***
После полудня дверь в комнату отворяется, являя взору немного растрепанного и в пыльной одежде Чонгука, только вернувшегося от сына кузнеца, с небольшой связкой новых чистых листов бумаги. Его встречает комнатная тишина, нарушаемая тихим сопением утомленного размышлениями омеги, сложившего ладони под щекой на заправленной кровати. Нежный цветок закрылся от мира, спрятавшись за тонкими белоснежными лепестками. Оставив листы на столе, Чон не удерживается и присаживается на край кровати. Соблазн провести тыльной стороной ладони по впалой молочной щеке вгрызается в разум, силясь утолить жажду рычащего внутреннего зверя. «Мой» говорит он. Чонгук вдыхает полной грудью нежный запах диких ландышей. Он его успокаивает, опуская на землю, не дает забыться и дать волю кипящему в жилах желанию. Но не такому, о котором переговариваются городские альфы, не то вожделение, с которым омегу себе через постель присваивают. Это желание защищать, оберегать, как и пророчила тетушка, не представляя, насколько правдивыми окажутся брошенные ею слова. Тэхен может сколько угодно закрываться в себе, молчать, делая отстраненный вид, но так он только сильней уязвимым становится. Это цветок без колючек, не способный причинить вреда, но и не способный защитить себя. Альфа встает с насиженного места, успевает переодеться, прежде чем краем глаза замечает копошение на кровати. Чуть пухлых губ касается сдержанная улыбка при виде не спеша потирающего отвыкшие от света глаза омеги. — Доброе утро, спящая красавица, — по доброму журит альфа, снова садясь перед Кимом, но на этот раз, когда он уже сидит, провести по надутым от сна губам хочется в разы сильней. — Когда ты вернулся? — с трудом разлепив тяжелые веки, Ким снова закрывает их, головой падая вперед, утыкаясь в грудь Чона. Длинные пальцы сразу тянутся к золотым спутанным прядям, скользят по шейным позвонкам вниз, останавливаясь на тонкой талии. — Недавно, — Тэхен льнет ближе, руками окольцовывая мощный торс альфы, но этого мало. Его жажда ощущать всем телом — не слабее, чем у Гука, побуждает перекинуть ногу через чужие, расположиться на обтянутых тканью штанов бедрах, чтобы удобней перехватить тело поперек и голову на плече уложить. Чонгук вторую ладонь на впадину на пояснице располагает, задумчиво большим пальцем поглаживая тонкий слой хлопка. — Я уеду ненадолго, — говорит с легкой хрипотцой от понижения голоса, немного покачиваясь с омегой на бедрах. — Когда мы с отцом вернемся, вы с господином Кимом сможете вернуться домой. Мы поможем с перевозом вещей. Тэхен не говорит, но на плечи вместе с горячими губами альфы опустился груз печали. Надеясь провести этот день вдвоем, омега расстроен, что его планам не суждено сбыться. Он не знает откуда такая нужда во внимании и присутствии Чонгука рядом, не может как-то объяснить эту потребность в его словах, оседающих на ушной раковине приятной ласкающей пыльцой. Его голоса, как и самого альфы, стало мало, Ким нуждается в них постоянно, как в бреду вдыхая остатки впитавшегося в постельное белье запаха. Все его нутро просится в объятия, желая не выпутываться из них никогда, требует тепла чужого тела. Чонгук, замечая как тяжело поднимаются и опускаются чужие плечи, прислушивается к учащенному глубокому дыханию, чувствуя его жар на шее, куда губы омеги поднялись. — Тэхен, — Чон обеспокоенно отстраняется, заглядывая в расширенные зрачки небесных глаз, мимолетно опускаясь к приоткрытым, покрасневшим губам и чувствует. Ландыши показывают себя намного красочней и сильней обычного. Альфа внутри чувствует их слишком ярко, упиваясь сладким ароматом, заставляющим задыхаться от густоты и обильности его выделения. На лбу лекаря легкая испарина, чуть скрываемая спавшими на лоб волосами, мелкими каплями блестит в свете лучей с улицы. Киму резко жарко становится, но от чужих рук не хочет отдаляться. Одежда неприятно липнет к телу, пока внутри разносится с кровью дикое желание, сравнимое с головокружением от алкоголя. — Чонгук, попроси у папы отвар для… — лекарь запинается, тяжело проглотив порцию подступившей слюны, сжал в ладонях белую рубашку парня, — для подавления… течки. Чонгук мешкается недолго, сняв с себя омегу, почти бежит к Хуану за нужной склянкой, которая благо, оказалась с собой, но возвращается как раз в сопровождении старшего омеги, на лице которого нет ни капли беспокойства, только легкое удивление. Прежде у сына не было течек, редко у кого они начинаются в таком возрасте, а Ким, славящийся своим не самым лучшим здоровьем, рисковал вообще не испытать их. Обошлось, вздыхает про себя Хуан и садится на край кровати с кружкой воды и небольшой бутылью с мутным содержимым. Чонгук решает покинуть комнату, чтобы не смущать омег своим присутствием и не дразнить себя усилившимся природным ароматом. — Ты уверен? — спрашивает старший лекарь, поглаживая ладонь сына, которую он прислонил к животу от первого поступившего спазма. Слишком быстро, довольно больно и неприятно, отмечает Тэхен. — Шутки с таким плохи. Это первая течка, потом могут быть проблемы. — Да, — без промедления отвечает светловолосый. — Не здесь и не сейчас она должна была начаться. И он прав. Это не их дом за городом, это чужое место, в котором живут два здоровых альфы, которых тревожить не хотелось бы. Хуан, не найдя, что сказать в ответ, капает несколько капель в воду и протягивает сыну. Тот сразу выпивает раствор до конца. — Ты же понимаешь, что это лишь небольшая отсрочка и в ближайшие дни… — Понимаю, — обрывает на полуслове Ким. Знает, что это неизбежно, прекрасно знает и понимает. — Хорошо, отдохни, — Хуан встает, забирает пустую кружку и идет к двери. — Чонгук с Джинхо уедут на несколько дней, тебя никто не побеспокоит. Думаю, к их возвращению все придет в норму, — Тэхен на это только кивает, чувствуя снова тяжесть в веках и еле ощутимый гул в голове. От настоя тело окатывает волной боли на мгновение, прежде чем утихнут боли, и сон заберет его в свои объятия.***
Когда он просыпается, альф уже и след простыл. В главной комнате, служащей гостевой и столовой, сидят Хуан и Ёнсу, распивая струящийся паром горячий чай. — Тебе легче, Тэ? — интересуется Ёнсу (наверняка лекарь рассказал ему, но это нисколько не смущает младшего — они друг друга понимают как омеги, им нечего стыдиться). — Да, вполне, — боли и правда почти не чувствуется, лишь ее мнимый след неприятно отдает в области живота, скоро должно пройти. — Будешь чай с нами? Или ты кушать хочешь? Не припомню, чтобы ты выходил сегодня на завтрак, — немного хмурится Ёнсу, будто правда вспоминает присутствие всех во время трапезы. Живот омеги, словно услышав и поняв, подает признаки жизни, недовольно урча, вызывая теплые улыбки у старших и смущенную у Тэхена. — Было бы неплохо. Благодарю. Принимаясь за уплетание риса с кусочками мяса и кимчи, Ким слушает переговоры омег за торговлю на рынке, последние новости, приносимые из столицы и оглашаемые глашатаями уже здесь. Заходит тема и за отъезд альф за город, а после — и за Чонгука в отдельности. Тэхен слушает беспокойства Ёнсу об опасном увлечении сына, его жажде и рвении в бой с детства. Руку на сердце кладя, просит у старшего лекаря успокаивающий настой, ибо сил смотреть на новые раны на теле Гука нет уже, а что будет дальше представить страшно. Вдруг, в один момент альфа не вернется, а пришлют его голову. На этих словах Тэхен ощутимо вздрагивает, что не укрывается и от внимания омег. Он утыкается в свою кружку с остывшим напитком, отставив тарелку с недоеденным обедом. Есть перехотелось. — Я пойду прогуляюсь, — приглушенно говорит он, вставая из-за стола. Старшие его не держат, напротив: Хуан говорит, что ему как раз нужно сейчас проветриться и подышать свежим воздухом, после долгого сидения в душной комнате. Близится вечер. Людей на улице чуть поубавилось, в то время как погода наоборот стала еще жарче из-за наступившего лета. В их краях всегда было теплей, чем в столице. Южные границы хоть и не так хорошо охранялись, как северные, но радовали глаз своей красотой, а тело и дух — здешней погодой. Солнце не слепит глаза, скрывшись за мягким белым облаком, теплого ветра почти не чувствуется на открытых участках тела, обделенных золотыми лучами. Омега не может похвастаться медовым загаром, как ровесники, его устраивает бледная по сравнению с ними кожа, она устраивает и Чонгука, оставляющего на ней короткие поцелуи, маленькими иголками пронзающие тело. Вокруг снуют знакомые и незнакомые люди, лица которых он замечал, когда те приходили к папе. Никому нет до него дела, в принципе, как и ему до них. Ким подходит к фонтану в центре города, возле которого обычно дети носятся, а сейчас только мальчик-бета увлеченно рассматривает что-то на дне. Тэхен садится на бортик, немного хмурясь в гримасе боли от внезапного спазма. Настой все еще не до конца подействовал, но это лишь мелкие неудобства, которые пройдут уже скоро. Капельки маленьких брызг попадают на кожу ладони, приятно холодя ее. Тэхен тянется рукой, касаясь кромки воды, проводит по ее поверхности кончиками пальцев, задумавшись о чем-то своем. Снова. Мысли возвращают на круги своя, когда к нему подсаживается одна из омег, о которой Ким слышал не раз. Ли Михен — омега знатной семьи, известной в Ихедо своими нарядными одеждами из качественных красивых тканей. Девушка не дурной наружности, стоит признать. Длинные русые волосы, собранные в аккуратную мальвинку с блестящей заколкой-бабочкой на затылке; округлая грудь среднего размера; тонкая талия, затянутая тугим корсетом, расшитым кружевом; немного резкие черты лица с остро выделенными скулами и пронзительные серо-зеленые глаза, которыми она гипнотизирует, словно умелая змея. Сейчас зрачки ее сужены от света, взгляд выглядит еще более поглощающим и терзающим. Тэхен сразу поднимает взгляд на девушку, поскольку в округе нет никого другого, к кому омега могла присоединиться. Она подсела конкретно к нему, что уже начинает вызывать толику сомнений. — День добрый, Тэхен, — девушка обманчиво мило улыбнулась, убирая мешающие длинные волосы с ключиц за спину. — Добрый, Михен, — бесцветно ответил Ким, отведя взгляд к хлопнувшей неподалеку двери паба, будучи совершенно незаинтересованным в диалоге с нарисовавшейся собеседницей. — Я часто вижу тебя в городе, — голос у омеги бархатистый, немного низкий, но не убавляющий ее образа хрупкой представительницы прекрасного пола, — наскучило с белками в лесу общаться? — Белки куда более интересные собеседники, нежели задравшие носы люди в Ихедо, — находит что ответить на колкость Ли Ким. Боковым зрением он прослеживает, как она губу закусывает, беглым взглядом очертив ее фигуру. Ее поза расслабленная: закинув ногу на ногу, расположила локоть на колене — поза, показывающая превосходство, которым она пытается задавить, зеленые глаза хитрым прищуром задерживаются на тонкой шее, когда долетает едва уловимый аромат ландыша с корицей. За время пока Ким провалялся в постели, он, как и его одежда, пропитался запахом Чонгука. Даже присутствие его не нужно было, настолько отчетливо чувствуются сладкие нотки с еле уловимой горчинкой. — А где же Чонгук? — шипит змеей Михен, ловя чуть нахмуренный взгляд в ответ. — Обычно ты за ним хвостиком носишься. А тут — один. Неужто он бросил тебя? — вонзает свои невидимые клыки, пропитанные ядом, прямо в под ребра, пытаясь добраться до сердца, кольнуть сильней, задеть и отравить, заставив гнить. — Наконец понял, что ты лишь пустая трата времени, — не интересуется, утверждает омега, будто Чон лично ей это говорил, а она лишь переносчик информации. — Какие у вас отношения с ним? — слегка склоняет голову вбок. — Тебя это не касается, — не намереваясь продолжать бессмысленную беседу, Тэхен встает, желая уйти подальше от девушки, но та его стремительно догоняет, ногами развивая подол кроваво красного платья. Парень не успевает опомниться, как его грубо хватают за запястья, до хруста сжимая, заводят за такой удобный для девушки угол и больно прислоняют к стене, неслабо стукнув омежий затылок. Тэхена держат два других омеги за руки с двух сторон — прихвостни Ли, как фрейлины следующие за ней по пятам. — Меня это очень касается, Ким, — с отвращением обращается Михен, снова глазенки щуря. Темные брови сходятся у переносицы, скулы сильней напрягаются, запах земляники с мятой стал отдавать тяжелой горечью в лёгких. — Оставь его. Ты ему не нужен. — А кто же ему нужен? Ты? — со смешком бросает Тэхен, скинув бровь. — Все, что у тебя есть, — это деньги твоей семьи и красивое тело, которое видел чуть ли не каждый альфа в городе. Хочешь пополнить список и снова раздвинуть но… — В узком проходе слышен звук хлестнувшей по щеке Кима девичьей ладони. Место пощечины сразу начинает неприятно гореть, но омега и звука не роняет. Живот снова неприятно тянет. — Родители все еще не знают о твоих гулянках в чужих койках, Ли? — Закрой свой блядский рот, — Михен в ярости хватает омегу за лицо, больно давя на скулы, от чего Ким вытягивает произвольно губы. — Я красивей тебя, я умней, это я должна была быть рядом с Чонгуком все время. Не ты! — ее глаза сверкают недобрым светом, видно как она держится, чтобы не отвесить еще одну пощечину или что еще хуже. — И я буду с ним, — она сильней сжимает чужое лицо, до красных отметин давит тонкими пальцами, на что омега только выдыхает судорожно. — У меня много людей в городе, я могу пустить такой слух, что тебе не то что за городом, на дне реки будет жить невозможно! Пока не поздно, отступи, Тэхен, не то тебе же и твоему папочке хуже будет. Я тебя на растерзание альфам отдам, они тебя выебут и бросят как помойную шлюху в переулке, — по телу Кима пробегает холодок, каменная плитка неприятно скребет по спине. Омеги, держащие его за руки, переглядываются, немного опешив. Неужели не привыкли к вечным замашкам своей «госпожи»? — Этим ты его внимания не добьешься. Только время и деньги на подкуп зря потратишь, — через силу пытается выговорить лекарь, на пробу запястья дергая, но хватки тут же крепче становятся. — Денег у меня достаточно, можешь не беспокоиться. На устранение такой блохи, как ты, хватит. — Всегда такая смелая, когда его рядом нет? — рискует, когда его лицо отпускают, и девушка в попытках успокоиться глубоко дышит, ходя из стороны в сторону. Но замирает, когда слышит парня. — Смотри, — делает паузу Тэхен, дожидаясь, когда полностью завладеет чужим вниманием, и продолжает на грани шепота, — не потеки на месте, когда он вернется. Девушка ничего не говорит, она руками обхватывает голову омеги и сильно прикладывает затылком об стену, отчего тот слабеет моментально. В глазах все плывет, Тэхен не может задержаться на чем-то долго, сразу же силуэт расплывается или начинает двоиться, в придачу к неприятному писку в ушах. Двое омег отпускают его, чтобы Михен подошвой балетка пихнула его на землю и сразу, кивком головы в сторону лекаря, дала понять, что сделать. Больше церемониться омега не собиралась. — Говорят, телесной болью можно заглушить внутреннюю, — негромко заговаривает она, наблюдая как Кима начали ногами колотить два парня-омеги. — Надеюсь, твоя душевная боль достаточно велика, тебе же хуже, если окажется наоборот.***
Солнце заполняет своим теплым рыжим светом поле, окраину леса и виднеющийся уже неподалеку город. Чонгука все дни не покидало внутреннее беспокойство за омегу. С ним были родные люди, стоило бы прекратить волноваться, он не был один. Но противный червь сомнения и тревоги все прокрадывался, прокладывая за собой тоннель из возможных развитий событий. Во всех Тэхен каким-то образом страдает. Альфа пытался отогнать наводящие на жуткие картинки мысли, но все равно в районе груди все скребется целый день что-то, чего он объяснить не может. Он крепко держит поводья Бама, почувствовавшего настроение хозяина и в возмущении взмахнувшего головой, развивая густую цвета вороньего крыла гриву. Нет, не может успокоиться. Его не было три дня, на протяжении которых альфа пытался отвлечь себя всем, включая помощь отцу, но мысли то и дело возвращались в Ихедо, в его спальню, где, разбросав золотые кудри, посапывал омега. — Не терпится встретиться с Тэхеном? — заметив немного нервное поведение и задумчивость сына, спрашивает Джинхо. Чонгук ничего не отвечает, не сводя взора с поводьев в ладонях. — Вы сблизились в последнее время, не так ли? — переводит улыбчивый взгляд снова на дорогу. — Мы всегда были близки, отец. — Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду, Чонгук, — по-доброму усмехается альфа, но младшему все еще не смешно. — Ты сам за собой не замечаешь, но со стороны видно, как влияет на тебя этот омега. С ним ты светишься, буквально. Когда плохо ему, плохо и тебе. Ты даже тренировки с Юнги из-за него пропускаешь. — Папа пожаловался? — вскидывает бровь Чон, покосившись на отца. — Скорее не поверил в это и хотел убедиться, что ему не показалось. Я тоже заметил это, Гук-а. А булочки с маком? Ты их никогда не ел, но постоянно просишь делать их. Их любит Тэхен, верно? — Чонгук немного стыдливо прячет взгляд, отведя его в сторону, будто его застали за чем-то непристойным, но отчасти радуется внутри пониманию со стороны семьи в отношении омеги. — У тебя никогда не было давящего изнутри чувства, когда папы не было рядом? — Чонгук неосознанно рукой по груди проводит, сразу ловя взгляд родителя. — Было, — односложно отвечает Джинхо. — Поезжай в город, — альфа сначала думает, что ему показалось, но отец повторяет. — Поспеши в Ихедо, Тэхен наверняка ждет тебя. Я помогу Хуану с вещами, справлюсь. Альфа с взглядом полным благодарности кивает и моментально срывается с места, несильно каблуками сапог ударив по бокам коня. Бам на высокой скорости несется по дороге, сильными ногами рыхля пыльный грунт, минует большое дерево на холме и вот, уже подъезжает к въезду в город. Там он замедляется, едет верхом меж рядов невысоких домов, — где количество этажей редко превышает двух, — залитых золотисто-огненным светом, приветствует знакомых, кричащих ему по пути, но сосредоточенного взгляда с дороги не сводит. Оставив Бама в конюшне, он добирается до дома. Сердце не на месте, стучит как бешенное, так и стремясь из лёгких выскочить. Привычное тепло дома встречает альфу пустотой… Хуан читает какую-то одолженную у Чонов книгу, его с Тэхеном вещи стоят собранные в стороне, готовые к перевозке. Ёнсу хлопочет на кухне, отправляя в печь новую партию пирогов и радостно ахает, стоит сыну переступить порог и войти внутрь. Он, вытерев об передник руки от муки, обнимает Гука, приветствуя, но в ответ не слышит ответного, только вопрос: — Тэхен не дома? Чонгук видит, как от его вопроса мгновенно напрягся Хуан, отложивший книгу, и как потускнел некогда горящий взгляд папы. Что-то всё-таки произошло. Уйди Тэхен просто так, не было бы такой реакции, значит была особая причина, по которой присутствие ландыша едва ощущается в лёгких. — Он ушел, когда солнце только начало клониться к горизонту, — ответил Ёнсу, опуская руки. — Не сказал, куда. Альфа не знает, почему раздражение резко накрывает, почему он, вырвавшись из родных рук, стремительно покидает помещение и спешит за город. Где искать он не знает, мест не так много, но они находятся далеко друг от друга. На поиски может уйти весь вечер и даже ночь. У выхода из города его тормозит омежья рука, вынуждая остановиться. — Чонгук, — Михен радостно глаза раскрывает, когда альфа останавливается, мило улыбается, локон, выбившийся из прически, за ухо зачесывая, — тебя не было в Ихедо несколько дней. Может хо… — Михен, ты Тэхена не видела? — в лоб спрашивает Чон, вводя девушку в ступор. Но ему плевать на ее замерший стан, у него нет времени на игры этой омеги, и если она ему не ответит, он сам продолжит поиски. В попытке вырваться из ее хватки, он снова тормозит, когда Ли тянет его обратно. — Ты наверняка устал с дороги, — она старается говорить как можно непринуждённее, вздохнув глубоко и нежно улыбнувшись парню. — Мы потом найдем Тэхена, давай? А пока мы могли бы… — Михен, — девушка ежится от стали и холода, проскользнувшего в голосе Чона, когда он разворачивается корпусом к ней и перехватывает тонкое запястье. — Нет «нас». Я задал вопрос, на который не услышал ответа, не трать мое время, если не собираешься отвечать, — цедит он, едва не рыча на сжавшуюся от такого тона омегу. — Я-я… — Ли мнется, глазами бегает, по сторонам озираясь, ее пробивает волной страха, когда Чонгук запястье сжимает чуть сильней. Альфа наслышан о ее интригах и о ее «любви» к нему, и больше чем уверен, что она какое-то отношение имеет к уходу Кима. — Чонгук, давай поговорим, — в ее глазах стремительно скапливаются слезы, норовясь вот-вот оставить свои влажные дорожки на румяных щеках, в голосе слышна паника, перемешанная с волнением за собственную жизнь. Она не знает, чего можно ожидать от такого Чонгука. — Я последний раз спрашиваю, Ли. Ты же не хочешь, чтобы весь город узнал о твоем интересном визите в культурный дом, где тебя очень дорого… — Не знаю я, где твой Тэхен! — срываясь, кричит девушка, вырвав руку из стальной хватки. — Свалил из города в сторону мельницы! Больше ничего не знаю! Чонгук, услышав, что хотел, провожает недолго взглядом ревущую, уходящую омегу, и, опомнившись, бежит в противоположную от леса сторону, к мельнице. Но возле нее никого нет. Чон дыхание перевести пытается, согнувшись пополам, дышит глубоко, по сторонам смотрит, светлую макушку среди пустоши полей ищет. Не увидев ни намека на чье-то присутствие, он обессиленно падает, прислонившись спиной к строению, и смотрит вдаль, пока ветер не проносит с вечерней свежестью тонкий шлейф ландышей, которые почти не удается уловить из-за подавителя. Чонгук находит его далеко от города на одном из холмов, у окраины леса, сидящим в одиночестве. Его сгорбленные плечи опущены, голова на колени, которые он обнимает, опирается. Омега маленькой скомканной фигуркой выглядит. В просторах полей совсем крохотным кажется. Трава чуть колышется под ногами, стоит альфе сделать первые шаги к нему и увидеть. Перед Чоном предстают полуразрушенные ворота и руины города, не виданного им ранее. Но сейчас это волнует меньше всего. Ким чувствует его, губы пухлые поджимает, когда тот рядом садится и глаз не сводит с ссадин на лице, руке и налитого фиолетовым следом синяка на запястье. Темные брови моментально хмурятся, ладонь сама тянется к лиловому пятнышку, но омега руку убирает, не дает коснуться, вместо этого развернувшись и прижавшись к долгожданному теплу, ища защиту в любимом запахе. Чонгук крепко жмурится, носом в лебединую шею зарываясь, ладонью на спину чуть давит, хочет ближе прижать лекаря, но чувствует, как дергается хрупкое тело, и как тихонько подавляет стон боли Тэхен. Руки, в которых он ищет спасения, сейчас только боль причиняют. От этого плакать хочется. Тэхен не сдерживается и негромко всхлипывает, содрогаясь в мелких рыданиях, когда чувствует поглаживания по спине, почти невесомые, едва ощутимые, чтобы больше не сделать больно. А альфе самому взвыть раненым зверем охота. Пока его не было, солнечный цветок сорвать пытались, истребить, затоптать. И у них почти вышло. Он не смог его уберечь… Чонгук чувствует, как намокает ткань на плече, как чужие пальчики сжимают его одежду, ощущает эту боль на себе, пропускает через себя, чтобы наказать тем самым. Но видеть слезы Тэхена и его страдания — самое худшее наказание и самая чудовищная пытка. — Я рядом, я больше никуда не уйду, цветочек, — шепчет, поглаживая золотой затылок в попытках успокоить. Получается не сразу. Только спустя некоторое время Ким расслабляется, обессиленно обмякая в родных руках, и наконец, имея возможность вздохнуть спокойно. Закатное солнце печаль накатившую с собой за линию горизонта забирает, огненным полудиском виднеясь вдали. Забавно выходит. Луна была свидетелем бесконечного счастья, а солнце наблюдает за страданиями ни в чем не повинного омеги. Мягкие поглаживания помогают, запах корицы успокаивает, и омега сам не замечает, как глаза закрывает после недолгой истерии. Чонгук оставляет в солнцем озаренных волосах поцелуй, незаметно собирая потускневший аромат диких цветов. Но взгляд его привлекают разрухи внизу. — Это Вимсет, — объясняет лекарь, по новому кругу начиная рассматривать заросшие высокой растительностью и плющом каменные ворота, из-за которых разваленные дома выглядывают торчащими досками и пробитыми крышами, выползая наружу. — Вернее то, что от него осталось. Ветер шелестит травой, приятно скользит по лицу, когда Чонгук задумчиво осматривает руины. — Пожар? — в ответ короткий кивок. — Папа говорил, что раньше этот городок славился своими изделиями и пышными праздниками. Прекрасными омегами… — с грустью в голосе рассказывает Ким, снова чувствуя движение широкой ладони на своем плече. — Он чуть меньше Ихедо, насколько мне известно. Многие до сих пор не знают, откуда взялся там огонь, и почему он так быстро распространился. Жители могли бы спастись, но… в тот вечер заклинило ворота, их просто не могли открыть, до сих пор не могут. Огонь уносил жизни десятками, сотнями… никто не выжил. — Тебе страшно? — Чонгук почувствовал, как парень снова сжался, примкнув ближе. — Очень, — честно, без утайки. — Вдруг у нас тоже так случится или Ихедо захотят уничтожить, так же сжечь. Пламя, что сжигает все живое, доберется и до нас. — Нашей любви оно не коснется, — альфа ловит взор полных слез глаз на себе, видит, как катится блестящая капля по налитой румянцем щеке, утирает ее большим пальцем и прижимается губами чуть выше переносицы, оставляя поцелуй, как доказательство своих слов, печатью закрепив их. — Тебе нечего бояться, пока я рядом. — Ты не всегда сможешь быть рядом, Чонгук, — ножом по сердцу омега неосознанно проводит, напомнив, но в этом его винить нет смысла, только себя, что не предоставил защиту, когда в ней так нуждались. — Больше я тебя не оставлю. Отныне он не допустит, чтобы кто-то и пальцем касался лишний раз его непорочного цветка.***
Возвращаются они, когда небо окрасилось в темный, глубокий синий, сравнимый нередко с черным. На небесном полотне еще не появилось первых огоньков звезд, но полумесяц редко показывался из-за густых облаков. Долго уговаривать омегу на еще одну ночь в доме Чонов не нужно было, ему самому хотелось сполна насытиться присутствием альфы. Родители Чона лишних вопросов не задавали, приняв лекаря, как и прежде, с широко раскрытыми для объятий руками. Эта ночь была спокойней тех, которые Ким проводил в одиночестве все три дня отъезда Чонгука, фитилек свечи медленно горел на столе возле купленной бумаги, к которой он так и не притронулся, хоть и понимал, что не себе альфа купил столько ценного и дорогого материала. — У меня есть для тебя подарок, — подойдя сзади к стоящему у стола омеге, шепнул на ухо Чонгук, проведя руками от плеч, вниз по рукам. Тэхен медленно повернул голову, с удивлением вскинув к светлым корням брови. Альфа, улыбнувшись самому себе, подошел к шкафу и выудил оттуда небольшой мешочек. Достав оттуда две небольшие склянки, закупоренные пробкой, он видит, как и так большие глаза напротив увеличиваются в размерах еще сильней, что вызывает довольный смешок. — Это что, чернила? — Ага, — радуясь, что смог удивить, кивает Чонгук, но когда Ким подходит, чтобы принять такой ценный подарок, альфа внезапно вытягивает вверх руки, увеличив расстояние от лекаря до склянок. — А-а, ручки-то коротки, да, Тэхен-а? — издевается, наблюдая за попытками Тэхена дотянуться до подарка, что пальцами едва его запястья касается и только смех этим вызывает. — Ну, Чонгук, — вместе с ним смеется омега, позабыв о своих травмах, о тех ужасных днях. Сейчас только он, Чонгук и чернила, до которых нужно дотянуться. — Давай-давай, ты сможешь, я верю в тебя, — подбадривает, но в конечном итоге сдается и отдает темную жидкость. — Дурак, — смеется Ким, определенно довольный подарком и немного удивляется, стоит альфе накрыть его губы своими в тягучем поцелуе. Он не сразу начинает отвечать и, ткань на груди парня сжимая свободной рукой, глаза в блаженстве закрывает. Поцелуй тянущим чувством отдает где-то внизу живота, стоит Чону углубить его, заставляя ноги омеги стать ватными и чуть не подкоситься. Но сладкая пытка прекращается так же внезапно, как и началась. Не видя в глазах друг друга усталости, они, расположившись на кровати, вплоть до рассвета обсуждают поездку Чонгука в ближайший городок. Альфа не забывает поинтересоваться, как самочувствие Кима после принятия подавителя, на что тот отмахивается, говоря, что все нормально и боли хоть и не до конца ушли, но теперь мало ощутимы. Разговор на тему того, что случилось с омегой, они не заводят. Но видимые из-за просторной ночной рубахи темные следы и мелкие ранки болью отдают в районе груди. Эта картинка навсегда отпечатается в сознании альфы, напоминая о невыполнении данного когда-то давно обещания. «Я буду защищать тебя …» Костьми ляжет за него. Никто не посмеет осквернить дар, посланный Чонгуку свыше, иначе лишится головы. Он дает слово.