***
— Хорошо было бы найти какие-нибудь записки или страницы дневника, — сказал Редмонд, разглядывая комнату, в которую они попали. — Думаю, такие вещи хранятся в личных комнатах, то есть спальнях, — ответил Вайолет. — А судя по всему, мы сейчас находимся в комнате вроде как отдыха. Комната была снабжена камином, шкафами с сервантом и старой мебелью, которая давно потеряла свой естественный цвет. Грегори подошел к стене, на которой висела очередная картина, покрытая пылью. Проведя рукой по поверхности при этом собрав слой пыли на ладошке, он смог разглядеть какой-то нарисованный пейзаж, изображающий цветущий сад с маленьким фонтаном. — Тебе знаком художник? — Поинтересовался Эдгар, рассматривая вместе с товарищем пейзаж. — Понятия не имею, — ответил Грегори, быстро перейдя к другой картине, с которой так же убрал слой пыли. На ней была изображена собака, возле которой стояла маленькая девочка не больше пяти лет, из-за чего животное выглядело на ее фоне очень большим. — Здесь какие-то статуэтки и шкатулки, посвети тут, — позвал Чеслок Вайолета к камину, на котором он приметил сохранившиеся от хозяев вещи. Когда свет от фонаря упал на поверхность камина, парни увидели обычные статуэтки лошадей и маленькую пустую шкатулку. Разочарованный Чеслок из-за того, что нашел бесполезные находки, засунув руки в карманы брюк, развернулся в другую сторону и продолжил поиски, но ничего ценного или интересного ему найти не удалось. В шкафах и тумбах было пусто, за исключение пары полок, в которых находились старые чистые листы и футляр для очков. Такая же ситуация была у Блюэра и Гринхилла. Они, уходя в противоположную сторону, нашли ванную комнату, которая была полупустая, поэтому было решено заглянуть в другую ближайшую дверь. За такой дверью оказался большой обеденный зал, в котором кроме стульев и стола, накрытого старой скатертью, ничего не было. К залу прилагалась кухня, которая имела небольшую площадь. Тут им повезло больше, потому что большая часть кухонной утвари осталась на месте, но кроме нее здесь не на что было смотреть. — Я видел, что за лестницей есть еще какая-то комната, пойдем туда, — предложил Герман, понимая, что тут они зря проводят время. Комната, о которой говорил Герман и в которую они пришли, напоминала еще одно место, в котором можно принимать гостей. Много разной мебели, на стенах висели картины и настенные канделябры. Лоуренс сразу стал рыться в полках тумбы, которая стояла рядом с креслом, и нашел шахматы. Не долго их рассматривая, он положил их на место и продолжил дальше поиски. В самом углу стоял высокий шкаф, накрытый простыней, который Блюэр увидел случайно, потому что простыня была темного цвета и сливалась с комнатой, в которую перестали попадать последние отблески света уходящего дня, а свет от фонаря был недостаточно мощным, чтобы все осветить своим огоньком. Лоуренс с легкостью избавился от ткани и перед ним предстали полки, забитые книгами. — Ты заметил, что только шкаф был как-то защищен от пыли? — Обратился Лоуренс к Герману. — Может, хозяин любил книги и даже при жизни старался их как-то уберечь? Герман лишь пожал плечами. Это место не вызывало у него никакого интереса, только было никогда неиспытанное чувство тревожности от того, что они одни в такой мрачной обстановке. — Вы здесь? — Послышался знакомый голос, который раздавался в дверном проеме. Грегори стоял с опущенным фонарем, так что свет лишь немного освещал фигуру парня. Черный макияж, накинутый капюшон на голову и привычно-мрачный образ делали из него самого подобия призрака. — Ты можешь больше не подкрадываться так тихо? — Попросил Блюэр. — Я не думал, что в этом месте тебя может что-то напугать, — ответил Грегори. — Конечно меня пугают ненормальные. «Вроде тебя», — хотел добавит Лоуренс, но промолчал. — Пойдемте на второй этаж, тут нет ничего интересного, — сказал Чеслок, который ожидал большего от пребывания здесь. — Вы ничего интересного не находили? — Спросил Вайолет, префекты «синего» и «зеленого» дортуаров ответили отрицательно. — Тут должен еще быть подвал или погреб, если хотите, можем его поискать. — Просто замечательно, — саркастически обрадовался Блюэр. — Ты же вроде говорил, что места лишенные жизни тебе нравятся, что тебя тогда не устраивает? — Безразличие и недовольство Лоуренса стало понемногу раздражать Грегори. — Да все хорошо, пойдемте скорее наверх, — сказал Блюэр, направляясь к лестнице. Поднявшись на второй этаж по широкой лестнице, парням снова был предложен выбор разделиться, так как коридор уходил в противоположные части особняка. — Здесь должны быть спальные комнаты, пойдемте на этот раз вместе, — принял решение Грегори, с которым все согласились. Он решил сначала пойти направо, минуя четыре двери и заворачивая за угол, за которым было продолжение коридора. Впереди виднелось большое окно, а по бокам стен были еще две двери. — Я думал, мы будем заходить во все комнаты, — сказал Чеслок, заметив, что его префект прошел мимо начальных дверей. — Моя интуиция подсказала идти сюда, — ответил Грегори. Он подошел к двери с левой стороны и открыл ее. Интуиция главу «фиолетового» не подвела и за дверью находилась спальня со стандартным интерьером: ближе к стене находился туалетный столик с пыльным зеркалом, кровать, которая в отличие от зеркала была защищена от пыли вуалью, шкаф и ширма. Даже если бы парни затушили фонари, здесь было бы все равно светло, а все благодаря высоким окнам и безоблачной погоде. — Чур это комната моя, хотя я спать не планирую, — сказал Чеслок, который, убрав вуаль, плюхнулся на мягкую кровать. — Как хорошо, что кто-то позаботился о сохранности кровати в чистом виде. — Точно подмечено, — согласился Грегори, который предполагал, что постель после долгих лет будет непригодна для сна, поэтому он захватил свою чистую простынь и плед. Думая о своих вещах, он вспомнил про свой чемодан, держащий в руке. — Предлагаю тут оставить вещи. — Даже не подумаю, — сказал Лоуренс. — Боишься, что призраки их украдут? — Сказал Грегори, улыбнувшись. Блюэр, открыв рот, хотел было что-то сказать, но передумал, молча ставя на пол свой чемодан и снимая пальто. — Раздеваться было лишним, — сказал Редмонд. — Верхняя одежда только сковывает мои движения. — Я возьму свои вещи с собой, мне тут не нравится, — сказал Герман. Остальные решили, что чемодан лучше оставлять там, где они будут ночевать, а эта комната явно никому не приглянулась. Парни продолжили прогулку по особняку. Заглянув в соседнюю комнату, они обнаружили еще одну спальню, которая была обставлена богаче, чем предыдущая. — Отлично, осталось найти еще три таких спальни и можно спокойно пережить эту ночь во сне, — сказал Редмонд. — Я предлагаю разделить эти комнаты на всех, — сказал Блюэр. — Нам лучше находиться не далеко друг от друга. Пока префект «синего» решал проблему с ночевкой с префектом «красного» Грегори, не теряя зря времени, начал обследовать все полки и шкафы какие-тут имелись. Ему посчастливилось найти старое письмо в ящике письменного стола, которое, увы, уже было невозможно прочесть. В комоде сохранились несколько ночных сорочек, но на первый взгляд трудно было определить принадлежали они мужчине или женщине. — Оо, Вайолет, не хочешь вызвать пиковую даму? — Предложил Чеслок, вытирая какой-то найденной тряпкой зеркало, обрамленное узорчатой рамой. — Не сегодня. Фэг «фиолетового» опустил взгляд на столик трюмо и обнаружил сохранившиеся флакончики духов. Находку он не стал рассматривать и брать в руки, его интересовало содержимое стола, вдруг там тоже что-то есть, и на этот раз ему повезло больше. В последней третьей небольшой полке он нашел дневник, который отчасти был в сохранности, и половину из того, что там написано можно было прочесть. — Идите все сюда, я нашел дневник, — позвал всех Чеслок, облокотившись на столик трюмо и готовый читать содержимое. Парни сразу же окружили его и с нетерпением готовы были слушать. «12 апреля 1786 года, Несмотря на прекрасный день, что выпал нам сегодня, на моей душе по-прежнему тревожно. Маме не становится лучше, кажется, болезнь только сильнее съедает ее, хотя врач говорит не сдаваться и верить в лучшее. Хотелось бы знать, что это не пустые слова утешения. Ох, если бы только отец не запирался целыми сутками в своем кабинете и мог бы изредка наведывать маму, возможно, от его присутствия ей бы стало легче, но он говорит ему больно на нее смотреть. И больнее от того, что он не может ничем помочь. 14 апреля 1786 года, В доме все по-старому. Отец не выходит из своего кабинета, мама чувствует себя не лучше. Утром пришло письмо с приглашением на бал. Это был первый лучик света в моей жизни за последнее время, ведь приглашение пришло от Альберта. Я его не видела, наверно, с того момента, как матушка заболела. Но как бы мне не хотелось побывать на балу, я не могла веселиться в такое время. 16 апреля 1786 года, Без изменений. От отчаяния мне не хочется ничего писать. Врач уже не произносит утешительных фраз.» — Дальше несколько дней она пишет, что все по-старому, где-то страницы размыты, но можно увидеть, что там нет ничего интересного, — говорит Чеслок, переворачивая страницы и видя, что дальше идут записи без какого-либо содержания. — А, вот, нашел, читаю. «3 мая 1786 года, Этот день настал. Мама покинула нас навсегда. Я не могу в это поверить. Меня охватил ступор, а сознание выталкивает факт смерти. Боюсь представить, что сейчас чувствует отец. Нам надо держаться вместе, но он никого не хочет видеть, даже слуг, которые приносят ему еду. Я не знаю, что делать дальше. 4 мая 1786 года, Сегодня приходил врач. Его вызвала наша служанка, которая заметила ухудшение моего здоровья. Доктор прописал мне лекарства и сказал, что заедет через пару дней. 5 мая 1786 года, Ночью я проснулась от того, что услышала шаги в соседней комнате, где в болезни пребывала моя матушка. Я подумала, что отец решил предаться воспоминаниям или же он жалеет о том, что не был рядом со своей женой, а потому пришел в ту комнату. Мной овладело любопытство, и я решила заглянуть туда, но каково было мое удивление, когда я там никого не обнаружила. Я решила, что мне все послышалось и обратно вернулась в свою кровать. 6 мая 1786 года, Я опять ночью слышала чьи-то шаги в соседней комнате. На этот раз я решила сперва подойти просто к двери и убедиться, что мне не послышались они. Прислонив ухо, я отчетливо слышала, что за дверью кто-то ходит. Когда я нашла в себе мужество войти, то в комнате снова никого не оказалось. В этот раз меня охватил настоящий испуг, ведь сначала я подумала на отца и на мое воображение, но сейчас эти догадки отпали. 7 мая 1786 года, Врач поставил мне такой же диагноз, как и у моей мамы. Он так же советовал не отчаиваться, но я уже знала, чем это кончится. Наверно, я могла заразиться, когда сидела возле нее. В эту же ночь я слышала снова шаги в соседней комнате и к ним добавился женский плач. Моя смелось улетучилась, уже не было желания проверить кто там. Я, накрывшись с головой одеялом, постаралась уснуть. 8 мая 1786 года, Сегодня днем я попросила горничную переночевать у меня. Я рассказала, что слышу по ночам какие-то шорохи и плач в соседней комнате, но словами и записью, которую сейчас пишу, свой страх не могла и не могу передать. Ночью все снова повторилось: были шаги, потом плачь, — все это слышала и горничная, которая не меньше моего была напугана, но тем не менее она не отказалась побыть со мной и в следующую ночь.» Дальше страницы дневника было невозможно прочесть, но и тех записей было достаточно, чтобы у слушателей пробежали мурашки по коже, а кого-то даже кинуло в легкий холодок. — Не знаю, парни, есть ли призраки, но в ту спальню я больше не войду, — сказал Редмонд. — Я бы и в этой не очень хотел оставаться, — высказался Герман. — Какие же вы внушаемые. Всему есть объяснение, — сказал Лоуренс. — Тогда удиви, — сказал Эдгар, садясь на диван. — Все просто. Девушка начала болеть незадолго до того момента, как начала «что-то слышать», то есть галлюцинации были симптомами недомогания и высокой температуры. Да, она не писала, что в тот момент была в болезненном состоянии, но об этом легко можно догадаться. — А как же горничная? — Возможно, эта была единственна горничная в доме или же она была близка девушке, ведь она попросила именно ее остаться ночью, а потому, исходя из моих предположений, в которых я ничуть не сомневаюсь, горничная с самого начала находилась в ее окружении, а значит и она могла перенять заболевание. — Звучит как бред, — сказал Грегори, которого история напугала не меньше, чем остальных, но в тоже время она еще сильнее разожгла в нем любопытство узнать больше подробностей или, что еще лучше, желание почувствовать и услышать все самому, что услышала девушка. — Ладно, давай не будем спорить, предположим ты прав, но в таком случае ты будешь ночевать в соседней комнате, если захочешь спать. — Я сам решу, где мне заночевать. — Ребятушки, пойдемте дальше осматриваться, — предложил Эдгар, не давая разжечься новому спору, — тут мы уже ничего не найдем.***
Обойдя одну часть дома и ничего не найдя, они добрались до левой части здания, в которой имелась лишь одна спальня, находящаяся недалеко от лестницы. Там было так же, как и предыдущих спальнях. Исследовав ее, парни не нашли ничего интересного, а вот соседняя комната, которая, судя по обстановке, служила кабинетом, о котором говорилось в дневнике, могла порадовать находками. Эта была уютная небольшая комната с одним креслом возле окна, на полу был застелен уже протертый ковер, ближе к стене стоял небольшой письменный столик, а сзади и сбоку от него находились высоченные шкафы с книгами. Пошарив в полках письменного стола, Грегори удалось обнаружить две фотографии. На одной из них были запечатлены три персоны, а зная историю особняка и тех, кто тут жил, можно догадаться, что на фото был хозяин с женой и дочерью. Мужчина имел темные волосы, пышную бороду и небольшое пузо. Он добродушно улыбался, а дамы рядом с ним казались счастливы и выглядели естественно и непринужденно, в отличии от тех, кто предпочитает фотографироваться без каких-либо эмоций. На следующей фотографии были запечатлены только миссис и мисс Гримберг. Миссис Гримберг сидела на кресле и одной рукой обнимала свою дочь, которая нагнувшись через подлокотник кресла, обнимала женщину за плечи. Парни сразу узнали повзрослевшую маленькую леди из картины, где девочка стояла рядом с собакой. Ничего больше не найдя, они отправились в соседнюю комнату, которая имела две небольших входных арки. Это пока что была самая большая комната, которую довелось парням увидеть в этом особняке. Камин в ней находился посередине и условно разделял комнату на две части, в одной из которой находился бильярдный стол, опустевший мини бар, кресла и диван. Во второй части имелся один маленький круглый столик и квадратный, который стоял возле дивана и кресла, стены украшали маски африканского или индейского происхождения, а ближе к стене стоял рояль, над которым висела очередная запылившаяся картина. Выйдя из комнаты и очутившись в конце коридора, который, как и в противоположной стороне, сворачивался налево, парни очутились в просторном месте, где не было никаких дверей, а лишь по правую сторону висел огромный гобелен, а чуть дальше виднелась лестница. — Предлагаю быстро пробежаться по третьему этажу и вернуться, — сказал Блюэр, имея ввиду вернуться в комнату с дневником, где они как раз оставили вещи. — С чего вдруг? — Осведомился Эдгар. — Вайолет был прав, я утомился за все это время и хочу хотя бы просто посидеть с закрытыми глазами. Как бы я не любил исторические места, но спать в них еще не решился. — Может, тогда третий этаж оставим на завтра и уже при дневном свете все осмотрим? — предложил Герман. — Ты как, Вайолет? — Спросил Эдгар, которому предложение Германа пришлось по душе. Грегори нехотя согласился, строя недовольную гримасу. Чеслоку тоже не хотелось уходить, но если его префект не смог повлиять на общее решение, то его голос точно не имел никакого веса.***
Жалким зрелищем было для Грегори наблюдать за имитацией сна, которую демонстрировал Лоуренс, сидя на стуле рядом с туалетным столиком. Он положил голову на согнутую руку и как только проваливался в сон, голова его умудрялась слетать с кулака, от чего он нехотя открывал глаза и опять принимал изначальную позу, пока вновь его голова не начинала падать. Эдгар и Герман, немного перекусив, давно уже спали крепким сном на разных краях огромной кровати, укрывшись одеялом. — Лоуренс, вставай, — говорил шепотом Вайолет, тормоша за плечо друга. — Все уже спят… Кроме нас с Чеслоком. У меня есть свечи… — Я не буду тут спать, — решительно сказал Блюэр. — Не бери в голову. Я зажгу свечи, ляжешь на край кровати или в ногах, я все равно спать не хочу, буду сторожить вас с Чеслоком в случае чего, так что бояться нечего. — Не в этом дело… Ладно, доставай свечи. Блюэр так утомился, что спорить не было сил, да и Вайолет был убедителен. При свечах и с дежурными можно и ненадолго уснуть, не смотря на антисанитарию, которая якобы была причиной его отказа ночевать здесь. Вайолет как и обещал достал четыре свечи, две из которых вставил в настенные подсвечники, а две другие расположил на туалетном столике — самом ближайшем месте от кровати. Четырех небольших огонька хватило, чтобы в полной мере осветить спальню. Убедившись, что Блюэр, умостившись у ног товарищей, уснул, Грегори принялся листать от скуки дневник, который нашел Чеслок, но вся интересная информация из него была уже прочитана. Аккуратно отодвинув дневник, он начал задумываться, что бы он делал, отправься он сюда только с Чеслоком. Наверняка, они давно уже прошлись бы по третьему этажу и заночевали в соседней комнате. Грегори подошел к помощнику, который листал книги в надежде, что в них кто-то что-то мог оставить и забыть, иначе бы он никогда к ним и не притронулся. Не сказать, что он вообще не любил книги, скорее предпочитал не иметь с ними дела. — Меня не покидает история про соседнюю комнату, — шепотом, чтобы никого не разбудить, сказал Грегори фэгу, который тут же, оторвавшись от своего занятия, посмотрел на префекта. — Не хочешь сейчас сходить туда? — Ты серьезно? — Чеслок засиял в улыбке и чуть ли не крикнул, не пытаясь скрыть своего поднятого настроения. Он уже и не надеялся на веселье из-за балласта в виде других префектов. — Тише, не разбуди всех, иначе Блюэр ор поднимет, что без охраны спал. — Это точно, — уже тише сказал помощник «фиолетового». — Кстати, а не разумнее ли было разбудить главу «синего» или лучше уложить в соседней комнате, он же вроде как ничего не боится. — Он придумает тысячу аргументов, чтобы там не спать и при этом будет утверждать, что сверхъестественного не существует. Я предпочел в таком случае сберечь себе нервы. — Так пусть и утверждает, в этом же и заключается суть спора. — Я изначально не собирался ничего доказывать. Я хотел побывать в этом особняке, и я это сделал. — Все равно не понимаю твоей логики. Вайолет остановился возле двери соседней комнаты. Чеслок подумал, что префект пытается подобрать нужные слова, чтобы донести до него свои мысли, но на самом деле Вайолет прислушивался. — Ты что-то слышишь? — Сказал тот, поворачиваясь к помощнику. — Шаги за дверью? — Нет, внизу. Как будто кто-то ходит. Наверно, показалось, — неуверенно сказал Вайолет, после того, как Чеслок отрицательно покачал головой, хотя непонятный шум на первом этаже не прекращал звучать в ушах главы «фиолетового». Он открыл наконец дверь и фонариком осветил комнату. Она была по-прежнему пуста и не проявляла никаких признаков потустороннего. — Давай тут заночуем, — сказал Чеслок. — Не переживай за остальных, — добавил он, заметив, что префект «фиолетового» открыл рот, чтобы отказаться из-за обещания быть рядом с товарищами. — Мы услышим, если они проснуться. Признайся, что хочешь увидеть что-то такое эдакое. — Ты прав, но… — Никаких «но», ночуем здесь. Долго настаивать не пришлось. Грегори снял свою накидку, положил ее поверх одеяла и, удобно, примостившись на одном краю кровати, лег, но сон все никак не приходил. Он начал анализировать прошедший день и половину ночи, подсчитывая плюсы. Первым оказался сам особняк, который рождал много вопросов: кто пытался уберечь книги с кроватями и зачем, почему этот дом не пытались продать, а если пытались, то по какой причине он так и не нашел новых хозяев? Грегори предполагал, что всему виной могла оказаться дурная слава, поэтому люди боялись тут жить, но ничего из информативных источников ему не удалось узнать. Особняк находился очень далеко от других домов и селений, поэтому не было соседей, которые могли бы что-то поведать. Складывалось такое впечатление, что его и вовсе не существовало, семья жила сама по себе, была зажиточная, но откуда брался заработок тоже нельзя было выяснить. Остальными плюсами служили атмосфера и сохранность дома. Найденный дневник действительно оказал на него сильное впечатление. Боясь признаться самому себе, ему было страшно снова оказаться в этой комнате, после услышанного. Когда он думал, что ночевка здесь более чем безобидна, то сейчас лежа в кровати его тело не могло расслабиться и было в напряжение, будто в любой момент ожидало подъема, чтобы убежать. Вся эта ситуация напоминала рассказ под названием «Комната с гобеленами» Скотта Вальтера, в котором главному герою предложили провести ночь в покоях, где находился призрак. — Чеслок, ты спишь? — Угу, — промычал тот, продолжая дальше спать. Счастливчик Чеслок, смог заснуть в такой обстановке, но вскоре и Грегори сам не заметил, как понемногу начал засыпать. Во сне ему чудились чьи-то шаги, открывающиеся двери, снова шаги, уходящие куда-то. Когда через какое-то время послышались мелодичные звуки, глава «фиолетового» открыл глаза и понял, что это не сон. Из коридора действительно доносилась приглушенная музыка, и он догадывался откуда она могла быть. — Чеслок, быстро вставай! — Префект «фиолетового» перелезая на другой конец кровати начал дергать за плечо фэга. — Что случилось? — Чеслок принял сидячие положение, еще не отошедший ото сна и не понимая, что происходит. — Теперь ты слышишь? Чеслок прислушался и моментально проснулся. Посмотрев на своего префекта, он быстро вскочил с кровати и выбежал в коридор. — Да стой же, — тихо сказал Грегори, сам не понимая, зачем он продолжает говорить на пониженных тонах. Он надел свою накидку, накинув капюшон на голову, и побежал вслед за фэгом, который уже скрылся за поворотом. Тот же решил не убегать далеко, и Вайолет застал его возле большой комнаты, откуда могла доноситься музыка. — Я не успел добежать сюда, как музыка затихла, — сообщил фэг. — Думаешь, нам стоит зайти? Грегори, ничего не сказав, решительно направился в комнату, входя через одну из арок и попадая в часть с бильярдным столом. Осветив насколько это возможно комнату, парням не удалось ничего увидеть, а возле рояля было пусто. Чеслок решил не отставать от своего префекта и направился прямо к инструменту, исследуя его область, чтобы убедиться, не прячется ли кто-то за диваном или креслом. — Никого, — разочарованно заключил фэг. Грегори продолжал освещать ту область и озираться вокруг, но в комнате оставался уже только он. — Ты возвращаешься? — Спросил Чеслок, ожидая Вайолета в коридоре и готовый снова вернуться спать. — Да, только проверю конец коридора за поворотом. — Увидишь что-то — зови. Освещая широкий пустой коридор, Грегори подошел к лестнице, которую до этого момента видел только вдалеке. Как оказалось, она находилась ближе к стене, на которой было расположено огромное окно, пропускающее лунный свет. Каменные ступеньки уходили спиралью вверх, и парень нерешительно ступил на первую, а затем на вторую. Он подумал, что ребята не обидятся, если он только на секунду заглянет на третий этаж, а затем быстро вернется, но, подняв голову вверх, он машинально отступил назад. Причиной желания удалиться являлся непонятный силуэт, появившийся внезапно в верхнем проеме, который постепенно преобразился в девушку, как только та вышла на свет. Она сделала всего лишь шаг, но он настолько был плавным и казался легким, будто она перелетела с одного места на другое, из-за чего не было сомнений — она призрак умершей дочери хозяина дома. Из неоткуда возникшая девушка была бледна и очень красива, а ее молодость, миндалевидные глаза и длинные вьющиеся локоны усиливали схожесть с той, которая была запечатлена на фотографии. Если бы он хотел ее нарисовать, ему бы и пары секунд хватило для того, чтобы запомнить черты ее лица, настроение и позу, в которой она стоит. Но он как зачарованный не мог отвести взгляда. В свою очередь она тоже глядела пристально на парня, будто испытывала его на стойкость. Когда послышались приближающиеся шаги, Грегори непроизвольно обернулся на их звук, а когда снова устремил взгляд наверх, то уже никого не увидел. Девушка исчезла так же внезапно, как и появилась. — Куда ты пропал? — Спросил прибежавший Блюэр. Он не смог быстро найти фонарик, когда проснулся, поэтому схватил одну из свечей и ладошкой прикрывал пламя, стараясь на ходу его не затушить. — Только не говори, что ты без нас поднимался наверх, — сказал Редмонд, скрещивая руки. — Я не успел… — Но хотел, — не унимался «алый». — Хотел пока не увидел дочь Гримберга. — Кого? Мне не послышалось? — Только на Лоуренса не произвели впечатления слова Грегори. Он недоверчиво смотрел на «фиолетового», когда остальные, чуть ли не затаив дыхания, ждали подробностей. — Тебе не послышалось, Блюэр. Я ее видел до того, как вы прибежали. Она стояла наверху, и я ее так же отчетливо видел, как вижу вас. — У тебя все равно нет никаких доказательств и свидетелей. — Попрошу не торопиться, свидетели были, — вставил свое слово Чеслок, на которого все переключили внимание. — Да, я ничего не видел, но зато слышал странные звуки, а если конкретнее, игру на рояле, причем весьма неплохую. — И когда вы прибежали посмотреть, кто это играет, никого в итоге не нашли, — сказал Блюэр. Грегори понимал, что ему просто так никто не поверит. Если бы только они слышали то, что слышал он с Чеслоком, было бы больше шансов, чтобы их убедить в увиденном. На его счастье, наверху снова раздался шум, как будто что-то упало. От накала всех историй и пребывания в угнетенном месте, даже Блюэр похолодел от внезапного шума, но внешне он держался спокойно и не собирался избавляться от своего скептицизма. Самым смелым оказался Герман, который уверено начал подниматься, готовый самостоятельно разобраться в возникшем шуме и с тем, кто его создал, естественно, если таковой имелся. Препятствием геройства стало отсутствие источника света. — Кто-то пойдет со мной? Мне нужен фонарик, — озвучил он свою проблему. — Мы все идем, — решил за всех Эдгар. — Ты можешь держаться меня, я не очень напуган, — сказал Грегори Блюэру, на котором сомнение идти ли вслед за остальными читалось на лице. — Кто сказал тебе, что я испугался? Я стараюсь в темноте не споткнуться, поэтому и иду медленно. — Понятно, — ответил Грегори, а Чеслок из-за всех сил старался держаться, чтобы не выдать колкую фразу к попыткам спрятать свой страх «синего» за оправданиями. Наконец, очутившись на последнем этаже, перед парнями открылась картина минимализма, состоящая только из барельефа на всю стену, изображающего пышный сад с миниатюрным мостиком и высоким деревом, и рядом с ним стоящим пианино. Огромное окно почти на всю стену визуально еще больше расширяло пространство и не давало ощущения неосознанной паники замкнутого пространства, которое было некоторым из парней присуще. Несомненно, эта комната вызывала наиболее благоприятное впечатление и спокойствие пока на этаже снова не послышались непонятные звуки.