Месяц спустя
Heir to the throne — Ramin Djawadi
Отныне Сонные холмы стали местом моего постоянного пребывания. Я приходила в Чёрный чертог, садилась на колени перед троном, складывала ладони и молилась. Неизвестно кому, неизвестно зачем, неизвестно о чём, но молилась. Так душа и тело исцелялись и находили покой. Иногда, когда раны кровоточили, я оставалась здесь на ночь, бесконечно прокручивая в голове магию рун, занятия с Ве и Даином, Гарольдом и Рагнаром. Не хотела, чтобы это кто-то видел, я справлялась со всем сама. Lumina — BrunuhVille — Не думала, что здесь есть подземные ходы. Что это за место? Ве показывал Чёрный чертог, рассказывал о своих воспоминаниях, и в один день мы спустились вниз, в подземелье, в которое явно давно никто не захаживал. Сырость и холод пропитали здешние стены, но было просторно, не нужно было даже наклоняться, чтобы пройти дальше. В конце длинного чёрного коридора виднелся тусклый свет: это горели свечи, которые освещали отлично сохранившиеся каменные фигуры. — Когда клан Молний отстраивал Сонные холмы, Дьярви из уважения к главным Богам построил святилище. Любой желающий мог прийти сюда и принести приношение или помолиться. Я рассматривала каждое лицо, тех, о которых слышала в рассказах или легендах. Боги и Богини стояли полукругом, навечно замершие и неживые, здесь ещё не было Богов-ванов. Посередине стояли трое братьев — Один вместе с Фригг, Ве и Вили, а по бокам — Тор рядом с Сиф и Тюр. Слева расположились Хеймдалль, Браги, Локи, Хёд, Хермод. В последний раз с Локи мы виделись около недели назад, но его статуя выглядела безумно реалистично, из-за чего на него я невольно засмотрелась дольше, чем равнодушно оглядывала иных. Как он там? Где? Я знала, что не стоит на этом долго зацикливаться, поэтому повернула голову. Справа стояли Бальдр, Видар, Улль, Вали и… Мэрит, моя мама. Сердце болезненно ёкнуло, я тяжело сглотнула. Знала бы только она, что в будущем те, кому она честно служила, станут её убийцами. Я подошла ближе, чтобы прикоснуться к ней, рассмотреть. Я гладила её лицо, обрамлённое длинными закрученными прядями. — Мама… Если бы ты только была со мной, и папа… — единственное, что смогла вымолвить я. Она выглядела настолько же прекрасно, как и в том видении, что показывал Даин. Расслабленная поза, где одна рука положена на сердце, а вторая вскинута, и спокойный взгляд, устремлённый вверх. Вся она светилась и олицетворяла ту самую благородную красоту, смотря на которую хотелось жить. — Она знала об этом месте, ведь да? — Знала и не раз сюда приходила. Мэрит часто здесь думала о том, как сможет покаяться перед Одином и валькириями за нарушенный обет. Но никогда об этом не жалела, — скоро добавил Ве. Для него тоже было непросто находиться здесь и смотреть на родных; лишь краем глаза я видела, как напряжённо он всматривался в лицо Одина. После увиденного мучал меня вопрос. Знал ли Один об этом святилище, когда наверху издевался над отцом? За всё это время я обходила весь дом, заглянула в каждый тёмный уголок, представляя то самое беззаботное время, только так и не подошла и близко к трону. Только издалека смотрела на него невидящим пустым взглядом. Я Порождённая тремя мирами, правительница Сонных холмов, вождь клана Молний, и слово власть не должно быть чуждо мне, пора бы это принять. Пока что этого не получалось. Я подумывала над тем, как восстановить Сонные холмы, вернуть прежнее состояние моей земли, делала чертежи и некоторые изъяны уже поправила. Мысли прерывал людской голос. С наступлением зимы шумный Утгард затих, стоял как околдованный цепями тишины. В столице начался хаос: грабежи, убийства и насилие заполонили Ётунхейм. Здесь стало опасно, жутко, по ночам выли, не прекращая, волки. Люди обезумели от страха. Большинство прознало о том, кто вернулся в Ётунхейм, и винило в этом никого иного, как этого кого-то. Кем меня только не кликали: и смертью, и бедой, свалившейся на голову, и ведьмой. Все старались отгораживать меня от лишних переживаний, никто не делился тем, что говорят в мире, но слухи ходили сами по себе и не скрывались. Я понимала обвинения и молчала, никак не в силах отделаться от ощущения, что всё подстроено, как и не могла не думать о том, что за мной следят. И я так же стала тише и суровее, за всем наблюдала и осторожничала. Всё чаще я смотрела в сторону Заброшенного леса и хотела туда попасть. — Энергия как горсть конфет. Когда конфет много, можно раздавать их направо-налево, повелевать над всем. А когда конфет мало — остаётся довольствоваться тем, что может быть подвластно. Пока что у тебя мало энергии, ты не можешь взять под контроль всё, но ведь что-то всё же есть. Черпай силу из этого, чтобы потом стать сильнее. Все Перемены, что уготовила судьба для Вселенной, — в тебе, Лив. Ты можешь управлять тем, куда эти изменения направятся. Понимаешь? — Понимаю, Ве. Мне нравилось подниматься на второй этаж, проходить длинный коридор и оказываться на балконе с видом на мою землю. Сонные холмы, как и весь Ётунхейм, запорошило снегом, лёд на реке с каждым днём креп — я сама проверяла — и животные попрятались по норам. Здесь было настолько тихо, что я слышала свои стуки сердца, а когда закрывала глаза, находя в этом какое-то успокоение, то слышала злорадный смех. Здравый голос, словно самой судьбы, смеялся надо мной, и всё успокоение улетучивалось. Я оборачивалась и никого не видела рядом. Я была совершенно одна. Я так близка к цели. Мне просто нужно остаться в живых. Но иногда происходили срывы, я кричала в пустоту, вымещая с этим криком всю свою боль. Я поднималась, закрывала восстановленные крепкие замки и ворота и выходила на свежий морозный воздух. На небе заходили серые тучи, погружая всё во мрак, из-за чего день и ночь смешались, стали одним целым. В главных палатах Утгарда оказалось много старых оружейных, больше похожих на залы для приёмов, именно в одной из них мы и начали обучение. Здесь стояли полки с оружием, стеллажи с древними фолиантами и горели факелы. — Чтобы не отвлекали внешние факторы, ты не будешь понимать где находишься и зачем. Здравое сознание будет отключаться каждый раз, пока ты не сможешь одолеть свои страхи и не перестанешь думать о них. Чем больше об этом будешь думать, тем сильнее захочется избавиться от них, применить силу, но нужно научиться брать её под контроль, чтобы не разбрасываться ей, как конфетами. Лицом к лицу. — Готова? — Готова, Ве. Стоило Даину коснуться моего плеча, как пространство изменялось, а сознание верило, что это происходит в самом деле. Темнота. Тишина. Холод. Жара. Кровь. Зеркало. Когда я видела его в первые попытки, всё сжималось, силы покидали меня. Я чувствовала себя такой беззащитной, какой была в Мидгарде, и ничего не могла поделать, когда копия насмехалась и тело начинало покрываться кровью. Но сейчас я уже не та девушка из Мидгарда. Без колебаний я поднялась с колен и ровно пошла к ней, чтобы смело заглянуть в глаза. Ступни утопали в кровавом месиве, с пальцев стекали капли крови и тошнотворный запах кружил голову. Я больше не дрожала, не кричала, не пыталась убежать или закрыть глаза. Если посмотреть на всё с другой стороны? Почему я не решалась на это раньше? Почему всегда старалась этого избежать? Я подошла всё к той же уверенной статной себе с жестоким, беспощадным взглядом. Нужно понять, что без жертв не удастся победить, без крови не достанется победа. Нужно стать такой же беспристрастной, стойкой… Я, как и копия, протянула руку к зеркалу, с каким-то воодушевлением стараясь слиться с ней, принять и холод, и жару. Стать такой же. Однако…Все ётуны безумны
А если Ангрбода права? Если я стану безумной? Начну убивать направо-налево? Что, если моя энергия пойдет во имя разрушения? Нет! Не хочу! — Я не хочу быть такой, как ты! Вместо того, чтобы слиться с ней, я протянула руки, выпуская свою энергию и нещадно разбивая зеркало на осколки. — Исчезни! Тогда я упала на колени, тяжело дыша и еле справляясь с собой. Я оказалась в том же положении, что и в Мидгарде. Пространство начало приобретать очертания залы, тьма уходила на второй план, кровь больше не опутывала, как путы, меня. Когда я подняла голову, увидела как с каменными лицами на меня смотрят Ве и Даин. Я не справилась, но не увидела каких-то убытков из-за выпущенной энергии. — Твоя энергия в иллюзиях не сможет распространяться на внешний мир, — успокаивающе сказал Даин, подавая руку. — Ничего, Лив, так бывает в первые разы, — бесстрастно чеканил Ве. — Когда научишься контролировать себя, то иллюзия будет спадать не по желанию Даина, а по твоему. Будь готова к последствиям. — К каким ещё… — задыхаясь, спрашивала я, — последствиям? — Увидишь. Энергия не любит, когда её сдерживают и не проявляют, позвав на помощь. Он собирался уходить, но я сорвалась, точно с цепи, и побежала следом. — Стой! Я хочу ещё, этого мало! — кричала я. — Этого слишком мало, Ве! Но он не остановился, ушёл, проигнорировав меня. Тогда я не поняла, о чём Ве говорил, лишь опущенный взгляд Даина напряг меня. Ве решил оставить другое на следующий день. Конечно же это было не всё, чем они хотели меня испытать. И, как оказалось, было самым ничтожным по сравнению с последующими испытаниями. Затем я спускалась к берегу к Ве и Даину, где всегда неподалеку стояли Гарольд и Рагнар. Настал сенокос, а я всё так и не научилась контролировать себя полностью. Ве и Даин делали всё, чтобы помочь мне совладать со своей энергией. Это было одним из самого ужасного, что мне приходилось проживать. Если сначала я не могла есть, то потом просто не могла спать. Заливистый смех доносился до самых потайных уголков белокаменных палат Утгарда. Я спешно поднималась к этому звуку, который с каждым шагом становился звучнее и яснее. Я торопилась, запиналась, словно ещё немного и пропущу что-то очень важное. Так и было. Знакомые двери распахнулись передо мной, открывая вид на просторную комнату. Комнату Локи. Грудь саднило, пока я неотрывно смотрела на кровать, а именно на Локи в окружении каких-то девиц, среди которых была Айне, Ангрбода. Полумрак с зажжёнными свечами создавал ещё более интимную обстановку. Я застыла, точно статуя, и не могла пошевелиться, находясь в крайней степени недоумения. Девушки касались его оголённой груди, плеч, шеи, целовали Локи, лежали у ног, готовые к продолжению. Он даже не повернулся, не заметил меня, как обычно, а наслаждался чужим обществом. Тело ослабло, и всё вдруг стало таким никчёмным и ненужным. — Локи, — произнесла я и покачала в неверии головой. С ухмылкой он лениво посмотрел на меня. — О, Лив, ты как нельзя невовремя, — Локи поднялся и подошёл ко мне, — ты что-то хотела? — Я думала… — дрожащим голосом говорила я, — думала, это в прошлом. Я не могла даже взглянуть в его глаза, настолько тяжело было это вновь признавать и осознавать. — В прошлом? Какие глупости, Лив! — Глупости? Здесь я потеряла его. Во мне поднималась волна лютого разочарования и бызвыходности. Я не нужна была ему. Больше нет. Я не могла причинить боль лишь одному — это был Локи, перед ним вся моя сила спадала. Она проявлялась в другом: когда я уходила из того злополучного места, за мной гасла каждая свеча, небо озаряли не прекращающиеся вспышки молний — энергия выплеснулась во внешний мир. — Ты не справилась, — услышала я, когда прошла восьмая попытка. Какой кошмар, какой ужас. Я выглядела жалко и глупо, а надо мной просто посмеялись. Такую ситуацию я могла представить только в страшных снах, потому что в реальности это никогда бы не случилось. — Это нечестно! Так не считается! — разорилась я. — Не смей его приписывать к этим испытаниям, Ве. — Не ты ли говорила, что Вас отныне связывает лишь долг Повязанных? Ве повернулся ко мне лицом и прищурился. Я, оскорблённая, не смотрела на него. — Ты должна побороть каждый свой страх, Лив, чтобы никто не смел ими помыкать тебя. Я могу перестать, но тогда, будь уверена, кто-то сыграет с тобой злую шутку. — Не переставай, — сквозь зубы процедила я. Все испытания, не прекращая, крутились, точно вихрь, в голове, и каждое вызывало свои, разные чувства. Вместе со мной кричала вся Вселенная, земля содрогалась, когда острые боли доходили до невыносимых. И здесь я научилась одна переживать каждую неудачу, каждый срыв. У меня есть я. Этого было достаточно. Почти… Я старалась представить свою жизнь без Локи, совсем: она давно потеряла краски и смысл, эмоции и чувства, что казалось сродни с сумашествием — потерять его, единственного любимого мужчину, вот чего я боялась. И только когда я просыпалась в объятиях холодной постели, видела свою мокрую подушку, то думала, а быть может, я уже его потеряла? Быть может, в этом мой конец? Это было страшно признавать, однако целый месяц я провела без его помощи и поддержки. Некому было пожаловаться или попросить помощи, ни перед кем я не могла выставить себя слабой, поэтому слабость постепенно спадала и нужда в нём пропадала. — Не смей делать этого! — вырвался очередной истошный выкрик из моего горла. — Я сама лично убью тебя, если ты хотя бы коснёшься их! Вальхалла, светлая обитель, превратилась в место расправы. Бравые воины Асгарда пировали, наслаждаясь едой и музыкой, проживая ещё один день, который был похож на другие, пока Один при всех не объявил о казни моих родителей. Они, облачённые в сияющие доспехи, стояли перед ним на коленях, покаянно склонив головы, не в силах пошевелиться или что-то сказать из-за стороннего воздействия. Лишь я могла помочь и спасти их, никто и не пытался вмешаться в справедливые решения Всеотца. Маму обвиняли в нарушении обета, а папу — в неисполнении клятв и подстрекательстве. Некоторые с восторгом и улыбками смотрели за этим зрелищем, из-за чего злость моя росла по секундам. Хотелось растерзать их всех, выколоть каждому глаза. — Таковы твои последние слова Мэрит и Дьярви, Лив? Разъяренно я взглянула на Одина, на меч в его руках, и в глазах заискрился ток. Неужели я увижу смерть родителей? Неужели это конец? Сердце колотилось от страха, я вся покрылась холодным потом, не веря в свои предположения. Волосы уже наэлектризовались, руки готовы были выпустить всю взъерошенную силу. — Нет, не последние. Ещё мгновение и весь чертог обрушится на их головы за одно только унижение родителей. Они служили во славу Асгарда — не я. Один всё понял и замахнулся… Я мотнула головой, чем выбила меч из его рук, и с рёвом побежала вперёд. Не позволю! — Не дай энергии контролировать собой! — грозно, словно из ниоткуда, послышалось мне. Я резко остановилась и выдохнула, не понимая о чём говорил этот голос и почему нельзя выпустить весь свой гнев, почему должна смотреть на смерть своих родителей. В этот самый миг Тюр свершил приказ Одина. Блеснуло лезвие, пролилась кровь. — Нет! Свой нечеловеческий крик я слышала, как эхо, в своих ушах. Время замедлилось и пространство сузилось. Широко распахнутыми глазами, покрытыми слёзной пеленой, я смотрела на две откатанные головы. Кровь стремительно заполняла белый начищенный пол, так же, как и меня, стремительно заполняла животная жесткость. Зажмурившись, я прижала руки к груди, откуда рвалась энергия, но её нельзя было выпускать. Нельзя. Я могу убить. Я хочу Его убить. Я вся превратилась в яркую вспышку, которая готова была взорваться. Я старалась сдерживать себя, старалась не смотреть вперёд и стоять твёрдо на ногах. Я старалась, однако ноги больше не держали. Тогда я закричала от боли, сотрясаемой всё тело, и упала на колени, почти что бьясь головой о пол. Сильно прижав руки к груди, я держала всё в себе, не давая силе выйти наружу. Сознание начало возвращаться, я начала понимать, что это иллюзия. Всё, кроме боли. — Дос… достаточно, — просипела я. Я подняла голову, всё так же держась за грудь, а когда отняла их, то увидела на ладонях кровь. Ве и Даин подбежали ко мне, начали что-то спрашивать, но я не слышала их. Именно тогда, в двенадцатую попытку, моя кожа впервые начала кровоточить: сначала пятна появлялись в области рёбер, затем на ключицах, коленях, потом шла она и из носа. Я всхлипывала и не могла отогнать эту ужасную картину перед глазами, которую запомнила на всю жизнь. Насколько же болезненно сдерживать энергию: по рёбрам словно прошлись острыми ножами да не один раз. Безмолвно я посмотрела на Ве и поняла — появились те самые последствия, о которых он говорил. Я терпела всю боль и знала, что когда-то у меня точно всё получится. Это был корявый первый шаг. В ходе стало понятно, что мой организм способен выносить многое без проявления какого-либо утомления, поэтому я не просила, а требовала, чтобы Ве как можно больше и дольше учил меня, потому что именно так получалось не думать о чём-то. Я выпивала маковое молоко и, как только голова касалась подушки, сразу же отключалась. От неимоверной, нечеловеческой усталости. И так стало проще. После двадцатых проваленных попыток я перестала их считать. Это было почти что бесполезно. — Право, Лив, право и вниз, — почти смеялся Рагнар. — ᚱᛁᚷᚺᛏ ᚨᚾᛞ ᛚᛖᚠᛏ. Я остервенело сняла повязку с глаз, отбросила и её, и меч, взялась за голову и отошла подальше. Я устала, было жарко заниматься в плаще, а когда снимала — становилось холодно, я ещё не научилась контролировать температуру тела и путалась во всём. Губы и горло дрожали: я ходила по самой грани, казалось, оставалось немного до истерики. Право, лево, вниз, наверх, назад, вперёд, в сторону… И так по десятому кругу в голове крутились слова на другом языке. Это была хорошая практика тренировать язык и занятия с оружием, но как же тяжело это давалось. Мы отошли на задний двор палат, где находились конюшни, и посреди ночи Гарольд и Рагнар тренировали меня: когда с закрытыми глазами, когда с открытыми. Даже в перчатках на ладонях оставались мозоли, которое жгли, как раскалённое железо. Я знала, что справлюсь, я знала, что всё получится, и готова была продолжать. Продолжать до изнеможения. — Ну что ты, — Рагнар подошёл сзади и положил руки на мои плечи, — всё хорошо, у тебя есть большие успехи, Лив, ты быстро учишься. Ты быстро учишься… Я судорожно вздохнула, почти всхлипнула, из-за чего плечи на зло дрогнули. Сейчас бы я согласилась, с радостью и без нареканий согласилась бы взять уроки у Локи. — Мы можем зак… — начал Гарольд. — Нет! — запротестовала я тут же. Я так резко повернулась, что чуть ли не сбила с ног Рагнара. Нашла отброшенный меч, подняла повязку, сама завязала ей глаза и решительно выдохнула. — ᛚᛖᛏ'ᛋ ᚲᛟᚾᛏᛁᚾᚢᛖ ᛏᚺᛖ ᛏᚱᚨᛁᚾᛁᚾᚷ. — Начнём? Здесь мне ещё не доводилось бывать. Между Заброшенным лесом и Сонными холмами находился обветшалый хоф, именуемый Одиновым, поэтому становилось понятно, почему он заброшен. Если люди узнают правду, возможно ли его восстановить? В честь родителей. — Это единственный хоф, что сохранился в Ётунхейме, больше нет. Первые уроки Ве давал мне в главных палатах, подальше от чужих глаз. Дальше именно около хофа Ве учил меня рунам. — Теперь ты чувствуешь холод? — Чувствую, — старалась твёрдо говорить я. На мне осталась лишь рубаха да штаны, всё остальное Ве потребовал снять, что сделал и он сам. Я вся продрогла и покрылась мурашками, ступни почти околели от того, что утопали в снегу. У него получилось всё легко и просто, значит, получится и у меня. — Тебе холодно, я знаю, и ты не можешь думать ни о чём, кроме этого, однако, чтобы понять магию рун, нужно телом прочувствовать то, что хочешь изменить. Сейчас нужно задействовать руну Соуло, именно её энергия может согреть тебя. — Как я смогу воззвать к Соуло, если Солнца даже не видно? — А как ты взываешь к молнии и ветру, когда на дворе стоит зима? — Ве был опять прав. — Сосредоточься на этом холоде, тебе нужно прогнать его из своего тела. Представляй Солнце внутри себя, яркие лучи, что затмевают всё вокруг. Гарольд и Рагнар обернулись, когда Ве подал голос, и поклонились мне. — Начнём. И всё повторялось, прямо как в первый раз, когда я лицом к лицу столкнулась со своими страхами. Страхами, которые одолевали меня ещё в Свартвиде. — Это уже неплохо, — сказал Ве, когда я сама отогнала иллюзию и сдержала энергию, — скажи, есть ли кровь? — Нет. Соврала. Я чувствовала, как к рёбрам неприятно прилипла ткань, но это пустяки. Ран не было видно под плотными слоями одежды, лишь внутри я кричала и корчилась от боли. — Тогда это вторая удачная попытка. После тренировок, всегда проходивших в разных местах, я всегда одна шла в Сонные холмы, где набиралась сил. Не хотелось никого видеть здесь, пусть все увидят потом, как это место расцветёт. Не хотелось просто никого видеть. Почти. Daemon and Rhaenyra — Ramin Djawadi Иногда, глубокой ночью, когда сон никак не шёл, я поднималась в комнату Локи, с огромной тайной надеждой надеясь увидеть его там и позвать с собой домой. Я так хотела пройтись с ним по Чёрному чертогу, рассказать о своей горечи, услышать его поддержку, прильнуть в тёплые объятия и согреть его. Каждый проклятый раз меня встречала пустая холодная комната, которую я скоро покидала и останавливалась в коридоре, укутавшись в меха и сложив руки на груди. В перчатках между вспотевших пальцев я нервно крутила кольцо: его эта тайна так и не раскрылась, некому было заметить и подсказать, а спрашивать самой не хотелось. Мало ли что. В такие моменты вспоминалась наша крайняя встреча. Прошла неделя с того момента, как мы виделись с Локи. Мы не виделись и дольше, однако, зная, что он здесь, рядом, и не имея возможности увидеться, проживать это становилось тяжелее. Тёплая вода уже поджидала меня, здесь было много тех, кто мог бы выполнять любые поручения, но я просила, чтобы в комнате не было никого, когда в ней нахожусь я. Я не верила никому и всегда проверяла её, не раздеваясь, когда возвращалась; под подушкой, под кроватью, в вещах, в ящиках — везде лежали или ножи, или кинжалы. Только удостоверившись, что я одна и оружие не тронуто, я могла отцепить меч, снять тёплый плащ, жилет, ремни, наручи, высокие ботинки и… перчатки. Обычно. Сегодня я сняла лишь их и хотела положить на туалетный столик, однако сейчас он был занят кое-чем поинтереснее. На нём лежал меч, вложенный в ножны, рядом стоял маленький бутылёк и голубой флакончик. Отложив перчатки в сторону, я занялась изучением вещей: бутылёк оказался ничем иным как бальзамом для губ с вращающимся шариком и запахом вишни — такой я наносила всегда в Мидгарде, а открыв флакон, в нос проник запах жасмина… Я достала кисточку и прикрыла на мгновение глаза, наслаждаясь этим ароматом. Затем дошла до меча и… Это ведь мой меч! Меч, который я потеряла в Свартвиде, который подарил Улль! Стало так радостно, когда я увидела его отличное состояние: начищен и остр, как будто был выкован лишь недавно. — Эта комната совсем тебе не подходит, золотко. Я резко обернулась на чей-то голос в своей комнате. Локи… Ну конечно. — Не жалуюсь. — Почему? Он сидел на кровати, оперевшись локтями о колени, и исподлобья смотрел на меня. В его руках блестело железо. — Что, Локи? Я так давно не называла этого родного имени в живую, что почти его просипела. Он поднялся, играясь ножом, и выставил его передо мной на кончике пальца. — Почему везде у тебя лежат ножи, золотко? Ты не чувствуешь себя в безопасности здесь? Или кто-то смеет её подрывать? — Нужно быть настороже, всегда, это лишь для моего спокойствия, Локи. Пока Локи подходил ближе, его глаза метались по моему лицу, пытаясь понять, вру ли я. Как я могла ему лгать? Провернув нож в руке, тот исчез в его рукаве. Губы невольно приоткрылись, на них дрожало моё сбитое дыхание. Вот он, передо мной, здесь, рядом, беспокоится обо мне! Любимый мой, родной! Как же я скучала по нему, как тосковала! Мой Локи со мной, и все те испытания лишь тренировка. Я повернула голову в бок, кивнув. — Твоя работа? — Моя. Резко, словно удар наковальни, ответил он, что я стушевалась и пришла в себя. Хоть я и старалась поддерживать серьёзный тон, но его поведение вызвало холод. Холод до самой души. Локи даже не пошутил, не съязвил, как обычно делал, а просто ответил на вопрос. — Как тебе удалось найти меч? — У меня много связей… — он застопорился, будто хотел что-то сказать, но передумал; и тогда я увидела подобие улыбки, которая резко исчезала, — золотко. На этом он взял меня за руку, крепко сжал, передавая своё тепло, а не холод. Но не посмотрел на меня. Я прикоснулась к его щеке, заставив взглянуть на меня, понять, что только что ошиблась. — Спроси меня о чём-то другом, расскажи, что хочешь рассказать, скажи, как ты, — шепча, почти молил он, — что тебя мучает, родная моя? И я ошиблась. Локи прикрыл глаза, и его губы почти невесомо прикоснулись к моей левой ладони. Нам обоим этого было мало, но в нынешних обстоятельствах даже такие жесты казались многим. Как же много я хотела ему поведать, сколько ран и слёз держалось во мне, так и неисповеданными. Но я не могла. Прикрыв глаза, я освободила руку из его цепких пальцев. — Ло… Локи, не надо, прошу. Его, налитые огнём, глаза смотрели на меня с безвыходностью и печалью одновременно, а сжатые губы говорили о том, что он зол. На всех и вся. Не вытерпев, я отвернулась и до покалываний в коже опёрлась руками в столик. — Это мучает. Это мучает и меня, и тебя, — через плечо с болью проговорила я. После он ушёл, и я больше не видела его, ни одного упоминания или появления. Не знала, где он, как и что. Так было правильно. Несмотря на начавшиеся убийства, некоторая часть населения всё же находила время для веселья. Почти перед носом я видела, как непрерывно заходит народ в таверны и музыка становится слышна на считанные секунды громче. Лишь однажды кровь моя похолодела, когда среди всякого люда я увидела Локи. До жути стало больно видеть его там, среди пьянчуг и распутных девиц. Я верила ему и знала, что он не предаст, однако тело невольно слабело, и я сжимала кулаки и зубы от злобы. Еле держась за какого-то горожанина, он резко остановился и обернулся. Локи поймал мой холодный взгляд и застыл. Мы долго смотрели друг на друга с далека, прямо как в первую нашу встречу, однако теперь не с интересом и любопытством, а с нескончаемой тоской. Я была рада изредка встречаться даже так, только бы не возле таверн. Не дожидаясь его ухода, я первая отвела глаза и ушла, провожал меня звук в очередной раз открывшейся двери и до жути весёлой музыки. Душа волновалась всю ту ужасную ночь, в голове крутился его образ, и яд стремительно струился по левой руке.***
Я научилась контролировать себя, делала успехи в родном языке и владении оружием, однако магию рун не принимала и не могла понять. Я не могла свыкнуться с новой собой. Я не узнавала себя, когда невидящим взглядом смотрела в зеркало: кожа боле побелела, заметны стали выпирающие кости и острые скулы, вся лёгкость и женственность испарились, словно их и не было, чёрная кровь добралась до плеча, а на лице застыла ледяная маска. Из яркого на теле остались лишь кровоподтёки, раны и ссадины. Я больше не думала, не улыбалась и не плакала, мне не было дела ни до чего, кроме каждодневных тренировок. Я стала напоминать каменное изваяние и накрепко в этом убедилась, когда после тренировки с Гарольдом мы застали всполошённый народ: на одной из окраинных улиц зарезали горожанку, её распластавшееся синеватое тело лежало в луже крови. — Одно ранение, чёткое и выверенное. Наверное, человек делал это не впервой. — Лив, мы можем уйти, необязательно глядеть на это, — чёрство, но с долей заботы тихо произнёс Гарольд. Толпа побаивалась нас и немного расступалась, но мы близко и не подходили. Некоторые косо поглядывали на меня, затем на убитую и кивали что-то своим мыслям. Пусть думают, что хотят, я знала, что этого не делала — и достаточно. Однако недостаточно, чтобы дать понять, что я за Ётунхейм. — Красивый, — сказала я и улыбнулась. — Красивый? — недоумевая, переспросил Гарольд. — Кто красивый, Лив? — Оттенок, который кровь придала снегу. Я ещё немного постояла и просто прошла мимо, как бы прошла мимо разлитого на пол вина.***
Снег шёл с самой ночи и не планировал заканчиваться. На улице было донельзя тепло. Вечером свидеться обещал Ве, он упорно настаивал на занятиях с рунами, так как Даин отсутствовал. Я не спеша прогуливалась по палатам, прихрамывая на одну ногу — последствие боёв с Гарольдом, до его умений было очень далеко — и решила зайти в конюшни, уже знакомый конюх поприветствовал меня кивком. Он любил своё дело и лошадей, которые выглядели совершенно. Среди животных я заметила уже давно знакомую лошадь с песчаным окрасом и чёрной полоской, тянущейся по хребту. Я подошла ближе, сняла перчатку с правой руки и со слабой улыбкой протянула её. — Ну, здравствуй. Конь фыркнул, и его мокрый нос приветливо коснулся моих пальцев. Узнал-таки. Значит, Даин уже здесь. — Где хозяин? — спросила у конюха я, на что он указал головой за мою спину. — Даин, ты вернулся. Я тогда не обозналась, в Бесконечных рощах был твой конь. — Здравствуй, Лив, — Даин подошёл ближе и погладил лошадь. — Это мой верный конь, я знал, что он не подведёт в Скинандии. Удивлён, что ты его помнишь. — Я помню всё, — я прищурилась и ухмыльнулась, — даже твой трюк со сменой внешности. Не дожидаясь его реакции, которая точно, уверена, вызвала у него улыбку, я пошла дальше от лишних ушей, зная, что он нагонит. Даин понимал, что я не держу зла, он делал то, что ему сказали. Альв заметил мою хромоту и тяжело вздохнул, говоря, чтобы я не переусердствовала. Так говорили всегда. Слушала ли я эти предостережения? Нет. Мне нужно больше тренировок, больше испытаний, больше занятий. ᛗᛟᚱᛖ, ᛗᛟᚱᛖ, ᛗᛟᚱᛖ… Давно я задумывалась о том, что пора бы и себе присмотреть коня, однако ни один одинокий в конюшнях не цеплял так, как хотелось. Мы решили пройтись по городу. — А если бы я всё поняла ещё в Бесконечных рощах? Мы разговаривали негромко, почти полушёпотом, а лица скрывали капюшоны, чтобы не привлекать лишнее внимание. — Мы рассматривали такой вариант, может, так было бы и проще и не так болезненно для тебя. — Разве такое возможно? Вопрос остался без ответа. — Что ты думаешь о силах Сольвейг? Они проявляются в достаточной мере, чтобы понять, чья кровь слабее или сильнее? После крайней встречи с Ангрбодой я ещё не раз посещала Железный лес, больше он не казался страшным или уродливым. По крайней мере он являлся одним из самых безопасных мест сейчас, обособлённых от начавшихся волнений. Я узнавала о Сольвейг у той, кто держал под наблюдением её жизнь, и сама навещала девочку. Не так часто, как хотелось бы. Я не могла приходить к ребёнку с ранами на лице или же донельзя истощённой, а таких дней было много. При мне она ни разу не проявляла свою энергию. Это настораживало. Девочка быстро привязывалась к тем, кто проявлял к ней хоть какое-то внимание, так, через несколько посещений Даина, одним из первых вопросов Сольвейг был: «А где Даин?». — Пока сложно понять, Лив, но потенциал есть, я чувствовал, что её энергия спит, — хмуро рассказывал Даин, — нужно её разбудить, так, чтобы не травмировать. Это уже хоть что-то. — Лив, — настороженно обратился Даин, — что это за кольцо у тебя на пальце? Заметил. Я тут же сжала правую руку в кулак, скорее, инстинктивно, чем осознанно, а потом сняла перчатку. — А что? Даин ещё раз взглянул на него, укрепляя свои подозрения. — Знаешь, чьё оно по праву? — Догадываюсь. — Просвяти меня в свои догадки. По праву… Меня смутили эти слова. Неужели кольцо не Локи? Хотя чему я удивляюсь. — Одина? — Позволишь? — Даин протянул ладонь, и я сняла кольцо. — Нет, Лив, это кольцо Драупнир, принадлежало Бальдру, но я догадываюсь, как оно оказалось у Локи. Я тоже. — Я… не знаю, зачем Локи его отдал мне. Даин ещё раз пристально оглядел кольцо. — А может, и не Драупнир… — он отдал кольцо обратно мне, которое я быстро спрятала под перчаткой. — Я находился рядом, когда его делали, но сейчас не узнаю его. River song — BrunuhVille Чем дальше мы проходили по рынку, тем больше становилась слышна чья-то песнь. Такая же мелодичная, как игривый поток ручья. Мы нашли открытые стойла с лошадьми, но я заслушалась и погрузилась в мысли, смотря на серое небо. Этот момент почему-то стал таким прекрасным и светлым, что подумалось, что он накрепко засядет в воспоминаниях. Вспомнился Мидгард и люди, которые так и не знают, что со мной случилось и куда я пропала. Не все, но некоторые не заслужили этого. Я переступила с одной ноги на другую и шикнула: хромая правая отдала болью. Кто знает, что произойдёт дальше? Кто знает, что будет со мной? — Даин, я бы хотела тебя спросить, — он с готовностью выслушать смотрел на меня. — Возможно ли мне попасть в Мидгард? Нет, не вернуться, а встретиться с… человеком. Даин с искренним недоумением косился на меня. — Если нет, то я пойму. — И всё-таки мы такие разные с людьми. — Почему? — Как ты можешь хотеть видеть хоть кого-то из них? Я знаю, что они тебя вырастили и не бросили, да и Норны не послали бы тебя к таким равнодушным, но они не давали тебе продыха, а ты хочешь знать как у них дела. Далеко не каждый у нас может похвастаться таким всепрощением. Меня задели эти слова. Легко судить со стороны. — Кто сказал, что я простила их за всё, что они сделали? Я не желаю им зла и хочу, чтобы эти люди были счастливы сейчас, жили свою жизнь и забыли меня, оставили с концами. В Мидгарде были и те, кто искренне волновался и переживал за меня, в том числе мой брат, и их я бесконечно люблю и буду хранить в памяти, Даин. Молчание: он меня не понимал. И не поймет. Он не был человеком. А я была всю свою жизнь. — Ты хочешь перенестись вживую? — Нет, это будет слишком жестоко, если они меня увидят, — я нахмурилась, потому что в душе очень хотелось бы увидеть их. — Я не настолько эгоистична. — Я попробую что-то придумать, но это будет не скоро, Лив, возможно, мне потребуется помощь Вёлунда. — Спасибо, Даин, я буду ждать новостей. Тем временем к нам вышла пожилая женщина, стряхивая с воротника снег, и девичья песня затихла. Она смотрела прямо на меня, взгляд её ярко зелёных глаз пронизывал до самых костей. Её возраст выдавали лишь морщины, как паутина, покрывшие белое лицо. — Присмотрели себе лошадку? — раздался бодрый голос. — Здравствуй, Вильборг. Пока нет, но планируем, — Даин раскрыл руку в мою сторону, — это Лив. Где-то я слышала это имя, но где? — Знаю я, кто она. Меня это не удивило, почти каждый знал, кто я. — Здравствуй. Кто это пел? — спросила я, когда поняла, что она вышла именно оттуда, откуда издавалось пение. — Мои дочери, у Чёрной речки, — сказала она и улыбнулась, — хочешь посмотреть? Она пригласила именно меня. Одну. Зачем? Её зазывательный тон всколыхнул мой интерес. Я слышала о Чёрной речке, но на там ещё не была. — Хочу. Женщина головой указала идти за ней, развернулась и пошла. — Лив, — с нажимом произнёс моё имя Даин и, подхватив меня под локоть, аккуратно отвёл в сторону. — Опасно, это может быть ловушка. Сколько говорить, что на каждой улице найдётся тот, кто с радостью и без вознаграждения прирежет тебя? Редко Даин представал в таком состоянии, в такие моменты он искренне беспокоился, я знала. Но также я знала, что смогу постоять за себя. Я знала, что мне не нужно ничьё беспокойство, жалость или сочувствие, я справлюсь и без этого. Сама. — В таком случае мне нужно сидеть в палатах и не высовываться совсем, — я вырвала свою руку, — я задыхаюсь, Даин, каждый грёбанный день. Если на моём теле появится ещё одна рана — я не умру от этого, ничего не изменится. Я смотрела на него исподлобья, зачем-то вымещая на нём свою накопившуюся злость. Показательно я наступила на больную ногу и оступилась. — Тогда я пойду с тобо… — Нет, — отрезала я, в раздражении дёрнув верхней губой. — Я пойду одна. On A Cold Winter Day — Adi Goldstein Старенькая занавеска осталась за спиной, когда я прошла за стойла и оказалась около реки. Из-за небольшой трещины во льду вода просачивалась и окрашивала снег в чёрный, словно мазута. Рядом сидели пять светловолосых девушек с белой, почти слепящей кожей. Их красота казалась неестественной. Они были легко одеты: ничего не прикрывало их головы и шеи. Неподалёку, на опушке, стоял, очевидно, их дом. — Я верила, что сказания не клевещут, — поравнялась со мной Вильборг. Я сняла капюшон и спрятала руки за спину. — И гнева Богов не боялась? — Богов? — прыснула Вильборг. — Где были Боги, когда я умоляла вернуть мне мужа? Мой взгляд украдкой упал на бесстрастное лицо женщины. Видно было, что боль из-за потери уже утихла и прижилась в её душе. Я её понимала даже больше, чем можно: я потеряла так и неприобретённое. Уголок моих губ поднялся в ухмылке. Это значило, что Вильборг не устраивала устоявшаяся власть, и это радовало. — Остались лишь дети… Пять, — задумчиво произнесла она. — Пять… И у тебя пять будет. Я резко, как от удара, отшатнулась от неё, забыв про ногу. Что она сказала? Как ей удалось затронуть такую больную тему при мне? Неосознанно руки легли на живот, и злость затмила разум. Хотелось схватиться за кинжал и отрезать ей язык. — Кто ты такая, что говоришь мне такие вещи?! — не в себе гаркнула я. — Не смотри на меня как зверь затравленный, — выгнув бровь, сказала спокойно она. — Сынишка дел великих наделает… И Велария с ним же. Правителем станет, прямо как родители… — Замолчи! Сейчас же! — от растерянности закричала я, выставляя указательный палец вперёд. — Не говори больше ни слова! Резко стало холодно, как если бы меня окатили холодным чаном воды. О чём она говорила?! Сумасшедшая! У меня не может быть детей, и не будет! Никогда! Я это давно знаю и приняла как неоспоримый факт. — Может быть, — протянула напоследок Вильборг. — Кто ты такая?! — в приказном тоне спросила я. — Ведьма, — улыбнулась та, словно и не слышала мой крик, — из Железного леса. Это что-то объясняет. Я убежала оттуда так быстро, насколько это было возможно. А в голове крутилось одно… Пять, пять, пять… Тогда я действительно выбрала лошадь. Полностью чёрную с кристально голубыми глазами. И назвала её Молния. Она была именно той, которую хотела я, именно той, которую я искала. А к Вильборг я на свой страх и риск зашла ещё раз, но и слова она не сказала про наш прошлый разговор. Она говорила о Сольвейг, которая постоянно бегала к ней, о характере девочки и способностях. С тех пор я часто навещала ведьму. Так прошёл ещё месяц, а суровая зима только начиналась и набирала обороты.