Порождённая тремя мирами

      По суетящемуся Гладсхейму чинно расхаживали Локи и Вили. Последний с восторженной улыбкой наблюдал за приготовлениями, за собирающимися эйнхериями и Богами. Сегодня Великий день. Сегодня всем суждено узнать о том, что миры наконец-то оправились от бесконечных войн и готовы принять новые могущественные дары для будущего Вселенной. — Прекрати бухтеть, у тебя сейчас пар из ушей пойдёт.       На издёвку Локи только закатил глаза. Он и не собирался скрывать своё невесёлое настроение. — Зря ты, Вили, устраиваешь это всё, — Локи помахал руками вокруг. — Рано ещё, ты сам говорил. — Теперь нет. Нет времени больше тянуть, — решительно изрёк Вили. — Столько умирают, иногда не доживая и дня! Нам нужно с этим что-то делать. — Думай шире: Асгард только оправился, Богов восхваляют как никогда раньше, мы на пике процветания, и тут опять изменения… Думаешь, Одину угодно будет такое? Такое нужно проворачивать…       Вили, не желавший и дальше такое слушать, схапил Локи под локоть и отвёл подальше от лишних ушей. — Что это ты мне предлагаешь?! — в сдерживаемой ярости возмутился Вили. — Таить, скрывать такое от своего брата? Я не проворачиваю делов, какие проворачиваешь ты в Ётунхейме, не делаю чего-то за спиной Всеотца. — Чего ж ты не расскажешь тогда об этом, Вили? — ядовито съязвил Локи, и в полумраке сверкнула янтарная радужка. — Чего молчишь? Я знаю, тебе давно известно об этом. — Ты мне не враг, Локи, и ссориться с тобой я не хочу, — Вили шагнул к Локи и положил руку на его плечо. — Люди не верят тебе, но именно в тебе я вижу своего союзника и поддержку. Как же ты не поймёшь!       За всё то время, что истинный ётун находился в Асгарде, ему импонировали нравы самого младшего из братьев, поэтому Локи был совсем не прочь помочь Вили. Братом по крови являлся Один, который следил за каждым перемещением и шагом рыжего плута, из-за чего ему нередко приходилось скрывать свою энергию. И лишь недавно Локи узнал, что от этого можно избавиться. Правда, он не решался на этот шаг. Слишком уж крепка кровная связь, слишком много он придавал значения тому, что Один причислил его к асам, к Богам. — Всё я понимаю!.. — вспылил Локи, недовольно скинул руку и вышел в главный коридор, на что Вили лишь задорно рассмеялся. — Всё-то легко у тебя. Подумал бы ещё… — Не убьёт же он меня! — усмехнулся Вили, уверенный в том, что его слова это сущая чепуха, и, нагнав своего единомышленника, обхватил его за плечи.       Их встретил гул из множества голосов, уже собрались Боги и Богини, подходили воины и валькирии. При виде эйнхериев, сидевших уровнем ниже, за самым длинным столом, Вили подавил глубокий вздох предвкушения, мечтая о том, что в скором времени появится такая же сильная и непобедимая армия. Ах, как он грезил об этом! Завидев двух братьев Одина, многие встали и кто уважительно кивнул головой, кто приветственно отсалютовал, кто отвесил лёгкий поклон. — Локи, ты говорил с Сигюн? Нарви и Вали могли бы стать отличными воинами.       Плут глазами нашёл жену, которая мило беседовала с Фригг, а затем без улыбки кивнула мужу и ещё мрачнее — Вили. Они не виделись с того злополучного разговора, но Локи знал: Сигюн не стала бы болтать попусту и жаловаться направо-налево.       «Говорил», — хотел было сказать Локи, а потом вспомнил, что рассказывал ей о своих планах. — Нет, — соврал Бог коварства, — и вообще, не надо трогать моих детей. Я сам буду наблюдать за ними, за развитием их способностей.       Как-то неопределённо Вили закивал, думая позже поднять эту тему. Все его вопросы испарились тут же, стоило ему увидеть новоиспечённую Предводительницу валькирий — Мэрит. Отныне она могла лишь кротко улыбнуться, а не как раньше — обнять и в порыве царствовавшего веселья поцеловать в щёку. — Неужели слабости есть даже у… Богов? — А как иначе? — невозмутимо продолжала Мэрит. — Возьмём того же Вили, взбалмошного, амбициозного брата. Как думаешь, если прямо сейчас заявится скопище великанов, кто первым бросится на защиту? Вили или Ве? — Вили, — не задумываясь, ответила девушка.       И лишь потом соизволила подумать: к чему был задан этот вопрос? — Неверно, — прошипела Мэрит, через плечо направляя взгляд, полный укора, своей подопечной, но тут же её голос снизошёл до ласкового шёпота: — Подумай хорошенько. — Но… Но вы же сами сказали, что у него взрывной характер, естественно, первым кинется Вили, — быстро тараторила девушка, стараясь оправдаться и заслужить снисхождение. — Ответы никогда не лежат на поверхности, запомни и это.       Разговоры за столами поутихли, и Мэрит пришлось замолчать. Все повставали со своих мест и склонили головы — шёл Один, а за ним его сыновья. Эйнхерии приветствовали своего Владыку радостными стуками кружек и выкриками, с каждым Его шагом росли ликования и оживление. — Первым кинется Ве, — объясняла Мэрит, заметив по левую руку Одина знатока рун Асгарда, у которого на лбу серебрился венец. — Всё ещё не понимаешь, почему?       Всегда суровый и злой характер девушки осаждали одним лишь взглядом, словом, поэтому она опустила колкие зелёные глаза в пол и помотала головой. Ей казалось, что она совсем мала, юна и не сформирована, как бывшая Богиня Мэрит. Всё то, что подопечная так усердно взращивала в себе оказалось не более, чем фальшью — она осознавала это сама. — Ве старше, чем Вили, у него работают некие установки и первая — защита. Его реакция направлена будет на это, он скорее бросится на поле боя, понимаешь? Пока брат будет отвлекать великанов, Вили уже разработает дальнейший план действий — это и есть его искушение, младшему брату хочется быть лучше. Стремление к совершенству, почти что идеалу — вот его слабость. Ему нужно выглядеть в глазах окружающих в самом лучшем свете. — Точно… — тихо выдохнула подопечная, — как же я не подумала… Вы правы, Мэрит! Тогда какая слабость у Ве? — О… Не спрашивай меня о нём, я так и не смогла разгадать, что скрывается под этим чёрным капюшоном… И даже не спрашивай меня об Отце — не отвечу, нельзя глагольствовать о Верховном Боге.       Девушка кивнула и умолкла, наблюдая из-за спины, покрытой браней, за пиром Богов. В её обзор попала рыжая макушка, она встрепенулась и, забывшись, дёрнула Мэрит за плечо. — Простите… — Предводительница мягко улыбнулась, ничуть не гневаясь на подопечную. — А Локи… Какая слабость у него? Разве у него она есть? Я думаю, что это невозможно…       Как орлица, Мэрит осмотрела залу, наблюдая за каждой валькирией и их работой. После она наткнулась на Фрейю, любезно воркующую с Богом охоты — Уллем. Само очарование и прелесть. Когда-то такой же была и она, когда-то на неё тоже были устремлены восторженные взгляды, когда-то и её провожали вздохами и ахами. Теперь на её месте другая Богиня красоты, у которой вместо приставки «благородство» была «распутство», и это почему-то оскорбляло её, Мэрит. Навряд ли она сможет когда-нибудь пожалеть о своём решении. Затем она увидела непривычно молчаливого, изредка ухмылявшегося Бога обмана. — Есть, — уверенно отрезала бывшая Богиня. — Сама скажи мне, какая.       Подопечная задумалась, с силой сжимая рукоять кинжала на своём поясе. В голову сразу же пришёл ответ. — Определённо женщины!       Глубоко вздохнув, Мэрит, в секунду разгневанная и разочарованная, полностью развернулась к девушке, которая сжалась под этим почти ощутимым напором. — Глупая! — воскликнула Мэрит. — Глупая девчонка! — Вы точно из асов, а не из ётунов?       Зеленоглазая не побоялась проявить заложенный с детства характер, но стыдливо её глаза вновь опустились в пол. Светлые брови Предводительницы взметнулась вверх, но эта дерзость оказалась ей по душе, и Мэрит почти что залилась своим узнаваемым звонким смехом. — Наступившие времена, новые обязанности изменили меня, я уже не помню себя той, которой была раньше. Ничего не могу поделать с этим, — она коснулась руки подопечной, призывая поднять глаза. — Милая, я не зря гневаюсь, потому что знаю, что ум твой способен на большее, но ты почему-то не желаешь его проявлять!       Мэрит повернулась лицом к пиршеству. — Тогда, возможно, это будет власть?.. — Власть — понятие растяжимое, почти такое же, как и время. Все мы в какой-то мере желаем ею обладать, как и управлять временем, не так ли?       Девушка интенсивно закивала головой, снова полностью соглашаясь с Мэрит. — Кто такой Локи? Скажи мне.       Взор Мэрит был направлен прямо на Локи, который, слушая чей-то распалённый рассказ, не обращал внимания ни на кого. — Ётун… — неуверенно начала подопечная. — Ещё. — Бог… — Бог — чего? — Огня, обмана, пакостей, неприятностей… — Верно, — усмехнувшись, Мэрит следом искренне улыбнулась. — В его крови живёт коварство, питает его. Испокон веков Локи, посредством обмана, доставлял нам неприятности. Он пользовался оказанным ему доверием, и ведь мы верили, пока не просекли его козырь. А теперь? Кто верит ему теперь? — Никто, — нахмурившись, ответила зеленоглазая, а затем неуверенно и не менее удивлённо спросила: — Неужели вера — слабость Локи? — Здесь нет чего-то удивительного, милая. Ведь эту веру он использует для себя, для своей выгоды. А что делают с теми, кто в полной мере прознаёт слабости? — Уничтожают. — Чтобы не уничтожили тебя, да, или же держат подле себя. Невероятно, но даже здесь проявляется его двойственность. Локи окружён пристальным вниманием девяти миров и в то же время он один, сам по себе. Вера для него как лакомство в виде мушки для паука. Взять даже бедняжку Сигюн, когда-нибудь эта слепая вера её и погубит. — А если поставить всё под другим углом: что, если этой верой окрутят самого Локи? Его слабость станет гибелью для него самого? — Любая слабость или искушение ведут к гибели…       Договорить Мэрит не успела: в залу вошли Тюр и его воины, приветствуя Одина. Неосознанно она задержала взгляд на командующем одного из отрядов — Дьярви. Судьба в последнее время слишком часто начала их сводить. Сердце забилось предательски быстро. Проходя мимо, их взгляды встретились, и оба успели лишь кивнуть друг другу. — …к сожалению. Полагаю, должен быть фактор… — размышляла Мэрит: такой поворот событий она не продумала. — Глобальный, влиятельный фактор, который будет зависеть не от него, из-за которого может случиться и такое. Не забывай, что хитрость — не последняя черта характера Локи, с ним шутки плохи. Советую не иметь с ним никаких дел — это гиблое дело. — Я буду всегда бесконечно благодарна вам, Мэрит, но мне кажется, что Локи не самый главный злодей, да и… — Мы с тобой уже давно закрыли эту тему, не так ли, Айне?       Не желая препираться, Айне согласилась. В этот момент Локи повернулся, встречаясь с суровыми синими глазами своими затуманенными, и с улыбкой головой отвесил поклон. Мэрит, опустив глаза, кивнула, и Бог, неизаинтересованный, вернулся обратно к беседе. — Запомни ещё кое-что, — с милого выражения лицо Мэрит переминалось в зло предостерегающее, — то, о чём говорю я, никто иной не смеет говорить. Никто не смеет задевать честь и славу Богов и пускать про них мерзкие сплетни, какими бы они ни были по своей природе, тебе ясно? — Ясно, Предводительница.       Непрекращающаяся игра музыкальных инструментов, заводилы и скальды, танцы и льющиеся песни, как и обычно, забавили и радовали собравшихся. Уже под конец дня, когда воины и асы изрядно охмелели, Один с Фригг покинули пиршество. Ведь самое интригующее событие пришлось под покров ночи, в чертоге Валаскьяльв. Всеотец, находясь в самом расцвете сил, восседал на своём троне Хлидскьяльв, на котором мирно сидели Хугин и Мунин, а подле его ног гордо лежали Фреки и Гери. По левую руку стояла Фригг, святясь даже в сырых стенах чертога, восхищая своей цветущей красотой. Здесь был и молчаливый Ве, и искрящийся Вили, и Локи, тайно присматривающийся к настроению Одина. В залу вошла пышущая здоровьем, златовласая Богиня изобилия — Фулла. Волосы её украшал золотой обруч, усыпанный драгоценностями. Вместе с ней был её муж, великан Вилфред, и их девятилетний сын — Хельги, которого они так прятали от лишнего внимания. Родители давно заподозрили неладное, поняв, что не может быть столько врождённой силы у совсем ещё мальчика. И теперь, когда правда была раскрыта, они дрожали от страха. — Что ж, — начал Один под всеобщую тишину, — покажи мне, Хельги, то, что скрыто в тебе. Покажи свою силу. И не бойся.       А он боялся! О, как боялся! Мальчишка впервые видел Верховного Бога так близко, да ещё и обращающегося к нему лично. К Хельги! Он порядком растерялся. Даже приободряющие взгляды отца и матери не могли утихомирить его трепещущее волнение. Он оказался заперт в полностью прозрачном кубе, также перед ним стояла энергетическая стена, ограждающая его от всех остальных. Задачей Хельги было разрушить и куб, и стену. Просто разрушить. Но всё усложняло то, что выстроено оно было самим Одином. — Помнишь, как в прошлый раз? — усмехался Вили, ладонью соприкасаясь с колеблющейся преградой. — Тогда ты меня здорово задел! А теперь попробуй ещё, приложи все свои усилия.       Оказанная поддержка заставила Хельги поверить в себя, хотя он не до конца осознавал, насколько значима его энергия для Мироздания. Мальчик зажмурился, ощущая, как пристально стало внимание, и представил, что раскалённые хлысты разрушают стенки куба. Невидимый всплеск энергии, похожий на волну, прошёлся по каждому присутствующему. Один почувствовал что-то незнакомое, неизведанное и озадаченно привстал с места, совсем не разделяя улыбки Хельги. Всеотец решил добавить сложности. — Хельги!.. — вдруг в ужасе крикнула Фулла. — Берегись!..       Прямо на мальчика летел огромный булыжник, с каждой секундой всё набирая скорость. Ожидая зрелища, Локи сложил руки в замок и возбуждённо поддался вперёд. Но того не произошло. Хельги хватило только выставить руку над головой, чтобы в камень въелись цепи и тот завис в воздухе, но и тут его ждал подвох. Сознание и воля перестали быть ему подвластны, их подчинил себе Один. Мальчик упал на колени, мыча и кряхтя от боли так же, как и Фулла молила прекратить это, но он не мог пасть. Пасть с позором. Вдруг весь он засветился, вены вздулись, а мышцы напряглись до предела. Из-под его кожи засочились лучи энергии, которые отвергли от себя чужое воздействие и раскололи булыжник на мелкие кусочки.       Но это невозможно! Такого ещё не было видано. Хельги, совсем ещё ребёнок, справился с силой Всеотца! Справился с невозможным.       Все поверглись в недоумение, даже лицо Ве переменилось от удивления. Каждый страшился и звук произнести, особенно Вилфред, держащий жену за плечи. Каждый, кроме Вили. — Вот! Я говорил, брат, говорил! — тыча себя в грудь, Вили поднялся на несколько ступеней к Одину. — От разной крови отныне рождаются сильнейшие, они сильнее нас! Представь, какой это шаг для нас, для… для будущего!..       Но Владыка не разделил такой ярой радости: ни одна мышца не дрогнула на его лице. Один до сих пор ощущал то, как безжалостно и легко энергия Хельги отвергла его. Его древнюю, всемогущую и непобедимую! Беспокойная, Фригг стояла за его спиной и, почти не касаясь, положила свою ручку на плечо Одина. — Хорошо, Хельги, — говорил он спокойным тоном, — закончи своё испытание: разрушь стену.       Всё ещё тяжело дыша, мальчишка кивнул. Он видел, как переживает мама и даже всегда строгий отец. Он ведь сделал всё правильно? Он не подвёл родителей? Не прогневал Владыку? Хельги так хотел заслужить уважение и почитание! Видя, что внимание всех обращено в центр залы, Локи с помощью иллюзии оказался в двух местах одновременно: видимая, но не настоящая его проекция стояла около трона, а за энергетической стеной плут находился в невидимом облике. Такой трюк он проделывал не раз. Локи встал за спину Хельги, и сумасшедшая, но гениальная идея пришла ему в голову.       «Вот и проверим, насколько сильна эта энергия.»       Собравшись с силами, мальчик с рёвом направил всю энергию на разрушение стены. Было и так ясно, что с последней задачей Хельги справится на отлично и заставит Одина вновь напрячься от поражающих способностей. Стена пала. Счастье не успело переполнить мальца, как в последний миг, будто по чьему-то велению, блеснувший лучик от соприкосновения двух разных энергий отразился от золотого обруча Фуллы и направился прямиком в Одина. На вид вышло всё случайно и непреднамеренно.       И пал уже сам Всеотец, Владыка девяти миров.

***

— Ты меня даже не выслушал… — Молчи, Вили! — сипящим голосом прохрипел Один, заставляя брата умолкнуть, и закашлялся. — Мне достаточно было показанного. Впредь и думать забудь про свои изменческие идеи. Никакой армии не бывать! У этого мира есть кому защищать.       После чуть больше трёх месяцев Владыка пришёл в себя. Его лечили лучшие врачевательницы и целительницы — Эйр и Гроа, постоянно находясь у ложа Одина. Они не переставали питать надежду о том, что в какой-то из дней их Бог откроет глаза. Больше всех надеялась Фригг. Пиры и гуляния не прекращались, дни проходили по привычному порядку, а все те, кто знал правду, держали рты на замке. Народ и подумать не мог, что скрывали за собой белокаменные стены. Фригг стоило больших усилий убедить сыновей в том, что всё идёт своим чередом. Она страшно разгневалась на сестру, таковой её больше не считая. И впали в немилость Фулла и Вилфред с сыном, и с замиранием сердца они ждали, пока очнётся Один. Только Локи и Вили, казалось, совсем не тревожились за брата, их заботили другие вопросы, а Локи, не ожидавший, что его проделка обернётся настолько плачевно и выигрышно, и вовсе осмелел. Было время провернуть такие планы! Вот если бы не Вили, который утаивать ничего не желал. За три месяца они нашли ещё таких же неповторимых и опасных детей, поэтому обрадованы были предельно. Их стесняла реакция Одина, потому что было очевидно: так просто эту энергию он не оставит.       Три брата встретились впервые после болезни Одина на том месте, где всё скоропостижно закончилось — в тёмных стенах Валаскьяльва, и свидетельницей их разговора стала Фригг, всецело поддерживающая мужа. Мужа ослабшего, поседевшего, потерявшего хватку и стойкость. — Изменческие? — посмел переспросить Вили. — Изменческие! — грозно повторил Один. — Видишь, какую они представляют угрозу мирам? Подумал о том, чем это может обернуться для Богов? Для священного Порядка? Подумал?! — Угрозу, говоришь… А раньше… — давясь бессилием, начал Вили, не боясь взъерошившихся волков. — Неужели ты забыл, брат, как мы втроём строили Второй мир?! Скажи ему, Ве! Как мы втроём нарушили Порядок, убили Имира и стали первейшими Повязанными! Нарушили, чтобы прийти к тому, что мы имеем сейчас! Неужели забыл, брат?! Кровь, изменения, убийства — вот основа этого мира! Но мы не можем всё время стоять на месте: Перемены рано или поздно должны были настигнуть нас. И мы уже знаем об этом, — спокойнее говорил Вили, — мы можем не допустить чего-то более ужасного… — Ужасное уже случилось, — грубо перебил младшего брата Всеотец. — И вот он я — итог того самого ужасного. А что думаешь ты, Ве?       Средний из братьев стоял, как отшельник, в углу, подсвечиваемым синим светом рун. Он ни поддерживал, ни возражал. Он слушал. — Я скажу лишь то, что мы создали этот мир и мы же в ответе за всё, что здесь творится и происходит. — Послушай хотя бы Ве, раз меня не слышишь, — своим величественными тоном наказал Один, а за ним каркнули вороны. — Мы в ответе за то, что происходит. Наша задача защитить асов и всех остальных от опасности. И я это сделал. — Сделал? Сделал что? — настороженно начал спрашивать Вили, но из-за догадки он дрогнул всем телом. — Где Хельги? Где Фулла и Вилфред? Один, говори же! — Ты и сам знаешь ответ, Вили. — Да как… Как…       Схватившись за голову, Вили задыхался от шока. Он отходил назад и не мог найти опоры, чтобы удержаться на ногах. Он не узнавал своего брата и видел в нём чужого. Чужое существо! Когда-то вместе они клялись служить во славу Асгарда и его народа, а теперь… — Как у тебя рука поднялась?! Как ты смел отнимать жизнь… жизни! Невинные жизни… А ты, Фригг, — Вили обратил взгляд на невестку, не побоясь ткнуть в неё пальцем, — Фулла твоя сестра! Как могла такое допустить ты?! Вам всем плевать на кровные узы! Если бы не наша связь, ты бы тоже меня убил, брат? — Не неси раздора, Вили. — Не могу… Я не могу поверить…       В оторопи качая головой, Вили больше не смог находиться в одном помещении с братом. А брат ли он теперь ему? Он не видел ни раскаивания, ни сочувствия, ни поддержки. Всё здесь на него давило и связывало руки. Вили чувствовал жестокую несправедливость и понимал, как ужасно стало поведение Богов. Ложным оказался весь апофеоз народа, который безустанно восхвалял их. И его бы задушила совесть, если бы он не остановился. Ведь, помимо Хельги, были ещё дети. Пока что нетронутые. — Я… я… Я не собираюсь прекращать! — Вили!.. — Ве вдруг вышел из угла на свет. — Оставь это, не надо. — Нет! — зло воспротивился он. — Я не хочу идти против тебя, Один, но и терпеть такое не стану. Нельзя делать вид, что нет кого-то сильнее нас, Богов! Ты увидел того, кто способен побороть тебя, и забоялся за свою власть, поэтому-то и не захотел собирать подле себя армию, которая может убить тебя в любой момент. Ты трус, Один.       От такого обвинения зазвенело даже эхо и коридорах потухли последние факелы, вороны сложили крылья и волки смирно замолкли. — Ты не сможешь жить с этой виной! Не сможешь постоянно убивать!       Ве с тревогой смотрел на Всеотца, с прищуром кивающего в спину младшему брату. Разъярённый, как бык, Вили и не думал извиняться, наоборот, он уходил из Валаскьяльва, чтобы доказать свою правоту, и в нём играла лютая уверенность в том, что один лишь Локи его и поддержит. Вместе они…       Не успели планы, надежды и мечты пронестись у него в голове, как всё померкло перед его ясным взором. Копьё, не знающее промаха сразило младшего брата. Ударило прямо в спину. На пороге Вили повернулся к Одину, онемевшей рукой притронулся к проткнутому животу, с которого стекала тёплая багровая кровь, и упал на колени. Понимая, что его собственный брат запачкал руки своей жены. — Буду… — во рту набиралась и булькала кровь, Вили её глотал, как и окончания слов, — и дру… дру… гие…       Храбрый Вили, поплатившийся за свои реформаторские идеи, цеплялся за жизнь из последних сил, зная, что эти силы покидают не только его, но и двух братьев тоже. Что их связь рушится. Что придёт черёд распоряжаться судьбой новым Повязанным. И последнее, что он видел, были Один и Фригг. Пришёл их черёд.       Так и закончилась борьба Перемен и Порядка, не успев начаться. Но лишь первая и далеко не последняя.

***

      В Ванахейме кипели котлы Эгира — готовился пир. Нерадостный пир. В пиршественном зале, полном Богов, пустовали места Вили, Бальдра, его жены, прекрасной Нанны, которая, не выдержав вести о смерти мужа, умерла от горя, Хёда и Локи. Сверкающее золото освещало палаты, пиво само лилось в кубки. Мир царствовал там, и все гости с большой похвалой говорили, какие у Эгира хорошие слуги.       Зная об этом, Локи думал, что наиболее подходящего момента уже не будет. Много скопилось желчи в нём, много злобы сидело на языке. Он лишился союзника, единомышленника в лице Вили и остался единственным, кто посмел воспротивиться Одину. Поддержка его ждала в родном мире — в Ётунхейме, где великаны давно таили обиду на Асгард. Локи предупреждал своего побратима, чтобы тот не мешал разрождаться новой энергии, но Один не слышал его, как не слышал и Вили. Дети умирали, умирали и их родители, которые не желали мириться с потерей, а те, кто принимал в своём доме смерть, уходили в тень и больше не высовывались из неё. Обуянный гневом, Бог коварства с триумфом показал Всеотцу то, что испытывают родители от потери собственного чада. Локи-то показал, но смерть следом пришла в его семью.       И он затих. Притворился, что тоже смирился. А сам выжидал. Выжидал долго, старательно, чтобы в праздный день разрушить и перевернуть жизнь ненавистных асов.       Перед ним встало двое слуг Эгира — Эльдир и Фимафенг, последний упрямо не хотел впускать нежданного гостя. Локи не стерпел такого неуважения в свою сторону и убил Фимафенга. Тело слуги упало прямо перед поражённым Эльдиром. — Скажи мне, Эльдир, прежде чем с места сойдешь, — улыбаясь краешком рта, Локи с отвращением перешагнул мертвеца, — о чём на пиру за пивом хмельным беседуют Боги? К Эгиру я пришёл, чтобы на пир посмотреть и рассказать о славных подвигах асов. — Об оружие своём, о смелости в битвах беседуют Боги; но никто из них тебя не ждёт, — менее смело говорил слуга, видя, что может случиться с ним. — Если в палаты войти ты решил, чтобы не на пир посмотреть, а асов забрызгать грязной бранью, то об тебя ж и оботрут её. Знай это. — Если мы начнём обидно браниться, я ответами буду богаче тебя. Поэтому лучше замолкни, Эльдир, пока ты не разделил участь своего… товарища.       Лёгкой походкой Локи вошёл в палату и оглядел всех собравшихся, умолкших при его виде. — Что ж вы молчите, могучие Боги, что, даже и слова не скажете? Пустите меня на пиршество ваше иль прочь прогоните? — Не пустят тебя на пиршество Боги могучие, — сквозь зубы цедил всегда весёлый Браги, — ибо ведомо им, кого надлежит на пир приглашать. — Один, — не растерявшись, Локи ухмыльнулся и показательно ступил ещё дальше за порог, — когда-то — помнишь ли? — кровь мы смешали с тобой, тогда сказал ты, что пива пить не начнёшь, если мне не нальют. — И тебе место найдётся средь нас, Волка отец. Садись за стол наш, но мир в доме Эгира ты не нарушай.       Видар встал и налил кубок Локи, но тот, прежде чем выпить, обратился к асам: — Славьтесь, асы, и асиньи, славьтесь, могучие Боги! Одного я не стану приветствовать — Браги.       И тогда не без удовольствия Локи залпом выпил содержимое кубка, наслаждаясь началом затеянной ссоры. — Меч и коня я тебе вручу, — пылая от возмущения, говорил Браги, — не начал бы только ты ссор затевать. Бойся гнева Богов!       Откинувшись на стуле, Локи скучающе вздохнул. — Не дашь ты коня, и меча не дашь. Дар — привилегия героя, а из всех асов, что здесь собрались, ты самый трусливый и схватки всякой страшишься.       В край оскорблённый, Браги вскочил с места. — Если мы были бы не в доме Эгира, то собственными руками, я голову твою оторвал в отплату за ложь! — Сидя, как украшение скамьи, ты храбр, но в битве беспомощен! Смелость свою покажи в сраженье! Кто смел, тот не медлит.       Следом поднявшись, Великий и Ужасный развёл руки в стороны, как бы приглашая Браги к поединку. Но испугавшаяся за мужа Идунн встала меж ними и затараторила: — Браги, не надо у Эгира дома ссориться с Локи. Уместны ли распри среди родни! — Ты, Идунн, помолчала бы! — воскликнул Локи. — До мужчин ты всех боле из женщин жадна, руки твои того обнимали, кем брат твой убит.       Вспыхнув от стыда, Идунн опустила глаза и уже тише добавила: — Тебя, Локи я словом не оскорбляла. Старалась лишь Браги, мужа моего, хмельного усмирить и распрю пресечь. — Довольно! — вмешалась Гевьон — Зря вы, два аса, друг другу язвите и речи бранные бросаете. Тебе ли не знать, Браги, что Локи шутник и любимец Богов? — Не встревай, Гевьон! И тебе я о юнце напомню, тебя совратившем, — зло припоминал Локи. — Забыла, как закидывал он тебя дарами в обмен на любовные ласки? — Безумен ты, Локи, безумен! — задрожал от гнева Один. — Как дерзости хватило тебе Богов и Богинь в доме Эгира бранить?! — И ты, Один, молчи! — повернувшись к побратиму, Локи желал наконец-то в лицо высказать ему всё. При всех. Потому что знал: против его правды он бессилен. — Ты удачи в боях не делил справедливо: не воинам храбрым, а трусам победу нередко дарил. Не так ли? — Когда не воинам храбрым, а трусам победу нередко дарил я, ты в лесу сидел и от ведьмы не детей — зверёнышей зачинал… — К чему говорить о прежних делах, о том, что свершали вы в давнее время? — прервала Одина Фригг. — Что старое трогать? — Не тебе судить об этих делах, Фригг! — двинулся на неё Локи, грозя указательным пальцем. — Во всём-то ты Одина поддерживаешь, все проступки прощаешь! И молчишь! Та, кто о судьбах ведает, та, кто смерти одобряет!       В недоумении о том, что говорил Бог обмана, все посмотрели на Фригг, чья кожа стала белее, чем когда-либо. Жена Одина сглотнула и, не колеблясь, ответила: — Будь здесь Бальдру подобный, ты б не покинул пиршество асов без схватки жестокой. — Хочешь ты, Фригг, дальше послушать дерзкие речи? — безумно улыбался Локи, сверкая оскалом белых зубов. — Из-за меня ведь Бальдр не вернётся к тебе никогда, навеки он в царстве Хель поселился! — Сколько злобы в тебе, Локи… — просипела нежная Фрейя. — Зачем к ссоре рассказы завёл? — О Фрейя, Фрейя! И о тебе мне есть что сказать. Ты тоже порочна: всем ты любовь свою отдавала — всем асам, и альвам, и цвергам… С головой ты погрязла в разврате: не тебе ли пришлось пойманной с братом визжать с перепугу? — Лжив твой язык! — беспомощно сжала кулачки Фрейя, учинённая в жёсткой правде. — Тебя он к беде приведёт: разгневаны асы и асиньи. Отсюда с улыбкой ты не выйдешь. — Беды нет великой, коль женщина делит ложе с мужчиной, — вступился за свою дочь Ньёрд. — Вам, ванам, уж лучше не встревать в наш разлад, — презрительно сказал Локи. — Не ты ли, Ньёрд, Богам был послан заложником? — Пусть я и заложником был, но тем я утешен, что сына родил. Дорог он всем, он — первый из асов. — Ньёрд, перестань! — разразился от хохота Локи. — Не смей похваляться! Не стану я скрывать: прижил ты сына с сестрою родной — что может быть хуже! — Ньёрд прав, — поднялся Тюр из-за стола. — Фрейр самый лучший воинственный всадник в чертоге Богов; не обижал он наших асинь, как ты, Локи. — Не обижал? Я разве так их обидел, когда правду сказал? — в притворном удивлении Локи захлопал глазами. — И о тебе я скажу: мирить не умеешь ты в распре врагов. А правую руку твою помяну я, что Фенрир отгрыз. — Я лишился руки, но знал сей исход! А Фенрир где твой? — с ухмылкой спросил Тюр у помрачневшего Локи. — Оба терпим потерю, но тяжко и Волку в цепях находиться. — По-хорошему Волка убить бы должно, чтоб лишних проблем нам, Богам, не доставил он, — поддержал Тюра Фрейр. — Тебе ль о проблемах говорить, тому, кто на честь сестры родной посягнул? А? — Замолкнешь ли ты, наконец, Локи? — не стерпел Хеймдалль. — От пива рассудка лишился? Язык свой не в силах тот обуздать, кто не в меру напьется. — Ты, Хеймдалль, молчи! От начала времён удел твой нелёгок: на страже Богов неустанно стоять тебе наказано, но почему-то не чтишь ты свой наказ.       Недавно зашедшая Сиф, жена Тора, чувствуя, что нужно замаслить, смягчить пыл Локи, налила ему в кубок мёду, когда как все, стоя с красными лицами, не могли стерпеть такого унижения. — Здравствуй, Локи! Кубок с мёдом прими и меня на пиру могучих Богов в речах не порочь!       Бог коварства довольно оглядел Сиф, принял кубок и выпил. — Порочить не стал бы, если б ты и впрямь была неприступной, — Локи смотрел ей прямо в глаза, замечая, как всё ниже и ниже они опускаются, как беззащитно Сиф косится на Одина и Фригг. — Помнишь ту ночь, когда золотых волос своих ты лишилась? Я помню! Тогда с одним — и мне ли не знать! — изменила ты мужу. То был злобный Локи! Тот, от чьего языка вы все места здесь не находите!       Внезапно задрожали горы, земля заходила, ветер поднялся, раскрывая окна нараспашку, и вместе с громом в палаты вторгся Тор. — Смолкни, Локи! — прогремел тот. — Принудит молчанию тебя молот Мьёлльнир и швырнёт тебя в Хельхейм — к воротам смерти! — Вот и Громовержец прибыл сюда: что ж, браниться ты начал? Угроз я не страшусь, так что закончу: вспомни как ты в рукавице прятался, не опомнясь от страха. А Скрюмира замки? Помнишь? До еды было совсем не достать — от голода гиб ты.       От ранней смерти Локи спас Один, подняв руку и призвав всех к тишине. Даже неотступного Тора. — Устроил ты переполох, Локи, всех ты унизил. Доволен ли теперь? — Доволен? Да я несказанно счастлив! Только мало вам всем! — искренне распалялся Локи. — И заметил ли ты, братец, как связь наша ослабла? Знаю, заметил. Ни кровных, ни сердечных уз отныне нет у нас с тобой!       В доказательство своим словам Локи поднял одежды, остервенело демонстрируя свежий шрам прямо под сердцем. Один свысока смотрел на ётуна: глубоко внутри он уже знал, что так произойдёт. — Не брат ты мне — враг до конца времён. Ах! Как же я мог забыть? — плут всплеснул руками. — А ты, наверное, асам так и не поведал новенькую историю? Что ж, помолчу и я. Об одном лишь молчать не стану: я объявляю тебе войну.       По палате прокатилась волна взволнованных ахов и перешёптываний. Каждый был потрясён таким заявлением. Войны только закончились! Неужели… снова? — Ты желаешь победить миры, но чтобы это сделать, победить нужно вначале себя!       Уверенный в том, что Тор сказал какую-то чушь, Локи ему не ответил. — Пива ты, Эгир, немало припас, но напрасно старался: пусть всё, чем владеешь, в пламени моём сгинет.       С этими словами Великий и Ужасный исчез, а стены палат, как по велению, вспыхнули страшным огнём. За Локи велась погоня, на этот раз Один его услышал и не счёл предупреждение за ложь. Тот скрылся в Ванахейме, у старого знакомого вана Сагра, который рассказал ему о кончине жены Сигюн. Один остался Локи с незавершёнными планами и разорёнными в прах надеждами: Владыка тщательно позаботился о том, чтобы ни одна детская душа не попала ему в руки. Это и положило начало союзничеству правителя Ётунхейма — Бергельмира и Бога обмана и коварства.       А асы ещё долгое время не могли смотреть в глаза друг другу. Позор тяжким бременем лёг на их семьи, ведь каждый из них, хоть и не публично, признавал: слова Локи — горькая правда.       Позже пошёл слух о том, что у Трёх Норн возникло предчувствие: что-то должно было произойти, что-то уже грядёт. И все ждали, и миры находились в подвешенном состоянии. И война не начиналась.