Доминанта

Эйджиро выходит из ванной. Ему не особо удобно ходить из-за плага. Кацуки уже выходит в коридор. — Пошли со мной. Они идут в гостиную. И Киришима смотрит на время на часах. Эйджиро ступает осторожно, почти на цыпочках — пробка невозможно давила, он растянул себя достаточно — но не настолько, чтобы мышцы сразу расслабились. А ждать долго Бакуго не стал бы. Авось еще сильнее бы попало. — Сядь, — Кацуки указывает на диван. Киришима садится аккуратно, жмурясь от того, как неприятно плаг вжимается в кожу. Бакуго смотрит на него снизу, рукой поднимает его подбородок, его ладонь медленно скользит по шее. Бакуго сжимает его горло, и Киришима неосознанно отклоняется назад, вжимается в спинку дивана и смотрит глаза-в-глаза. Бакуго давит на его шею и Киришима делает глубокий вдох. Он закрывает глаза и кладет ладонь на руку Бакуго, прикладывает свою силу, сильнее давя на шею. — Не жалей меня, — хрипло шепчет Киришима. Глаза Кацуки все еще красные, он смотрит ими зло, яростно, почти безнадежно отчаянно. Он держит его, пока Эйджиро снова не открывает глаза, не открывает рот, и его рука не начинает отталкивать руку Бакуго. Кацуки сбрасывает ее с себя, держит еще секунд десять-двенадцать, и отпускает. Эйджиро делает большой вдох и откидывает голову назад. Он расслабляется, и Кацуки приказывает ему развернуться, опереться руками на спинку дивана. Кацуки недолго думая, тянет за плаг пробки, и Эйджиро, стиснув зубы, расслабляется, давая пробке выскочить из себя, его ноги дрожат, а пальцы ног поджимаются. Кацуки без проблем заталкивает ее назад, и Эйджиро прикусывает свою руку на запястье. Бакуго шевелит ей внутри, крутит и не дает ему отодвинуться. Эйджиро покорно утыкается носом в руку и не издает ни звука. Кацуки размашисто бьет его по ягодице, и Киришима напрягается, сутулит спину, но Бакуго быстрым движением опускает его горячей ладонью, едва терпимой к коже, давит на поясницу — рычит, чтоб не рыпался. Эйджиро не двигается, но весь напряжённый — он не знает, куда придётся следующий удар. Не знает, какой он будет. Что Кацуки задумал на самом деле. Расскаленным стеклом отдает в боку, когда Бакуго бьет его искрящейся ладонью — на его боку тут же виднеются небольшие краснеющие ожоги. Не такие, которые потом вздуются в волдыри — а те, что сойдут за час-полтора. Эйджиро дергается вбок и шипит от неожиданности. Как нож по ушам звучит: — Я сказал тебе не рыпаться? — Кацуки тянется к его волосам, хватает их в кулак и рывком поднимает ахуевающего Киришиму к своей груди. — Чем больше звуков ты издашь — тем больше я буду мучить вот эту штучку. Он щелкает пальцем по напряженному члену Киришимы. — Мне кажется, ты не заслуживаешь никакого хорошего отношения. Киришима ошалело смотрит в глаза Кацуки — они холодные, будто багровые реки, они безжалостные. В них кипит желание причинить боль и унизить. — Я не хочу даже трахать такую суку, как ты, — говорит Бакуго и отпускает его волосы, но не давая ему упасть. — Слезай с дивана. Киришима осторожно ступает на ковер с длинным мягким ворсом и пытается поставить вторую ногу — и наступает на ногу Бакуго. Он молча отталкивает его от себя несильно, и Киришима едва удерживает равновесие. В гнетущей атмосфере он садится на пятки и ждет дальнейших указаний, сложив напряженные кулаки на бедра. — Ползи сюда и отсоси мне, — рычит Кацуки. Киришима тут же исполняет приказ, хочет приступить к делу, подлезть под запахнутый халат, но Бакуго останавливает его, большим пальцем проходится по губам и открывает его рот. Эйджиро видит в чужих руках предмет — поэтому старается открыть как можно шире. Бакуго аккуратно вставляет ему капы, которые они заказывали специально, когда Киришима чуть не оттяпал Кацуки член в порыве страсти. Эйджиро ныряет под халат, радуется наступившему полумраку и отсутствия взгляда на себе, глубоко вдыхает и начинает с головки. Только он собирается пойти по своей стандартной схеме минетов — Кацуки от нее и адреналина мог кончить в два раза быстрее обычного, как рука сверху тут же насаживает его на член до конца. Киришима давится, пытается заставить себя привыкнуть, весь напрягается, но снова кашляет, пока Кацуки даже не думает перестать вжимать его в свой лобок. Дышать нечем, и Эйджиро расслабленно оседает перед еще одним приступом рвотного рефлекса. Бакуго отпускает его — и Киришима отстраняется, закашливается, еле вдыхает, с его рта капает на пол вязкая слюна, в горле першит. Кацуки откидывает полы халата, снова тянет его за голову к своему члену, насаживает уверенно, до упора, Киришима смотрел прямо в его глаза, кашляет, слюна течёт вязкая, пузырится около губ, Эйджиро жмурится от слез, и Кацуки свободной рукой зажимает ему нос. Киришима жмурится, хватает его за руку своей рукой, весь напрягается и отодвигается назад. Мысли в голове начинали путаться, а руки искали, за что бы им зацепиться, чтобы сделать побольнее и его отпустили. Когда Киришима снова открывает глаза — мир сине-зеленый и плывет. Кацуки отпускает его, и он падает на ковер, судорожно вдыхает, чувствуя, как продолжает дрожать его тело. Он что смог кончить только от этого? Слезы, слюна и его сперма на ковре казались чужими. Бакуго поднимает его голову и щелкает перед глазами. Киришимины глаза не фокусировались — у него кружилась голова. Кацуки берет его под мышки и швыряет на диван сначала туловище, а потом забрасывает ноги. На него, наверное, хорошо работает удушье, потому что он со вчерашнего вечера ничего не ел. Эйджиро весь расслабленный и отходит дольше, чем обычно — ему требуется около 5-10 минут. Бакуго разворачивает его на бок, вынимает пробку, что сопровождается громким стоном и очередным шлепком, аккуратно, обильно облив смазкой, вставляет вибростимулятор простаты. По реакции Эйджиро он понимает, что нашел нужное положение. — Не выпускай его из себя, ты понял?! — кричит Бакуго. Киришима кивает и медленно моргает, медленно приходя в себя и поскуливая. Бакуго размашисто ударяет его по лицу. — Ни звука. Ты понял? — рычит он. Киришима кивает. Они смотрят в глаза друг-друга и не узнают чей-либо взгляд. Эйджиро смотрит на него как загнанная жертва, Бакуго будто бы готов перегрызть ему глотку. Они глядели друг на друга как животные, как будто они только что встретились по разные стороны реки. Эйджиро знает — ему не сбежать, поздно уносить ноги. Он смиренно дрожал под суровым холодным взглядом, готовый на все, готовый принять эту жертву на себя. Он дрожал от страха и предвкушения. Бакуго взял его подбородок, и Киришима послушно вытянул шею. Стимулятор постепенно приводил его в чувства, а Кацуки ощущал, что в его руках сейчас хрупчайший фарфоровый сосуд. Он спрашивает Киришиму как тогда, в ту злополучную ночь, только робко и на ухо: «можно я сяду тебе на лицо?» Киришима встречает взгляд Бакуго и кивает. Кацуки лениво себя ласкает, приказывает вытянуть руки вперед и вытягивает пояс своего халата, связывает ему запястья, аккуратно опускает подушку с головой Киришимы, который лишь согнул ноги в коленях, скрестил их, прогнул поясницу и подпер пятками конец стимулятора — чтобы не выпал. Сейчас его анус после пробки очень растянут и при всех усилиях будет тяжело удерживать его в себе. А тут — еще когда нужно заниматься двумя делами одновременно. Бакуго тяжелый — и Эйджиро осознает, насколько. Если он сядет полным весом — Киришима снова начнет задыхаться. Он жаждет этого, но до дрожи боится. Бакуго сначала ненадолго закрывает ему руками нос и рот, чтобы проверить, за сколько секунд Киришима может потерять сознание. Как только глаза начинают закатываться, а Эйджиро руками пытается сбить его руки — Бакуго отпускает, обтирая слюну с ладоней об халат. Полторы минуты. Киришима в отличной физической форме и у него уйма опыта в удушениях, к тому же ему тяжело дышать в Несокрушимой форме. Так что Бакуго даже радуется такому показателю. Он дает Эйджиро прийти в себя, ударяет ладонью по напряженному, исходящему смазкой члену и садится. Киришима чувствует себя так, будто его голова сейчас расколется словно переспевший арбуз, выгибает поясницу и жмурится, пока Бакуго вслух начинает считать 85 секунд и смотрит на часы. Эйджиро хочет повертеть головой, но бедра никуда не пускают. Он слышит, как Кацуки мастурбирует, чувствует, как его подбородка касаются его яички, слышит, как временами сбивается его дыхание, пока весь его слух не превращается в звон. Он не слышит Кацуки, мелко дрожит, видит синие пятна и чувствует, как силы его покидают. Кацуки поднимается и разворачивается, садится ему на грудь неполным весом и чувствует, как горячая кожа, покрытая маленькими капельками пота, касается его бедер, и он раскачивается будто на волнах. Амплитуда дыхания у Киришимы огромная. Он ошалело смотрит в потолок и свешивает голову в сторону. — Порядок? — спрашивает он. Киришима кивает, закрывая глаза. Бакуго наотмашь бьет по его лицу, цедя через зубы «не спать». Эйджиро смотрит ясным взглядом, его бьет дрожь, он чересчур выгибается в пояснице, и Кацуки обращает внимание на то, как он лежит — подпирает вибратор пятками, сжимая кулаки до белой кожи. Бакуго улыбается, скользит рукой по его прессу и касается члена. Аккуратно, неспеша, кончиками пальцев проходится по стволу, шаг за шажком, обхватывает ладонью, большим пальцем гладя головку. Рука расслабленно двигается фрикциями, и Кацуки смотрит за реакцией Эйджиро. Он видит, как ему становится мало, как он сжимает челюсти, чтобы не стонать, как напрягается его пресс. Бакуго отпускает его член, и Киришима весь расслабляется, тут же напрягаясь и откидывая голову назад. Легче молчать, когда рот закрыт чем-нибудь, но Эйджиро держится. Бакуго предупреждает, что не собирается останавливаться, и Киришима переводит взгляд на часы. Прошло только полчаса. Рука снова касается члена, и Эйджиро дергается, закрывает связанными поясом руки к лицу и жмурится. Он хотел крикнуть или сказать Бакуго не трогать, но он лишь сильнее стискивает челюсти и ощущает тяжесть невыносимую в груди. У него все еще путались мысли, ком стоял в горле и ему тяжело было дышать спокойно. Бакуго залезает на диван и садится на пятки перед Киришимой. — Выпрями ноги, — просит он, убирая его ноги от стимулятора. Эйджиро перед тем, как выпрямить ноги, приподнимает таз с дивана и пяткой ставит его в упор, чтобы он не выпал, когда Киришима ляжет назад. Бакуго ему чуть-чуть помогает, прибавляет вибрации, и Эйджиро жмурится и непроизвольно разворачивается на бок, сводит ноги вместе, сгибая их в коленях. Кацуки крепко держит ручку стимулятора, не позволяя ему выпасть. Он видит, как Киришима весь напрягается, чтобы он остался в нем. Как его лицо заливается краской и как его пот скользит по скуле к подбородку и застывает там каплями, которые вот-вот сорвутся на диван. Бакуго начинает двигать стимулятор, и Киришима кусает себя за руку, жмурится и пытается отползти вверх, чтобы Кацуки не трогал его и не двигал стимулятор. — Тебе подрочить? — Бакуго тянет руку, но Эйджиро уворачивается и притягивает колени к груди, чтобы он не мог вообще его коснуться. — У тебя крыша едет, Эйджиро? Киришима закрывает лицо и открывает рот, его тело бьет крупная дрожь. — Ты и без руки справился? Дай посмотреть. Киришима стыдливо прикрывает красное лицо, и Кацуки, держась на руках, нависает над ним. Смотрит, как на груди, на животе и диване белеет сперма, мотает головой расстроенно и садится обратно. — Такими темпами придется менять диван. Если ты продолжишь его пачкать, Эйджиро. Бакуго рывком вытягивает Киришиму в рост, разворачивает на спине и закидывает его колени на свои плечи. Эйджиро смотрит на него из-под полуприкрытых глаз, он весь красный, и Бакуго знает, что ему больно будет продолжать, но такова цена за всё, что он сделал с ним. Кацуки прижимает стимулятор к простате, растягивает по члену презерватив и приподнимает чужие бедра выше, входит внутрь снизу, под стимулятор, и Эйджиро откидывает голову, вжимается в подушку и выгибает поясницу, кусает губы до крови, дышит глубоко и часто, сжимается вокруг Кацуки. Бакуго на пробу двигается, рычит — ему недостаточно этого, чтобы кончить. Он привык к члену Киришимы в себе. Он двигается аккуратно и поражается, как остро на все реагирует Эйджиро. С каждым толчком он все больше прячет лицо, все пытается его руками отодвинуть от себя и напрягает ноги — сил не хватает, чтобы согнуть их сильнее и отпихнуть Кацуки. Бакуго наблюдает за этим сумасшествием и довольно рычит, кусает его грудь, оставляет укусы один за одним, не церемонится с силой и тут же руками растирает кровь по его животу и груди, нарочно задевает соски, после этого выпрямляется, садится на пятки и, держась на массивные бедра и чуть сдвигая Киришиму с диванной подушки, толкается снизу. Бакуго смещает руку на низ живота, вытягивает стимулятор и чувствует под рукой движение при каждом движении, видит, как впалый живот колеблется прямо под тем местом, где двигается его член. — Дай руки, — рычит Кацуки, тяжело дыша. Киришима исполняет требование. Бакуго прижимает его ладони к месту чуть ниже пупка, толкается, и Эйджиро будто сходит с ума. Дергает руки, но Кацуки давит еще сильнее. — Кацуки, пожалуйста! — нарушает тишину Киришима. — Что? — спрашивает Бакуго. Киришима всхлипывает, напрягает ноги и расслабляется, поворачивает голову на бок. Он делает глубокий вдох и замирает. Кацуки не останавливается, только ускоряется. Киришима ничего не говорит, и Бакуго отпускает его руки, которыми он тут же закрывает лицо и корпусом разворачивается набок. — Смотри сюда, — Бакуго ведет от того, как дорожки крови дрожат и сохнут на чужой груди.- Что ты хочешь? Киришима жмурится и ложится ровно. Тяжелый голос звучит в самое ухо, и Эйджиро чувствует, как в нем все кричит и все его эмоции льются через край. Он ощущает все так остро, так чутко, его сердце вот-вот взорвется. В этот момент в нем слились отчаяние, боль и удовольствие. Он в который раз не выдерживает чужой на себе взгляд, закрывает руками лицо, матерясь про себя на этот проклятый пояс халата, и чувствует горячие слезы по румяным щекам. Он всхлипывает, шмыгает носом и чувствует руки на своей шее. Он делает судорожный вдох и ощущает, как орет в нем все — и сам он надрывается в хрипе, который Бакуго игнорирует и давит сильнее — хрип прерывается, и Киришима судорожно пытается вдохнуть, но лишь давится, беззвучно открывая рот и ошалело глядя на Кацуки сквозь свои пальцы. Он ощущает, как все в нем протыкается иглами, сам он — кукла, тряпичная и слабая, сам он — хрип, застрявший в глотке без воздуха. Киришима закрывает глаза, чувствует, как теряет сознание, он весь напряжен, как струна, весь он — ненависть, весь он — страсть. И Бакуго отпускает. Эйджиро чувствует, как толчки Кацуки стали направленнее, тяжелее, реже, жестче, быстрее, бьют по нужному месту, как по всему телу несет жаром, как в животе становится пусто — и он снова заполняется Кацуки, который движется с широкой амплитудой. Он расслабляется до ужаса, не ощущает даже, как его касаются и зовут — в ушах звенит, а если он откроет глаза его затошнит от головокружения. Руки ощущаются свободными крыльями и ему кажется, что он сходит с ума. Кажется, что ему вырезали сердце — настолько в груди давило — забрали его или оно наоборот разрослось не по размерам грудины. По рукам скользят махровые ленты пояса, падают на свежие укусы, и Эйджиро тянет руки туда, где должно быть лицо Кацуки, берет его руками, большими пальцами проходится по губам, пытаясь разобрать, что он хочет сказать, думает, что ослеп, ощущает, как все, все ниже пупка, превратилось в один пульсирующий нерв. Вся его жизнь чувствуется сердцем в висках, он бесконечно гладит чужие скулы и забывает дышать. Руки Кацуки по обоим бокам от него, на уровне плеч — Эйджиро чувствует, как их касается при любом движении, чувствует, как боль с удовольствием катят на него волнами. Киришима не ощущает пространство — он чувствует, что слишком расслаблен, чтобы Бакуго получал нормальное трение и кончил — не ощущает ничего, кроме жара на животе, как что-то щиплет на груди. Он аккуратно поворачивает голову, все еще не открывает глаз, чтобы его не стошнило, как его слух прорезается и его оглушает тяжелое дыхание Бакуго на ухо, как его накрывает звуками, собственными неконтролируемыми стонами и мольбами остановиться, но разве Киришима вообще что-то говорил во время этого вакуума? Все остаётся острым, игольчатым, и он не готов открыть глаза. Он чувствует, как кожа на животе неприятно натягивается, как Кацуки впивается в его грудь снова зубами до крови. Киришима смещает руки на спину и не в силах держать их так — просто закидывает за голову. Бакуго дышит чересчур тяжело, чересчур громко, и Киришима подозревает, что он близок к оргазму. Ему кажется, что все это происходит не с ним. Что все это — мимо него. Бакуго весь напряженный, пахнет искрами, сероводородом и подпаленной тканью. В воздухе застыли разные запахи. Киришима боялся потеряться среди запахов. Каждый толчок выбивал из Эйджиро новый стон, на который Кацуки цедил «заткнись нахуй». Воздух наполняется рыком, когда Бакуго кончает. Киришима весь дрожит, едва может приоткрыть глаза, посмотреть в чужие алые зрачки и убедиться, что Бакуго еще не закончил и все еще зол. — Заколебал, — рычит он. — Теперь диван точно придется менять. Киришима лениво поднимает голову, чтобы понять, в чем дело — и теперь понимает, почему ему было так горячо. Вся его грудь в мелких брызгах, живот и диван под ними были мокрыми. Киришима перевел взгляд в потолок, затем на часы. — Перерыв. Я хочу есть, — рычит Кацуки и слезает с него. — Вставай блять. Эйджиро ощущал себя как после турбулентности, как после жесткой посадки самолета — ноги дрожали, и он точно знал, что встать не сможет. — Можешь говорить, — сказал Бакуго уже с кухни. — Это пиздец, — выдохнул Киришима, закрывая глаза. Кацуки бросает ему на живот полотенце, Киришима вытирает все, на что хватает сил и спускает ноги с дивана. Все кружилось как на карусели. Он поднимается, опираясь на подлокотник, который почему-то уплыл на середину комнаты с его зрением. Ноги ватные, и Эйджиро хочется лечь назад. Бакуго подоспевает вовремя, помогает ему дойти до кресла, куда Кацуки тоже кинул полотенце на всякий случай. Киришима сидит, смотрит вроде прямо — но все плывет. Бакуго предлагает ему воды, и Эйджиро закрывает глаза, отказываясь. Кацуки приказывает — и Киришима пьет стакан холодной воды залпом.