***
— Вельда, Вельда! Смотри! Она просыпается, просыпается! Стоило услышать переполошённые вскрики, торопливые шаги, как я закрыла еле открывающиеся глаза и поморщилась. Состояние напоминало похмелье, которого в жизни я так избегала, отчего и редко испытывала. — Рано ей ещё… Пусть спит. Только после этих слов я поняла: на моё сознание давила чья-то воля. Эффект не был достигнут, потому что моя энергия упорно сопротивлялась инородному воздействию и была намного сильнее. Я попыталась приподняться на локтях и даже смогла разглядеть двух женщин, нависших надо мной, и день. День, шедший к концу. — Упрямая какая… — Вельда, может, не надо?.. — А ну-ка спать! И всё же я была слаба, поэтому опять отключилась.***
Запах травы, усиленный утренней росой, щебет птиц, скачущих под Солнцем, разбудили меня. Укрытая своей мантией, я спала прямо под окном, к которому бодро потянулась, чувствуя себя свободной от оков чьей-то энергии. Первым делом я приложила руку к груди, а следом бесшумно выдохнула. Амулет на месте, меня никто не найдёт. А где я?! Воспоминания, словно ядовитые змеи, душили своим ядом. Меня обманули, сыграли на эмоциях и чувствах! И я даже не сомневалась, что главным и ответственным за это представление является Вегард. О, сколько злости у меня накопилось на него — даже побольше, чем когда-то на Локи — сколько загадок скрылось под этим проклятым чёрным капюшоном, а самая интересующая сейчас: зачем было отправлять меня… Я даже не знаю куда! Зачем?! Волна праведного гнева застилала собой даже то, что на этот раз я оказалась в безопасности сразу. Дверь отворилась, и в неё вошла девушка, держа в руках глиняный горшочек. Невысокого роста, со светлыми густыми волосами, заплетёнными в две косы, вытянутым лицом и милыми и одновременно строгими чертами. — Проснулась, — мягкая улыбка показалась на её полных губах. — Быть может, ты голодна? — Можно воды? Я даже не представляла, как жаждала пить, пока не упомянула про это. Она протянула деревянную кружку и села рядом со мной, от неё не веяло опасностью, наоборот, весь её вид вселял доверие. — Меня зовут Ванадис, а тебя? — Спасибо, — я послала ей благодарный взгляд. — Я Лив. Ванадис чуть отвернула голову и нахмурилась, будто бы вспоминая, где могла слышать моё имя. — Кажется, я не припомню такого имени. Помнишь, как попала сюда? Я нашла тебя без сознания, но, уверена, помогло Тонкое место. Повезло, что со мной была Вельда, она настояла на том, чтобы ты оправилась и пришла в себя, иначе… — её ровный голос вдруг дрогнул, ресницы печально опустились, — могло бы быть худо. — Кто такая Вельда? — Вельда — самая старая из всех живущих в Ванахейме, настолько, что видела зарождение Второго мира, видела Три войны. Вот и дошутилась: я в Ванахейме! О нет, нет, нет… Я начала всё больше оседать на скамье, становясь похожей на засохший цветок, и старалась усмирить лихорадочное дыхание, пока и вовсе не схватилась за голову. Это ведь так далеко от Мимира, от Норн, как же мои ответы?! А как же наказ Одина?! Чтоб тебе пусто было, Вегард! Весь мой путь Сурту в пекло! — Священные рощи закрыты по велению нашей Богини Нертус, вход доступен далеко не каждому. Лив, я нашла тебя именно там. С каждой новой деталью мои глаза всё больше расширялись от недоумения. Ванадис, говоря тихонько, даже с опаской, коснулась моего плеча, а до меня донеслась изменившаяся энергия: она меня боялась. — Расскажи, кто ты? Как смогла попасть туда? В этот самых момент на пороге появилась, очевидно, сама Вельда. Для того, кто живёт тысячи лет, она выглядела довольно хорошо: кроме дряхлой загорелой кожи да сгорбленной спины, у неё имелись волосы цвета соломы и ясный, пронзительный взгляд. Сразу Вельда начала копошиться над столом с травами и всякими пучками, совсем не обращая внимания на нас. — Неспокойно что-то мне, видно, грядёт уже что-то, ещё и в восьмой день… Ну что за совпадение такое? — возмутилась вдруг она, что зазвенела посуда. — В Ванахейме-то тихонько, а там… Что там — и Имиру неведомо, повергли Сотворителя нашего, три брата Второй мир построили и пожить в нём не успели, как пал он, а мы всё руины эти перешагнуть не можем… По выражению лица Ванадис я поняла: с уст Вельды она это слышала не раз. Возможно, и я в очередной раз услышала бы про войну, но произнесённое имя, как иголка, вонзилась в сердце: — …если бы только Лаувея не отчаялась, если бы не пошла в Асгард… — Лаувея? Мать Локи? — пылко перебила старушку я. — Она ведь бросила его в Асгарде? Подлинная история была мне неизвестна, только смутно и то по кусочкам. Ни разу Локи не обмолвился и словечком о своих родителях, и где-то в душе мне думалось, что он таил на них обиду. Он тоже много знает и ничего не говорит, поэтому всё честно! Вельда даже не повернулась, лишь махнула рукой и отрицательно качнула головой: её даже не побеспокоило то, кто об этом спросил. — Как молния разит дерево, давая начало огню, так и Фарбаути с Лаувеей дали жизнь Богу огня. Фарбаути был славным великаном, заправлял он, как сейчас Ангрбода, Железным лесом и главой был клана Молний. Пылкость натуры погубила его: хотел он отомстить за смерть Имира, сделать Ётунхейм самостоятельным, но Один подавил мятеж и убил его, и клан остался без главы, и лес без предводителя. Лаувея — единственная Богиня-великанша в Ётунхейме — ринулась к Мимиру и на колени перед ним упала, прося рассказать о судьбе сына. Не предполагала она, что Локи начнёт войну с Одином, да не один… — Вельда вдруг замерла, а затем продолжила тише: — Сердце у неё болело, потому и отнесла она его в Асгард, думала, что не отважится брат на брата пойти, породнятся те. — Вельда, ты никогда мне об этом не рассказывала… — ожила Ванадис. — Но чем Лаувея заплатила Мимиру? — Жизнью. После смерти Фарбаути, потери ребёнка она наполнилась только слезами, только нескончаемым горем. Она хотела как лучше, но кто сможет обойти свой рок? Лаувея хотела предотвратить войну, хотела защитить Локи. Она его не бросала! А он этого не знает и, наверное, винит. Винит всю жизнь. Если бы у меня имелась возможность оказаться рядом с ним прямо сейчас, я без раздумий ей воспользовалась и тотчас поведала ему о том, что узнала. То, что он находился в неведении теперь не давало мне покоя. Наконец-то Вельда повернулась лицом к нам, пестиком размешивая какую-то мазь в горшочке, и кивнула на меня. — Снимай с себя свой плащ, там наверняка ушиб на руке. Как и наказала Вельда, я сняла мантию и посмотрела на левую руку: весь рукав был изорван, на предплечье красовался синяк, который я даже и не заметила бы. Рядом сидящая Ванадис кинула мне сочувствующий взгляд и хотела было встать, как она тут же ошалело опустилась и припала к моей руке, пальцем обводя рунические узоры. — Вельда… — почти не дыша пробормотала она, когда прищуренные глаза старушки быстро заметались по моей коже. — Святые рощи, Вельда, смотри, это же руна. И не одна… Это смешанная руна! Ванадис вдруг испуганно отпрянула от меня и посмотрела уже осознанно, боясь не то что принять — озвучить свою догадку. — Не тебя ли… Лив звать? — оцепенев от волнения, спросила меня Вельда, крепко сжимая мою ладонь. Не успела я и кивнуть, как она радостно, почти со слезами затараторила: — Скорей — ох! — скорей беги к Нертус! Скажи, что возвратилось наше дитя! Домой вернулась! Вернулась! С открытым ртом я сидела, не в силах даже подняться или моргнуть. Меня не пугало то, что они видели руну и спасли меня от крайне шаткого положения, мне было всё равно на это. В этом доме точно знали меня, здесь крылись мои ответы. Так вот зачем я здесь. — Встань же, милая, дай мне поглядеть на тебя, — несмотря на разницу в росте, Вельда подняла меня, словно ведомую, за плечи. — Как не узнала тебя сразу, как могла! — Так вы знаете, — с придыханием лепетала я, чувствуя, как подкашиваются колени, как слёзы счастья хотят политься из моих глаз, — вы знаете моих родителей? — Конечно, Лив, конечно я знаю их… А как ты выросла, ай как выросла! Я помню тебя совсем крошечной, — её мягкие жилистые руки, дрожа, ласково оглаживали моё лицо. — У тебя глаза матери. Я не сдержалась, и бесшумные слёзы полились по моим щекам, всхлипы вырвались из груди, а на лице засияла широкая улыбка. Это было самым лучшим сравнением за всю мою жизнь. Как давно я так не улыбалась, как давно не испытывала таких светлых чувств. И как долго, как долго я шла к тому, чтобы узнать хоть что-то о родителях. И я наконец-то дошла. Сегодня мне откроется вся правда. — И улыбка её… Ну-ну, дитя, присядь, — мы сели на лавку, Вельда заботливо приглаживала мои всё ещё растрёпанные волосы после сна и скрипуче смеялась: — А остальное — всё в отца, даже эти ушки. Помню, как мать поражалась всё им… Ну и заждались мы все тебя. Сердце моё наполнилось теплом и любовью до самого передела от того, что впервые мне встретился тот, кто искренне ждал моего возвращения. Меня. Я утёрла дорожки слёз и со съедаемым меня любопытством поддалась возбуждённо вперёд. — А руну тоже мои родители поставили? Мои родители. Эти слова хотелось произносить при каждом удобном случае. — Нет, Лив, милая… — уголки тонких сухих губ Вельды опустились, она взяла мои руки в свои. — Видно, тебе ничего неизвестно, но я расскажу, я воочию всё видела. То был сильный маг, заклинатель, он-то и спас Мэрит от гнева Одина. Теперь смотри. Медленно Вельда обвела самую большую руну, напоминающую молнию. — Соуло — руна Асгарда. Могущественный знак, обладающий светом, огнём, который может и помочь, и убить. Следом её палец провёл по прямой линии, которая как бы перечёркивалась косой. Для меня эти линии не имели никакого значения, но сейчас, если смотреть под другим углом, то я, на своё удивление, уже знала, что это за знак. Такая есть у Локи. И, оказывается, у меня тоже всегда была. — А это Наутиз — руна Ётунхейма, — Вельда всплеснула руками. — Ой, и тяжёлая она какая, ей ставят печати и оковы, связывают воедино части одного целого. Последним был знак в виде креста. — И Гебо — руна Мидгарда, жертвенная. В ней гармония, равновесие. В тебе, милая, кровь двух противоборствующих миров, начало двух путей — Перемен и Порядка. С Гебо ты свою жертву принесла, оказавшись посреди людей. Лучше и не скажешь. — Если Мидгард это то, где я всё это время жила, Асгард — родина мамы, то Ётунхейм… Тупо пялясь в пол, я задумчиво, словно расставляя книги по нужным полкам, пыталась сопоставить все пазлы. Ответ сидел на кончике языка, но не решался с него соскочить. — Неужели мой папа… — увидев подтверждение во взгляде Вельды, я продолжила уже увереннее: — Вельда, мой папа, он из Ётунхейма? Он ётун? — Да, Дьярви был родом из Железного леса, дитя, из клана Молний. Дьярви… Молний? Молний! Так вот от кого у меня эта способность, вот почему в моих венах вместе с кровью бурлит электрический ток. Я — дочь аса и ётуна. Вихри новых вопросов сиюминутно одолели меня, в груди не хватало воздуха от переполняющих эмоций и, казалось, что я не дотерплю до реальной встречи с родителями. — Но как они с мамой встретились? Я хочу знать всё прямо сейчас… Хочу знать всё, что ты можешь мне рассказать о них! Вельда точно не сомневалась, что я попрошу об этом. Она взяла горшочек и начала мазать болючий ушиб. По дому пополз запах масла миндаля, лаванды… — Я знала ещё Айварса и Бенгту, родителей Мэрит, это были отважные, храбрые воины, каких свет ни видывал, они много сделали для становления Асгарда. Бенгта Богиней утешения была, подле неё неуспокоенные души находили покой, сейчас таковой является Глин. Айварс же покровителем войны и воинской чести был ещё из таких давних времён, когда Солнца и Луны на небе не было. — В Альвхейме, на входе в Скинандию, я видела их памятники, — вмешалась я, когда Вельда закончила с мазью. — Тамошний правитель сказал, что этот город назван в честь их дочери. Он говорил о моей маме? О Мэрит? — О ней, о ней, — посмеивалось она. — Вёлунд, правитель Альвхейма, очень уж любил её, дочкой своей называл, так как детей у него своих не было. Мэрит отождествляли с женской красотой и утончённостью, позже она стала покровительницей благородства, но после смерти родителей бедная девочка изменилась: перестала покидать Асгард, забыла про прежние гуляния и веселье. Изменилась так, что ей чужды стали любые поклонения и вознесения: она примкнула к валькириям и лишилась своего статуса. Никто и не думал, что в ней взыграет такая перемена. Мэрит всё рвалась на Третью войну, её почти что цепями сковали, но не пустили. — Мне рассказывали легенду, — неуверенно начала я, а печаль за маму густым облаком обволокла меня, — о том, как Мэрит подняла дух асов после Второй проигранной войны. — Никакие это не легенды, — презрительно фыркнула Вельда, — асы тогда и впрямь отчаялись и не надеялись на победу, но их удача: как освещающая дорогу звезда, ещё Богиня, совсем юная и беспечная, Мэрит призвала каждого сражаться за Асгард. Она объединила разъединённые звенья. После такого доблестного поступка её стали уважать ещё больше, особенно среди самих воительниц и воинов Тюра. Здесь-то и берёт своё начало история Дьярви и Мэрит. В великом скопище народа встретились их взгляды. Вельда сразу помолодела, воспряла, и это искрящееся счастье на её разгладившемся лице передалось и мне. Я чувствовала, как что-то далёкое и родное опять пробуждалось и вновь оживало через её уста. — После смерти отца Локи, Дьярви остался единственным, кто мог бы возглавить клан Молний, но Ангрбода зря времени не теряла и мириться с постоянным главенством клана не желала: всех вождей подговорила и переманила на свою сторону. Дьярви таким укладом был очень недоволен, ополячился против всех, кого смогли подкупить, и вместе со своими собратьями ушёл с Тюром в Асгард, служить с честью и достоинством. — А как же клан Молний? — забеспокоилась я. — Ангрбода так просто отпустила папу? — Она сказала, что он предатель, раз даже мысль такая посетила его дурную голову, а когда он присягнул Одину, то и вовсе рассвирепела. Железный лес потерял один клан, перестал бороться за самостоятельность, но обрёл сильную предводительницу в лице женщины. И коварна она, Лив, ой, как коварна. — Как Локи? — осторожно полюбопытствовала я. — Локи тоже проказлив и злопамятен, но они сильны по одиночке — вместе не ужились, — Вельда устремила на меня прищурившиеся глаза. — Ты уже знакома с ним, дитя? Я вся напрягалась так, что ушиб дал о себе знать. Тяжело сглотнув, кивнула, не подозревая, какую роль играет в этом всём тот, кто давно завладел моим сердцем и душой. — И вот так просто отпустил? Не поверю. Локи пытался переманить тебя к себе, угрожал? Знаваю я о том, на что он готов пойти, — качая головой, обрушивалась Вельда на моего любимого. — Неужто скрыл Локи от тебя всю суть распри… Зря, выходит, мать переживала. — Я знаю, что за смертью Вили стояло что-то большее, чем просто убийство, то, из-за чего Локи и Один встали друг против друга. Вельда, ты знаешь, что это? — Дойдём и до этого, так вот… Так и появился у Тюра отряд из Железного леса, которого порядком остерегались и поначалу не верили в их благонадёжность. Я не хочу тебя пугать, дитя, но Дьярви отличался особой жесткостью, его подвиги звались кровавыми, и страшен он был в гневе. Много он поубивал и великанов, и всех неугодных Богам, не дай святые предки, чтобы встретиться у него на пути. — А мама… Она тоже убивала? Старушка замолчала, но затем с тяжёлым вздохом, будто бы стыдно ей было в этом признаться, произнесла: — Убивала. И не раз. Наверняка суждено и мне. — Дьярви относился к Мэрит, к жемчужине нашей, с огромным почтением, уважал и ценил её бесстрашие, не рассчитывая на что-то большее, не предпринимая попытки сблизиться. Чувства между ними зародились случайно и неожиданно для обоих: каким-то чудом именно этот холодный и суровый ётун растопил сердце Мэрит, безвозвратно украл, и жизнь в ней вновь забила ключом. Свою любовь они взрастили, как росток, который с каждым днём становился больше, крепче, мощнее. Каждый из них дорожил даже самой короткой встречей, которая в любой момент могла стать последней. С Дьярви Мэрит, как по какому-то наваждению, превращалась в ту юную нежную Богиню. Старушка не могла усидеть на месте: ходила по комнате, размахивала руками, вздыхала, а я внимала каждому её слову, вспоминала образы родителей и следила за каждым движением, словом, лишь бы ничего не упустить. — Одно скажу тебе точно: за неприступной скалой жила твоя мать. В судьбу они не верили, но любовь их, клянусь, была словно заведомая свыше, и кровью связали они свои жизни, вон там, в Священной роще, под ивой. Не видала я ещё такого и не увижу больше никогда, — решительно заявила Вельда, а затем сложила руки на груди и отвернулась от меня к окну. — То родилась запретная любовь: Мэрит дала клятву, приняла обет безбрачия, но, вопреки всему и вся, нарушила всё и была слишком упёртой, чтобы прекратить связь, как и Дьярви, посмевший посягнуть на её честь… Эти рассказы звучали как далёкие, всем известные легенды, в них ощущалась горечь пережитой истории, которая, кажется, подходила к концу. Постепенно её голос возвращался из тех давних времён, воспоминаний и становился подобен натянутой струне, которая готова была лопнуть в любой момент. Я знала, что нарушение какого-либо закона никогда не оборачивалось ничем хорошим. Тревога начала стучать по моим рёбрам. — Если бы были живы Айварс и Бенгта, она послушала бы их… Скрывались они тщательно и долго, Лив, но счастье их всегда порывались разрушить и разоблачить. В особенности Фрейя. Такое чужое, лишнее имя в моей истории прорезало слух, а упоминание о вреде вовсе привело в ярость. — Она прибыла в Асгард как заложница Ванахейма и быстро заняла место отсутствующей Богини красоты, осмелела и начала причислять себя к асам. Совсем случайно Фрейя увидела твоих родителей вместе за прогулкой и жутко возмутилась тем, что валькирия себе такое позволяет. Это был вздор! Скандал! Она тут же направилась к Одину с доносом. — И что? Что было дальше? — Один, конечно же, простил Мэрит, тем более что сам этого не видел, а уж тем более Фрейя не видела того, за что бы можно было наказать. Однако с того момента их стычки стали постояннее, надзор усиленнее, а сама Фрейя хотела сместить Мэрит с поста предводительницы валькирий и занять ещё и это место. Твоя мама здорово ставила на место эту развратную девицу. Но, видимо, лишь смерть остановила бы её. — Вельда, они ведь справились, правда? — дрожащим голосом спрашивала я. — Не попались на её ловушки? — И второй раз донесла Фрейя. Один не на шутку разгневался и его благодушное отношение почти полностью испарилось: Мэрит помиловали, — хотя полагалось убить — но та смиренно склонилась перед Фрейей, отдала ей заветный пост предводительницы валькирий. Это служило наказанием для обоих. Дьярви долго корил себя, он был в бешенстве, но ничего поделать не мог. Они знали, что их отношения невозможны, мучались и ничего не могли изменить. На третий раз их разоблачил сам Всеотец и прознал о том, что ни Дьярви, ни Мэрит не прекращали общение… Как ужаленная, я подскочила с места, подошла к сгорбленной Вельде и пристально уставилась на неё. Холод, что я помнила с Валаскьяльва, тут же обжёг мою кожу и судорогой прошёлся по всему телу. — Всё произошло стремительно быстро, в тайне ото всех, поэтому твои родители оказались, как ты сказала, в ловушке. Но они и не думали сбегать. — Нет?! Почему? — не понимающе вспылила я, считая этот вариант самым правильным. — Они могли бы сбежать в Скинандию! Ты ведь сама сказала, что Вёлунд любил мою маму. Ну, или же… в Железный лес. Почему нет? — Ты мыслишь иначе, чем твои родители, твои руки не связаны моралью, возможно, это даже и хорошо. Но для них честь являлась превыше всего, милая, ценнее жизни, до последнего издыхания они обязывались служить во славу Асгарда, во славу Всеотца, — обречённо говорила старушка. — Так или иначе, узнав, что Мэрит ждёт дитя, ей помогли бежать. Она до последнего упиралась, противилась с позором бежать из Асгарда, клялась, что не покинет мужа, и лишь угроза ребёнку смогла её убедить. Спряталась она здесь, в Ванахейме. — А как же папа? — подорвалась я, хотя уже знала: двоих выводить из Асгарда было бы опаснее, чем одного. — И что за угроза? Из-за предсказания? С выжатой улыбкой Вельда повернулась ко мне и похлопала по плечу. — Дьярви остался в Асгарде, нельзя было так рисковать. Всё намного сложнее, Лив. Идём. Старушка зачем-то покликала меня за собой, из дома, когда как мне не терпелось услышать продолжение! Чтобы люди не слишком глазели на чужое лицо, я закатала уцелевший рукав, собрала волосы в косичку и только хотела взглянуть в старое треснувшее зеркало, дабы убедиться, что на лице нет ран, как на мгновение Солнце скрыло тёмной тучей. С неспокойной душой я вышла на улицу под голосистый противный крик какой-то птицы. Не природа жила вместе с ванами, нет, это ваны жили с величественной природой, окружавшей их повсюду. В другой раз я бы с восхищением оглядела новый, неизведанный мир, но, к своему удивлению и сожалению, поняла: такие вещи перестали меня волновать — они стали привычными. Дом Вельды напоминал больше землянку, как и все остальные, и стоял самым последним, а левее шла аллея и перекрытый лианами вход, видимо, в Священные рощи. Туда мне захотелось попасть любыми способами. Дальше я повернулась направо и обомлела. Скрыться от местного любопытства не удалось: люди повыходили с домов, на улице стоял возбуждённый шёпот, и восхищёнными, оценивающими, пристальными, заинтересованными взглядами все смотрели… на меня. Несмотря на свой растрёпанный вид, я не чувствовала дискомфорта, когда шла к Вельде, мне не приходилось натянуто улыбаться. Теперь я не ощущала волнения, не чувствовала себя загнанной в большую клетку. Я чувствовала себя уверенно и выше каждого, потому что отныне осознавала свою значимость. — Они знают кто я, так? Вельда кивнула, и мы двинулись вперёд, вдоль длинной вереницы землянок и хижин и редко идущих ванов навстречу. Потому что все стояли по бокам. — Многие сотни лет, пока Один с братьями не сотворили объединение, каждый мир жил своей жизнью, у каждого имелась своя собственная энергия, передаваемая из поколения в поколение. Асгард собрал в себе самых сильных и лучших — Богов, этот мир воспылал золотом и роскошью; в Ванахейме издревле царствовала природа, которая и породила нас, ванов, чтобы быть ей другом, помощником, защитником; Ётунхейм — мир великанов, ведьм и прочих существ славился своей недружелюбностью, жестокостью и желанием навредить и разрушить, а не воссоздать и укрепить; Муспельхейм стал миром пламени и жары, как Нифльхейм миром льда и холода: две противоположности не ужились бы вместе, но каждый из них важен по отдельности, в этом секрет равновесия; Альвхейм хранит в себе силу магии и превозносит её как наивысшую ценность, охраняет и живёт вместе с ней; в Свартальвхейме, в мире, где даже из самого крошечного камня делают неповторимые и чудесные вещи, живут наши умелые мастера; а Серединная земля вобрала в себя людей, которые не ведают о божественном и только могут догадываться о том, что существуют иные миры. И все они похожи были тем, что встречались в Хельхейме, где каждая душа смотрела в глаза самой смерти. И так из столетия в столетие: от асов рождались асы, от ванов — ваны, от ётунов — ётуны… Но Вселенная не может жить одним порядком — рано или поздно к нам должно было прийти изменение. И вновь я слышала об этом, о том, как жилось каждому миру по отдельности. Но я совсем не понимала, к чему ведёт старушка и причём здесь мои родители и, собственно, я. — Как пал Первый мир, созданный Имиром, нашим общим предком, и Аудумлой, и пришёл Второй, созданный тремя братьями — Одином, Ве и Вили, так и энергия начала смешиваться и передаваться разным расам, становясь зарождением новой, невиданной никем силы. Это стало последствием объединения, отчего равновесие стало нестабильным. Как я и говорила, милая, Мэрит помогли бежать, стоило узнать, что она ждёт дитя от ётуна и оно будет обладать чем-то величественным и недосягаемым. Она ещё не знала, что именно ты станешь выбранной судьбой, именно о тебе поведает Сага в своём предсказании. — Я не понимаю… — больше растерянно прошептала я. — Помогли бежать потому, что она нарушила обет, или потому, что в её чреве была я? Вельда не произнесла ни слова, доказывая этим, что мои мысли движутся в верном направлении. — Избавиться хотели именно от меня? — решительнее спрашивала я, но каждое слово, казалось, резало по языку. — Нарушение обета, посягательство на честь лишь прикрытие… — Верно, Лив. — Избавиться хотел… Один?.. Разрази меня гром, прямо здесь! Если бы не близ стоящая скамья, я бы рухнула на колени: эта догадка выбила землю из-под ног. Тот факт, что меня могло бы и не быть, и ужаснул, и заставил облегчённо вдохнуть и осознать, что я жива. — Боги… Но почему? Не понимаю, почему? — схватившись за голову, вопрошала у Вельды я, когда она села на скамью и ласково начала поглаживать мою спину. — Зачем ему это? Он боялся… — Потерять завоёванную власть. И боится до сих пор, — в очередной раз подтвердила Вельда. — Когда энергия начала смешиваться, то не все выживали. Младенцы умирали от того, что их малое тело не могло принять, а затем и держать такую мощь. Вили и Локи рассказали Одину об открытой тайне, о совсем ещё мальчишке. Это был Хельги, сын великана и сестры Фригг — Фуллы. Этот малец смог выжить, крепко разродиться и орудовать своей способностью как воин орудует мечом. И случилось так, что Хельги — случайно то было или нет — задел Одина лучом своей силы. Сильно задел: Всеотец слёг. Знали об этом не все. — Как это слёг? Энергия Хельги оказалась сильнее, чем сам Один? — в недоумении спрашивала я, а затем понизила голос: — Но это невозможно, он ведь… Он же самый главный, Владыка и Всеотец девяти миров… Да он же Верховный Бог, Вельда! Я могла догадываться и только предполагать такое, но это оказалось правдой, в которую было сложно поверить. — Так всё и было, Лив. Никто не верил, но глаза не врали. После того, как Один поднялся на ноги, он убил Хельги по причине покушения на свою жизнь. Вили тоже пришлось не сладко, но он не думал отступать. В его планах было создать армию из тех, в чьих венах текла не одна кровь, в чьих венах, по его словам, текло будущее Вселенной. Лишь Локи предупреждал его и отговаривал публично выступать с такими заявлениями, он хотел всё сокрыть — наверняка у него были свои планы. Это на него похоже. — Родители Хельги так же не пожелали мириться с приговором Всеотца и выступили против него, поэтому… — Вельда прикрыла веки, её лицо исказилось гримасой боли. — Поэтому они тоже были убиты. Дальше Один объявил Вили изменником, но убить того не смог. Его убила Фригг копьём Гунгнир, и власть сменилась. — Но Локи говорил, что именно Один убил Вили… — Локи не видывал того и до сих пор не знает о том, что никто из трёх братьев не может убить друг друга. Судьба у них такая. И не только у них, но не мне тебе говорить об этом, — Вельда похлопала меня по плечу. — Наступила череда убийств, тёмные времена, когда брат на брата пошёл, когда Хугин и Мунин с докладами о рождении необычных детей оповещали Всеотца. Один стремился к сохранению прошлых порядков, древних обычаев, не желая принимать изменения и усиленно с ними борясь, Локи же любой ценой хотел искоренить старый уклад, уничтожить ненавистный Второй мир, чтобы возродить новый, в котором энергия будет разрождаться и станет стабильной. — Один убивал всех непригодных ему?.. — надрывающимся голосом шептала я. — Он убивал детей?! — Да, Лив. Но и от руки Локи полегло не мало: он не пытался убить, он хотел вытащить, забрать энергию из детей, но попытки его были тщетны и напрасны. С тобой, как я понимаю, он и не пытался проводить свои трюки, — разворошённые воспоминания больно кольнули меня, до сих было неприятно вспоминать о нашем разговоре в Свартальвхейме. — Теперь понимаешь, дитя, почему положение Мэрит усугубляла её беременность? Тот, кто помог ей, знал обо всём, и сделал бы даже невозможное, чтобы ты выжила. Один до сих пор не знает, где укрывалась твоя мать и кто ей помог. Колдун пошёл против Всеотца. — Значит, он был за Локи? — Нет… Точнее, я так не думаю, дитя, — Вельда замялась, жуя свои тонкие губы. — Как-то я спросила у милой Мэрит про это, но тогда она мне ответила, что они ни на чьей из сторон. «Они за Лив», — сказала она мне. — Они? Кто они? — в край опьянённая, я схватилась за её передник и с лихорадочным блеском в глазах хотела допытать ответы. — Мне нужно знать, на кого рассчитывать в этой войне, прошу тебя, Вельда, мне важна любая деталь. — Дитя, я не знаю даже имени колдуна, а его лицо менялось каждый раз, когда я его видала, — с искренним сожалением говорила неутешной мне Вельда. — Когда я встретила их последний раз, их было четверо, и все они были в чёрных плащах. Трое мужчин — все они обладали магией — и девушка с ними. Мэрит им доверяла, им доверила твою жизнь и безопасность. Чёрные плащи… — Я, кажется, знаю, кто это, — машинально произнесла я, а сердце начало отстукивать бешеные удары. — В Бесконечных рощах, на границе миров, я встретила их, этих самых, в чёрных плащах, они назвались Третьей стороной… Но… Я думала… Думала, что им нельзя доверять, Вельда, я теперь не знаю, где они… — Если это действительно так, дитя, то ни один из них и не подумает бросить тебя на произвол судьбы, — успокаивающе шептала старушка, заглядывая в мои полные скорби глаза. — Всю жизнь они тебя вели, прокладывали путь, всю жизнь скрывали и помогали, чтобы в назначенный час ты смогла исполнить свой долг. Где бы ты ни жила, в тебе всегда текла кровь настоящих воинов. Мягко жилистая рука легла на мою щёку, с которой скатилась скупая слеза. — Если во Вселенной нет таких, как я, то это значит, что я… — на моих губах проступила нервная, подрагивающая улыбка, которая переходила в рваные смешки. — Я единственная выжившая? — Единственная, милая, — закивала сквозь слёзы Вельда. — Ровно шестьдесят девять лет назад восьмого дня Солнечного месяца на свет появилась ты. Воспитанная людьми и рождённая от асини и ётуна, ты, Лив, Порождённая тремя мирами. Я Порождённая тремя мирами. Во мне плескались фонтаны какой-то небывалой гордости за себя, за родителей, за то, что, несмотря на непреодолимые преграды и препятствия, мы справились и смогли пронести через столько лет почти исчезнувшую энергию. Однако одновременно с каждой минутой во мне поднималась всё большая уверенность в том, что я не поддерживаю взгляды Одина. Я упала перед старушкой на колени, шепча бесконечные благодарности, пытаясь утихомирить дыхание. Я нашла! Нашла! Всё сошлось! Сошлось! Наконец-то! Всё было не напрасно! Не напрасно! — Спасибо, спасибо тебе, Вельда… Говори же скорее, где мама? Где папа? Я хочу как можно быстрее их увидеть. — Нет их, милая, нет. — Нет? — я удивлённо хлопнула глазами. — Их нет в Ванахейме? Это не беда, я готова идти куда угодно. — Милое, милое дитя, я знаю, насколько велико в тебе желание увидеть их. Наверняка ты посвятила долгое время, чтобы вернуться домой, добраться до ответов мысли о родителях медленно, но верно завладевали твоим разумом, — взяв мои руки в свои, Вельда зачем-то их сжала и наклонилась ближе ко мне. — Чтобы ты узнала правду и смогла бороться за справедливость, Мэрит и Дьярви отдали свои жизни Хель. Мои глаза забегали от ужаса, а вся я покрылась холодным потом. — Как это отдали жизни Хель?.. — исказившимися голосом переспросила я. — Что это значит, Вельда? — Твоего отца пытали в надежде узнать о местонахождении Мэрит, но он не сказал ни слова. Тогда его убили как изменника. А у матери твоей был лишь месяц, чтобы наглядеться на тебя, запомнить, пропеть колыбельные на года вперёд и побыть рядом. Потом, когда те четверо собрались в Священных рощах, я узнала, что Мэрит прыгнула в реку Гьёлль, чтобы её не нашёл Один и не выведал о том, где ты. И жить с запятнанной честью и без мужа и тебя она бы не смогла. Затем я жизнью поклялась, что никто не получит и доли сведений об этом… Её слова не сразу дошли до моего сознания. Передо мной словно бы закрылась книга, открывая надпись о конце длинной истории. Медленно, находясь будто в другой реальности, я поднялась и схватилась за грудь, где сердце, не прекращая, обливалось горячей кровью. Меня резко отшатнуло назад, показалось, что я не выдержу такого удара. Рот застыл в одном положении — в немом крике, когда как губы дрожали, а язык сквозь дрожь пытался вымолвить хоть что-то. Я надеялась, что Вельда расскажет про чудо, про спасшихся родителей, что она откроет вторую книгу, но старушка молчала, смиренно опустив голову. В голове стало пусто, всё место заняла крутящаяся мантра: «Нет, не может быть…». Прижимая дрожащие ладони к холодному лбу, я обернулась вокруг: ваны, словно почувствовав произошедшую перемену, так же склонили головы, и никто не смел произнести ни звука, всё погрузилось в загробную тишину. Для меня не существовало никого. Это я стояла одна посреди Ванахейма, и в эту секунду весь свет мне стал не мил. Всё, что имело значение безвозвратно рухнуло. Всё то, чего я хотела достичь, к чему тянулась всем естеством, провалилось. Всё стало безликим, ненужным, пустым. Я узнала, но не стала обладать тем, о чём мечтала — семьей. Отдали жизнь, отдали жизнь, отдали жизнь… Ногти впились в кожу, зубы до боли сжали челюсти, из краёв глаз готовы были политься беспомощные злые слёзы. Своим испепеляющим сверкающим взглядом я встретилась с раскаивающимся Нертус, стоящей вдалеке. Я точно знала, что это она. Она чуть склонила голову, виновато, так, чтобы не было видно глаз. Лицо Ванахейма, его повелительница и защитница — Нертус, она проиграла Одину войну. Не смогла выстоять. И сейчас ей приходится быть на стороне Одина. На стороне моего врага. Глядя на неё, я постепенно понимала, что буду на таких же подачках, если не выиграю. Если Порядок восторжествует. Что буду и дальше наблюдать за смертями и дальше узнавать о них. Нертус понимала, что Ванахейм может пасть прямо сейчас. Закапал мелкий дождь. Прямо сейчас я хотела уничтожить здесь всё, я хотела, чтобы каждый знал о моём горе, чтобы каждый проживал эту боль, чтобы ни одна улыбка не могла появиться на чьём-то лице. В моих кулаках набиралась эта древняя сила, и самым первым местом для уничтожения стал Асгард. Никто, никто не имеет больше права дышать, гулять, радоваться и жить, если этого не смогли делать достойнейшие воины. Никто! Особенно Боги! С налившимися кровью глазами и тяжело воздымающейся грудью я размашисто зашагала обратно, не обращая внимания впредь ни на что. Чем ближе я подходила к Священным рощам, тем больше людей бежало навстречу мне, а точнее, от меня, от туч, которые следовали за мной. С криками, с испугом и потерянным видом они все подверглись моему гневу. Чем крепче сжимались мои кулаки, тем сильнее дрожал Ванахейм, тем пуще бушевал ветер, срывая с корнями деревья, и тьма вместе с грохотом опускалась на Ванахейм. Опускалась на всю Вселенную. Я чувствовала, что мне подвластно даже невозможное, то, что я отрицала и не принимала в себе. В моих руках были ниточки, которыми я могла, могу и буду мочь управлять судьбой. Так же безжалостно, как распорядились с судьбой моих дорогих родителей. Лианы, преграждающие мне путь, завяли и почернели тотчас, так и оставшись безвольно висеть. Разъярённым взглядом, резко дёргающейся головой я цеплялась за ритуальные камни и идолы, образующие как бы лабиринт из трёх кругов, а в центре стояло высокое дерево. К нему-то я и двинулась, мысленно раздвигая тяжёлые камни: в голове рисовалась картина как я руками раздвигаю все преграды, а затем остервенело откидываю от себя. Мне стоило лишь представить, чтобы это случилось. Я шла напролом и оставляла за собой дорогу. Дорогу из разрушений. Стоило мне увидеть иву, как боль рывками, болезненными толчками запинала меня от живота и до самого горла. Перед ней раскинулось небольшое разлившееся озеро. Озеро из её слёз. Ива плакала, с её миндалевидных листьев, не переставая, стекала вода. Здесь мама и папа скрепили свои души, здесь они были счастливы… Так не должно было случиться! Не должно! Я упала на колени и лбом прижалась к сырой земле, которую бессильно царапала, сжимала своими пальцами и порождала в ней такие же содрогания. Не человеческий — животный крик наконец-то вырвался наружу, заменив холод в теле на сжираемый меня заживо огонь. Меня раздирало изнутри, меня душило, и на месте последней мечты образовывалась настоящая чёрная дыра. По мере того, как разрастались эти ужасные чувства и срывались мои связки, озеро иссушалось. Солнце уже скрылось под вспышками молний, грозя больше никогда не появиться на небе. Кануть в бездну. Как канет всё и каждый. Уничтожу. Я уничтожу всё. Растопчу. Но вначале Один. Он не умрёт так просто: я заставлю его мучаться, задыхаться в собственном беспомощном крике, чтобы он пожалел о сделанном. Чтобы свет забыл его имя и стёр с истории навсегда. Опустив голову с чёрного неба вниз я увидела, что мои руки по локоть в крови. Опять. И даже дождь был бессилен против неё. Она блестела, переливалась, стекала и впитывалась в землю, и на тех местах появлялись ростки. Не дождевая вода давала им жизнь — кровь. Это не вызывало во мне тошноты, отвращения или страха, потому что я осознавала, что кровь эта была не чьей иной, как родителей. Из-за меня они лишились покоя, из-за меня принесли в жертву свою любовь, из-за меня умерли с фантомным позором. Раскрыв ладони перед собой, я с силой натягивала кожу на пальцах, желая, чтобы она осталась на мне, впиталась как можно глубже, как подтверждение своим словам, своим обещаниям. Там, где блестело золото, будут лежать руины. Там, где сияло солнце, будет стоять вечная темнота. Там, где шёл дождь, будет опадать пепел. Там, где росли цветы, земля засохнет. Там, где звучал смех, будут слышны лишь рыдания. Я отомщу за каждую секунду, прожитую в горе. Я отомщу за родителей и не проиграю. Одежда промокла насквозь, и я обняла себя руками. Покачиваясь, как в бреду и воспринимая хаос, творившийся вокруг, как должное, я дрогнула, когда на мою спину накинули мантию, а потом легла чья-то рука. — Ещё не время, дитя, ещё не время для свершений, — совершенно спокойным голосом говорила Вельда, будто бы и не замечая всего происходившего. — Когда-нибудь ты накрепко убедишься: ты сильнее Богов. Она меня не боялась. Меня отпускал очередной приступ ярости, дышать становилось легче, но этого было недостаточно. Есть лишь один, кто смог бы с концами унять мой гнев, но его не было рядом со мной. Я чуть выпрямилась, постоянно сглатывая, чтобы промочить иссушившееся горло. Ветер прекратил бушевать, забирая с собой дождь и грозу. Земля больше не дрожала, небо начало проясняться, погода отходила будто от сильного шторма, напрасно пошатнувшей её благословенный покой. Выглянуло и Солнце. Оно больше не слепило своим светом и не грело своим теплом. Наступили холода, природа переменилась. И Один теперь знал, что я осведомлена обо всём.