~
Прощальный вечер начинается с пения гимна Доминации, который Илай так и не удосужился выучить, хотя Зи'кирудо ему настоятельно советовал. Все вокруг Илая поют, а он мычит мелодию себе под нос, без слов, чтобы немного распеться перед своим выходом, перед пением своего гимна. В массе чиссов и людей Илай всего лишь рядовое лицо — никто не придерётся к тому, что он не поёт. Но даже знай Илай гимн, он бы не стал его петь. Он чётко осознал свою позицию в Доминации, и распевать о вечной любви и верности царству чиссов — несопоставимо с этой позицией. После песнопения начинается череда речей правителей о важности союза чиссов и людей, о великом будущем Доминации и Галактики и единении рас. Посвящение Илая в Дом Иризи следует сразу после, как показательный жест принятия чиссами человека в свои ряды за особые заслуги перед Доминацией. Илай смиренно принимает бирюзовую ленту и подвеску с гербом Дома Иризи от главы Дома и с дежурной улыбкой слушает овации. Когда Илаю предоставляют слово, его снова окатывает волной паники. Нервы вспыхивают, грозя выгореть до тла. Но он пересиливает себя и, расправив плечи, выдвигается в самый центр возвышения во главе зала. Все затихают, обращая внимание на него. Адреналин бушует в его крови, заставляя голос чуть подрагивать, когда он начинает свою речь: — *Я безмерно благодарен Доминации за гостеприимство, что было оказано мне и моим сослуживцам. Жизни всех людей в этом зале спасены чиссами. Мы никогда этого не забудем.* Правда? — обращается Илай к толпе людей, собравшихся подле сцены-пьедестала. Люди одобрительно кивают, подтверждая слова Илая, помня о его просьбе поддержать его на мероприятии. Илай выдыхает, ощущая поддержку. Волна паники скатывает, ему становится легче говорить. — *Моя жизнь тоже была спасена одним чиссом. Неоднократно. Во время службы в Имперском флоте, и в ЧЭФ…* — Илай фокусирует свой взгляд на Трауне. Чисс вытягивается по струнке, напрягаясь. Взгляды публики устремляются на него. Илай продолжает смотреть на своего любимого и его сердце скачет в груди, отдавая эхом в ушах не только от волнения, — Траун небесно красив в парадной форме, с элегантной укладкой и блестящими знаками отличия на груди... Илай чуть не глотает язык, пытаясь сформулировать слова, но его горло спирает и его душит кашель. Прокашлявшись, он продолжает на общегалактическом, так как формировать слова на чеун становится невыносимо: — Митт'рау'нуруодо не только спас мою жизнь. Он изменил её. Так, как я и представить себе не мог. Я стал тем, кем даже не мечтал стать, оказался там, где не представлял себе возможным быть, благодаря ему. И я не просто благодарен ему за это. Мои чувства намного сильнее. И я хочу выразить их песней, так как словами это довольно сложно сделать. Народ оживляется. Шум рукоплесканий, что затевают люди, заполоняет шипящую тишину. Некоторые чиссы подхватывают аплодисменты, некоторые продолжают наблюдать за разворачивающейся сценой с каменными лицами, не шевелясь. Илай ищет глазами Иризи'кир'удоно — чисс резво лавирует к сцене сквозь оживлённую толпу. Пока Иризи'кир'удоно идёт к инструменту, Илай замечает на себе испепеляющий взгляд Ар'алани. Она стоит неподалёку от Трауна, сурово скрестив руки на груди. Траун выглядит встревоженным, но вида старается не подавать: просто наблюдает, скромно аплодируя. Илай подмигивает ему. Траун изгибает бровь. — Эта песня посвящается моей любви, — громко объявляет Илай, когда Зи'киру заносит руки над клавишами. Они кивают друг другу и «смертельный номер» начинается. Голос Илая хрипит она первых словах от волнения, но он смотрит на Трауна и поёт так старательно, как только может. Поёт для него. Поёт душой. Зи'киру играет ему под стать — выкладывается в каждый пассаж до капли.— Оставлю на пороге сердце, Ни слова больше не скажу, Ведь эта песня уже спета, Так почему бы нам в игру Притворства не сыграть, Сделать вид, что не боимся О нашем будущем узнать, И всем сказать, что не страшимся Всё что имеем потерять. Не пойми меня превратно, Я правду горькую скажу: Согласись, у нас нет «завтра», Но всё же, я тебя прошу: Если эта ночь последняя для нас, то Обними меня покрепче, Не как друга обними. Подари воспоминания, Меня за руку возьми. И держи её, сжимай, Пока будешь ты со мной, Не как с другом, в ложе страсти, Нарушать ночной покой. Знаешь, мне ведь правда важно, Как завершим всё это мы, Ибо вряд ли вновь смогу я Испытать счастье любви. Мне не нужны твои признания, Ведь глаза твои не лгут. Посмотри в мои ты тоже И узришь, чего хочу. Никто меня не понимает Так, как ты сумел понять. Ты мой путь, мой дом, причал мой, Мне больше некуда бежать. ~Ƨ~ Урок любовь нам преподала И мы запомним нас на нём. А всё плохое я забуду, Не стану плакать о былом. Просить прощения не стану, Молить судьбу о том, о сём, Прошу лишь об одном я, Милый, Если эта ночь последняя для нас, то Обними меня покрепче, Не как друга обними. Подари воспоминания, Меня за руку возьми. И держи её, сжимай, Пока будешь ты со мной, Не как с другом, в ложе страсти, Нарушать ночной покой. Знаешь, мне ведь правда важно, Как завершим всё это мы, Ибо вряд ли вновь смогу я Испытать счастье любви.
Закончив петь, Илай направляется через ахающую толпу прямиком к Трауну. Народ расступается перед ним, освобождая путь. Все до единого взгляды в зале обращены на них. Подойдя к Трауну, Илай достаёт из кармана парадной формы Символ Связи. Он смотрит чиссу в глаза, протягивая ему браслет: — Я люблю тебя, Митт'рау'нуруодо. Люблю, больше всего в этой жизни. Моя жизнь — с тобой. Она твоя. Как и я — твой, — еле дыша выдаёт он. Добрые пару мгновений Траун стоит, не дыша и не мигая, пребывая в лёгком шоке от происходящего. В зале повисает звенящая тишина. Люди с замиранием сердца ждут реакции Трауна. Чиссы настороженно отступают от эпицентра событий, словно из опасной зоны. В итоге Илай и Траун оказываются в один на один на округлом пустыре посреди ошеломлённой толпы. Краем глаза Траун подмечает изменения в зале и служащих в чёрных козырьках (отряд Полиции Нравов) на подходе, и решает… Решает, что его миссия — заключить союз между людьми и чиссами — достигла апогея. Этот миг — кульминация. Кульминация всего. Его миссии. Их с Илаем отношений. Жизни. Больше некуда бежать. Решает, что раз Илай затеял всё это, значит у него есть план. Значит так нужно. Илаю нужно что-то доказать. Ему. Себе. Людям. Чиссам. Всему миру, возможно... Естественно, их осудят за эту сцену, но несмотря на это, Траун решает прыгать в Огонь. Головой вперёд. И будь что будет! Именно так сделал бы Илай. Этого от него ждёт человек. И поэтому, Траун прыгает: — Я тоже люблю тебя, Илай Вэнто, — тихо говорит он, принимая дар от Илая. Затем он достаёт свой браслет, который носил при себе всё время, именно ради такого случая, и протягивает его Илаю. Ему не нужно ничего больше говорить — песня уже спета, все слова отзвучали. Настало время действий. Илай с искренней улыбкой принимает дар и крепко сжимает его в руке. Он зажмуривается, чтобы не дать слезам брызнуть из глаз при всех, и обнимает Трауна, как в последний раз. Траун крепко обнимает его в ответ. Илай отваживается идти дальше: он целует чисса. В губы. По залу прокатывается хор удивлённых, восторженных и возбуждённых возгласов. Поначалу Траун стоит столбом, бездыханно замерев в объятиях Илая. Его губы размыкаются от удивления. Илай не даёт ему продыху, прикусывает его нижнюю губу и сжимает руки на его торсе крепче, обнимая его уже не как друга. Немного поколебавшись, Траун отвечает ему, терпко вбирая раскрасневшиеся губы в свой рот, жарко обнимая человека в ответ. Половина зала — чисская публика — прикрывает глаза ладонями, в шоке от столь откровенной сцены. Вторая половина — толпа людей — взрывается аплодисментами и шумными возгласами «за любовь», «будьте счастливы», «наконец-то» и «горько».~
Иризи'кир'удоно срывается с места, откуда наблюдал за сценой между капитанами не дыша, до самого поцелуя. Увидев, как забывая про все правила приличия и этикет, Митт'рау'нуруодо забвенно впивается в его, теперь уже Брата, Человека, словно это последнее и самое желанное, что он делает в жизни, — что-то внутри чисса надламывается, колется, разлетается на части, затем тут же собираясь в новую форму. Ему является простая истина: нравственные рамки, в которых он сидел всю жизнь, — эфемерны. Они — выдумки чиссов. Способ контроля популяции. Иризи'кир'удоно хочет быть свободным от этих рамок, вольным делать то, что ему велит его сердце. Ведь оно у него есть: живое и горячее, жаждущее биться не только ради "общего блага" но и ради кого-то. И оно начинает порхать и безудержно биться в клетке из рёбер, когда Зи'киру выискивает взглядом в толпе того, кого нежданно для самого себя стал считать другом. Больше, чем другом. Кем-то особенным. Зи'киру устремляется к нему. Эзра чувствует приближение чисса спиной и начинает поворачиваться ещё до того, как цепкая синяя кисть обхватывает его предплечье. Не успев и глазом моргнуть, Эзра оказывается лицом к лицу с тем, кто стал для него кем-то своим в холодном неприветливом мире синеликих молчунов. — Зи? — вырывается у Эзры, при взгляде на Коммодора-чисса. Он удивлённо моргает, чувствуя необычайную энергетику чисса: тот словно собрался прыгать в чёрную дыру, надеясь, что на другом конце его что-то ждёт… Зи'киру смотрит в огромные лазурные глаза и, забывая общегалактический, которому Эзра его терпеливо обучал многие недели, тараторит на чеун: — *Эсра… Ты… Ты уедешь, а я так и не сказал тебе, что ты… Ты мне дорог.* Эзра не знает чеун настолько хорошо, чтобы понять дословно, но он понимает, что ему говорит чисс интуитивно. Он собирается с мыслями, чтобы дать ответ, но не успевает — чисс притягивает его к себе и сжимает руки на его плечах, в подобии объятия. Из-за разницы в росте Эзра утыкается носом чиссу в грудь и застывает в таком положении, как статуя, краснея до цвета кожи датомирского забрака под взглядами зевак. Когда чисс отстраняется от него, его алые глаза максимально расширены и руки сжимают оба предплечья человека до боли, подрагивая. Эзра шумно сглатывает, облизывает резко пересохшие губы, и лепечет, еле подбирая слова: — Эм… Ну… Ты не переживай, Зи. Я не собираюсь уезжать. Пока. — О… — Зи'киру ослабляет хватку, осознавая, что погорячился, хватая человека так рьяно, — Тогда… Я очень рад, — чисс свешивает руки по швам. Его щёки и уши заметно синеют. Эзра смотрит на него, умиляясь. Чисс не что, чтобы удивил его своим признанием, но удивил тем, где и как это сделал. Эзра понимает мотивы Зи'киру сделать это сейчас, при всех, и не прочь поддержать отчаянных братьев-моральных революционеров. В конце концов, революционером ему всегда нравилось быть! Эзра встаёт на цыпочки и награждает чисса поцелуем в густо-посиневшую щёку. Чисс напрягается, синеет пуще прежнего, но в итоге улыбается. Эзра обнимает чисса, утыкаясь носом ему в шею. Зи'киру тяжело дышит и яро сжимает Эзру в кольце своих рук. — А ты, однако, безбашенный парень, — шепчет ему Эзра, видя, как реагируют на происходящее чиссы. — *Меня научил этому ты. И Эли.* Люди, — отвечает ему Зи'киру. — Что теперь? — Эзра заглядывает чиссу в лицо. Тот всё ещё на взводе, но не даёт страху и неуверенности взять верх над собой. Дрожь в его руках не пропадает, но немного стихает, когда Эзра берёт его руки в свои. — *Я не уверен, что будет дальше. Но предлагаю нам держаться вместе.* — Ясное дело, что я тебя не оставлю. Особенно не вон с теми парнями в чёрной униформе. Они выглядят довольно сердитыми, — Эзра указывает взглядом за спину Зи'киру. — *Экзогорт нас проглоти! Это же Полиция Нравов…* — охает чисс, обернувшись. — Я не совсем понял тебя, но звучит, будто всё плохо. Что будем делать? — Идти до конца. Вместе. — Ясно. Так и поступим, значит, — Эзра сжимает руки чисса в своих и ободряюще улыбается своему отчаянному синеликому другу.~
В толпе людей начинается суматоха: многие обнимаются, кто-то устремляется в объятия своих друзей, кто-то следует примеру Илая и Трауна — забвенно целуются, заявляя всему миру о своих чувствах. Пара человек целуются с чиссами. Всё это — несказанный фурор для чисской знати. Синих экзотов охватывает паника: одарённых детей поспешно выводят из зала их няни; юные дамы закрывают глаза руками, отворачиваясь от откровенных сцен; пожилые чиссы осуждающе качают головами, избегая глазеть на предающихся прилюдным оральным утехам личностей. Полиция Нравов разбивается на группы, которые следуют к каждой целующейся паре. Но полицейских оказывается недостаточно, чтобы повязать всех нарушителей порядка — начинается цепная реакция, тех быстро становиться больше. Вызывается подкрепление. Илай с Трауном первыми оказываются в наручниках. Люди неодобрительно гудят, но помочь Трауну и Илаю уже невозможно — их быстро выводят-выталкивают из зала четверо чиссов в форме. Пара служащих нравственных органов устремляются к Эзре с Зи'киру. На этот раз народ реагирует своевременно: Коммодора и Джедая обступают плотными кольцами, не давая полиции подступиться. — Если вы хотите арестовать их — то арестуйте и всех нас! — с вызовом доносится из толпы. — Да! Повяжите нас за то, кто мы есть! — Да. Мы такие. Мы люди. Мы — не вы. И такими, как вы никогда не станем! — Арестуйте нас. Давайте. Всех! Всех забирайте! Мы ведь все так делаем — любим себе подобных и выражаем любовь вот так! — эмоционально восклицает Карин Фаро, выступая грудью вперёд, преграждая полицейским путь. Служащие в чёрном чеканят ей что-то на чеун, но она не понимает и с места не двигается. Тогда полицейсике достают усмирительное оружие. Народ обнажает кулаки. Видя, что обстановка накалилась, Адмирал Ар'алани решает вмешаться: — Уважаемые! Не стоит разжигать конфликта, препятствуя полиции. Дайте им сделать их работу. Не вставайте у них на пути. Сопротивление бесполезно — у человека нет шанса против воина-чисса. — Мы отправимся туда, куда забирают Илая Вэнто и его коллег! — Эли'вэн'то, Митт'рау'нуруодо и остальных нарушителей забирают в место временного лишения свободы, где они будут пребывать до суда, — обстоятельно разъясняет Ар'алани. — Мы отправимся за ними! — настырно заявляет Карин, в упор смотря на леди-Адмирала. — Это неразумно с вашей стороны, Командир Фа'ро. Ненарушившие порядка вольны остаться свободными. Зачем вам всем отправляться в место лишения свободы? — *Исходя из общепринятой чисской логики, это именно то место, где люди должны быть. Ведь люди любят себе подобных и выказывают эту любовь публично запрещёнными в Доминации актами. Помимо того, они соблазняют чиссов делать то же самое. Разве не в заключении им место?* — громко высказывается Иризи'кир'удоно, сжимая руку Эзры в своей. Ар'алани бросает на своего сына-разочарование полный презрения взгляд, ничего не отвечает, а только машет рукой, сдаваясь. — *Вы правы, Коммодор Иризи,* — громогласно выступает Маршал ЧЭФ, подходя к эпицентру событий, где люди плотно сгруппировались вокруг Эзры и Зи'киру, — *И раз Вы, и все эти люди, хотите на экскурсию туда, то мы устроим вам таковую, до выяснения обстоятельств. Полиция, пехота! Заберите всех правонарушителей и людей! Мероприятие окончено! Объявляю комендантский час!* Приказ Маршала — это последнее, что Илай слышит перед тем, как оказывается выпихнутым их дверей праздничного зала. Полиция Нравов заталкивает его и Трауна в транспорт без окон, который увозит их в направлении ядра, в глубокие подземелья Ксиллы. В темноте кабины Илай видит только сияющие красным глаза Трауна и очертания его лица. Он не отводит взгляда от красных глаз напротив ни на миг, ведь они сейчас — его свет во тьме, в прямом и переносном смысле. Чисс молчит, хотя в его глазах целый рой эмоций. Илай не берётся их определять, зная наверняка, что ввёл своего любимого в смятение. Но он уверен — Траун поймёт. Рано или поздно он поймёт его, а чиссы поймут людей.