Love that is hotter than a flame

Слабый ветер разносит различные запахи меж домов и прилавков, пропитывая лёгкие каждого жителя, идущего мимо, этим утром. На небольшой городской площади у фонтана ворковали маленькие птицы, щебечущие своими тонкими голосами короткие, но красивые песни. Юная девочка хочет подойти ближе, посмотреть на пернатых созданий, однако подбежавший мальчик распугал пташек, из-за чего та начала за ним погоню, хохоча. Альфа идёт в приподнятом настроении, тихонько насвистывая что-то, здоровается со знакомыми, приветливо поднимая руку, и подходит к давно знакомому прилавку, где стоит ставшая родной женщина в красном выцветшем платье и переднике поверх юбки. Юноша важным взглядом проходится по товару, выставленному напоказ народу, пока омега беседует с другим парнем, покупающем что-то. Стоило тому уйти, альфа подошел к женщине и, ниже голос сделав, спросил: — По чём продаете, тётушка? — А то ты не знаешь! — воскликнула Сонхи, хлопнув по бёдрам руками. — Ей богу, Чонгук, каждый день одно и то же спрашиваешь, — смеётся она, — не надоело? — Нет, тётушка, — улыбается в ответ Чонгук. — Сегодня я по делу. Можете набрать мне мака на две серебряных? — Мака? — омега начинает набирать семена в мешочек с помощью небольшой лопатки. — Будете снова делать булочки? — Ага, я могу вам занести парочку. — Не стоит, я больше с корицей люблю. Принесёшь в следующий раз с корицей за моё терпение, Чонгук, — пальцем показала Сонхи, ухмыляясь. — Значит ли это, тётушка, что я в вашем вкусе? — протягивает альфа монеты, уцепившись за фразу про корицу. — Ах, ты маленький негодник! Я тебя люблю, но иногда хочется стукнуть корнем имбиря по твоей озорной голове! — Опять ребёнку угрожаешь? — слышится со стороны от альфы. — Я уже не ребёнок, господин Квон, — улыбается Чонгук, — да и сами видите, какая тётушка забавная, когда злится. — Да эта скряга только и ищет момента, чтобы альф поизбивать своим имбирём, — продолжает Джесок. — Ты первый попадёшь под руку, старая перечница! — говорит женщина. — Это я-то старая перечница? — А кто, я? — Ладно, я пойду, пожалуй, — неловко протянул Чонгук, забрав свой мак, — удачного дня, тётушка, — только тётушка продолжает спорить с соседом, не обратив на любимого Чони внимания. Время идёт, а что-то остаётся прежним, как эти двое, например. У Чонгука вошло в привычку посещать тётушку Ли, чтобы отдать хлеб или прикупить продуктов. Женщина всё так же тепло ему улыбается, шутит и в последнее время часто упоминает в разговорах Тэхёна, так даже папа Чона не делает. За десять лет дружбы альфа довольно сильно привязался к сыну лекаря. Для него также стало обыденностью ходить за Кимом или помогать ему с чем-то. Тётушка Ли постоянно говорит, что Тэхён хороший омега, таких беречь надо и себе забирать, Чонгук лишь отмахивается, говоря, что некогда ему за омегами бегать, да и рановато ещё (как ему кажется). Некоторые сверстники уже имели своих омег, многие даже детей завели в столь раннем возрасте, но то уже их дело. Ёнсу часто слышит от знакомых, что те хотят предложить своих детей-омег Чонгуку, как видному претенденту на сердца молодых людей. Чонгука знают практически все в городке, ну или хотя бы наслышаны о трудолюбивом, отзывчивом парне и о его необычайной красоте, редко присущей альфам. В свои семнадцать лет Чонгука считают завидным женихом и одним из самых уважаемых людей Ихедо. Девять лет назад утром Джинхо как-то подошел к сыну и сказал, что они должны кое к кому сходить. Как оказалось, его привели на уроки боевого мастерства. Ёнсу и Джинхо за разговорами у кузнеца Мина упомянули о желании найти наставника для Чонгука, который научил бы его всему и помог с приближением к цели, но им не позволяло положение: денег было не так много. Тогда Лихён предложил своего сына — Юнги, который с малых лет обучался бою на мечах, метанию кинжалов и стрельбе из лука. Кузнец сказал, что сын может помочь, пока живет здесь, и при этом не взять ни монеты, так сказать, по старой дружбе. Джинхо тогда долго благодарил друга, радуясь вместе с супругом. Чонгук в тот день получил свой первый урок боя на мечах с шестнадцатилетним Мин Юнги, который показывал мальчику азы — правильную стойку, хватку (естественно, пока на деревянном мече) и несколько уклонов от врага. С тех самых пор альфа устраивает младшему занятия разного вида и постепенно усложняет их как только видит, что Чонгук справляется в разы лучше. Сейчас младший Чон идёт поскорей домой, где Ёнсу замешивает тесто для будущей выпечки. Отец юноши ушёл недавно к Мину, посидеть, поговорить, да и просто отдохнуть от всей суеты. Чонгук на ходу развязывает мешочек с семенами, прежде чем увидеть папу с поставленными на талию руками. — Снова мак? — Снова мак, — подтверждает, сопровождая слова кивком Чонгук. — Хорошо, дай тогда абрикосы и землянику, там, в шкафу, — вздыхает Ёнсу, кивнув на тот самый шкаф, куда перекочевали ингредиенты для выпечки. Дело в том, что Чонгук очень часто стал требовать печь булочки с маком, для чего — непонятно, ведь дома он их никогда не ел (зато ел Джинхо). Альфа подносит две небольшие коробочки: в одной — земляника, в другой — абрикосы. Сделав необходимой формы и размера булочки, омега отправляет их в печь, после чего присаживается за стол перед сыном. — Чонгук, — зовет Ёнсу сына, — как успехи в тренировках с Юнги? — Он говорит, у меня хорошо получается. Я стал чаще побеждать его. — Правда? Он мне сказал, что вчера ты не пришёл, как и несколько дней назад, — усмехается омега, а Чонгук сразу глаза к потолку возводит. — Куда ты ходил? — Я?.. Я… — Отцу говори, что хочешь, но мне-то не надо лапшу на уши вешать, — улыбается Ёнсу. — У тебя появилась омега? — приглушённо спрашивает он, ухмыляясь. — Что?! Нет, что ты! — встрепенувшись воскликнул альфа. — Да ну не скрывай, куда ещё ты мог бы уйти? — Ну точно не на встречу с омегой. — А почему? Есть же так много юношей и девушек, достойных твоего внимания, — вздохнул мужчина, — почему ты так бежишь от омег? — Ах, папа, тебе нужно меньше общаться с такими людьми, которым нужно подложить под меня омегу. — Чонгук! — в возмущении почти вскрикнул Ёнсу. — А я разве не прав? Скажи мне обратное, — омега молчал, отведя взгляд к окну у печи. — Ну вот видишь. Им важно лишь то, что я известен по городу, а чего хочу — им уже не важно, хоть бы их омегу выбрали. — Сынок, сам понимаешь, что ты претендент на место достойного мужа для многих. Омеги Ихедо буквально готовы глотки друг другу перегрызть… — Мне нет до этого дела, папа, — отрезал альфа. — Сейчас я хочу лишь одно — поступить в элитный отряд королевской гвардии, — закончил он в унисон с Ёнсу. — Успею я с омегами нагуляться, — уже мягче говорит Чонгук, наблюдая, как папа опустил голову, руками перебирая плетёное полотенце на столе, — и внуков тебе подарю. Просто нужно подождать. — Я понимаю, ты ещё слишком юн для детей, но омега… — С этим я сам разберусь, хорошо? — Хорошо, — едва слышно ответил Ёнсу. На самом деле ему не важно с кем водится его сын, но к нему чуть ли не каждый день подходят люди с ближних кругов и как бы невзначай начинают разговор за свою омегу, которой пора бы уже замуж, да только бы найти альфу поприличней. А что Ёнсу? Он молчит, огорчать людей не хочется, дети у них и впрямь прекрасны — и манеры, и краше не сыщешь в округе. Да только у сына голова совсем не омегами забита. Когда выпечка была готова, мужчина выставил её остывать, пока Чонгук в очередной раз протирал кинжал до блеска, любуясь бликами, отражающимися на стене от игривых лучей солнца. Металл красиво переливался, ярко светясь, а поднеси чуть ближе к себе лезвие, можно было увидеть своё отражение. Юноша встаёт с насиженного места, собирает в небольшой свёрток несколько булочек и, поцеловав папу в русую макушку, выходит из дома.

Your Power — Billie Eilish

Сейчас конец весны, начало тёплых деньков даёт о себе знать ненавязчивым ветерком, ярко-зелёной травой, началом цветения многих цветов, овощей и фруктов. Чонгуку нравится весна, в это время ему почему-то особенно хорошо и легко, нежели в другие времена года. Мимо пролетают две белые маленькие бабочки, кружащие вокруг друг друга, что вызвало лёгкую улыбку у идущего возле поля по дороге с небольшой связкой в руке Гука. Из-за ветра волосы сами по себе на глаза налетают, ограничивая обзор, поэтому парень спешит их убрать ладонью. Здесь всё так же светло, свежо и легко, как и все десять лет, что Чон сюда ходит к своему другу. У двери плющ немного срезан: всё-таки перерос на неё; всё то же кольцо к дереву приделано, всё то же предвкушение нарастает с каждым вдохом у этого дома. Чонгук заносит руку для стука, но дверь перед ним открывается, являя взору золотоволосого омегу, что опёрся боком об одну стенку прохода. — Долго ещё думал стоять? — спрашивает он. — Ты пока тут с мыслями собирался, у меня весь дом корицей пропах. — Тебе же нравится это, ведь так? — самодовольно ухмыляется альфа, на что Тэхён беззлобно закатывает глаза, улыбнувшись. Чонгук протягивает свёрток, который омега сразу разворачивает, довольно нюхая. — С маком, — довольно проговаривает он. — Зайди. Чонгук заходит в такое привычное помещение, словно всю жизнь только здесь и пробыл (большую часть уж точно), пока Тэхён откладывает булочки и идёт в другую комнату, альфа семенит за ним. В то время как Ким пытался что-то найти, альфа осматривал стол, который обычно завален разными бумагами, исписанными или расписанными, Чонгуку больше нравится второй вариант, потому что рисует Тэхён красиво, даже превосходно, сказал бы он. Всегда, когда омега что-то ищет или занят изготовлением отваров в отсутствие папы, Чонгук проводит время наблюдая за золотоволосым или рассматривая непонятные ему записи. Он выучил почти каждую линию, каждый след уголька, оставленный на плотной бумаге, потому как чернила слишком дорогие, а уголёк был в самый раз для быстрых пометок. Повседневная жизнь альфы сильно изменилась с появлением в ней сына лекаря, ведь теперь он почти ничего не делал сам, за исключением разноса хлеба и тренировок. Каждый поход по городу сопровождался Тэхёном, обычно помалкивающим, но внимательно слушающим болтовню альфы, его необычный баритон и любующимся его мелькающей изредка улыбкой с забавными передними зубами. Чонгук мог помочь другу собрать необходимые травы поблизости или проследить за тем или иным отваром, пока омега отходит за другими растениями. Жители в Ихедо заметили эту связь между юношами, но все отказывались верить в то, что их связывает нечто большее, чем простая, невинная дружба. Омеги косо смотрели в сторону Тэхёна, стоило тому появиться на горизонте, а если ещё и в сопровождении альфы, так слали страшные проклятия на него. Чонгук же знал, что чувствует к Киму большую привязанность, даже думал на тему того, что будет, если у того вдруг появится альфа. Тогда юноша ушёл в раздумья на несколько дней, не появляясь у друга, но более усердно сражаясь с Юнги во время тренировок. В итоге он ни к чему так и не пришёл, озадачив омегу своей резкой пропажей, но после объяснил, что усердней начал заниматься с Мином. Тэхён даже обиделся на него тогда, почти весь день игнорируя альфу, и на любой вопрос отвечал молчанием. — Что ты делаешь? — вскрикнул Тэхен, когда Чонгук просто взял и, подняв его как пушинку, усадил на одну из толстых веток в лесу при сборе трав. — Прекрати злиться на меня и начни хоть что-то отвечать, — сказал тогда обыденно юноша, — твоё молчание, знаешь ли, похуже ударов о землю будут. Разумеется, Тэхён простил его тогда, впредь никогда не игнорируя временами капризного друга. Омега любил слушать неугомонную речь Чонгука, ему нравилось шутить над ним, смеясь после его же историй и дополняя их своими репликами. С детства у альфы был заразительный звонкий смех, таким он остался и по сей день, и всякий раз, когда тот смеётся, уголки тэхеновых губ сами ползут вверх, растекаясь в улыбке, на которую так не любили смотреть завистливые омеги. Чонгук чуть прыскает в кулак, наблюдая за тем, как Тэхён пытается дотянуться до небольшой коробочки на верхней полке, привлекая его внимание. — Чего ты смеешься? — забавно расширяет омега глаза. — Помочь? — с вызовом кидает Чонгук, брови вскидывая. — Сам справлюсь, — цокает Ким, понимая причину насмешек альфы, и снова пробует достать нужный ингредиент. Он встает на носочки, максимально руку вытягивает, но ему не хватает совсем немного до злосчастного корня пустырника, который, какого-то чёрта, папа поставил почти к самой стене. Тэхён даже пробует чуть подпрыгнуть, пока друг смотрит на него и подрагивает, заходясь в беззвучном смехе. Чонгук взглядом скользит по тонкой, хрупкой фигуре, по выглядывающей из-под белой рубахи талии, чуть ниже, и взгляд почему-то замирает. Альфа сглатывает тяжёлый комок, что поперёк горла встал, не позволяя спокойно дышать, и смотрит выше на тонкие запястья, длинные вытянутые пальцы, что всё пытались достать коробку. За собой такое поведение Чонгук уже не впервые замечает. Он мог мимолётно взглядом зацепиться за стан проходящего омеги, больше предпочитая парней, но по отношению к другу такого раньше не было. С годами юноша о многом начал задумываться, проскальзывали мысли и о личной жизни, стоило поговорить с папой или другими альфами, которые обсуждали «горячих» омег, их красивые тела и нередко — плотские утехи. Когда за предпочтения и подробности личной жизни спрашивали у самого Чонгука, он только пытался уйти от щепетильной темы, аргументируя своей незаинтересованностью и нежеланием обсуждать свою жизнь с кем-то, кроме близких. Тэхёна он относил к этим «близким», но никогда темы противоположного пола не заводил. С ним нужно обсуждать другое: красоту заката, свежесть дневного ветра. Сюда никаким боком не вписывается беседа на тему деления ложе и обсуждение омег и альф. Тэхёна нужно хранить за хрустальными стенами: за оболочкой, скрывающей его от этого грязного мира. Он буквально освещает жизнь Чонгука, появляясь в ней почти ежедневно. Он словно прекрасная роза в путах своих закутал, обвил всё тело тонкой лозой, скрыв шипы в местах соприкосновения с кожей. Прекрасный цветок, который альфа пообещал защищать десять лет назад, зная о намерениях многих альф, ищущих быстрых связей, чтобы потом похвастать перед другими новым «трофеем». Так было два года назад. — Ты знаешь, что пугаешь, когда молчишь?.. Тэхё-ё-ё-ён? — Чонгук помахал ладонью у лица друга. В этот момент омегу пробило осознание — он пришёл к выводу, к итогу своих долгих дум, в которые уходил в свободное время: он понял, что хочет альфу. — Ты чего это так смотришь? Словно впервые видишь меня, — Чон хмурит тёмные брови, обеспокоенно смотря на светловолосого, который так и застыл от осознания своего «недуга», которым захворал. Ему нужен альфа. Как потом и говорил папа, это был и есть этап взросления, становления взрослым омегой, а не хворь, коей сын это обозвал при разговоре. Киму хотелось тепла и родного, близкого человека, который обнял бы, провёл по волосам цвета золота. Голову четырнадцатилетнего омеги не покидала эта мысль, паутиной вплетаясь глубже. Он никогда не завидовал отношениям других омег, не хотел чего-то схожего или то же сильное плечо для опоры, но сейчас в этом появилась острая необходимость. Проблемой был лишь друг, который на расстоянии двух шагов держал каждого альфу, стоило тому подойти поговорить или просто поздороваться. — Ты ничего не понимаешь! — кричал, выходя из себя, Чонгук, когда довёл омегу в очередной раз до дома. Хуана не было, а нервы уже на исходе, так что юноша позволил себе повысить голос. Слушать очередную байку друга насчёт новых приятелей другого пола уже не хотелось. — Что же я не понимаю?! — кричал в ответ Ким. — Всё! — Ты и на шаг не подпускаешь ко мне их, будто я скот, который хотят украсть. Он просто хотел поговорить. — Это ты не видишь дальше носа! Они все просто хотят затащить тебя в постель, вот и всё! Им плевать на тебя, им нужно только твоё тело! — Чонгук смотрел немного безумными глазами, тяжело дыша после тирады с наивным омегой. В глазах, отражающих лишь боль, он увидел влагу, кристаллические слезы покатились по покрасневшему лицу, пока тёмные угольки смотрели в ответ. — Нет, Тэхён, я имел ввиду, что… — омега закусил нижнюю губу, не шелохнувшись, продолжал прожигать взглядом. Чон делает вдох и продолжает. — Я знаю, о чём говорю, я слышал их разговоры… разговоры других альф, — поясняет он. — Они не думают о других, твоих чувствах, им важно лишь то, что ты — омега, только и всего. Ты для них не более, чем… — он запинается, поднимая глаза на Кима: его губа почти до крови прокусана, белки глаз чуть покраснели, а чёрные ресницы подрагивали на не моргающих очах. — Шлюха, — едва слышно закончил светловолосый, даже не дрогнув голосом. — Но ты не шлюха, Тэхён, — Чон тут же подходит ближе, кладя ладони на хрупкие плечи, — с тобой просто так нельзя. Ты не как все эти омеги города, тем более не как шлюха или тот, кого можно использовать в своих целях. Ты просто не достоин такого отношения к себе. Ты… ты… ты как редкий цветок, — Ким отпускает покрасневшую ко всему прочему губу, возводя брови на подобии угловой крыши, — тобой хочется любоваться и никому не позволять трогать тебя или слишком долго смотреть, потому что очернят. А ты чист, как небо в звездную ночь, как младенец, только появившийся на свет. Ты как дар, Тэхён. И я обещал тебя защищать, помнишь? И я буду защищать сейчас и дальше. Пожалуйста, не связывайся с альфами, они ничего хорошего тебе не сделают. Вздохнув, Чонгук встаёт и, почти всем телом прижавшись к омеге, тянется рукой в направлении кимовой, как по лозе взбираясь, едва касаясь нежной кожи, и отдаёт коробочку, чуть отходя в сторону. Тэхён посмотрел удивленно, потому что обычно альфа задавал вопрос лишь чтобы посмеяться, наблюдая со стороны за его неудачными попытками достать что-то с его ростом. Разница с другом была не столь велика, примерно с полголовы, но и этого не хватало, чтобы светловолосый мог дотянуться до некоторых вещей дома или в лесу, срывая с деревьев что-либо. Ким, меньше чем за миг, меняется в лице, видя, как альфа улыбается то ли насмехаясь, то ли просто пытаясь не рассмеяться в голос. Забрав заветную коробочку, омега открывает её, отчего сразу комнату наполнил легкий аромат сушёных корней; Чонгук наблюдает как друг достает пару мелких и кидает в небольшой чан с уже плавающими там травами, названия которых альфа всё ещё не может запомнить. Тонкие пальцы перебирали страницы в другой коробке, меж которыми сушились цветные бутончики иных растений. Взяв один, Тэхён закинул в тот же чан и, перемешав, накрыл такой же чугунной крышкой. Чон же стоял в сторонке, сложив руки на груди, и вдыхал почти полностью раскрывшийся аромат ранних ландышей в примеси какофонии запахов дома. Тэхён повернулся, оперевшись руками о стол сзади, и уставился на Чонгука голубыми кристаллами, в которых блики от оконного стекла отражались. В комнате стояла тишина, нарушаемая только кипением в котелке и гулом весеннего ветра на улице. И Чон, и Ким могли много и долго молчать, такое бывает в последнее время часто, но эта тишина не напрягающая, а скорее нужная им обоим. Чонгуку, с его не перестающим болтать языком, и Тэхену, с наслаждением принимающего эту тишину. Альфа любил смотреть в эти периоды молчания как переливаются, отливая золотом, пряди Кима, особенно, когда они находятся вне дома, в степи или на опушке леса. Не сказав и слова, омега взял одну из принесённых булочек и откусил кусок, в наслаждении чуть ли не закатив глаза. С тех пор, как Чонгук впервые принёс ему булочку с маком, Ким буквально влюбился в эту выпечку. Один раз, придя к Чонам в городок за хлебом, он спросил за маковое лакомство, а Чонгук, услышавший это, будто выковал в голове фразу: «А булочки с маком у вас есть?». В последствии, раз в неделю, а может, и дважды приносил парочку своему другу. Эта традиция кочует уже из года в год, а омега всё не устает от любимого лакомства. Чонгук снова засматривается на златовласого и пробегает внимательным взглядом по лицу, что не так сильно изменилось с детства: те же большие васильковые глаза, обрамлённые длинными ресницами; тот же нос с родинкой на самом кончике; те же необычной формы губы, с еле заметной родинкой на нижней. Лишь щёки чуть ушли, стягивая аккуратное лицо тонкой светлой кожей на скулах. — Не хочешь на днях сходить к реке? — Чонгук отмирает, промаргиваясь. Отвести взгляд от омеги было труднее обычного, вернее просто трудно: он не засматривался на друга так раньше. — А… ам… — Тэхён замялся, так и застыв с набитыми булкой щеками, — я не смогу, папе нужно помогать, сейчас сезон заболеваний из-за частых изменений погоды, — неуверенно пробубнил омега. По нему можно было бы сказать, что он не хочет идти с другом и ищет отговорку, но Чон знает, как тот дорожит каждым проведённым вместе моментом, и отбрасывает эту мысль. — Кстати, где господин Ким? — сев на диван-кровать, Чонгук закинул непринуждённо ногу на ногу. — В городе: встреча с одним лекарем из другого королевства, раньше друзьями были, — пожимает плечами Тэхён. — М-м-м, а когда будет твоя встреча с другом? — Чт… — омега не договаривает, вскинув бровь, и складывает руки на груди, пока Чон ухмыляется, намекая сказанной фразой на себя, почти посмеиваясь, — ха-ха, Чонгук. — Я серьёзно, если работы много, я могу помочь, ты знаешь. Я уважаю господина Кима, но ты уже весь пропитался этими снадобьями. — В этом нет ничего плохого, мне это полезно, я работаю в конце концов, а не балду гоняю, — спокойно ответил омега, выделив последнюю фразу. — На что это ты намекаешь? — почти по слогам проговорил Чонгук, беззлобно щурясь. — Ни на что, — в той же манере ответил Ким, — просто прими уже то, что я лекарь и помогаю не только людям, но и папе. — Я просто предложил сходить к реке, — закатывает глаза парень. — Я просто сказал, что не смогу, — снова пародирует Чона, закатив глаза, и, открыв котелок, принялся помешивать содержимое деревянной ложкой. Чонгук он… немного походит на ребенка. Немного капризный, требующий внимания, немно-о-ого ревнующий друга к его ремеслу. Уже были беседы с Кимом о его увлеченности в работе и малом удостаивании внимания альфе. Их разговоры в целом складывались на нравоучениях Кима и капризах Чона, но обоих это устраивало. — Потом сходим и к реке, и на другой конец леса, но сейчас не время. — Почему я не могу помочь? — Ты не знаешь, что я прошу, и если дашь мне не тот ингредиент, то получится совсем другое снадобье — если не яд — которое уже не поможет при недуге. — Ну я же не совсем идиот. Ромашку от лютика не отличу? Тэхён со вздохом глянул на Чонгука, откладывая ложку на тряпицу на столе. Напористость друга всегда поражала и продолжает поражать, Ким знает, что тот добьётся с ней многого, но сейчас хотелось это стремление помочь в нём как-то притупить или дать Чону усыпляющего настоя, чтобы не мешал. Под напором решительного взгляда альфы тяжело, в добавок ко всему у Чонгука очень выразительные тёмные очи: большие, показывающие любую эмоцию в разы сильней. Такие глаза обычно зовут «говорящими», редко у людей такие можно увидеть, но омега знал, что у друга они как раз такие — потрясающе выразительные. Иногда, смотря в темные омуты, Тэхён невольно задумывается, как же Чон смотрит на неприятелей. Не хотелось бы на себе испытать этот буквально убивающий взгляд. — Я завтра освобожусь, — не в силах продолжать битву взглядов, Тэхён отводит глаза, хотя бывает чаще наоборот и под уверенностью омеги падает Чонгук. Если приходится спорить, то в таких поединках Чон едва не скулит от напористого взгляда друга, не стыдясь потом проигрыша омеге, как это делают некоторые альфы. Брюнет и не особо против, понимая, что споры не столь значительные и можно проиграть, но непонятно от чего — желания уступить или не в силах больше смотреть в небесные глаза. Альфы, если видели такое, тихо посмеивались над Чоном, пока омеги пускали слухи о связях по новому кругу. В другой остаток дня Тэхён всё же решает довериться другу, указывая, что подать, при этом не говоря названия растения, а описывая его. Это, конечно, дольше, но Чон быстро находит нужную траву, что почти полностью шло в перевес его незнанию растений. Не обходилось и без: «Чонгук, это одуванчик, я просил мать-и-мачеху», «цветы должны быть чуть крупнее, принеси пучок с другой комнаты», и Чонгук приносил другие растения почти верно, продолжая их запоминать хотя бы на вид, чтобы отличать. — Ну вот чем они отличаются? — негодовал он, держа в разных руках два похожих сухих цветка, с которых при небольшом движении осыпались мелкие лепестки, когда Тэхён сказал, что помощь больше не нужна, и Чон решил себя занять чем-нибудь. Когда же друг подошёл, то незамедлительно ответил, что: «У этого листы немного уже и длинней, а само растение крупней». Как только солнце ушло за горизонт, Чон, по обычаю, покидает друга, напоминая, что он ему обещал завтра речку, на что тот закатывает глаза и, улыбнувшись, говорит: «Иди уже». Нет, он не утомился от внимания и присутствия Чонгука, просто иногда этот альфа становится слишком невыносимым. Когда фигура парня отдаляется к дереву, стоящему на холме, лицо омеги медленно мрачнеет, уголки губ опускаются вместе с головой, пока ветер играет с плющом, ветви которого наклонились к нему. Тэхён, конечно, ходит в город, иногда общается с другими, но в большинстве случаев лишь становится невольным слушателем разговоров других людей. Слушает как, вздыхая, омеги говорят о своих (или же не своих) альфах, как грезят об истинности, яро веря, что понравившиеся им альфы — их истинные. Но все это лишь заблуждения, мнимые фантазии, пеленой застилающие глаза в виде образа некого божества, коими они представляют юношей. Множество омег, как один говорят, что их истинный — Чонгук, говорят о невидимой связи, словно нить привязавшей их друг к другу, будто самой судьбой им уготовано быть вместе. Киму не было дела до беспочвенного говора народа, он прекрасно знает о статусе друга и желанности его омегами. Он слышал и про себя, мол, у него с альфой тайные связи, а Чонгук не хочет терять титула местного жениха, потому и говорит, что они друзья. Все знают о походах к Киму, об их совместных похождениях, вот и завидуют, плетя всё новые и новые сплетни. Был случай, что Тэхён услышал разговор омег о том, что Кима хотят «убрать», чтобы не было преград. Промолчав тогда, зная, что и ему может перепасть, и папе, Ким вернулся домой. Да и что он мог сказать — лишь терпеть весь этот смрад из чужих ртов. Но для надёжности всё-таки пересидел дома несколько дней. Тэхён помнит, как вернулся в город, чтобы забрать заказанную рубаху для папы, а омеги, когда-то смотрящие на него с презрением, при одном виде золотой макушки замолкали и отводили взгляды. Встретившись с Чонгуком, Ким спросил у него, знает ли он, что случилось, но тот лишь пожал плечами и сказал, что ничего не заметил и не стоит так заострять внимание на этих омегах. Разумеется, Ким благодарен в какой-то степени ему: что не заводит разговоров о других, не указывает на сплетни, а отвлекает иной темой, никак не относящейся к городу или народу Ихедо. С каждым днём омеге всё интересней, о чём Чонгук снова заведёт разговор, что поведает, ведь темы редко повторялись, а если их не находилось, альфа говорил о своих мечтах, спрашивал о мечтах Кима, всячески дополняя их и делая красочней. — Папа в детстве мне рассказывал о бескрайней реке, — начал как-то Тэхён, — она прекрасна, как летнее цветение, и бесконечна, как небо, — улыбаясь, вспоминал он слова Хуана, — её лазуритовая гладь отражает облака, а вода настолько прозрачна, что видны самые маленькие камни на её дне… Он сказал это называют морем, сказал, что хочет мне его показать, но с тех пор, почти не отвлекаясь на отдых, занимался лекарствами и моим обучением. — Я отвезу тебя к морю, — не задумавшись ни на миг, выпалил Чонгук, ловя взор Тэхёна на себе, и задумывается — так ли прекрасно описываемое море, как глаза напротив? Завтра они идут к реке, что нового придумает альфа? Тэхён не знает, но ему так не терпится узнать.