Давай будем просто жить?..

POV (Юра) Краем глаза замечаю, что он стоит в коридоре прямо напротив. Снимаю кроссы, аккуратно вешаю куртку (прошлой ночью я швырнул её впопыхах на пол, когда кинулся на него, - это я вспомнил). И только потом поворачиваюсь и смотрю. Стоит, глядя на меня. Вижу в его глазах нерешительность, напряжённое ожидание, откровенный страх. Особенно, когда иду навстречу. У него глаза прямо расширяются с каждым моим шагом в его сторону. Замер. Вцепился в стену так, что пальцы побелели. Он даже не расчёсывался, видимо, спутанные волосы падают на лицо. Поднимаю руку и током прошивает боль от того, как он отшатнулся от меня. Но я всё же убираю прядку. Не могу! Обнимаю его, прижимаю к себе. Его рука бессильно сползает вниз по стене. Стоит, уткнувшись лицом мне в плечо. Просто стоит. Как деревянный. Напряжён до предела. Сердце щемит. Я обнимаю его чуть крепче, то и дело целую в висок. Чувствую, как его начинает бить крупная дрожь. Не знаю, как успокоить. Чувствую горячую влагу на плече. Сам готов разреветься. От обиды, что всё вот так. От злости на себя. Разве он это заслужил?! Разве я такая скотина?! Сам себе обещаю, что больше не обижу его, что перечеркну все обиды, взлелеянные мною самим и моей матерью. Ещё крепче обнимаю, шепчу: «Прости»… Потом всё вроде бы налаживается. Я, чувствуя огромную вину, готов своей заботой его задушить. Он не отталкивает. Постепенно расслабляется. Уходит это опасливое напряжение из его глаз. Не хочу больше никогда видеть это выражение в его прекрасных глазах! Снова сам себе твержу, что не посмею больше его обидеть. Спать ложится, не отталкивая меня. Наоборот, принимает объятие. И даже кивает в ответ на очередное «прости». Следующий день я честно стараюсь давить в себе любое воспоминание о том, почему я вёл себя, как конченный ублюдок. Он даже улыбается мне в ответ на какие-то шуточки. Вижу, что он успокоился. Мимолётные касания мои ему не противны – это радует. Молчит, правда, всё время. Но расслаблен. А потом звонит мать. Я ухожу на балкон, чтобы поговорить с ней, чтобы попросить больше не нагнетать во мне этот гнев. Но не получается. Она кричит и плачет в трубку, вновь и вновь повторяя то, что говорила до этого. «…Ты живёшь сним, облизываешь с ног до головы, а он… ты думаешь, что ты ему нужен?! Игрушка! Ты просто его очередная игрушка! Забава для избалованного мажора, который вырос в уверенности, что всё в этом мире продаётся и покупается, что ему всё позволено! Им даже человека ради собственной выгоды убить – раз плюнуть! Ты продажная душонка, сын! Он же купил тебя! Юра, ты продал память об отце за вкусную жрачку и мотоцикл, да? Ха-ха-ха! Воспитала сына лицемерным мерзавцем! Прости, Алёшенька, что я не смогла вырастить достойного мужчину»… - рыдания, всхлипы, слышно, как глотает что-то, понимаю, что водку, ярость вновь охватывает меня пожаром. – «Задумайся, Юра, для ч-чего ты ему нужен, а? Он же такой же, как его отец! Яблоко от яблони, Юрочка… они причинили нам такую неутихающую боль! А ты?! Так и будешь лизать ему зад?! Да он тоже считает тебя тупой безотцовщиной и смеётся, небось, что ты так легко продал собственного отца за сладкий кусок!» Она ещё что-то кричит в трубку, но я обрываю звонок. Иду обратно. Смотрю на него. Теперь его молчание и лёгкие намёки на улыбку кажутся мне насмешкой. Смотрит на меня свысока… точно… вижу его взгляд. Внимательный. Что, родной, пытаешься придумать, чем меня ещё купить? Размышляешь, за сколько и кого я готов продать ещё? Улыбается мне осторожно, но мне кажется сейчас, что он ухмыляется. Встаёт, уходит в ванную. Слышу хмыканье и тихий смех, который он как будто пытается подавить. Накрывает. Я лезу в холодос, достаю бутылку. Признаю! Без водки я не смогу решиться… прости, отец, за мою слабость! Я всё исправлю, обещаю! Хлопаю стакан, тут же, ещё не отдышавшись, наливаю и пью второй. Вижу, как он тенью сливается в комнату. Кидаюсь следом. Такая ярость меня сейчас охватила… пусть не могу зацепить виновника, так заставлю его заплатить, через сына! Получаю пощёчину, давлю словами, снова трахаю его, даже не стараясь быть сдержаннее. Наоборот, я всё ещё хочу его тело, безумно! А эта болезненная страсть, помноженная на ненависть и злобу, клокочет внутри, требуя выхода. И я ебу его, как последнюю шлюху. В какой-то момент меня отрезвляет его выкрик. Я мгновенно прихожу в себя, видя его лицо, его глаза, полные обиды, ужаса, непонимания, боли и… жалости?.. а его прохладные ладони лежат на моих щеках так ласково, несмотря на то, что я сейчас делаю, поглаживают успокаивающе… Боже мой, что же я творю?! Пусть мне нельзя больше его любить, пусть я хочу заставить его страдать, но не так! Я шарахаюсь от него, тороплюсь сбежать, чтобы не натворить ещё чего-то такого же непростительного, когда выходом останется только убить его и себя. Нельзя! Не так! Я отомщу, но не так… спешно одеваюсь, вываливаюсь из квартиры, которая за две недели стала мне добровольной тюрьмой. Ухожу спешно. Слоняюсь по улицам, потом ползу к матери. Пьём с ней вместе до позднего вечера. Однако, выходя на улицу, я не чувствую себя пьяным. Обидно, но мой разум сейчас ясен и спокоен. Только вот личность другая. Тот весёлый парень утонул на дне стакана, остался только озлобленный на весь мир пацан, который хлебнул горя из-за отсутствия отца. Перед глазами уже навсегда, кажется, нарисованная сцена того, как Салават поднимает руку и стреляет в человека с лицом с фотографий. Иду в клуб, к Надиру. Не знаю, наверное, сейчас просто не могу остаться один. Но при этом и быть в компании не хочу. Мои мужики поймут, не станут лезть в душу, я знаю.