Давай будем просто жить?..

POV (Юра) Припёрся… - Привет. Как хорошо, что я тебя нашёл. – Подсаживается к столу. - Хм, а я терялся? – Даже не смотрю в его сторону. - Ну, ты не отвечал на звонки и смс. Я волновался… - явно хочет, чтобы я на него взглянул. - Мгм, а ты не подумал, что, если человек не отвечает, значит, не хочет? – Равнодушно бросаю я ему, а в душе радуюсь. Ненавижу себя за это, но радуюсь. - Юр… - его пальцы дрожат, когда он кладёт руку поверх моей. – Давай поедем домой? Поговорим, а? Скажи мне, что не так? – Парни стихли, молчат, хмурятся, понимают, что между нами сейчас происходит что-то личное. – Я же… люблю тебя, Юр. Скажи, что я сделал, чем тебя обидел, а? Я это исправлю, я постараюсь, Юр. Ты же знаешь, я для тебя всё… - Ой, ну, чёрт! – Не хочу больше слушать его, потому что опять двойственное чувство возникает: сделать ему как можно больнее и, наоборот, обнять и успокоить. - Юр, может, вы, действительно, домой поедете? Вам же явно есть, о чём поговорить без посторонних глаз и ушей. – Встревает Надир. - Не лезь в это, братан. – «На хера ты суёшься, а?» Я опускаю взгляд на его руку, деланно вздыхаю и поворачиваюсь к нему лицом. – Нурик, если человек не отвечает на звонки, может быть, он просто не хочет отвечать? Не подумал об этом? - Почему, Юр? Зачем ты так со мной? За что? Прости, не знаю за что, но прости! Скажи мне, что я должен сделать, Юр? – Со злобным удовлетворением смотрю, как его губы дрожат, пока он пытается не дать мне сказать роковые слова. - Не знаешь? У отца спроси… - он глядит непонимающе, язакатываю глаза. – Окейно, ты, реально, намёков не понимаешь, да? – Я открыто насмехаюсь, потом убираюего руку. – Мне надоело. Я устал от тебя. От всего этого вот. Ну, не любил я тебя, понимаешь? Просто хотел до задницы твоей добраться. Я хотел тебя трахнуть. Я тебя трахнул. Было здорово, честно, признаю. Но больше я тебя не хочу, понимаешь? – Наблюдаю за ним с упоением. Моя месть почти свершилась. - Ч-что?.. Ю… Юра… не надо… пожалуйста… - его трясёт. А я ликую. - Тебе больше нечего мне предложить, Нурик. Всё кончено. Больше не ищи меня, не звони, не пиши, окейно? Я тебе напоследок совет дам хороший. Знаешь, чувак, найди себе бабу, ок? Можешь даже такую же возрастную. Займись личной жизнью, потому что престарелый педик – жалкое зрелище. – Вот она! Коронная фраза, которую я подготовил для него! Гляжу с улыбкой в изменившиеся враз лицо. Папа, ты отомщён! Мама, я это сделал! Он смотрит на меня пустым взглядом. Встаёт. Безмолвно открывает и закрывает рот, как рыба, выброшенная на берег. Его качает. Уходит медленно, как во сне. Мои парни начинают требовать от меня объяснений, кто-то грозится мне башку разбить, а я сижу и нахожусь в полном восторге от того, как я его уделал. Всю его семейку уделал! Вот я какой молодец! Гордись мною, отец! И тут меня за грудки хватает Надир, смотрит так, как будто едва сдерживается, чтобы не ударить меня. - Юра! Сейчас же иди и попроси прощения! Что ты творишь?! - Отвянь! – Отбрасываю его руку, смотрю злобно. – Ты мне не отец, чтобы указывать! - Какой же ты, оказывается… - он изумлённо качает головой. Потом смотрит на стол и рассеянно произносит. – Айнур телефон забыл… - потом хватает его и пытается впихнуть мне в руку. – Беги! Пока он не ушёл! Скажи, что ты виноват, что ты его любишь! Ты же… его любишь, Юрк… - Пф… для него телефон новый купить – не проблема. Они всё могут купить. – И тут я широко скалюсь и бросаю ему в глаза. – Слушай, он в койке просто огонь! Если сам поторопишься, то можешь забрать его себе. Пожалеешь, приголубишь – и он тебе даст, отвечаю! - Сволочь. – Это слово сопровождается мощным ударом в челюсть. Пока я ржу, как псих, потирая лицо, Надир уже спешит за ним… Мои мужики в шоке. Мне начинают выговаривать, но я отмахиваюсь и сваливаю. Стою на крыльце и закуриваю. Наблюдаю, как ОН о чём-то говорит с Надиром и бредёт к машине. Выскакивает его цепной пёс. Делает шаг в сторону клуба, но ОН его осаживает. Садятся в авто оба. Но очень долго не уезжают. Начинает падать снег. Я чувствую, что победил. Только вкус у этой победы дерьмовый. Я прям ощущаю его во рту. Сплёвываю и валю мимо Надира, который смотрит на меня, как на какую-то мерзость, ухмыляюсь ему и подмигиваю. Мне некуда идти, наверное. К матери я не хочу. Не сейчас. Ползу до нашей с ним квартиры и сам себе боюсь признаться, что хочу, чтоб он был там. Открываю дверь. Нет. Тишина мёртвая. Поскорее включаю свет, потому что внезапно становится жутко. И очень одиноко. Но… я же всё сделал правильно! Так ведь, пап-мам?! Так ведь?.. Сажусь на пуфик в прихожке и некоторое время просто сижу так, не в силах двигаться. Ничего не хочу. Хотя, вру… хочу, чтобы он вышел сейчас заспанный из комнаты и улыбнулся мне со словами: «Вернулся? Юр, я тебя ждал». Скидываю со злостью ботинки, куртку вновь швыряю в угол, твёрдо иду на кухню и допиваю водку из горла, чтобы заглушить эти ненужные непрошенные фантазии. Слышу, как проворачивается ключ в замке, спешу навстречу, но… вместо Айни влетает его охрана. С ходу ебошит мне в нос… потом собирает его вещи, предварительно обтерев брезгливо свою руку, которой ударил меня, как будто в грязь вляпался. А я, боясь себе в этом признаться, стараюсь удержать его ещё немного. Потому что этот громила – единственное звено, которое меня сейчас связывает с НИМ. Торопливо пытаюсь объяснить свой поступок, получаю ответ, которого не ожидал. «Ложь! Он всё врёт! Мне так мать сказала!» Айдар уходит. Дверь с тихим щелчком закрывается и я остаюсь один. Меня колбасит немного. Иду на балкон и вижу, как Дарик быстро шагает из подъезда к машине. Открывает багажник, ставит туда сумку. Почему-то тормозит. Замечаю движение рукой, как будто он спешно вытирает лицо. Потом тот запрокидывает голову к небу, и я понимаю, что он только что стёр слёзы с глаз. Мне с балкона второго этажа очень хорошо всё видно, фонари горят ярко. Он захлопывает крышку и так же спешно садится в машину, перед этим закурив. Мир перевернулся? Дарик курит?! Так много всего, что просто не умещается в моей полной мешанины мыслей и эмоций черепной коробке. Сигареты в моей пачке тают. Я впервые в жизни чувствую холод. Иду, ёжась, в комнату. Ложусь. На подушке его запах. Не осознавая, притягиваю её к себе, сжимаю в объятиях, утыкаюсь носом и пытаюсь надышаться. Что со мной? Стоп, Йорик! Успокойся. Ты отомстил. Это плюс. Ты потерял того, кого любил. Это минус. Но всё проходит. И эта горечь тоже пройдёт. Просто потерпи. Я возвращаюсь к матери. Не могу оставаться в квартире. При этом оставил часть вещей там. Айдар тоже забыл несколько шмоток Айнура. Например, его футболку и толстовку, которые так и лежат теперь в шкафу. Я сложил к ним свои вещи, которые решил пока оставить. Иллюзия его присутствия… специфические лекарства в шкафчике в ванной комнате… любимая чашка. Не кружка, а именно чашка, которую он привёз из отчего дома. Серебряная чайная ложечка с ручкой в виде скорпиона, как он говорил, сделанная на заказ. Флешка с любимой музыкой на столике в спальне. Шарф, забытый на верхней полке вешалки в прихожей. Мелочи. Но они есть. Всё время кажется, что он сейчас придёт… и именно наличие этих мелочей даёт понимание того, что он больше не вернётся сюда. Ни-ког-да… я почти успокоил себя, уверив в правильности решения. Проходит несколько дней. Мама просто порхает, окрылённая. Очень часто заводит разговор о том, что «так им и надо!» Я сначала терпел, но в один момент резко гаркнул, настоятельно попросив, не напоминать мне об этом чудовищном в рамках моего маленького мира событии. Он попыталась даже высмеять это, наверное, решив, что поможет мне. Но я пригрозил, что уйду из дома. И теперь она просто молча ходила и улыбалась, глядя на меня. Но я, видя злое торжество в уголках её рта, всё равно чувствовал себя не в своей тарелке. А потом… Я пришёл домой с магазина и застал там Салавата Юнировича, который о чём-то спорил с моей матерью на повышенных тонах. Видок у него был тот ещё. Обычно весь такой отутюженный и тщательно выбритый, весь такой правильный и образцовый до мозга костей офицер, сейчас выглядел осунувшимся. Трёхдневная щетина на подбородке. Красные, какие-то воспалённые глаза. Суровая морщина между бровей стала глубже и при этом почему-то стала придавать ему горестный вид. - Что Вы тут забыли? – Холодно бросаю я, проходя мимо него и вставая рядом с мамой, которая со злобной усмешкой смотрит на этого человека. - А, вот и ты… - его голос звучит устало и безжизненно, совсем не так, как только что я слышал из-за двери. Он смотрит на меня внимательно, как будто пытается прочесть что-то по моему лицу. - Вам здесь не рады, уходите. – Мне становится неловко от этого тяжёлого и полного горечи взгляда, но я храбрюсь. - Я пришёл… чтобы посмотреть тебе в глаза, сын Алексея. - Не упоминайте имени моего отца! – Взрываюсь я. – Убирайтесь! Вы убили его и… - Убил? Я?! – В его взгляде что-то меняется, он переводит глаза от меня к моей маме, потом обратно и его плечи вдруг опускаются, кажется, он сейчас упадёт. – Так вот в чём дело… в гибели Лёхи? – Он вдруг начинает смеяться, а я пугаюсь. Снова ощущение, что надвигается что-то страшное и неотвратимое. – Это ты имел в виду, ломая моего сына? - Вот и всё, что нужно знать об этом. – Спокойно и с насмешкой произносит моя мать и смотрит на меня. – Видишь? Ему смешно. Его лучший друг погиб от его руки, а ему смешно. - Дура! – Вдруг резко перестаёт хохотать мужчина и начинает быстро говорить, не давая себя перебить. – Значит, это ты запудрила голову мальчишке? – Смотрит на меня с лихорадочным блеском в красных глазах. – Я не знаю, что нашептала тебе твоя мать, Юрий, но я скажу, как всё было. Ты же этого требовал от Айнура? Правды? Получи свою правду! – Он вдруг без разрешения проходит на кухню, как будто прекрасно ориентируясь, открывает дверцу холодильника и достаёт бутылку водки, наливает себе стакан и намахивает залпом. Мать с кривой усмешкой смотрит на это и вроде бы пытается что-то возразить, но отец Айни вновь начинает говорить. – Мы, действительно, вляпались в ту операцию, как в дерьмо. Лёха сам вызвался на роль «крота». И всё было замечательно, мы почти уже собрали все необходимые улики, доказательства, знали явки и пароли, адреса, имена подружек… но кое-кто сдал его. - Ты! – Обвиняюще шипит мать. - Нет. И ты знаешь это, просто нашла себе виновника, уверила себя и теперь!.. – он повышает тон, но вдруг резко обрывает сам себя, закрывает глаза на миг, переводя дух, снова говорит спокойно, хотя, я вижу, с каким трудом ему это даётся. – Мне позвонили. Сказали, что я должен приехать на склад, ну, туда, где была точка сбора этих нарколыг, - поясняет и продолжает, - или моему «кроту» придёт конец. Я поверил. Потому что они назвали его фамилию, имя, отчество и звание. Примчался. Один, как и договаривались, конечно же. И, естественно, в это время уже собиралась опергруппа и спецназ. А я хотел потянуть время. – У него внезапно задрожали руки, он снова налил водки, вздохнул и выпил стакан одним глотком. – Но то, что я там увидел… он сидел на стуле у одной стены. А у другой… на таком же стуле сидел мой двенадцатилетний сын! Моя жена валялась связанной у его ног… - Ха! – Попыталась встрять мать, но я взмахом руки заставил её замолчать. Я хотел выслушать его версию, чтобы потом разбить её в пух и прах. - Они сказали, что я должен сделать выбор… мой сын, у горла которого один из ублюдков держал нож… или мой друг… - он вдруг закрыл глаза руками и всхлипнул, яростно их потерев. Потом снова уставился на меня. – А я… ты знаешь, что моя жена так и не простила меня?.. нет, конечно же… не знаешь… я не мог! Понимаешь? Не мог сделать выбор! И вот пока я колебался, этот ублюдок начал резать ему горло… - Салавата трясло крупной дрожью при этих словах, которые он выдавил из себя. А я стоял ошалелый. – И тогда твой отец сам сделал выбор. За меня. - Врёшь! – Мать не выдержала и бросилась на него, пытаясь вцепиться ногтями ему в лицо. Он перехватил её руки и почти с такой же ненавистью посмотрел на неё. - Я клянусь в этом своей семьёй! Своей памятью о друге, который спас мою семью! – Отшвырнул её в сторону и тяжело глянул на меня. – Ты же с ним был так близок. Ты видел этот шрам у него под челюстью, правда? – Он чуть склонил голову и пальцем ткнул в точку на шее справа. А у меня перед глазами мушки заплясали. Потому что я прекрасно помню этот шрам. Просто не обращал внимания. Все мальчишки носят те или иные шрамы… - так вот, даже когда я видел, как из-под ножа течёт кровь моего сына, я не… я не смог… Алёшка сам вскочил и бросился к ним, его застрелили. Застрелили за минуту до штурма! – Он заплакал. – Всего минута!.. - Вы… Вы всё врёте… - «Нет, он не может говорить правду! Потому что… потому что тогда… потому что тогда Айни… я… мучил его и потерял за какой-то фейк? Нет!» - Да, Юра… да… а сейчас вы оба можете быть довольны. Ваша месть получилась! – Он горько усмехнулся и показал мне большой палец. – Моя семья развалилась. Айнур и Айдар уезжают из России. Жена, которая и так не простила меня за тот случай, подала на развод, потому что из-за тебя мы потеряли сына, который не хочет больше тут оставаться… Он нетвёрдой походкой двинулся на выход, мимо нас. Остановился напротив, поднял голову и внимательно посмотрел мне в глаза. - Юра… я ведь позволил вам быть вместе только ради памяти Лёшки. Только потому, что ты сын человека, который спас моего сына, понимаешь? Я подумал… подумал, что это знак, который он мне подал… если вы так хотели мести, зачем?.. – он перевёл взгляд на мою маму, срываясь на шёпот, который, казалось, выдавливал из себя с огромным трудом. – Люба, ты же сама мать. Хотела отмстить – мстила бы мне. Зачем ты… зачем вы уничтожили моего ребёнка? Он не был виноват… - Он там был! – Как одержимая мегера выплюнула женщина, на которую я посмотрел новыми глазами. - Я был виноват! Я! Я допустил утечку информации! Мой сын был пешкой и жертвой! Ты вбила в голову сына Лёхи свой бред и… - он поперхнулся, как будто дыхание перехватило. Потом тихо, но чётко проговорил. – Ты отомстила, но не тому человеку, Люба. Дурой была, дурой и осталась. Я надеюсь, что перед Лёхой на том свете ты ответишь сполна. Он ушёл, не обращая внимания на злобные выкрики моей матери, на то, что она колотила его в спину кулачками, прогоняя. А я стоял и не мог понять, что мне теперь делать, как мне поступить… как мне теперь жить? Папа… что правда, а что ложь? Мама повернулась ко мне и начала свою шарманку про Салавата и его семью, а я не слушал её, соображая, что мне следует сейчас сделать. Потом вдруг в ушах пронеслись его слова: «они уезжают из России»… стоп! Я должен всё выяснить сам! Не глядя на мать, которая на миг даже заткнулась, поняв, что я её не слышу, метнулся в комнату, схватил шлем, потом быстро обулся и остановился. Мать встала перед дверью, растопырив руки в стороны, загораживая мне выход. - Мама, отойди. – Спокойно и безэмоционально сказал я, хотя внутри меня бушевал торнадо. - Нет! Ты не пойдёшь никуда! Неужели веришь этому уроду?! Этот человек… - она ещё что-то говорила, но я просто отодвинул ей в сторону силой. «Прости, мама, ты не оставила мне другого выбора». Я помчался во двор, перескакивая половину пролёта лестницы большими прыжками. Во дворе уже не было машины Салавата Юнировича. Я уселся в седло мотоцикла, завёл мотор и поехал в посёлок. Меня на КПП знали и поэтому пропустили, когда я сказал, что очень тороплюсь к Башкировым на встречу. А вот ворота особняка открывать мне отказались. - Дядь Жень! Мне очень нужно поговорить с Айни! – Я пытался докричаться до охранника. - Какой я тебе дядя Женя? – Он всё-таки вышел через калиточку сбоку. Посмотрел неприязненно, как на букашку противную. – Уезжай, Юра, ты уже наворотил тут дел. - Мне нужно, поверьте, это очень важно! – Я хочу уговорить его. - Евгений, кто там? – Голос его матери звучит тускло, совсем не как обычно. - Фируза Ахметовна, так, мимо проходил тут один… - Фируза-апа! – Ору я и у охранника на лице вижу гнев, но мне всё равно. – Мне нужно поговорить с Айни! - А-а… это ты… - она выходит в калиточку. Выглядит совсем не так, как всегда. Волосы в небрежном пучке, никакого макияжа, лицо бледное, покрасневшие глаза, кутается в шаль, хотя на улице сегодня довольно тепло. – Зачем ты приехал? - Мне нужно… - Что тебе нужно? Хочешь окончательно уничтожить мою семью? Может быть, пристрелить моего сына? Или мужа? Их нет дома. Принести пистолет? Может быть, меня застрелишь? – Она спокойна. Сталь в голосе. - Нет, я… я хочу знать, как погиб мой отец, хочу знать, почему Айни не рассказывал мне… - Твой отец… твой отец погиб, как герой. Защитил ребёнка, в отличие от его собственного отца. – На этих словах её губы презрительно и болезненно скривились. – Почему Айнур не говорил об этом? А он не помнил те события. – Будничным тоном поясняет она мне. – Психологическая травма, которую мы с Салаватом решили не трогать. И я, и он сделали всё, чтобы он никогда не вспоминал. Спасибо тебе, сын Алексея, - она не зовёт меня по имени, - из-за тебя нам пришлось основательно всколыхнуть прошлое. Теперь-то Айнур всё вспомнил, ему же в жизни именно этого и не хватало... И вдобавок к тому, что ты его бросил… КАК ты его бросил… он теперь знает, что для собственного отца значил меньше, чем товарищ. Ты прямо-таки глаза ему открыл на жизнь, сын Алёши. – Смеётся она, но невесело… очень невесело. И от этого смешка у меня мурашки по спине. Она перестаёт смеяться так же внезапно, как и начала. Смотрит на меня с каким-то нечитаемым выражением. – Уезжай. И больше не возвращайся никогда. Иначе я вызову полицию и найду, за что тебя посадить. Ясно? Даже не смотря на то, что ты сын человека, которого я всю жизнь буду благодарить… - Уходя, бросила через плечо. – Я позволила тебе быть с ним рядом, ради Алексея. Не думала, что сын героя окажется мразью и подонком. Я смотрел, как она скрывается в калитке. И не мог поверить, что я в свои годы оказался настолько долбоёбом, что даже не удосужился спросить людей. Тех, кто был там. Если в словах его отца я ещё сомневался, то вот в речь его матери поверил сразу. Слишком много ненависти в голосе к отцу своего ребёнка. Слишком много благодарности к тому, кого назвала героем. Она не юлила, не пыталась скрасить обороты, рубила, как есть. А я падал. В бездну. Перед глазами проносились все моменты, когда я заставлял страдать невинного человека. Человека, которого любил. Человека, который любил меня. Настолько любил, что нашёл в себе силу и храбрость пойти против всех: против друга, товарищей, отца - он готов был бороться за меня. Этот закомплексованный мальчишка, который боялся чувств, потому что однажды ему уже причинили сильнейшую боль. Он терпел мои выходки. Пытался всё исправить, а я… я заставил его поверить в неизменность наших отношений. Раскрыться мне. А потом ударил в сердце. Исподтишка и подло. И ещё гордился собой. «А-а-а!!!! Помогите мне, кто-нибудь! Что мне делать?! Как вернуть всё назад?!! Айни, прости меня, родной, прости! Что же я надела-а-ал?!!» Оказывается, я это вслух говорил, потому что калитка вновь приоткрылась и выглянул Евгений, оглянулся по сторонам и тихо пробурчал: «Они полчаса назад в аэропорт уехали. Если поторопишься, то успеешь. Самолёт в Швейцарию через сорок минут только», - и закрыл калитку. Я громко поблагодарил, быстро развернулся и погнал в аэропорт, моля бога, чтобы успеть. Как назло на выезде из города были пробки. Я умудрялся лавировать между машинами, ловя гневные выкрики вслед, но меня сейчас ничего не волновало. Только бы успеть! Я успел! Успел увидеть, как самолёт взлетает в небо и уносит любовь моей жизни прочь… внутри всё оборвалось. Я рыдал и бил кулаками землю, упав на колени. Даже башкой приложился пару раз. Расколотил шлем в сердцах. Естественно, на каком из трёх рейсов улетел Айнур, я не смог выяснить. Меня даже арестовала охрана за скандал, который я там устроил, пытаясь выяснить. Из приёмника меня забрал Надир. В посёлок меня уже не впустили. Видно, получили нагоняй. Я звонил ЕМУ. Но равнодушный голос отвечал, что набранный мною номер недоступен. В сети его не было. Я метался по городу. Не знал, что делать. Поехал на место сбора «стаи». - О… - кто-то увидел меня и тут же вся толпа начал садиться на мотоциклы, даже не ответив на приветствие. Но я всё же подошёл, точнее, подбежал к Елисею, который не успел ещё уехать. - Лис! Постой! У тебя есть его номер?! Мне очень нужно поговорить… - Йорик… он уехал из страны. Из-за тебя. Они не оставили новых номеров. – Он смотрел на меня, но как будто мимо. Серёга остановился рядом и хмуро пялился на бензобак своего байка. – Из-за тебя мы потеряли двух членов «стаи». – Он издал невесёлый смешок. – Даже трёх, если тебя считать. Мудак ты, Йорик. И дурак… и это… не приезжай больше. Теперь ты больше не с нами. Я остался стоять огорошенный тем, как сам развалил всё, что приносило мне радость жизни, как разрушил своё счастье собственными руками. Ещё три месяца я несколько раз в день набирал ЕГО номер, выслушивая тот же равнодушный голос. Пока однажды не услышал, что «данный номер не существует». Это был конец. Я помирился со своими мужиками. Пришлось долго просить прощения за своё скотство. Особенно у Надира. Он не желал иметь со мной ничего общего. Я не мог потерять ещё и человека, которого полжизни считал братом, поэтому просто в один момент упал на колени и молил его меня простить. Каялся. Рыдал. Конечно же, он меня принял назад. Для меня это было отдушиной, потому что я мог выговориться, наконец, тому, кому не всё равно. Естественно, выслушал о себе много нелицеприятного, но… я полностью был с ним согласен. Чтобы больше не думать о собственноручно поломанной судьбе, я устроился на работу в автомастерскую. Но энергии в молодом сильном организме было слишком много. Я всё равно не мог уснуть без долгих размышлений. Поэтому стал подрабатывать в свободное время на стройках, берясь за самую тяжёлую работу. Чтобы сил хватало только доползти до дома, принять душ, поесть и свалиться. И всё равно, закрывая глаза, молился всем богам, которые есть, чтобы мне дали второй шанс, клялся, что не упущу его, просил прощения мысленно у своего Чуда. Обещал ему в своих мыслях, что больше никогда-никогда не усомнюсь в нём, никогда-никогда не оскорблю ни словом, ни поступком… Однажды пришло сообщение, что номер снова в сети. Я, мысленно возблагодарив бога, позвонил, но… «Извините, но это мой номер. Я вчера только симку купила. Не звоните больше, пожалуйста, нет тут никаких Айнуров». Я потерял надежду… Каждую неделю в выходные ходил в ту квартиру, за которую исправно платил. Зачем? Не знаю. Забивал холодильник продуктами, которые через неделю выкидывал, заменяя новой партией. Это было единственное место, где я мог помечтать. Сидел на кухне, налив чаю в две чашки. И представлял себе, что сейчас он зайдёт, мимоходом чмокнув меня в лоб, сядет напротив, возьмёт чашку в руки и, улыбнувшись мне, спросит: «Как прошёл твой день, родной?» И я рассказывал в пустоту обо всём, что происходило со мной за эти дни. Я не сошёл с ума, нет. Я просто… так я мог хотя бы в мечтах быть рядом. Прогноз Айдара сбылся. Я выл раненным зверем каждый день. Безмолвно. Выла душа. Чувство потери стало неотъемлемой частью меня самого. Несколько раз напивался до беспамятства, снимал кого-нибудь в клубе на ночь. И каждый раз чувствовал себя предателем наутро, спешно сваливая от случайного человека. Примирился с матерью. Мы долго говорили обо всём. И пусть она осталась при своём мнении, но больше ко мне в душу не лезла. Словно пакт о ненападении заключили. Я не винил её. Потому что сам оказался дебилом, не способным разобраться в ситуации. Она больше не винила при мне Айнура. Их семья стала, словно, запретной темой. Она даже перестала со временем кривиться, когда видела фотографию, которую я поставил на заставку экрана. Где мы с ним вместе. Он счастливо улыбается. А я его обнимаю. Сколько телефонов я поменял – на каждый ставил эту фотку. Так прошло почти два года…