∴
Общая тайна сделала их ещё ближе. Дилюку нравилось чувствовать себя единственным в целом мире, кому Кайя доверяет, с кем может быть самим собой. Нравилось то, как Кайя менялся: всё больше раскрывался, и не только перед ним, а в целом. Шире улыбался, громче говорил и чаще выражал своё мнение. Он вредничал, валял дурака и отказывался брать в руки клеймор, доводя учителя до нервного тика. Отец несколько недель пытался договориться, но в итоге сдался и позволил Кайе упражняться с одноручным мечом, чего в семье Рагнвиндров никогда не практиковали. — А я и не Рагнвиндр, — пожал плечами Кайя. — И клеймор мне не нравится. Он стал тренироваться в Ордо Фавониус, и его быстро посвятили в рыцари. И даже распределили в отряд Дилюка. Может быть, этому как-то поспособствовал отец, но Дилюк не спрашивал. Патрулировать пригород вместе с Кайей оказалось здорово: по большей части они просто скакали на лошадях по пустынным трактам и болтали. Дилюк осознавал, как ответственен капитанский пост, но за время назначения участвовал в боях не так много раз. Все, включая магистра Эроха, говорили, что последние годы для Мондштадта проходят на удивление спокойно. Конечно, на людях они с Кайей вели себя так, как предписывало рыцарское руководство, но бывало, что задерживались с патруля, потому что останавливались у озера или опушки леса, чтобы собрать цветов и ягод для Аделинды. Или чтобы решить проблему Кайи. За минувшие пару лет он перестал охотиться на птиц и занялся хорьками, лисицами и любыми другими мелкими зверьками, которых только мог найти. Такие изменения пугали. Дилюк задавался вопросом, что ждёт их дальше, но Кайя хмурился и отвечал, что не хочет обсуждать своё проклятие. Однажды, когда Дилюк особенно настойчиво пытался добиться нормального диалога, он закричал, что не просил помощи, и если Дилюк не может заткнуться и принимать всё таким, как оно есть, то пусть катится в бездну и не лезет со своими душеспасительными беседами. Это была их первая серьёзная ссора, и несколько дней напряженного молчания спустя Дилюк извинился и сказал, что постарается больше Кайю не бесить. — Я понимаю, — произнёс он, нервно одергивая край форменной рубашки, — тебе нужен друг, а не нянька. Просто я переживаю за тебя, Кайя. — Знаю. — Кайя кивнул и опустил взгляд. Он больше не злился. — Но я в порядке, Дилюк. Обещаю, что скажу тебе, если что-то случится.∴
Тогда Дилюк начал искать сведения. Везде, где только мог, — даже за пределами Монда, — но не нашёл ни единого клочка информации. Как будто никто на свете, кроме него, не слышал о таком явлении. Библиотекарь Ордо Фавониус, Лиза, только развела руками и не смогла посоветовать даже к кому обратиться. Дилюку казалось, что над ним сгущаются тучи, и в небе не видно ни единого просвета. Липкие кошмары стали преследовать его во снах; тревога оставалась ещё на несколько часов по пробуждении. Один раз он проснулся в слезах и так и лежал, позволяя им стекать на подушку, пока отчаяние, сдавившее грудь, немного не ослабло. Если Кайя что-то и замечал, то ничего не говорил. Но стал гораздо внимательнее и заботливее, словно пытаясь отплатить за то, какие доставлял неудобства. Дилюку часто приходилось напоминать себе, что ему тоже тяжело, хотя эта мантра уже не так хорошо работала. Он со многим мог справиться, но неизвестность пугала. Чем дальше, тем сложнее становилось с пониманием относиться к желанию скрывать правду. Иногда очень хотелось крикнуть вслед уходящему Кайе: «Мы оба в этом замешаны, ты не можешь так со мной поступать!», но Дилюк хорошо помнил, чем закончился последний такой разговор, и только отворачивался, кусая губы.∴
Впервые эта недостойная, предательская мысль пришла Дилюку в голову за ужином мирным вечером, пока отец обсуждал с Эльзером проблемы поставок товара в Инадзуму. — Мы теряем огромные вложения, — произнёс тот, нервно постукивая пальцами по кружке. — Не говоря уже о репутации. — Да, конечно, приятного мало, — отозвался отец так спокойно, словно разговор шёл вовсе не о его деньгах, — но тебя послушать, так и вовсе тошно становится от проблем. Как я иногда скучаю по временам беззаботной юности… — Он вздохнул, откинулся на спинку стула и с улыбкой посмотрел на Дилюка. — Наслаждайся, пока можешь, сынок. «Да что ты вообще знаешь о заботах? — Дилюк ткнул вилкой в мясо с такой силой, что та противно скрипнула о дно тарелки. — Это ты принял Кайю в семью. Это должна быть твоя ответственность, а не моя». И чуть не выронил вилку из рук, поняв, о чём только что подумал. Взгляд сам собой метнулся в сторону Кайи, но тот спокойно ел, не обращая внимания на разговоры. Свет от люстры падал на его лицо, придавая смуглой коже насыщенный тёплый оттенок, а голубая прядь волос, небрежно убранная за ухо, казалась совсем светлой. Кайя задумчиво рассматривал порхающую за окном кристальную бабочку; такой отстранённый, что казался почти холодным. В последнее время он часто так выглядел. Перед глазами Дилюка живо предстала картина, как остекленел бы взгляд Кайи, услышь он подобное. Наверное, он ответил бы что-то в духе: «Я не удивлён», словно всегда только такого и ждал. А вот Дилюк совсем не ждал ничего подобного от себя. — Капитану Ордо Фавониус не пристало быть беззаботным, — пробормотал он, лишь бы хоть что-то ответить. Отец тут же замахал руками, оправдываясь, что не это имел в виду, и уверил Дилюка, что вовсе не хотел принизить его заслуги и очень им гордится. Но у Дилюка не было настроения в очередной раз обсуждать свою головокружительную карьеру. Он молчал до конца ужина, уткнувшись в тарелку и желая только одного — поскорее оказаться в своей комнате. В одиночестве.∴
Его планам не суждено было сбыться: стук в дверь прозвучал не более, чем через полчаса после того, как все разошлись из столовой. Кайя на мгновение замер у порога, стоило ему открыть, но затем всё же зашёл в комнату. Остановился по центру, глядя в пол, и глубоко вздохнул, словно собираясь с силами. — Я могу разобраться со всем сам, — его голос зазвучал едва ли громче шума ветра за окном, но так твёрдо, словно Кайя не раз репетировал свою речь, — не нужно себя заставлять. Сделаем вид, что ничего никогда не происходило, и я тебя больше не побеспокою. А если кто-то узнает — ты будешь не при чём. Может быть, он заметил, как переменилось настроение Дилюка за едой, или же пришёл именно в этот день по удивительному совпадению, но наивно было думать, что он не переживал о происходящем. — Кайя, я… — Это не станет проще. — Кайя не дал договорить, прервав Дилюка взмахом руки. — Всё будет только хуже и хуже, Дилюк, и я знаю, что ты не готов. Мне нечем тебя успокоить, и я пойму, если после нашего разговора ты пойдёшь и расскажешь всё отцу или магистру Эроху, но… ты же знаешь, я не делал бы этого, будь у меня выбор. И я всегда буду стараться не причинять никому… Причинять как можно меньше вреда. Под конец он опустил голову ещё ниже, явно пытаясь скрыть дрожащий подбородок, и Дилюк сам почувствовал, как щиплет глаза. Разве не об этом он подумал? И вот теперь Кайя сам предлагал избавиться от груза, что так на Дилюка давил. Это стало бы таким облегчением. Дилюк обдумывал его слова дольше, чем они того стоили. Не потому, что серьёзно считал, будто это может сработать — скорее просто не мог подобрать слов. Только в момент, когда по щеке Кайи скатилась слеза и он резко, почти зло утёр её кулаком, Дилюк словно отмер. — Какое «сделаем вид»? Ты же знаешь, актёр из меня никудышный, — произнёс он, стараясь звучать несерьёзно, и толкнул Кайю в плечо, потому что не чувствовал себя в праве коснуться как-то иначе. Расплывающаяся перед глазами комната приобрела чёткость только после того, как Дилюк моргнул, хотя он очень старался оттянуть этот момент. — Прости меня, — прошептал Кайя и впервые за долгое время шагнул вперёд, раскрыв руки для объятий. Дилюк прижал его к себе, дрожащего, холодного — холоднее даже, чем обычно, а ведь Кайя вечно мёрз, — и уткнулся лицом в волосы, стараясь скрыть всхлипы. Кто-то из них должен был быть уверенным и сильным; должен был сказать, что всё будет хорошо так убедительно, чтобы оба смогли поверить. Дилюк помнил, знал, что это — его роль, но не мог выдавить из себя ни единого звука.