего тела, я не сразу выпустил одеяло из сжатых зубов. Долго переводил дух, приходя в себя. И только когда услышал мерное посапывание над ухом, осмелился пошевелиться. Выбирался из-под него долго, каждый раз замирая в страхе, что он просыпается, когда он дёргался в пьяном сне. Потом кое-как скатился с кровати, дополз до ванной. Чуть ли не со слезами заставил себя перешагнуть через бортик ванны. Всё болело неимоверно. По ногам текло. Я включил воду погорячее и не выдержал, разрыдался, пока смывал кровь и его сперму. Я был просто раздавлен тем, что произошло. И больше всего потому, что просто не понимал: почему и за что… горячий душ немного расслабил затёкшие напряжённые мышцы. Выбравшись из душа, я достал свечи из шкафчика. Всем, кто практикует анальный секс, который иногда бывает достаточно жёстким, знакомы лекарственные средства именно для лечения подобных травм. Запихнул, чертыхаясь и утирая злые обиженные слёзы. Потом обмотался полотенцем. На обработку ссадин и укусов меня уже не хватило. Я дополз по стеночке до кухни, одним махом проглотил две таблетки анальгетика, выпив при этом залпом полстакана воды. Потом так же тихонечко направился в сторону зала. Мимо спальни шёл, затаив дыхание. Поднял разбросанные по полу коридора одеяло и подушку, для чего пришлось наклониться, и у меня от этого движения звёзды с глаз посыпались такие, что на миг в темноте коридора стало светло, как днём. Добравшись до дивана, медленно и осторожно, стараясь лишний раз не сделать себе больно, улёгся, шипя и кряхтя. Накрылся с головой. Меня трясло. Меня мутило. Лихорадило то в ознобе, то в горячке какой-то, которая волнами приливала из пострадавшего больше всего места вверх по позвоночнику. Под веки словно песка насыпали, глаза резало и щипало. Я то плакал, тихо, чтобы не услышал человек в спальне, то стискивал зубы, пытаясь успокоиться. Через какое-то время боль из острой стала постепенно тихой и ноющей. Но я уже был настолько измотан, что, благодаря бога за это, провалился в сон. Когда он вошёл в комнату, я проснулся только от звука его шагов. Притворился, что всё ещё сплю. Чтобы не разбудить в нём то чудовище, которое мучило меня ночью. А ещё я не хотел его видеть. Не сейчас – точно… и слышать не хотел: ни злые подколки, ни просьбы о прощении. «Уйди… уйди же, ради бога! Я сейчас не выдержу и разревусь… опять». Он уходит. Слышу, как возится в спальне. Потом копошится в прихожке. Хлопанье двери. Звуки шагов в подъезде. Тишина. Долго лежу с закрытыми глазами. Хочется пить. Медленно, как будто всё тело сейчас от любого неосторожного движения рассыплется осколками, поднимаюсь. Бреду в туалет, где приходится стиснуть зубы… потом ползу в ванную, моюсь, вновь заталкиваю свечку. Наконец, могу посмотреть в зеркало, которое отображает бледное осунувшееся лицос глубокими синяками под глазамив обрамлении спутанных волос, с измочаленными в тряпочку губами. Вздыхаю. Иду на кухню, пью таблетки и глотаю стакан воды. Больше ничего не хочется. И тут в замке входной двери проворачивается ключ, меня охватывает паника, я тороплюсь, держась за стену, тороплюсь, как могу, чтобы свалить под спасительное одеяло, притвориться спящим. Опоздал. Он заходит, снимает кроссовки, вешает куртку, потом поворачивается ко мне и останавливается, просто смотрит. Медленно скользя взглядом, в котором я не могу ничего прочесть, от макушки моей фигуры до пят. Я чувствую, как меня холодком перетягивает вдоль позвоночника, потому что понимаю, что стою весь такой нагишом в одном лишь полотенце. И хрен его знает, что сейчас происходит у него в голове. Паника растёт. Я знаю, что такое страх. Теперь знаю. Ощущение загнанности, полной беззащитности. И ведь несколько дней назад я бы не мог себе даже вообразить, что буду бояться человека, которого люблю больше жизни, который уверял меня в своих чувствах… он медленно приблизился, а я замер, как кролик перед голодным удавом, не спуская взгляда с его глаз. Он стоит так близко. Просто разглядывает моё лицо, потом поднимает руку, а я отшатываюсь, как от удара. Юра на секунду замер, но всё же отводит прядь волос от моего лица, заправляет её мне за ухо. Я стою и боюсь лишний раз вдохнуть. И тут он вдруг меня обнимает, осторожно привлекает к себе, прижимается щекой к моему виску. Я стою, замерев, только чувствую, как меня начинает трясти. Основательно. Не могу унять эту дрожь. Рука, которой я цеплялся за стену, как безвольная плеть падает вдоль тела. Так и стоим. Он обнимает меня своими сильными и вновь ласковыми руками. Чувствую, как то и дело он отрывает свою щеку от моей головы и нежно касается виска губами, вновь прижимается. «Прости»… и я реву. Тихо, безмолвно. Просто реву стою, не в силах пошевелиться. Он обнимает крепче, как будто пытается защитить от того, что сам же и сделал. Гладит меня по голове, по спине. Чувствую, как дрожат его губы, когда он касается ими моего виска. Аккуратно отстраняется, заглядывает мне в глаза. Наклоняется и сцеловывает слёзы с моих ресниц. «Прости»… Я проглатываю комок в горле. Возможно, думаю, нам судьбой предрешено пережить этот этап. Возможно, теперь он придёт в себя и всё вновь наладится. Не сразу, конечно, но я готов его простить. Я его слишком люблю. «Не пей больше, Юр». – Шепчу, постепенно успокаиваясь. Он только кивает мне. Так и не выпускает меня из объятий, придерживая. «Айни, я постель поменял. Давай, пойдём, приляжешь, хорошо? Тебя отнести?» Я только с нервным смешком отрицательно качаю головой. Доползаем до спальни. Я отрываюсь от него, нашариваю в шкафу трусы, но надеть их сам не могу, потому что придётся нагибаться, останавливаюсь в смятении. Так что он берёт их и присаживается на корточки у моих ног. С трудом оторвав ступню от пола, придерживаясь за его плечо, просовываю одну ногу, вторую. Он поднимает их вверх, замешкавшись, стягивает полотенце с моей задницы, заканчивает одевать меня. Я осторожно присаживаюсь своей пострадавшей пятой точкой на постель. Мягче, чем диван, поэтому почти не больно. Укладываюсь, он укрывает меня заботливо, как ребёнка. Потом встаёт и идёт в коридор. Возвращается с тюбиком в руках. «Айни, я мазь купил, давай обработаю плечи?» Я немного медлю, потом тяжело поворачиваюсь на бок. Страшновато оказаться к нему спиной. Теперь. Он очень осторожно смазывает ранки и синяки своим неизменным «Спасателем». «Поспи… или, может быть, скорую вызвать?» Я отрицательно хмыкаю. «Айдару позвоню, пусть приедет и отвезём к вашему врачу, а?» Я вновь мотаю головой… «дурачок что ли совсем? Тебя ж тогда без гроба и креста в землю закопают, ты даже пикнуть не успеешь»… он молчит, потом наклоняется, отчего я внутренне сжимаюсь в комок, но он только чуть касается губами моего плеча, поправляет одеяло и уходит, тяжело вздохнув. Я проваливаюсь в дремоту под действием таблеток и усталости. Но слышу, как он возится на кухне. - Айни? – Тихо зовёт, чувствую, что присел на край кровати. – Я курицу сварил, бульон попей, пожалуйста. - Я не хочу есть. – Бубню, но он всё же тормошит меня за плечо осторожненько так. - Родной, ну, пожалуйста. Хотя бы чуть-чуть. – Не могу… слышу его виноватый и жалобный голос и не могу сопротивляться. Вот вроде я пострадавшая сторона, а не могу сердиться, злиться, обижаться. - Чуть-чуть… - поворачиваюсь, вижу его умоляющие виноватые глаза. На душе становится теплее. Парадокс какой-то. Или это я такой ненормальный? Хрен его знает… он держит пиалушку, пока я пью вкусный, надо признать, куриный отвар. - Хорошо. – Улыбается, ещё виновато, но уже не так потеряно. Вновь поправляет мне оделяло. Склоняется и целует в лоб. – Теперь поспи. – Не уходит, мнётся, пряча взгляд. – Я ещё там в ванной оставил мазь, аптекарь посоветовал. Ну, для… ну, ты понимаешь… - Хорошо. – Отвечаю тихо и закрываю глаза. Мне сейчас стало так уютно. И тёплый бульон падает на пустой желудок, усиливая сонливость. Спать ложимся рано. Я, обработав пострадавшее место, укладываюсь на спину, кряхтя, как старый дед. Он прижимается, но очень осторожно, чтобы не сделать больно. Тыкается носом мне в шею, сопит. «Прости»… я только киваю и кладу руку поверх его руки, которой он меня обнимает. Он засыпает быстро. Я же долго лежу, пялюсь в потолок, думая о том, что уже простил его. Я идиот? Или слабохарактерный настолько? Его тёплое дыхание ощущаю кожей шеи. Нет, я не слабый, просто я его люблю. А то, что случилось?.. ну, что ж, всякое бывает. Следующий день проходит вполне нормально. И он весь такой заботливый… потом ему кто-то звонит, он уходит на балкон, долго говорит там на повышенных тонах. Я не могу разобрать слов. Но он возвращается рассерженным. И вечер перестаёт быть томным. Вижу, что он едва сдерживается, чтобы не сорвать свою злость на мне. Паника, которая улеглась уже в душе, вновь поднимает голову. Я слежу за каждым его жестом, боясь навлечь на себя его гнев. Спокойствие и умиротворение, которые наступили вчера, мигом улетучиваются. Ухожу в ванную, якобы, чтобы заняться здоровьем, сам же долго смотрю в зеркало и вижу взгляд затравленного напуганного животного. Нервно хмыкаю и не могу сдержать смешка над самим собой. Приходится несколько раз вдохнуть и выдохнуть, медленно считая про себя до десяти, чтобы успокоиться. Хочется курить. Выхожу, сделав вид, что всё в порядке. И замираю. Потому что на столе ополовиненная бутылка водки и стакан. Это пиздец! Меня внутренне лихорадит. Я спешу в спальню, минуя кухню, чтобы… чтобы что? Разве одеяло спасёт меня, если он вдруг снова сорвётся? Чёрт побери, Юра, мне страшно! Я боюсь тебя! Юрочка, родной мой, что же ты делаешь?! Он нагоняет меня у порога в комнату. Разворачивает к себе, облапив, засасывает жадно. Подталкивает к кровати. Я упираюсь. Но не справляюсь, естественно. Падаем на постель, я только охнуть могу от мягкого, но ощутимого удара жопой в матрас. Он стягивает с меня трусы быстро, как будто не замечая моё сопротивление. - Нет! – Умудряюсь уклониться от жадного засоса. Упираюсь ему в грудь обеими руками. - Я хочу… - бормочет он и вновь лезет с поцелуем. - Юра! Я сказал: нет! – Отпихиваю его и вдруг заряжаю пощёчину. Сам не ожидал. Тело на автомате сработало: «опасность!» Вместе с испугом чувствую злость. - Ого! – Он потирает щёку, смотрит на меня с каким-то злым весельем и вызовом. – Так значит? - Ты же обещал не пить… - пытаюсь оправдаться почему-то, как будто в происходящем сюре моя вина. Хочу, чтобы он пришёл в себя. – Юр, ты той ночью был слишком груб, я не могу… - Так тебе самому нравится пожёстче, разве нет? – Ухмылка такая ядовитая. - Да, но… - снова приходится удерживать его, отпихивать. - Айни, - злость сквозь какое-то ненормальное веселье, – разве ты не обещал, что я буду получать тебя, когда хочу? Забыл? Это вот твоя любовь, да? - Я… - почему-то эти слова камнем падают на сердце, ломая моё сопротивление на корню. Я просто опускаю руки. Он победно ухмыляется и впивается засосом мне в шею, как вампир какой-то, чуть шарит внизу, немного стягивая с себя джинсы. Берёт меня торопливо и с напором, как будто забыв, что я травмирован. Больно-то как… зажмуриваюсь. Стискиваю зубы, цепляясь судорожно руками за простыню. Но не выдерживаю: «Юра… пожалуйста! Мне больно!.. слышишь ты меня?!!» - силюсь спихнуть его. Не получается, конечно же. Я хватаю его за лицо, пытаюсь заглянуть в глаза: «Не надо… не хочу... пожалуйста, Юра!.. Не могу больше!» Он рычит и продолжает, но… вдруг, услышав мой отчаянный всхлип, останавливается, отстраняется, смотрит на меня так, как будто только что осознал, что делает. Ужас в его глазах мелькает, сменяясь растерянностью. Он прямо-таки скатывается с меня, шарахается в сторону, падая на пол. Поднимается торопливо, не глядя на меня, спешно застёгивает ширинку, хватает толстовку со стула и бросается вон. «Юра, куда ты?!» - Я еле-еле сажусь, кричу ему вслед. Но хлопает дверь… ложусь на спину и смотрю в потолок, понимая окончательно, что что-то сломалось. Начинаю перебирать в уме все ситуации, когда он взрывался. Ищу тот триггер, на который он реагировал, как бык на красную тряпку. Не могу понять. Всё в итоге мешается в какой-то непонятный клубок. Закрываю глаза и просто лежу, собираясь с силами. Сам себя жалею, потому что предстоит снова лечить задницу, а я уже достаточно в курсе, как это нелегко и больно. Наступает поздний вечер. Юра не отвечает на звонки и смс. Я начинаю волноваться. Он пьян. Его разум в смятении. Мы переживём. Всё переживём! Только бы сначала вернуть его в целости. Он же сейчас в таком хаосе, что может нарваться на неприятности. Даже собственное плачевное состояние сейчас для меня неважно. Пишу Надиру, что Юра пьян и мы поссорились, не вдаваясь, конечно, в подробности. Получаю ответ. Звоню Айдару. Мы едем в клуб. Прохожу через охрану, нахожу их столик. Он сидит с друзьями, как ни в чём не бывало. Даже смеётся. Злость накатывает, потому что он даже не потрудился сообщить, что с ним всё в порядке. Но тут же утихает, сменяясь облегчением, что с ним, действительно, всё в порядке. Вдыхаю – выдыхаю, успокаивая нервы, шагаю к ним.