***
Ближе к полудню Чон получает корзинку от папы, улыбка на устах которого снова появляется, но за ней всё равно скрывается тревогой охваченное, уставшее лицо родителя, беспокойно думающего, что сделать, чтобы защитить своё единственное чадо. За себя никто никогда не беспокоится — когда есть дорогие сердцу люди, это чувство плавно перетекает к ним. Альфа волнуется за отца, за папу и его здоровье, на себя ему всё равно, главное, чтобы они были в порядке. Это замкнутый круг, когда все понимают, что волнуются друг за друга, а о себе позаботиться забывают, не видят в этом никакой нужды. Последний раз проводив папу взглядом в комнату, где он хотел вздремнуть, Чонгук выходит, закрыв за собой плотно дверь. Отец с утра ходил хмурый, точно грозовая туча, нависшая над их домом, говорил коротко, не распинаясь, так же принимаясь за дело и помогая супругу. От него Чон за это утро и слова в свою сторону не услышал, должно быть, во время утренней перепалки с Ёнсу Джинхо стал невольным слушателем. Он, скорее всего, злится на сына, что тот довёл омегу, но и это будет глупо, Чонгук ведь не знал. Однако даже если бы альфа хотел переговорить с Гуком о произошедшем утром и разложить всё по полочкам, то не смог бы из-за обилия работы, которую нужно закончить. Идя как обычно через рынок, Чонгук снова задумывается, но внезапно его бьёт осознанием. Если начнётся война и дойдет до Ихедо — Тэхён с Хуаном первыми попадут под пламенную завесу. От этого альфа, не заметив того, остановился посреди дороги, нечитаемым взглядом уставившись вперёд. Его толкает какой-то молодой мужчина, задев плечом, это на момент отрезвило и дало немного прояснения перед глазами, вернув юношу на землю. Корзинка немного качнулась, когда он продолжил неторопливо свой путь. А как бы поступил сам Чон? Стал бы скрывать правду, натягивая маску обыденности? Он не может винить родителей, потому что сам, вероятнее всего, поступил бы так же. Лучше жить в слепом беззаботном неведении, чем в окутанной горечью реальности, где у людей не всё получается и приходится исключительно выживать. Она режет глаза, бьёт тупым концом ножа в спину вместе с осознанием настоящей картины. Мимо пробегающие дети толком не догадываются, насколько тяжело приходится их родным, как сильно те держатся, чтобы не разреветься от безысходности и страха за жизни своих сынов и дочерей. Альфа восхищается стойкостью и волей этих людей. Они пытаются создать лучший мир для только появившихся на свет альф и омег и для чуть повзрослевших, даже от семнадцатилетнего Чонгука утаили правду, чтобы не обременять своими проблемами и сложностями. В голове голосом папы звучат слова, которые тот любит повторять, когда альфа возмущается и говорит, что ему не пять и не девять: «Для меня и отца ты навсегда останешься малышом Чонгук-и». В такие моменты ямочки появлялись на его щеках при яркой улыбке, являя взору мимические морщины, отец с нежностью в глазах, которая редко присуща альфам, смотрел и посмеивался с лица сына, всё ещё доказывающего свою зрелость с хмурым видом. И ничего не нужно было более, в те моменты Чонгук по-настоящему был счастлив, рядом с семьёй. Погрузившись в себя, он не замечает, как доходит до домика, одиноко стоящего чуть дальше городка. Ветра сегодня почти нет, цветные бутончики изредка покачиваются на тонких стебельках, когда альфа проходит мимо. Становится немного грустно, что все эти запахи заглушают один конкретный — одного цветка, не растущего здесь, только в глубине леса, но дух которого обитает именно в заросшем плющом домике. Тэхёна видно через окно с другой стороны дома в своей комнате, где он с Чоном проводит больше всего времени, если тот приходит. Он что-то задумчиво рассматривает, бровь сосредоточенно чешет, а после, взяв нечто маленькое, начинает водить этим по листу бумаги. Хочется посмотреть, должно быть, Ким рисует то, что так тщательно рассматривал секундой ранее, а альфа, ещё немного задержавшись, подходит к двери с другой стороны и уверенно стучит. Ему открывает Хуан, приветливо улыбаясь. Омега ниже на целую голову и выглядит миниатюрно в этом помещении, но так хорошо вписываясь, что Чонгук представить не может его где-то в другом месте с другим ремеслом. — Тэ, Чонгук пришел! — кричит он, повернув голову к зарытой двери. — Проходи, знаешь же, как он вечно увлекается, — с улыбкой омега закатывает глаза, говоря о сыне. Он рад, что Тэхён занимается его делом, что оно ему нравится, но омега не знает меры, не может остановиться, всё больше погружаясь в мир сушеных растений.The Beach — The Neighbourhood
В комнате Кима всегда чем-то пахнет. Почти каждый запах отличается один от другого. Часто, когда альфа приходил, омега открывал окно, чтобы проветрить помещение, потому что от такого обилия ароматов начинала болеть голова. Но один, не уносимый никаким ветром, служил своим исцелением. Чуть ли не каждая вещь в комнате пропитана лёгким, едва уловимым, с годами более красочно раскрывающимся запахом диких ландышей. Чонгук думает, что даже если найдёт в лесу такие и поставит у себя дома, чтобы запах этот вдыхать постоянно, он не будет таким, как у золотоволосого юноши. Нависнув над листком бумаги, Тэхён пальцем немного размазывает след уголька, оставленный до этого. Он слегка хмурится, выискивая изъян в проделанной работе, как на его плечи опускаются горячие ладони, а сзади обдает теплом тело друга. Омега улавливает тонкий шлейф запаха корицы, тянущийся невидимой нитью, он обвивает лёгкие медленно и тягуче, наполняет собой и успокаивает. Но сердце начинает ускоренно стучать, будто рёбра — это его преграда к пряному аромату. — Что это? — Чонгук внимательно смотрит на рисунок, немного сжимая ладони на хрупких плечах, чтобы нагнуться чуть ниже и более детально изучить. По тонкому стеблю вверх поднимается взглядом прямо туда, где ветки-ниточки расходятся, на кончиках изображены едва прорисованные тёмными густыми точками маленькие цветки, как на растении подле листа. — Это душица, — отвечает омега, а сам к корице неосознанно тянется, словно неведомая сила его к себе манит. Нить та окутывает всё больше, не оставляет просвета в лёгких, растекается приятным теплом, будто на верхнем слое цветы, схожие с душицей, расцветают. Он не замечает, как с головой погружается в такой близкий аромат, которым дышал несколько лет. Дышал Чонгуком. — Красиво, — альфа слабо улыбается уголком губ, боковым зрением смотря на Тэхёна, он не уточняет, за что говорит: за рисунок, за само растение или за цветок его души, распускающий свои бутоны всё красочней и пышней. — Мы идём на речку, ты же не забыл? — приглушенно говорит, а голос хрипотой растекается. Киму дышать становится проблематично — Чонгук очень близко, его дыхание ощущается рядом со щекой, теплом вея. — Я помню, но думал, ты придешь несколько… — запах корицы слишком дурманит, — …позже. — Не ждал меня? — хмыкает альфа, голову на бок склоняя, чтобы Киму в лицо заглянуть. Сердце золотоволосого ещё быстрее биться начинает. — Ты же знаешь, я рад тебе в любое время, — Тэхён взгляд не смеет в сторону кинуть — там глаза юноши в плен заберут его, закуют в оковы и не отпустят. Он смотрит на свой рисунок, на душицу, на что угодно, но только не в бок. Рукой он скользит по подбородку и по щеке, пытаясь унять лёгкий зуд, но Чонгук, фыркнув, начинает тихо смеяться. — Что? По-почему ты смеёшься? — заикнулся омега, в недоумении всё-таки повернувшись к другу. — Как чёрт, ей богу, — продолжает темноволосый, а после касается подушечкой большого пальца там, где только что чесал Ким. — У тебя пальцы в саже, а ты полез к лицу, — объясняет он, проходя последний раз по нежной щеке чуть медленней. — Я теперь тебя чертёнком называть буду. — Чт… Чонгук! — чуть не давится в возмущении омега, поднимаясь с насиженного места. — Один раз испачкался, подумаешь. — Ничего, сейчас отмоешься от всего. Собирайся, и пойдём. Там такая погода потрясающая, — в восхищении прикрывает глаза Чонгук, довольно мыча. — Уберу, и можем идти, — пробормотал себе под нос золотоволосый, немного дуясь на Чона. Ему всё нравилось в друге, начиная от внешности и заканчивая смехом, но когда он даёт некие прозвища омеге, это начинает раздражать. Он не какой-то скот, у него есть своё имя, которое ему нравится, зачем придумывать какие-то новые? Возможно, Ким так и не сможет понять, для чего это делается, но видя, как сияет Чонгук, когда придумывает что-то новое, хочется просто закрыть глаза на это и лишь изредка открывать, чтобы посмотреть на довольное лицо друга.***
На улице действительно хорошо. Солнце на своём пике озаряет всё вокруг, делится теплом с миром, будто нежно улыбается, предвещая хороший день. В его лучи сразу окунается Тэхён, выходя из дома. Он немного жмурится от яркости, ладонью над глазами препятствуя озорству звезды. Воздух сегодня особенно жарок, приближение лета чувствуется с каждым днём сильнее, всё больше признаков наблюдается, больше на себе ощущается. Самый подходящий момент, чтобы ходить к реке. За тонкие штаны цепляются сухие стебельки трав, когда юноши проходят мимо них; впереди проход через лес, приветственно показавшийся перед ними. В нём ощутимо прохладней, всюду тени ниспадающие на землю, усыпанную еловыми иголками, пройти чуть дальше — будут лиственные деревья, а после — цветущие кусты сирени. За них нельзя, там — Запретный лес, откуда мало людей находили выход, а если и выбирались, то строго-настрого запрещали туда ходить. По словам вернувшихся, там много неизвестных растений, ягод, — хотя сам лес почти не отличается от их, — можно встретить удивительных животных, которых здесь, вблизи людей, не сыщешь. Однако уже многие годы та часть территории оставалась запретной. Немного покачивая корзинкой, альфа направляется точно за золотоволосым. Тропа слишком узкая, чтобы принять сразу двоих, потому Чон идёт сзади, будучи в случае чего всегда наготове. Взгляд его направлен в почву, в лёгкие проникает свежесть хвойного леса, но не в силах он затмить дикий ландыш, который будто в крови уже течёт, вместо кислорода насыщая её собой. Тэхён ступает не торопясь, немного закатывает рукава своей белоснежной рубахи к локтям и осматривается, в стороны поглядывает, пытаясь зацепиться на чём-то, может, что-то для дома собрать, или в случае травм здесь использовать. Хотя и сам он понимает, что с альфой получить травму, даже самую маленькую царапину, — невозможно. Только если Ким будет лечить ссадины самого Чонгука, когда тот не увидит перед лицом ветку и поцарапает ей лицо, как это уже было в походе за жимолостью. За могучей елью, где граничат лиственный и хвойный леса, смешиваясь друг с другом, они видят открытый пустой берег с янтарным песком, куда легонько бьют мелкие волны, шумя. Ветер немного покачивает растущий по одной стороне камыш и низкорослую зелёную траву на подходе к берегу. Тёмная водная гладь отражает небесный свод, на ней приветливо играют лучики жаркого солнца, поблёскивая на поверхности. От реки доносится небольшой холодок, дышать становится в разы легче, чем возле дома, свежесть эта не сравнится и с лесом, она более открыта, не держит в своих тисках, а только предлагает себя, нежным взмахом своей руки поманив. — Сколько хожу, а здесь всё так же прекрасно, — улыбается Тэхён, выходя на полянку. «Не прекрасней тебя» неосознанно приходит на ум Чонгуку, и эту мысль так не хочется отбрасывать, а просто принять и любоваться… омегой. — Тогда чего же мы ждем? — пожав плечами, Чон уверенно идёт к небольшому возвышению на берегу, куда ставит корзину с едой, накрытой тонким полотном. Потянув за длинный шнурок на воротнике рубахи, альфа развязывает его, а после стягивает вещь через голову, чтобы после отбросить на траву. — Что стоишь? Разве не хочешь поскорей искупаться? Ким не замечает, что непроизвольно замер, уставившись на парня, его стройное красивое тело, открывшееся после снятия ненужной ткани. Кожа под ней была чуть светлей смуглой шеи и лица, омега оторваться не может, разглядывая каждый открывшийся участок. Это не первый их поход с Чоном к реке, не первые посиделки, но сейчас, зацепившись взглядом, сложно остановиться и одёрнуть себя. Тело друга привлекает, и Тэхён, кажется, начинает понимать омег, которые так жаждут его. Он и сам бы хотел добиться внимания Чона, не будь они друзьями, но тут уж неизвестно, как поведёт себя омежье сердце, если оно уже так реагирует. Кивнув, наверное, самому себе, Тэхён повторяет действия альфы, снимая с себя рубаху, и, оставшись в одних портках, снова смотрит на него. Тот тем временем стягивает и их, вместе с короткими подштанниками, служащими примитивным бельём, обнажаясь полностью. — А! — вскрикнув не своим голосом, омега торопливо отворачивается, вызывая неоднозначную реакцию друга. — Т-ты бы хоть бельё оставил! — заикнувшись, он взмахнул руками. Щёки моментально вспыхнули румянцем, кажется, что уши тоже, Ким руками неосознанно трогает их, будто так поймёт, верны ли его догадки. — Да ну, так не интересно. Да и они потом неприятно прилипнут, и одежда тоже промокнет, — не смущаясь своего оголённого тела, альфа вскидывает бровь. Тэхён стоит к нему спиной, видно как его плечи поднимаются от глубокого дыхания, это немного забавляет Чонгука, и он не сдерживает смешок. — Ты что, стесняешься меня? — Что?! Нет, — глаза омеги становятся больше, бегают от дерева к дереву, лишь бы не поддаться желанию повернуться обратно и посмотреть. Чёрт.Over The Love — Florence + The Machine
— Тогда я жду, — Ким слышит всплески воды размеренно шагающего друга, но всё ещё стоит как вкопанный, мысленно вспоминая молитву. Между ними не было никаких утаек, как между друзьями, никаких секретов, но друг перед другом полностью обнажёнными они не были. Каждый поход сюда был с теми же подштанниками, это не вызывало такого смущения, но Тэхён сейчас прибывал в состоянии оцепенения от мысли, что он будет в реке с голым Чонгуком. — Можешь повернуться, я уже по пояс в воде, — слышит омега позади, но выполнять сказанное Чоном не готов. — Чертёнок, мне тебя ждать или я поплыл? — Я не чертёнок! — в порыве возмущения золотоволосый всё-таки поворачивается. Альфа правда стоит по пояс погружённым в воду и выжидающе ухмыляется, смотря на него. Сам себе Тэхён не признается, но это обращение вызвало бешенный трепет внутри, дыхание словно перехватило, отчего он судорожно сделал глубокий вдох, прежде чем повернуться. Забыв о своём возмущении, он смотрит издалека на представшую картину. Никогда друг не казался таким… невероятным. Чонгук стоит неподвижно, будто подражая Киму, и смотрит в глаза цвета нежно-голубого неба, он уверен — если увидит море, о котором говорил омега, оно не сравнится по красоте и чистоте с этими омутами. Чонгук призывно хлопает ладонью по водной глади, чуть склоняя голову вбок. Тэхён, отмирая, снимает свои штаны и собирается уже идти, но… — Да брось, Тэхён, — хмурится темноволосый, разочарованно опустив плечи. — Сними их, так же лучше будет. — Ким хочет было снова возмутиться, но его с воды перебивают. — Я отвернусь. Не буду смотреть, пока не разрешишь, — омега, так и застыв с открытым ртом, смотрит как сразу же отворачивается Чон. Быть может, это не такая плохая идея, как кажется на первый взгляд? Через воду всё равно ничего не будет видно, так? Да и что Тэхён, собственно, не видел? Уж ничего нового точно не обнаружит для себя. Вода приятно холодит ноги, когда золотоволосый несмело ступает по мокрому песку, его лодыжки омывают мелкие волны, прибывающие к берегу. Он идёт вперед медленно, привыкая к воде, пока альфа опускает голову, смотря на мутную гладь. Вода приятно обволакивает нежную кожу омеги с каждым шагом всё больше, по ней мелкой рябью бегут мурашки от прохлады реки, после тёплой суши это чувствуется особенно остро. Талию нежно огибает прозрачная на поверхности жидкость, а ладони плавно проводят по сторонам по ней. Чонгук, смотрящий вниз, медленно поворачивает голову, когда до него доходит волнение воды с другой стороны, и видит стоящего на расстоянии вытянутой руки друга, чьё тело погружено наполовину. Как только тот поднимает ладонь, чтобы убрать прядь золотых волос за ухо, в солнечном блеске вниз бегут несколько капель с запястья. Это стоит того, чтобы запечатлеть на картине, но альфа не художник и сейчас очень жалеет об этом. — Нужно будет вернуться, пока не стемнеет, — обыденным тоном говорит Ким, хоть и взгляд смущённый отводит вперёд, после опуская на воду перед собой. — До заката ещё полно времени, — пожав плечами, Чонгук с головой уходит под воду, выныривая чуть подальше и сразу зачёсывая волосы назад, чтобы не мешали. Он стоит, почти полностью погрузившись, видно только голову и ключицы. Тэхён снова замер, будто потерялся и не знает что делать, его быстро приводит в себя гневный брызг со стороны друга. — Эй! — Хватит стоять на месте, — снова всплеск воды и прилетевшие капли в омегу. — Вот же!.. — Тэхён со всей силой, которую может вложить, зачерпывает рукой воду и выплёскивает взмахом на Чонгука. — Не начинай бой, в котором проиграешь, — предупреждает альфа, но сам начинает улыбаться, плохо увернувшись от очередной волны брызг. — Ну, держись… Тэхён шагает вперёд с уклоном подальше от альфы, видит, как тот готов снова облить его. Быстро двигаться довольно сложно, но он успевает увернуться от первого удара со стороны Чона, сразу же в ответ начинает его задаривать водой, но тому всё равно — он уже окунулся полностью, в отличие от Кима, который ёжиться начинает, когда в него всё же попадают. Он вскрикивает, когда получает снова и снова, из-за всплесков почти не слышно то, как смеётся с этого альфа, надвигающийся на него. Омегу почти сносит от новой атаки, приходится отступить назад, и ещё, и ещё, пока он не цепляется на дне за что-то ногой и не падает целиком в реку. Всплыв, он сразу слышит звонкий смех, чуть склонившегося вперёд Чонгука, видимо держащегося за живот от натуги. Тэхён жмурится от воды, пальцами убирает волосы назад и трёт глаза, дыша через рот. — Здесь что-то на дне, — говорит омега, открыв всё-таки глаза. — Не смахивай своё поражение на это, — насмехается Чонгук. — Ты выиграл бой, но не войну, Чон Чонгук, — поставив руки на талию, заявляет Ким, заставив альфу вскинуть неверяще бровь. Уголок губ юноши тянется вверх, он смотрит на золотоволосого с неким превосходством, зная, что проигрыш не заденет того сильно. — Тогда как насчёт повторного боя, Ким Тэхён? — Чон складывает руки на груди, с вызовом смотрит, видит, как в омеге пламя распаляться начинает, глаза поблёскивают, и альфа знает, какой ответ получит. Они снова начинают брызгаться, смеяться и отплывать подальше друг от друга вдоль берега, но не заходя на глубину, где безопасно бороться не получится. Тэхён уверенно отстреливается, посылая ответные удары альфе, пока тот, рукой укрывшись, пытается ответить. Поддаётся омеге. Ким, будто во вкус входя, только сильней обливает, наступает ближе, более точно попадая, пока слепой залп Чонгука не попадает по глазам, вынудив остановиться. Темноволосый убирает руку и взмахивает ей, пуская воду в уже не так активно топящего его омегу, зажмурившего крепко глаза, и старающегося через пелену капель-снарядов открыть их. — Чонгук, постой… — но альфа только ближе подходит, продолжая атаку. Ким закрывает ладонями глаза, чтобы как-то защитить их от очередного удара, и просто стоит на месте, чувствуя на себе точные попадания. Чонгук не знает, что им движет, когда он просто подходит вплотную и, толкнув друга, идёт следом, полностью погружаясь в прохладную бездну. Руками он находит предплечья Тэхёна, нежно коснувшись которых, всплывает вместе с их хозяином на поверхность. Омега тонкими пальцами назад свои золотые волосы убирает, чувствует чужие ладони на руках и не торопится отстраняться. Как только он начинает видеть, то смех одолевает его, вырывается наружу от представшего перед ним юноши, с прилипшими мокрыми волосами, непроглядным полотном закрывающими половину лица. На самом же лице застыла слабая улыбка, с мелькающей под нижней губой точкой-родинкой. Тэхён ладонь к нему тянет, тёмные пряди вверх зачёсывая, где обсидиановые глаза всё ещё закрыты, что только ждут момента до того, как распахнуться, чтобы узреть перед собой омегу, чей смех сейчас волну тепла по нему пустил, согревая в речных глубинах. Как только это происходит, золотоволосый теряется, утопая не в воде, а глубине омутов, внимательно смотрящих в ответ. Альфа полностью замирает, кажется, даже дышать перестаёт, следя взглядом за капельками, стекающими по нежным чертам лица. Он задерживается на разомкнутых алых губах, чей цвет стал ярче и блестел на солнце. В васильковых глазах играли мелкие блики, а руки вверх сами по чужим скользнули, скрываясь за спиной, пальцы по выпирающей лопатке под водой бегут, оставляя между телами всё меньше пространства. Омега делает несмелый, маленький шаг, зрительный контакт не разрывает, боясь потерять эти глаза напротив. Чужие губы манят, хочется к ним потянуться, попробовать, и, кажется, Чонгук думает о том же. Он, поддавшись порыву, немного наклоняется к ландышевому омеге, но тонкие пальцы, накрывшие губы, останавливают. — Не надо, — почти шёпотом сказал Тэхён. Думает, что если совершат ошибку сейчас, дальше будет только хуже. Чонгук не напирает. — До того берега? — переведя тему, предлагает он, отстраняясь на шаг от омеги.***
Время близится к вечеру, игривое солнце начинает медленно уходить ближе к линии горизонта, когда юноши сидят на расстеленном небольшом покрывале, которое было усыпано едой, беседуя на различные темы. Чонгук полулежит на боку, согнув ногу, внимательно слушает Кима. Рубаха его лежит возле корзинки, а он, оставшись в портках, чувствовал себя освежённым после реки, не хотел полностью одеваться, в отличие от омеги, сидящего рядом в рубашке, чуть свисающей с плеча. В руке у того надкусанное яблоко, волосы, подобные чоновым, вьются от влажности, пуская мелкие капли с кончиков вниз. Они совсем недавно вылезли из воды, видя, как только-только начинало менять свой окрас небо, но, решив посидеть ещё немного на берегу и полюбоваться закатывающимся огоньком вдали, остались на холмике. — И как он что-то кладет туда, я не имею представления, — возбуждённо рассказывает Тэхён. — Ты даже видишь, что я не могу дотянуться до многого на полках, а папа? Он же намного ниже, а забрасывает так далеко, что потом не достанешь. — Ну, для таких случаев есть стулья, — пожимает плечами Чонгук, выуживая из корзинки булочку. — Не лень же ему таскать их из комнаты в комнату, — принимает версию омега, шокировано помахав головой в стороны, и кусает яблоко с другой стороны. Альфа жуёт своё лакомство, задумчиво уставившись на реку впереди. Его всё ещё мучает тема приближающейся войны, но завести её он не торопится, сам не знает почему, хотя на языке аж чешется главный вопрос. Махнув мысленно на всё рукой, он решается. — Слышал, что в городе творится? — поднимает на золотоволосого он взгляд. — Ты о налогах? — немного хмурится Ким, пережёвывая фрукт. — Не только, — хмуро наблюдает за ним альфа. — О войне, — Тэхён немного замедляется, глазами начиная траву возле покрывала изучать. Знает, конечно, он знает. Но от этого менее тревожно не становится. — Ты же понимаешь, что… — Да, — отрезает приглушенно омега. — Наш дом не самое безопасное место в случае набега, я понимаю. Папа говорит, что, возможно, мы на время уедем в Совер к моей тёте, если худшего будет не избежать и начнется война. В Ихедо тоже оставаться небезопасно, поэтому выбора просто не остаётся, — он немного вертит фрукт в руке, после — смотрит на садящееся медленно солнце. — Нужно надеяться на лучшее, — от былого настроения омеги и след простыл, за что Чонгук уже мысленно дал себе оплеуху. — Может, её и не будет, мы не знаем, — оттолкнувшись рукой, альфа принял сидячее положение, приблизившись к юноше. — Но налог для армии уже собирают без малого две недели, — опускает голову Ким, откладывая огрызок. — Я не хочу уезжать отсюда. Бросать наш дом, город и тебя. — Всегда есть выход. Если не хочешь ехать — не едь. — Я не могу оставить папу одного, и сам понимаешь, он же изволнуется весь, если уедет без меня. — Тогда давай сбежим, — ляпает с дуру альфа, ловя лёгкую улыбку друга, повернувшегося к нему. — Сбежим? — уточняет он, а у самого внутри всё замерло от предложения Чона. — Да, куда-нибудь. Не важно, куда. Просто возьмём еды, воды и уйдем. Тэхён начинает смеяться, что не может не радовать Чонгука. Да только и намёка на шутку в словах альфы не было. — Солнце уже скоро сядет, нам пора возвращаться, — спустя время говорит омега, поднимаясь на ноги. Небо окрасилось в ярко-рыжий оттенок, разбавленный местами нежно-розовыми полосами. Дневная жара прошла, к вечеру стало не так невыносимо передвигаться, когда прохлада легонько трогала незакрытые участки кожи. Чонгук провожает омегу до дома, обещая зайти через несколько дней погостить. Тот закатывает глаза, утверждая, что темноволосый уже будто поселился у них, на что альфа неоднозначно пожал плечами. Тэхён, с улыбкой на устах попрощавшись, закрывает дверь и стоит немного возле неё, не желая отпускать тёплый аромат корицы, разбавленный горькой ноткой имбиря. Два пальца ложатся на пухлые губы, унося назад в воспоминание, когда они с Чоном только зашли в воду. Они могли поцеловаться. Чонгук хотел его поцеловать, и омега был бы не против, лишь через силу оттолкнув его, потому что испугался такой резкой перемены между ними. Вчера ж ещё всё было хорошо, как и всегда, но этот день… что-то неописуемое. Омега много раз слышал фразу про запретный плод, но не знал, где можно применить её. Теперь знает. Сегодняшние объятия с альфой и их несостоявшийся поцелуй идеально подходят. Чонгук и есть тот самый запретный плод.