Танец может выявить все тайны, которые кроются в музыке.*
Её маленькая комнатка буквально блистала. Хоть это было трудно, утренняя уборка пошла ей на пользу. Распахнутое настежь окно будто бы приглашало солнце зайти, его яркие лучи сияли среди тоскливой и серой атмосферы уныния, которой прониклась хозяйка номера. Как же невыносимо скучно и одиноко сидеть здесь, пока мир вращается без тебя. Как же она скучала по выматывающим урокам c Виллари, излюбленным танцам***
— Спасибо, что пришла, — Муза поблагодарила подругу за визит, расставляя красные пластиковые стаканчики на тумбочке. — Я не могла оставить тебя одну в таком положении, — ответила рыжеволосая девушка, поудобнее расположившись на кровати. Блум села по-турецки, открывая коробку с пиццей. В паре кварталов отсюда есть кафе с красноречивым названием «Париж», где они собирались по воскресеньям обсудить насущные проблемы и поговорить на любые темы. Муза очень ценила те редкие моменты, когда она может быть откровенной и честной, не боясь услышать осуждение или увидеть презрение. Они заказывали латте и капучино, ели круассаны и пирожные, на миг отступив от своей строгой диеты. Потом, конечно, жутко корили себя, но ничуть не жалели. Полезно бывает выбраться из зоны комфорта и сделать что-то безумное, даже если самую мелочь. Позволяя себе быть обычными подростками, они чувствовали мимолетную свободу, которая так быстро ускользала в никуда. Блум тоже училась в Академии, но во втором корпусе. Единственное место, где пересекались их пути — «Париж». Туда каждый день после тяжелых тренировок приходили студенты выпить по стаканчику, официанты уже почти всех знали по имени. В местной борьбе за звание лучшего кафе это место лишь немного уступало «Лунному свету», который пару лет назад обосновался в заброшенном здании через улицу. Такой интерьер нравился и хозяевам, и посетителям. Муза никогда не заходила туда и не горела желанием, её полностью устраивал крохотный кусочек Франции на двенадцатой авеню у Ист Линн. Если бы не травма, не позволяющая ей ходить на дальние расстояния (предел её возможностей ограничивался институтом и медпунктом), она бы сейчас сидела там, по привычке выбрав дальний столик у окна. — Всё так серьёзно? — обеспокоенно спросила Питерс, откусывая кусочек пиццы. Она рассказала ей обо всём на следующий же день после приёма у врача (который подтвердил диагноз, поставленный Сэмом), но их телефонный разговор прервала мисс Блэкберри, созвавшая генеральную репетицию. — Не очень, — ответила Муза, разливая прохладный напиток в пластиковые стаканчики. — Через месяц встану на ноги. — Врала? Ну конечно. Если она узнает правду о прогнозах доктора, то немедленно сообщит Даулинг, которая потребует длительного восстановления. На это она никогда не пойдёт. — Я уже не чувствую острую боль во время ходьбы, хоть и всё равно неприятно. — Я читала, что стрессовый перелом — это надолго. Особенно если на поздней стадии, — несколько невнятно произнесла Блум, запивая лимонадом. — Ты уверена, что справишься? — Я переживу всё, не волнуйся. Давай сменим тему, мне гораздо интереснее послушать тебя, чем говорить о своих проблемах, — сказала Муза, отрезая себе кусок пепперони. — Как у тебя дела со Скаем? — Блум смущенно покраснела, чуть не подавившись. — Бесполезно выяснять, откуда ты знаешь? — отдышавшись, проговорила Питерс, с надеждой взглянув на подругу. — Вы не такие уж и скрытные. Благодаря травме у меня было много свободного времени, а наблюдать за людьми из окна — совсем несложно. — Муза усмехнулась, сделав глоток шипучей газировки. Кисловато-сладкий вкус заставил её скривиться: всё-таки коктейли она любила куда больше. — Тоже мне, шпионка нашлась! — обиженно воскликнула Блум, состроив гримасу. Обе девушки засмеялись, пока Питерс не метнула подушку прямо ей в лицо, которая ненароком пролила напиток на рукав своей синей водолазки. Муза в отместку вылила на её красную кожаную куртку всё содержимое стакана. Нет, это не драка, скорее попытка утопить друг друга в газировке. — Ах ты ж!.. — Кто? — Гадина! — прикрикнула Блум, снимая с себя испорченную вещь. — Спасибо, — парировала Муза, стараясь оттереть пятно салфеткой. Осознав, что затея бесполезная, она тяжело вздохнула и вернулась к поеданию пиццы, в то время как Питерс всё ещё строила из себя жертву. — Теперь твоя комната будет пахнуть лимонадом, — произнесла Блум, доставая из сумки новую бутылку напитка. — Надеюсь, запах у него лучше, чем вкус, — ответила Муза, налив себе обычной воды. — Ой, да ну тебя! — Просто ты стала проводить с ним много времени. Когда заходишь к нему сюда, хоть и мне скажи «привет», — продолжила Муза, в надежде услышать подробный рассказ от подруги. — Это не совсем отношения, скорее…что-то похожее на них, — замешкалась Питерс, думая, как охарактеризовать их общение со Скаем. — Мы познакомились на новогодней вечеринке, а на следующее утро я получила сотню сообщения от него. Оказывается, в ту ночь по пьяне я успела много чего ему наговорить, — усмехнулась Блум, на секунду прервавшись. — Тогда у него уже была девушка, кажется, Стелла. — А, это любимица мадам Виллари. Наше знакомство плохо прошло, — прокомментировала Муза. — Я слышала, что она очень ревнивая, поэтому общение сохранили в тайне. Но через месяц она его бросила, и началось это. — Она замолчала, опустив взгляд, ожидая реакции подруги. — Не вижу ничего сложного. Парой становятся и за куда более короткий срок, а у вас это почти три месяца, — произнесла Муза, доедая пиццу. Пока она распаковывала вторую коробку, Блум вдруг заговорила: — Кто бы говорил. — В смысле? — Да брось, неужели ты никогда не думала о Ривене в романтическом ключе? Вы с самого начала учебы по 10 часов в день проводите вместе, это больше, чем среднестатистическая женатая пара, — сказала Питерс, вызвав у собеседницы искреннее удивление. — Нет. Это другое, — сухо ответила она, дав понять, что не хочет продолжать беседу на эту тему. — Почему же? — не унималась Блум. Конечно, думала. Возможно, даже слишком много. И ей это не нравилось. Да, она скучала по его прикосновениям, горячему дыханию и сарказму, даже дым от сигарет навсегда застрял в её голове. Ей казалось, что она не найдёт лекарство от яда. Муза отбрасывала эти мысли, словно ненужный мусор, выстраивала кирпичную стену, которая рушилась каждый раз, стоило ей вспомнить о нём. Чёрт, это совсем не то, что ей необходимо. Это не то, о чём она должна думать. Но она ничего не могла с собой поделать, кидая подушки в стену от безысходности. Это была ярость, ненависть, направленная по отношению к себе. Она злилась на себя за то, что позволила себе такую непростительную вещь. В глубине терзающейся души слышался слабый голос, который говорил, что это нормально. Совершенно нормально хотеть чего-то, что не достанется тебе, как бы ты не старалась. В конце концов, Муза понимала, что всю свою короткую жизнь будет бороться с монстрами. Они могут спрятаться, залечь на дно, скрыться в тени полуночного мрака, но никогда не уйдут. И она всегда будет проигрывать, потому что силы не равны. Снова падать, больно ударяться и разбивать коленки, залечивать ссадины и порезы, которые спустя время снова начнут кровоточить. Эти демоны — часть её, и они нападают каждый день, стоит ей ослабить оборону. Муза боялась любви, потому что это единственное, что она не в состоянии контролировать. Страх того, что её не поймут, оставят гнить на дне Марианской впадины, бросят лежать среди острых кораллов, управлял ею. Она сама передала бразды правления, иначе всё закончится плачевно. Жаль только, что эмоции оказалось заглушить непросто. — …но ведь он не так уж плох. — Голос Блум вырвал её из сетей и вернул в реальность. Наверное, она что-то ещё говорила, но Муза услышала лишь обрывок фразы. — Возможно. Давай поговорим о другом, пожалуйста, — сдавленно прошептала она, которая будто охрипла: произнесла так тихо, осипше. Словно любое сказанное слово причиняет ей невыносимую боль. — Как скажешь.***
Было поздно. Около полуночи. Она почти провалилась в сон, который оказался сплошной пустотой и мраком, когда её разбудили крики. Вернее, ругань. К вечеру на город опустилась тишина, особенно здесь, когда почти все студенты на вечеринке и, похоже, возвращаться до утра не собираются. Сонно зевая, Муза открыла глаза и с неохотой встала с кровати, откинув одеяло в сторону. Сейчас ей было плевать на травму, она хотела уснуть, а не выслушивать трехэтажный мат ближайший час. В шелковой фиолетовой пижаме и пушистых тапочках Муза спустилась по лестнице на первый этаж, не отпуская перила. — Не стоит. — Она стояла, закутавшись в белый плед, с копной золотистых волос, которые лежали на плечах, и с легкой улыбкой смотрела в окно, наблюдая за скандалом из укрытия. — Почему? — устало спросила Муза, разглядев в неизвестной старую знакомую. — Он только ещё больше разозлится, — невозмутимо ответила Стелла, усмехнувшись. Она подошла ближе к окну и скрестила руки на груди, стараясь понять, что же так заинтересовало Стеллу. Увидев тех двоих, которые оживленно о чём-то спорили, Муза сразу узнала Ривена, а вот установить личность второй помогло лишь яркое желтое платье. У Бет любые аксессуары были приторно-желтого цвета. Элизабет пыталась всячески подойти к нему и успокоить, даже коснулась пальцев, но он одернул руку и вспылил. Снова посыпался град ругательств, и Муза заметила, что Ривен с трудом стоит на ногах и чуть шатается. Перепил у Дэйна? Кажется, вечеринка сейчас в самом разгаре, тогда что они делают тут? Она почти не слушала, то и дело сонно зевала, подумывая найти где-нибудь в тумбочке беруши и со спокойной душой уйти спать. — Это всё из-за неё, да? — Да при чём тут Муза! — Я не слепая и вижу, как ты на неё смотришь!