*
Сон не шёл, поэтому я искала в сундуке чего потеплее и вдобавок длинные плотные перчатки, которые отныне являлись обязательным элементом моего гардероба. Я подошла к одинокому факелу, висящему прямо напротив бадьи. Локи наказал, выходить через место, где есть свет. Я потушила огонь, и тогда стена отодвинулась, открывая проход… Стояла мёртвая тишина, по проходу гулял отчего-то холодный гудящий ветер, от которого стыла кровь в венах. Стало неуютно из-за ещё не до конца высохших волос, пришлось посильнее запахивать шерстяной фалдон, накинутый на одно нижнее платье. Спустившись по узкой почти разрушенной лестнице и немного пройдя, меня поджидал тупик в виде какого-то полотнища. Я отодвинула его в сторону и оказалась в пустой и тёмной главной зале. Здесь я оказалась наедине с воспоминаниями прошедшего дня. Ни капельки не жалела о словах, сказанных здесь: всё было правильным. Я выиграю любым способом и всех мешавших устраню. Никто не встанет на моём пути возмездия. У меня отняли всё, не дав познать: дружбу, любовь, семью, старость… Остался только долг — бороться с несправедливостью. Если же я буду падкой на любые чувства, то не смогу исполнить даже его — единственный значимый поступок, который я могла с честью совершить в жизни. Хватит! Всё, достаточно об этом думать. И вдруг я огляделась, заозиралась по сторонам. Сколько же всего познали эти стены, сколько слышали и видели событий, чтобы в конце концов сгинуть в войне. Война — такое громогласное и страшное слово больше не вызывало ужаса, я страшилась за то, что будет после, какие жертвы мы принесём. И всё же это место было мне чужим, неродным. Осталось лишь фантазировать о том, как могло бы всё обернуться иначе… Шумные застолья, веселье, танцы и музыка, которые так любит Локи, всегда бы наполняли Утгард. Всегда полные палаты гостей, не знавших бед, и… детей. Яркая картинка потухла, и я остановилась, оперевшись на спинку стула. Опять за больное, сама же ворошила кровоточащую рану, колола её. Рука осталась висеть в воздухе напротив живота, а внутри всё уже покрылось ледяной коркой. Где-то глубоко внутри я смирилась, что радость материнства познать не смогу. Я уже смирилась со всем. Рука сжалась в кулак. Смогу, конечно, но не с любимым, а был ли тогда от этого толк? И был ли смысл сейчас роптать на судьбу? Как же не роптать, на судьбу эту… В залу ворвался сумасшедше-ледяной ветер, не давая и шанса немножко подумать об этом. Было странным то, что я не могла слиться с ним воедино и заглушить, как делала всегда. Его порывы неслись вперёд, легко поднимая тяжёлые чёрные занавески за огромным троном. Как ведомая, я пошла вслед и тем самым отыскала открытую площадку. И замерла. Это… невероятно… Поражённая, я подошла к железной ограде, посыпанной белыми хлопьями, провела по ней пальцами, а затем опёрлась на неё… На Утгард падал снег прямо посреди лета. Я знала, что здесь мало уделялось внимания исчислению дней, месяцев, годов, но это всё равно удивительно. С ним бушевал неподвластный мне, зимний морозный ветер, гоняющий по небу облака. На ум сразу пришёл Улль, а следом и Сагр… хотелось верить, что у них всё в порядке, насколько это было возможно в сложившейся ситуации. Щипало уши, нос, глаза слезились от холода, и, казалось, всё притихло и застыло на это мгновение, преображаясь и обретая новые краски, пока я мрачным взглядом созерцала открывшуюся картину. Город лежал как на ладони. Внизу раскинулась, вероятно, главная площадь, на которой мозаикой складывалась руна Наутиз и стояли где-то разрушенные, а где-то совсем целые ритуальные камни и идолы; далеко впереди виднелись ворота, а ещё дальше — острые пики гор. Только сейчас я заметила, что чертог не был ограждён от народа, он стоял посреди города, как бесстрашный великан, и зазывал к себе всех осмелившихся людей. Утгард предстал передо мной в потрясающем виде, и стало опять печально от того, что он может быть стёрт с лица земли. А если проиграю? Что же будет тогда? Такой вариант я ещё не обдумывала… Нет! Думать о худшем заранее — уже заведомый проигрыш! Я об этом подумаю потом. Меня вдруг всю пробрало, словно бы я была не одна… Но поднявшаяся метель прогнала этот испуг и заставила поёжиться. Я попятилась назад, как увидела древнюю лестницу в форме подковы с повреждёнными временем перилами. Что наверху? Любопытство взяло вверх. Тихо, словно боясь кого-то там застать, я поднялась, вглядываясь в тьму ночи. Одну из продольных стен открытого коридора занимала балюстрада, с этой стороны виднелись трактиры и таверны и слышался далёкий гул голосов и музыки. Тут же я наткнулась на одну единственную дверь. Подумав о тепле, стало моментально очень холодно, руки давно покраснели. Я собралась возвращаться, но опять развернулась: почему здесь всего одна дверь? Что там за ней? В любом случае, всегда можно уйти. Решительно я взялась за ручку и вошла. Темнота сначала ослепила, но затем я начала привыкать, а тело — потихоньку согреваться. Я сняла промокший фалдон и прошла вглубь: свечи не горели, комната пустовала. Взглядом я осматривала богатство и роскошь убранства, пока не наткнулась на знакомую кровать… На балдахин… На подушки… Не может быть… Часто я заморгала, уголок подрагивающих губ полез наверх… Все мысли куда-то улетучились, оставляя место одним воспоминаниям. Это была та самая комната, где с помощью связи мы с Локи впервые увиделись за долгое время. Медленно я побрела к изголовью, припоминая каждое слово, каждую эмоцию, когда увидела спящего его здесь. Неверие и счастье одновременно. Тогда я разрывалась на части от того, что не могла быть с ним, с моим любимым мужчиной, а теперь, имея такую возможность… я хочу всё прекратить. Улыбка померкла, я сглотнула, и страх вновь полез в самое горло. Пусть лучше так. Я не переживу, если наша разлука произойдёт вновь. Light of the Seven — Ramin Djawadi — Вспомнила, золотко? А то я могу и напомнить. Раздался довольный голос, вынуждая повернуться, подойти ближе. Локи подкрался, как хитрый лис, я была больше, чем уверена, что он шёл за мной. Хотя, скорее, он напоминал тень, такую же устрашающую и невидимую. — Напомнить… Как? — Вот так… Его глаза светились, как два огонька. Тёплой ладонью он прикоснулся к моей ледяной щеке, большим пальцем задевая такой же замёрзший нос, другая рука ловко обвила талию. Да только каждое движение больше было не робкое, не медленное, а выверенное, смелое… — Я и не забывала, — аккуратно я отвернула голову, попыталась придать голосу уверенности, но он норовил подвести и дрогнуть. — Думаешь, что могла забыть? Я так и не узнала у Ве про это. — Когда Повязанные хотят встретиться, они могут связаться при помощи, скажем, сна, — объяснил он, а затем наклонился ближе и зашептал: — А я тогда очень хотел видеть тебя, душа моя. Настораживало то, с какой ровной, непоколебимой интонацией говорил Локи. Я дрожала и от холода, и от волнения, он это заметил и, подхватив фалдон, накинул его на мои плечи. Только попробуй смолчать, трусиха! Ты будешь дурой! Полной дурой! — И я тогда этого хотела, — твёрдо изрекла я, осмелившись встретиться с его пытливым взглядом. — Очень, Локи, очень хотела. Не удержалась, судорожно обхватила его лицо, приподнимаясь на носочки. И стоило Локи положить обе руки на талию, как я жадно прижалась ближе, переставая контролировать себя. Как легко у него получалось выбивать землю из-под ног, но не смотря на мою слабость перед ним, я выдержу. Хотелось послать всех к Сурту, прильнуть к его устам, разорвать этот чересчур длинный ворот, закрывающий всю шею, скинуть чёрные плотные одежды, чувствовать, как эти сильные руки прижимают к себе и никуда, никуда не отпускают. Это было взаимным и единственным желанием ещё с самой первой встречи в Ётунхейме. — А сейчас не дождалась утра и решила меня навестить? Здесь ты самый желанный гость, душа моя, — вкрадчиво говорил Локи, чтобы следом поцеловать мою левую руку. Большого удовольствия от этого плут не получал: перчатка прятала кожу, и его губы касались неживой ткани, не задевая ни один мой рецептор. Первый барьер, который я поставила между нами. — Я вижу, тебе лучше. Он нахмурился, а я воспользовалась этим и обошла его. — Намного, — вместе с голосом я выдавила и улыбку. — Почему пошёл снег, Локи? — Наступила великанская зима, вестник войны, говорят, что она будет длиться три года. Мы долго её ждали, золотко. Три года… Как это долго и мало одновременно. Отчего-то стало не по себе, эти слова укоренили во мне мысли о чём-то страшном, ужасном, неподвластном моему разуму. — Великанская… — угрюмо повторила я и прошла дальше. — Так вот, где ты обитаешь. Вдали от любопытных глаз. Вторую часть комнаты занимали резные скамьи с накинутыми шкурами, потухший очаг, над которым висела дощечка с высеченными рунами, полки с баночками, чьими-то черепами… Отдельное внимание заслуживали шпалеры, где каждая деталь обрамлялась чёрным контуром: на них красовались сюжеты из мифов и легенд, которые по сей день передавались из уст в уста. Всё казалось красивым, но таким древним, забытым. Локи шёл точно за мной, шаг за шагом… Затылком я ощущала его дыхание, а когда дотрагивалась до пальцами мебели, то наши пальцы соприкасались, но ни на один жест я больше не откликалась. Я остановилась возле, вероятно, балкона. — В комнате есть интересный проход. О нём знает Бергельмир? — Нет, это будет нашей ма-а-аленькой тайной, — игриво послышалось позади. — А какие тайны скрываешь ты, золотко? Кроме разговора с Норнами, конечно. Закрытые дверцы пропускали воздух, который хоть как-то охлаждал горящие щёки. Сквозь щель он жалобно выл, стонал, как моё сердце. И всё-таки, выпрямившись, подобно струне, я повернулась. — От Норн мне известно всё то же, что знаешь от Мимира ты, но ещё я была в Хельхейме. — Это я уже понял, — шумно вздохнув, Локи опёрся о скамью и сложил руки на груди. — Зачем? Ты виделась с Хель? Медленно, но верно мы возвращались к незаконченному разговору. Плут пошёл издалека, хотел вывести меня на чистую воду, только теперь я это знала. Я его знала. Не в этот раз, Локи. Теперь моя очередь поводить тебя за нос. — Не виделась. Мне стало не по себе от слов Скульд, поэтому я захотела развеять свой страх. Локи вдруг резко посмотрел на меня, вмиг озадачившись и замерев на месте. — Скульд? — удивлённо переспросил он. — Этого не может быть, Лив. Неужели она проговорилась о будущем? — Она предрекла, что мне предстоит столкнуться с чем-то ещё, — я нервно сглотнула и обняла себя руками, поправляя фалдон на плечах. — Локи, я думала над тем, что сказал Ве, он подтвердил всё, о чем рассказали Норны. — Так вот в чём дело! А я уж подумал, что что-то серьёзное. Очаг ярко вспыхнул, чем развеял давящую темноту, языки пламени неровно заколыхались. Локи уселся напротив него, схапил с низкого столика кубок и сделал быстрый глоток. — Можешь и дальше продолжать делать вид, что наша связь ничего не меняет, — с тенью недовольства подвела я и подошла к огню, чтобы согреться. — Даже подумать не могла, что все проблемы были из-за нас. — Потому что она и впрямь ничего не меняет, — как надоевшую фразу, проговорил Локи. — Всё не так страшно, как говорил Ве… — А как было в Мидгарде тоже не страшно? — вспылила я, посмотрев на него через плечо. — Золотко, ты ведь понимаешь, что я не это имел в виду. Повисло тяжёлое молчание. Внутренне я ругала себя, ведь намеренно пыталась разозлить его, найти причину, чтобы расстаться. Мне нужно было это сделать. И без того стало понятно — Локи уже понимал с какой целью я пришла и эту инициативу не разделял. Он боролся за нас, а я намеренно тыкала его во все пробелы и трещины в наших отношениях. — Важно то, что больше я так не влияю на тебя, руна больше не действует. Хуже, чем было, — не будет. — Это ещё будет иметь последствия. В этом мой страх, за этим я пошла в Хельхейм, Локи. — Последствия… Какие только, интересно, — Локи презрительно усмехнулся. — Мы самые властные во Вселенной, у нас есть сила, от которой зависит исход событий, наши решения могут изменить будущее, а Ве заладил о каких-то ветхих запретах, — оскорблённо запричитал он. — Никогда я ещё не плясал под чью-то дудку! — Мы изначально были связаны долгом, поэтому должны его исполнить, — холодно отметила я и сжала кулаки, чтобы следом сказать самую ужасную ложь в своей жизни: — Подумай сам. Помнишь, как нас тянуло друг к другу, а мы не могли понять, что это такое? Это притяжение, всё из-за него… Мы никогда не узнаем было ли всё по-настоящему, пока будем связаны. — Да ты что ж думаешь, мне на ухо всё время связь шептала?! — гаркнул он, перебив. — Может, ты сомневаешься в своих чувствах, золотко? — он прищурился и исподлобья взглянул на меня. — Или в себе? Не отрывая от меня глаз, Локи медленно отпил хмеля и усмешка озарила его лицо. Намеренно он задавал каверзные, абсурдные вопросы, стыдящие меня. — Нет! — моментально запальчиво ответила я. — Что ты говоришь та… такое?! На левую ладонь словно вылили кипяток, из-за чего я запнулась. Обжигающий до самых костей, пронизывающий до самой души. Я зашипела, прищурилась, давя в себе желание снять перчатку, на коже словно лавой что-то выжигали. Нужно было сказать да. — Тогда почему должен сомневаться я, Сурт побери?! — Локи сбавил обороты, когда увидел, что я почти согнулась пополам: — Золотко… Лив, что там?.. Сквозь боль я моментально выпрямилась и развернулась. Намеренно в моих глазах заплясал ток, чтобы сразу отвлечь его внимание. — А ты веришь, что мог бы проявить чувства к обычному человеку? — Но ты не человек. — Я была им, — твёрдо парировала я. — До появления тебя в Мидгарде я всегда была человеком. — Вот как, значит, — растягивая слова, кивал Локи. — К чему ты это всё ведёшь, золотко моё? Между нами трескалась земля, с бешеной скоростью она делала новую огромную пропасть меж нами. И всё же он оставался непоколебим и не считал чем-то опасным связь, а наше предназначение и вовсе его не волновало, но моя клятва незажившей раной напоминала о своём существовании. На риторический вопрос я подняла на него уверенный взгляд. Слова не могли сойти с языка… — Хочешь закончить всё? — с опаской спросил он, будто не веря самому себе. — Это ты решила? В ушах застучало сердце, дыхание стало чаще. Как было страшно слышать такое из уст Локи, осознавая, что сам бы он такого никогда не сказал. Не получив ответа, плут хмыкнул и отвернул голову, а в руке он всё ещё сжимал кубок. — И что же значит твоё молчание, золотко? — Хочу закончить. — Хочешь закончить — что?! — теряя контроль над собой, разразился Локи. — Если осмелилась, так говори ясно, а не обрывками! Со стуком кубок оказался на столе, сам Локи спешно поднялся и всплеснул руками. Позади пуще разгорелось пламя, так что пришлось отойти, чтобы оно ненароком не лизнуло меня. — Не кричи на меня! — О, какими мы стали важными! Подумать только. Хватит мне напоминать о словах Ве и молоть всякую чушь… — А знаешь!.. — озлобленно перебила его я, — я и впрямь зря сюда пришла! Стрелой, рассекая воздух, я вылетела из дальней комнаты и почти коснулась ручки двери, как Локи ухватился за мою кисть и остановил. Он настойчиво притянул меня к себе и вскинул указательный палец. — Не смей опять убегать от меня, золотко. Я тебе этого не позволю. Между нами почти искры разгорались, превращая пространство вокруг нас в полыхающее марево. Дыхание сбитое и гневное у обоих, и срывались мы друг на друге, совсем неосознанно, совсем нехотя. — Тогда прекрати себя вести так, будто всерьёз воспринимаешь все мои слова! — задыхаясь, в ярости кричала я. — Будто мне за счастье тебе говорить об этом! — Тогда прекращай лгать мне. Прекращай лгать себе, — процедил Локи. — Что ты затеяла? — Хорошо, ладно! — я примирительно подняла руки, порывисто отходя от плута. — В Хельхейме я виделась с вёльвой Сагой, я дала клятву… Я не успела и начать, как Локи схватился за голову, начиная ходить туда-сюда, боясь каждого сказанного мной слова. — …исполнить предназначение. Мы нарушили запрет, но теперь всё вернётся на круги своя. Сделка, — я сглотнула и сжала кулак, — прошла. — Да ты хотя бы знаешь, с кем сделки заключать решила?! Ты знаешь, что теперь отмечена мёртвым миром?! Да эту метку никогда не получится свести! Ты понимаешь это? — Локи почти до боли обхватил мои плечи, в его глазах вспыхнул огонь. Настоящий. — Только… не слишком умный пойдёт за просьбами в мёртвый — чтоб он обвалился! — мир! Ты хоть знаешь, что будет, если не выполнишь клятву?! На моём лице не дрогнул ни один мускул, пока я выслушивала предъявления и предостережения по свою душу. Через злость мой Бог пытался скрыть свои переживания. «Смерть, смерть, смерть — вот он, конец», — не произнося этого, кричала его злость. — Знаю, — твёрдо ответила я. — Я не боюсь этого, — я поймала его руку, положила на горло и послала молящий взгляд. — Вот здесь я чувствую, что скоро настанет конец. Это чувство — оно сковывает всю меня, Локи, — перешла на шёпот я, — это ужаснее, чем было в Мидгарде. — Это не повод так рисковать, Лив… Золотко, если бы я только мог все твои переживания превратить в пепел, то непременно бы это сделал, — смягчился он, с горячим желанием готовый помочь. — На что же ты ставила? Что тебе вёльва обещала? — Ты не хуже меня должен знать, что проговорённые условия равнозначны не выполнению сделки. Его губы растянулись в улыбку. Локи истерично рассмеялся и отпустил меня, отворачиваясь. Я же облегчённо выдохнула. — Всё продумала… Молодец, золотко, — нервно усмехался он, почёсавая бороду. — Это глупо. Это, мать твою, очень глупо, Лив, потому что судьба уже решена. Итог и без наших нарушений понятен — Рагнарёк, — он повернулся ко мне и склонился ближе к лицу, — Ра-гна-рёк, понимаешь, золотко? Торжественно я вздёрнула подбородок и расплылась в ужасающей ухмылке, отчего Локи озадаченно нахмурился. Он не знал, на что я ставила. Не знал, что Рагнарёк это не конец. Для нас. — Я использовала ту власть, о которой ты говоришь, я заплатила всем, что у меня осталось, — завуалировано я давала ему подсказку, но это не считалось, — это было бы и впрямь очень глупо, если бы я не смогла найти способ уменьшить количество потерь. — Что? Потерянно Локи шагнул назад, его взгляд случайно упал на очаг, он хотел было посмотреть опять на меня… Но уже осознанно он ещё раз посмотрел туда, где я шипела от боли от своих слов. Где лгала, чтобы запутать его мысли. Чтобы запутать его. — Нет… — в неверии он закачал головой, заулыбался как сумасшедший, — нет… Лив… Нет… До него начало доходить, зачем я говорила про предупреждения Ве, почему сказала, что предрекания Норн это не чушь. Локи понял, что обещала мне Сага. — Ты не могла… Не могла! Подобно разъяренному зверю, он схватил мою левую руку, рывком снял перчатку… Его лицо вытянулось, рот открылся как от ужаса… Я изучающе смотрела на ладонь, не веря, что это моя плоть. От чернеющей раны до каждого кончика пальцев плелись, словно ядовитая лоза, чёрные нити, кожа на фалангах стала белой — кровь уже покинула этот участок тела, а у переплетения вен на кисти предупреждающе белела кожа. — Могла, родной мой, — прошептала я, — могла и сделала. — Какая же она холодная… Его хватка усилилась, он меня будто не слышал. Как бы желая вытеснить чёрную, мёртвую кровь из меня, хмурясь и скалясь, Локи крепче надавил на руку, я это видела, но… Я этого не чувствовала. Сага не врала, я и впрямь ничего не чувствую. — Локи, посмотри на меня, посмотри… Я подняла его лицо и столкнулась с отчаянным, запуганным взглядом. Когда он прислонил мою ладонь к своей щеке, накрыл своей и закрыл веки, с его глаз текли слёзы сожаления. Это невыносимо. Это было невыносимо видеть. Они все поплатятся за это. — Всё наладится, — произнесла я, и мой голос осел, губы задрожали, — нужно потерпеть, родной мой, всё будет хорошо. Я смахивала его слёзы, когда как мои текли по лицу, шее… Локи целовал ладонь до тех пор, пока не прижал меня к себе и не сомкнул руки на талии. — Нужно потерпеть, милый, родной мой, мы выиграем. Мы обязательно выиграем, и всё наладится. Нужно потерпеть, Локи… Со всхлипами, со странной уверенностью в дрожащем голосе я как в бреду повторяла одно и то же, и гладила его макушку, прислонённую к моей вздымающейся груди, и плакала, пока он этого не видел. А так хотелось кричать от боли, от бессилия, от беспомощности, вырвать себе сердце и сорвать связки. Медленно Локи оседал на пол, прижимаясь к моему животу. Он встал передо мной на колени, склонил голову, признавая мою власть над ним и его судьбой. Однако мне не было это нужно. Я опустилась следом. Если только предоставился бы выбор подвергнуть свою жизнь опасности ради жизни Локи, я бы несомненно это сделала. Ещё раз. Когда-то Локи, скрипя зубами, истинно сопротивляясь этому, дал мне его — ради меня. А теперь я сделала выбор — ради него и не жалела ни единой секунды об этом. — Когда… наступит Третий мир… — прерывисто шептал Локи, смотря куда-то в пол, — и эта… проклятая связь спадёт, всё останется точно так же. Когда всё это канет в бездну, мои чувства к тебе не изменятся, любовь моя. — Локи… — Молчи, — в страхе потребовал он и закрыл рот рукой, — молю, молчи. Раньше я боялся, что ты необдуманно ступишь на мой путь, поэтому дал тебе выбор, золотко, хоть и не хотел. Я боялся признаться, чтобы этими словами не переманить к себе, боялся, что будешь жалеть. Дверцы балкона, сдерживающие холод, распахнулись вместе с входной дверью, впуская беспощадный ветер, который пронзал как остриё меча. Самый яркий огонь в очаге потух, но наши сердца горели как никогда прежде. Они сгорали и на этот раз дотла. Я видела, как Локи жалел… О, как же он жалел об этом проклятом выборе, на моих глазах в нём погибала всякая оставшаяся мораль и доброта. В нём зарождалась жестокость, такая, какую прежде я и не видывала. — Ты это знаешь давно, ты давно властвуешь надо мной, золотко, — Локи подхватил мои руки, оставил на них долгие поцелуи и серьёзно взглянул на меня, так, что внутри всё перевернулось. — Я люблю тебя, Лив, и никакая связь этому не помешает, никакая сила не отнимет тебя от меня, я не позволю. Что бы ни случилось, я всегда буду оберегать тебя. Никто это не изменит. Я. Всегда. Буду. Рядом. Язычки пламени догорали. Я убрала руки Локи со своего лица и сглотнула, прежде чем начать говорить. Он с испугом посмотрел на меня и хотел было запретить, но я опередила его. Если бы я промолчала, он бы очутился на моём месте и в полной мере прочувствовал бы то, что ощущала я в прошлые обломанные разы, когда хотела признаться. Однако и этого мне было не нужно. — Я люблю тебя, Локи, — сквозь слёзы признавалась я и судорожно гладила его щёки, — и душа, и сердце мои навсегда отданы тебе, что бы ни случилось. И ни… никакая связь этому не… не помешает. Ни… никогда. Стискивая зубы, кривясь от новой боли в ладони, я почти взревела. Кровь чернела на кисти, запястье теряло естественный цвет: и Локи, и я это видели. — Не нужно, золотко… Она, как хворь, поражает тебя, — словно чувствуя мою боль как свою, он так же кривился, а затем притянул к себе. — Я знаю, любовь моя, я всё давно знаю. Несказанные когда-то признания и обещания отчаянно рвались из нас, теперь мы ничего не боялись. Теперь это было последней и единственной возможностью сказать о скрываемых чувствах. Именно в тот момент, когда появился огромный риск потерять друг друга, развязались наши языки, а мы оттягивали этот момент, оттягивали как могли до лучших времён, но они не настали, поэтому было больно. Поэтому вместо радости и счастья мы сидели перед друг другом на коленях, смотрели в потухшие глаза, ловили крайние мгновения, когда мы были рядом и ещё не умерли внутри. Мы утешали друг друга и надеялись на месть. Когда я обняла Локи за шею и стала со слезами целовать, он крепче сжал руки вместе тканью, желая этим избавить меня от мучений, но это не помогало. Я впитывала в себя его тепло, запоминала его прикосновения, но холодный ветер был безжалостнее. — Мне не больно, Локи, — врала я, желая побыть ещё немного в его объятиях, — нам нужно потерпеть, любимый, нужно немного потерпеть… Мы не должны были признаваться друг другу в любви, чтобы расстаться. У нас не должно было так случиться. — Я избавлю нас от этого, Лив, я избавлю, — я не видела, но слышала, как Локи скалился, подобно волку. — Но ты выполнишь условие. Я не… Не помешаю тебе. Медленно мы оборвали объятия, поднялись и больше не смотрели друг на друга. Локи надел на мои руки перчатки, скрывая поражённую кожу, до последнего мы не разрывали руки; только когда я развернулась, мы расцепились. Я поплелась к двери, зная, что на этот раз меня никто не остановит, и запахнула её за собой. Судорога сковала горло, истошные рыдания рвались из грудной клетки, где всё жгло его огнём, кожу стянуло из-за соли на лице. Я приложила руки к груди, пытаясь потушить то пламя, и упала в коридоре. До потери голоса хотелось кричать в небеса о своей праведной любви, я готова была крушить и уничтожать всё на своём пути, яриться в гневе на такую жестокость, умолять судьбу о прекращении этой пытки. — Проклятье! Проклятье! Будь всё проклято! Проклято! А вдалеке гремела музыка, далёкие разговоры и смех пронзали округу, как будто насмехаясь назло мне и моему горю. На безымянном пальце правой руки мне что-то мешало… Я сняла перчатку и обнаружила золотое кольцо. Кольцо Локи. — Где Хель? — Думала, что Повелительница сама выйдет к тебе? — Да, — без зазрения ответила я, — я хочу заключить сделку, если ты сможешь помочь, то славно, а если нет — зови Хель. После недолгого времени в одиночестве передо мной предстала, как я узнала, вёльва Сага. Та самая, которая предрекла Одину моё рождение и падение Второго мира. Дряхлая, в тряпье и с едва видящими глазами она нагоняла ужас. Мы так и находились в темноте, а позади текла колонна мёртвых. Любой из них мог бы стать Повязанным. Любой. Но стала я. — Чего ты хочешь, дева? — Жизнь. — Жизнь? — старуха хрипло насмешливо рассмеялась. — Мало тебе, что ли? Прихрамывая, она кивнула на мёртвых. Озлобленно я сжала кулаки и так же посмотрела на вёльву, не было необходимости ещё раз это напоминать. Моя уверенность была непоколебимой, ни одна живая или мёртвая душа не могла её пошатнуть. — Мне нужна жизнь Бога Локи, — следом я усмехнулась. — На сколько ты оцениваешь её? Сага, прищурившись, недобро оглядела меня, как бы пытаясь понять, что именно взять взамен и сколько готова отдать я, а затем оглянулась через плечо. Она чего-то ждала. Или кого-то. — Жизнь, данную судьбой, нельзя променять ни на что. Она бесценна, — намеренно тянула речь вёльва. — Разве что принести жертву, соразмерную с твоим хотением… Раз жизнь Локи так тебе важна, то исполни долг Повязанных без нарушения запрета. Согласна ли дева с таким условием?Повязанные — это не про любовь, брак и семью, это про партнёрство и союзничество…
Я склонила голову и приложила руку к сердцу. — Я обещаю, что исполню свой долг. Я согласна начать ценить дар, снизошедший до меня судьбой, и не уподобляться тому, что присуще даже смертным. — Принесёшь ли в жертву силу, которой нет больше ни в одном из миров? Силу двух разных кровей, ради жизни Локи. Я подняла удивлённый взгляд, ведь ожидала другого ответа и думала, что жертвой станет дар Повязанных… — Да, — не раздумывая дальше, я протянула правую руку. Но Сага с поразительной скоростью перехватила левую руку, сильно сжала кисть, её глаза покрылись белой пеленой. Из ниоткуда у неё появился клинок, и, разрезав наручь, она с нажимом провела по коже… Хлынула кровь… Из груди вырвался непроизвольный крик боли, из глаз брызнули слёзы. — Клянись. — К-клянусь, — еле пролепетала я. Внутри всё сжалось от новых острых ощущений, я судорожно и коротко вздыхала, а вёльва так крепко уцепилась за меня костлявыми руками, что даже при самом огромном желании вырваться бы не удалось. Физическая боль была не так страшна. — Клянись. — Клянусь, — увереннее произнесла я. Алые капли окрашивали пол, рана становилась глубже. Нечаянно я посмотрела вперёд и там, где-то далеко, увидела чей-то силуэт. Я догадалась, кто это был. — Клянись. — Клянусь, — холодно отозвалось от меня в последний раз. Пол вспыхнул, струйки крови понеслись по углубленным узорам в нём, исполняя совершенную сделку. — Что, если я умру? — Кто ж умертвит-то тебя? И то верно. — А если я нарушу условие? — Уверена, что хочешь это знать? — от её мерзкого оскала захотелось плюнуть ей в лицо. Сейчас я ненавидела её всем сердцем. — Сначала вся твоя кровь почернеет, ты будешь подобна тьме, а вместе с тем лишишься чувств и станешь подобна смерти. Но это хуже смерти, дева. Сага зловеще рассмеялась и отошла от меня, обтирая клинок своим разорванным лохмотьем. По моим пальцам, не прекращаясь, текли ручьи крови. — Хуже тем, что у тебя не останется ничего. Ни жизни Локи, ни силы.***
Я никогда не понимала, почему люди расстаются, любя друг друга? Почему отторгают со слезами на глазах, говоря, что так будет лучше? Почему признаются в любви и уходят, позволяя кровоточить сердцу? Но теперь поняла: иногда складываются неподвластные ни единому живому существу обстоятельства, они выше, чем всякие чувства. Вот и у нас сложились. Они заложены судьбой, а если продолжать её игнорировать, то она, как болезнь, будет поражать обоих всё больше и больше. За время, проведённое в одних и тех же мыслях, ладонь с ужасной болью побелела ровно наполовину, больше не виднелись вены или красноватые фаланги пальцев — это выглядело жутко. Метка словно приравнивала живую меня к мёртвым. С дурости, переворошив всё, я нашла какой-то старый нож и провела по ладони, рядом со шрамом. Ничего… Рана, не успев открыться, сразу же затягивалась. Насколько же это поразительно, что ни крови, — что чёрной, что красной — ни ощущений не было. Прямо как во сне, прямо как у копии. Я сойду с ума, если буду думать об этом постоянно… Сойду с ума… — Лив? Ты… кого ждёшь? В мрачной тишине главной залы я, обхватив голову, сидела за главой стола. Сюда меня принесли ноги, здесь находились двери от всего. Зажжённые факелы колыхались от сквозняка и иногда огонь плыл в моих глазах, но потом я сосредотачивалась и ясный взор возвращался. Ночь выдалась бессонной и… хмельной. Локи тоже так делал, когда тяжёлые мысли одолевали его, и я надеялась, что мне это поможет, но и это не помогло. Алкоголь ещё туманил сознание, но мне ещё было что обсудить с союзниками. — Тебя, — отрезала я, смотря на сцепленные в замок руки, хотя это было неправдой. — Скажи мне, Даин, что это был за кинжал? Альв изрядно растерялся, и я перевела на него немигающий взгляд. — Как-то Локи мне сказал, что от его порезов раны не заживают, — констатировала я, — это так? — Так, Лив, всё так, — кивал Даин, — это кинжал твоего отца. Когда-то давно Дьярви заказал его у цвергов, а затем он попал к Мэрит. Кинжал отца… а я по глупости отдала его прямо в руки Одина. Ну ничего, я заберу его, заберу то, что по праву моё. — Ты помнишь наше пари, Лив? — неожиданно спросил Даин, что воспоминания минувшей ночи отошли на задний план. — Помню, Даин, — я криво ухмыльнулась, — я его выиграла, а верховая езда мне очень пригодилась. — Я знаю. Альв улыбнулся, его фиалковые глаза сверкнули. Я догадливо замотала головой и прикрыла руками глаза, растирая их. — Ты готовил меня, конечно… — Мне нужно было это сделать и натолкнуть тебя на мысли о правде, но я хочу сказать не это. Ты тогда мухлевала, — на его слова я вопросительно вздёрнула бровь, — использовала силу, поэтому и выиграла. Я знаю, ты тогда этого не заметила. — Получается, желание за тобой, — я махнула рукой. — Валяй. — Наступила зима, Лив, грядут тяжёлые времена и Чёрные дни, — Даин помрачнел и руками опёрся на стул. — Я лишь попрошу тебя никогда не сдаваться, твоя справедливость обязательно восторжествует, а мы тебе в этом поможем. И будь осторожна во всём, у тебя много врагов. Один неверный шаг, и всё провалится. Через плечо он мельком посмотрел на осколки разбитого мной зеркала, их так никто и не убрал, словно в назидание каждому. В залу вошёл Вёлунд, коротко кивнул мне и осведомил, что сейчас подойдёт Ве. В гнетущей атмосфере Ётунхейма альвы выделялись своей светлотой, что внешне, что внутренне, этим показывая незыблемость их мира перед сложившимися обстоятельствами. Правитель тоже кинул взгляд на осколки. — Что это было за видение в Альвхейме? Когда это происходило? — припоминала я. — Сначала я не понимала, но теперь осознаю, что знаю, как выглядят родители, только благодаря этим иллюзиям. Спасибо, все ваши проделки не прошли даром. — Даин это сделал по нашему с Ве приказу, — начал Вёлунд, оправдывая своего советника. — Это был Мидсумар, первая их встреча после того, как Дьярви ушёл к асам, а Мэрит стала Предводительницей валькирий. Ве рассказывал, как Фрейя в первый раз прибежала докладывать Одину — это был как раз тот день. — Скручу ей шею и вырву язык, — я грузно поднялась из-за стола, так, что Даин подбежал ближе. — Всех их убью. — Лив, ты… в порядке? Рассеянно я осмотрела себя: взлохмаченные после бессонной ночи волосы, наспех надетое синее шерстяное платье спадало с плеч и оголяло их, шатающаяся походка… Даин всё понял, но учтиво промолчал. — В полном, — отрезала я и посмотрела на Вёлунда. — Как вы расположились в Ётунхейме? Бергельмир поддержал Третью сторону? — Пока нет, — Вёлунд начал мерить залу размеренными шагами, — но он знает, что мы не на стороне Асгарда. Не стану таить: прошло много времени с предсказания Саги и появления пророчества, он просто не верит в твою силу, в тебя, как, впрочем, и Ангрбода. Локи яро протестовал, ему было ведомо больше, чем всем нам. — Ладно, разберусь, — махнула я, а в голове уже всё продумала: если меня предадут или подставят — первой целью станет Ётунхейм. — Вы сказали, что половина воинов Альвхейма будут на моей стороне, так же говорил Ивальди. Куда девается вторая половина? — Она всегда сражается за Асгард, — Вёлунд вздохнул, поднял ладонь и на ней появился давно затянувшийся шрам естественного цвета. — Мы с Ивальди клялись об этом Одину, Ве и Вили после войн Альвхейма и Свартальвхейиа. У Ве тоже такой есть, только он клялся Норнам. Провалилось бы всё! И они ввязались в клятвы, из-за которых уже появились проблемы, о своей я решила молчать. Когда нужно, тогда и скажу. Обняв себя за плечи, я повернулась к пустому трону. Каменные черепа украшали изголовье, а к подножью тянулись такие же каменные обрубленные руки. — Ты плохо выглядишь, дитя, — забеспокоился Вёлунд, — в этом чертоге врагов нет, они не здесь, милая, они извне. Мне нужно вернуться, альвы наверняка встревожены из-за прихода зимы, как и тогда… — Когда? — недоумилась я, не поворачиваясь. — Когда Один призвал Сагу, тогда тоже пошёл снег. Это длилось недолго, но на этот раз, уверен, всё иначе. Быстрым шагом вошёл Ве, и я хотела было поинтересоваться, где Локи, но потом осеклась. Он больше не придёт. Зато пришла Айне, я сжала покрепче кулаки и даже не развернулась. — Почти полный состав, — присвистнула Айне, — четыре чёрных плаща и потерянная дева. — Айне! — прикрикнул Ве. Девушка цокнула. — Кажется, началось. На дорогах неспокойно, я не могу понять в чём дело, — доложила Айне, — но Ангрбода сказала, что Лес молчит. Даин и Айне были докладчиками и шпионами, выясняли обстановку, а вчера они только вернулись с Асгарда. С того самого момента, как Ве затеял свой план, они были преданы ему. Вёлунд решил пройти в Альвхейм через Тонкое место, так было безопаснее. — Тогда я пошла в таверну, проведаю кое-кого, — насмешливо сказала Айне. — Кто-то веселится с самой ночи. Сомнений не было — она говорила про Локи. Даже я не знала, где он, а от мысли, что они будут вдвоём, в груди, как клубок змеи, поселился гнев. — Раз тебе нечем заняться, — угрожающе начала я, — мы можем продолжить наш вчерашний разговор. Айне коварно ухмыльнулась, но её ухмылка быстро спала, когда она увидела осуждающий взгляд Даина. — Выйдите! Все, — потребовал сиюсекундо Ве. Дверь захлопнулась. — Кто она, Сурт подери, такая?! Кто?! — взорвалась я. — Какое отношение имеет ко мне и родителям? — Позволь не отвечать на этот вопрос, дай ей время, — я хотела было возмутиться, но Бог продолжил: — Я надеюсь, что она сама расскажет тебе. Это было бы правильно. Я недоверчиво сощурилась на Ве, абсолютно не понимая, почему о ней все так пекутся. — Айне была последней, кто видел твоего отца. Последней. Что-то кольнуло меня, словно сотни иголочек вонзились в грудь. Это ощущение прошлось по всему телу, остатки хмеля заглушили злость. Я вновь тяжело опустилась на стул и прикрыла руками глаза, пытаясь не думать о том, каким пыткам подвергли папу. Прямо передо мной Ве со стуком поставил кружку. — Пей. Тебе нельзя терять рассудок, Лив. — Не хочу, — покривилась я, отодвигая кружку от себя. — Я не спрашивал. Пей! — крикнул позади меня Ве. Почему-то не захотелось препираться с ним, поэтому я пригубила, а затем выпила всё намешанное с чем-то молоко. — Вот за это я и переживал: связь столкнула вас с Локи лбами, — в скрываемом разочаровании говорил Ве, — ты должна черпать силы от своей боли, а не погрязать в отчаянии! Тебе нельзя думать об этом. — А я не могу! — отчаянно гаркнула я. — Мэрит тоже не смогла! Наши взгляды мгновенно пересеклись. Я захлопала глазами, глядя на ожесточившееся доброе лицо Ве, и порывалась согнать набежавшие слёзы, но одна уже скатилась… Брови свелись к переносице, губы задрожали, и я отвернула голову, стыдясь этих эмоций. Ве опустился передо мной на корточки и по-отечески положил руку на спину. — Нужно научиться контролировать себя, иначе это плохо кончится. Я боюсь, что энергия подчинит тебя себе раньше времени. Это не лучший исход. На войне — да, но не сейчас. Мы займёмся этим завтра же. А сейчас я хочу тебе кое-что показать… Ве сходил за Даином, чтобы он показал самую известную легенду о моей матери.Асгард
Плач Мэрит
Awaken — Really Slow Motion В прекрасный солнечный день Богини Мэрит, Сьёвн и Вер возвращались с Альвхейма, смеялись и обсуждали насущный вечер. Юные, изящные, женственные они всегда приковывали к себе восхищенные взгляды зевак да прохожих. Там, в маленькой деревушке подле Скинандии, они частенько собирались, чтобы повеселиться. Это было время затяжных войн между Асгардом и Ванахеймом, шла вторая война. Мэрит разговоры о войне не жаловала, она точно знала, что асы несмотря ни на что победят, ведь там её родители. По-другому и быть не может! Так что ей было не до печали. Чем ближе Богини подходили к Вальхалле, тем слышнее становился гомон голосов, тем больше людей куда-то бежало. Золото чертога померкло и больше не сияло как прежде. Мэрит давно не видела такого оживления в Асгарде, что-то заставило её напрячься. Люди, завидев Богинь, кланялись и расступались, но из-за суеты толпа не давала пройти ближе к возвышению, где стояли Тор, Тюр, их воины и валькирии. Свысока, с самого чертога, на эту вакханалию смотрели трое бесстрастных братьев. — Вторая война с Ванахеймом проиграна! — скандировал Тюр. — Асы, не время унывать, нам нужно объединить наши усилия! Только вместе мы сможем выиграть. Но народ не слушал Бога войны, не верил в победу и махал руками на каждое обещание. Асгард скоро падёт — ведь люди отреклись от своего мира. — Проиграна — как же так?! — удивлялась Мэрит. — Как мы могли проиграть второй раз? — Я думаю, что это конец, — испуганно просипела легкомысленная Сьёвн, — мы вправду проиграли. Мэрит в ужасе посмотрела на подругу и взбунтовалась. — Как ты можешь такое говорить, Сьёвн?! Как… — Мэрит, — Вер, держась за голову, прервала Богиню и схватилась за её предплечье, — всё и впрямь плохо. Айварс и Бенгта… — Что?! — вскрикнула Мэрит сквозь шум. — Что с моими родителями, Вер? — Они пали. Там, в Ванахейме… О, как ужасно, Мэрит! — Нет… — в неверии выдохнула Богиня, а затем громче и отчаяннее прокричала: — Ты врёшь, Вер! Врёшь! Горькие слёзы покатились по щекам Мэрит, девичье сердце разбилось и умерло в одно мгновение. Это было невозможно, чтобы такие отважные воины пали. Невозможно! Она пошатнулась и оглядела площадь как со стороны: люди толкали её, задевали, уходили, оставляя свой мир без поддержки. На их лицах читалось смирение. Все говорили, что мы проиграли, но ведь не сделали ничего, чтобы выиграть, так же как Мэрит и другие Богини. Они развлекались, не думали о проблемах, а теперь война сама пришла в жизнь Мэрит и напомнила о себе. Война оставила её одну самым бесчеловечным способом. Словно сами небеса, карая, воскликнули: «Да поплатись же ты за своё безудержное веселье!». Богиня почувствовала себя такой беззащитной, маленькой и… глупой. Никто теперь не защитит её, никто не утешит, никто не приласкает добрым словом. Теперь у неё есть лишь она сама. Терзаемая толпой, она вдруг осознала, как была не права, как провинилась, когда водилась с такими подругами, которые даже в такой ситуации не верили в Асгард. Но Мэрит не могла не сделать ничего сейчас. Она подняла взгляд на возвышение: оно пустовало, никто больше не боролся. Мэрит точно пробудилась после долгого сна. Подхватив полы своего лёгкого шёлкового платья, едва прикрывавшего шею и плечи, она побежала вперёд. Камни и песок в неудобных сандалиях кололи её ступни, но она не останавливалась и быстро поднималась по ступенькам. Мэрит не обратила внимания на воинов и Богов, которым должна была поклониться. — Асы! Бравые воины! — в сердцах громогласно обратилась она со стоящими слезами в глазах. — Как можете вы уходить?! Как можете не верить в Асгард, в нашего Владыку? Ванахейм — ничто по сравнению с нашим величием, с нашей силой! Неужели мы не сможем разбить этих зазнавшихся ванов? Неужели таким нас вырастил Асгард? «Куда? Куда они уходят?» — думалось Мэрит. Пламенные речи юной Богини мало что изменили, все продолжали расходиться, лишь воины с воодушевлением смотрели на эту крохотную фигуру с развивающимися пшеничными волосами, которую знали как жемчужину Асгарда. С чего решила она, что если не послушали Верховных Богов, послушают её? Откуда эта гордость? Мэрит прислонила руки к груди, упала на колени, рыдая от страшных новостей о смерти родителей, от чего-то устрашающего надвигающегося на славный Асгард, и с закрытыми глазами тихо, как будто заклиная, запела на старом языке… Своим пением она пробуждала что-то древнее, таящееся в самых недрах мира. Это была Ода во славу Асгарда…ᚨᛋᚷᚨᚱᛞ ᛁᛋ ᚷᛟᛚᛞᛖᚾ, ᛒᛖ ᛈᚱᛟᚢᛞ ᛟᚠ ᚤᛟᚢᚱ ᛈᛟᚹᛖᚱ, ᛒᛖ ᛈᚱᛟᚢᛞ ᛟᚠ ᚤᛟᚢᚱ ᛈᛟᚹᛖᚱ — ᚠᚱᛟᛗ ᚾᛟᚹ ᛟᚾ, ᚷᚱᛖᚨᛏ ᚨᚾᛞ ᚢᚾᚨᛏᛏᚨᛁᚾᚨᛒᛚᛖ. ᛏᚺᛁᛋ ᚲᚨᚾ'ᛏ ᛒᛖ ᚠᛟᚢᚾᛞ ᚨᚾᚤᚹᚺᛖᚱᛖ ᛖᛚᛋᛖ.
ᛒᛖ ᛖᛏᛖᚱᚾᚨᛚ, ᚷᛚᛟᚱᛁᛟᚢᛋ ᚹᛟᚱᛚᛞ!
ᛒᛖ ᛋᛏᚱᛟᚾᚷ, ᚷᛚᛟᚱᛁᛟᚢᛋ ᚹᛟᚱᛚᛞ!
ᛒᛖ ᛁᚾᛞᛖᛋᛏᚱᚢᚲᛏᛁᛒᛚᛖ, ᚷᛚᛟᚱᛁᛟᚢᛋ ᚹᛟᚱᛚᛞ!
ᚨᚲᛖᛋ ᚨᚱᛖ ᚨᛚᚹᚨᚤᛋ ᚹᛁᛏᚺ ᚤᛟᚢ.
Голос Мэрит становился всё громче и громче, но пела совсем не она. Сжавшаяся, поникшая, Богиня посмотрела в сторону, где стояли воины-ётуны, отряд Тюра. Их командующий Дьярви был первым, кто поддержал Мэрит, первым, кто понял её мотивы. В великом скопище народа встретились их взгляды… Уверенный и жестокий — его и потерянный и мягкий — её. Поражённо Мэрит смотрела за тем, как асы начинают петь и возвращаться, как выкрикивали её имя, словно благословение, словно молитву. Тюр подал руку, чтобы Богиня встала с колен, и коротко поклонился, восхищённый её храбростью. Она посмотрела наверх, на Одина, Ве и Вили: все трое благодарно кивнули ей. Мэрит всё сделала правильно, она чувствовала это.ᚨᛚᛚ ᚹᛖ ᚺᚨᚡᛖ ᛁᛋ ᛏᛟ ᛈᚱᚨᛁᛋᛖ, ᚱᛖᚨᛞ ᛖᚡᛖᚱᚤ ᛈᛁᛖᚲᛖ ᛟᚠ ᛚᚨᚾᛞ, ᚴᛖᛖᛈ ᛟᚢᚱ ᚹᛟᚱᛚᛞ ᛞᛖᚨᚱ, ᛏᛟ ᛒᛖ ᚹᛁᛋᛖ ᚨᚾᛞ ᛒᚱᚨᚡᛖ, ᛚᛁᚴᛖ ᛏᚺᛖ ᚠᚨᛏᚺᛖᚱ, — ᛏᚺᚨᛏ'ᛋ ᚹᚺᚨᛏ ᛁᛏ ᛁᛋ, ᛟᚢᚱ ᚱᛁᚷᚺᛏ ᛚᛁᚠᛖ!
ᛒᛖ ᛖᛏᛖᚱᚾᚨᛚ, ᚷᛚᛟᚱᛁᛟᚢᛋ ᚹᛟᚱᛚᛞ! ᛒᛖ ᛋᛏᚱᛟᚾᚷ, ᚷᛚᛟᚱᛁᛟᚢᛋ ᚹᛟᚱᛚᛞ! ᛒᛖ ᛁᚾᛞᛖᛋᛏᚱᚢᚲᛏᛁᛒᛚᛖ, ᚷᛚᛟᚱᛁᛟᚢᛋ ᚹᛟᚱᛚᛞ! ᚨᚲᛖᛋ ᚨᚱᛖ ᚨᛚᚹᚨᚤᛋ ᚹᛁᛏᚺ ᚤᛟᚢ.
Народ тянулся до самых стен Асгарда, оглушающее пение, содрагающее небо, поднимало силу духа и воодушевляло асгардцев. Давно главенствующая Предводительница валькирий Брюнхильда взяла руку Мэрит и вывела вперёд, остальные же девы-воительницы встали позади неё в полукруг. Всем было известно о чарующем высоком голосе Богини.ᛏᚺᛖᚱᛖ ᛁᛋ ᛟᚾᛚᚤ ᛟᚾᛖ ᚠᛟᚱᚲᛖ — ᛁᛏ ᛁᛋ ᛟᚢᚱ ᛈᛖᛟᛈᛚᛖ. ᚹᚺᚨᛏ ᛁᛋ ᚨᚷᚨᛁᚾᛋᛏ ᚢᛋ — ᚹᛁᛚᛚ ᚱᛖᛏᚢᚱᚾ ᛏᛟ ᛏᚺᛖ ᛖᚾᛖᛗᚤ. ᛏᚺᛖ ᛟᛈᛈᛟᚾᛖᚾᛏᛋ ᚹᛁᛚᛚ ᚠᛖᛖᛚ ᛟᚢᚱ ᚱᛁᚷᚺᛏᛖᛟᚢᛋ ᚨᚾᚷᛖᚱ, ᛏᚺᛖᚤ ᚹᛁᛚᛚ ᚠᛖᛖᛚ ᚹᚺᚨᛏ ᛈᛟᚹᛖᚱ ᛁᛋ.
ᛒᛖ ᛖᛏᛖᚱᚾᚨᛚ, ᚷᛚᛟᚱᛁᛟᚢᛋ ᚹᛟᚱᛚᛞ! ᛒᛖ ᛋᛏᚱᛟᚾᚷ, ᚷᛚᛟᚱᛁᛟᚢᛋ ᚹᛟᚱᛚᛞ! ᛒᛖ ᛁᚾᛞᛖᛋᛏᚱᚢᚲᛏᛁᛒᛚᛖ, ᚷᛚᛟᚱᛁᛟᚢᛋ ᚹᛟᚱᛚᛞ! ᚨᚲᛖᛋ ᚨᚱᛖ ᚨᛚᚹᚨᚤᛋ ᚹᛁᛏᚺ ᚤᛟᚢ.
ᚷᛖᛏ ᚢᛈ ᛏᛟ ᛞᛖᚠᛖᚾᛞ, ᚷᛖᛏ ᚢᛈ ᚾᛟᚹ, ᚷᛖᛏ ᚢᛈ ᛏᛟ ᛚᛁᛋᛏᛖᚾ ᛏᛟ ᚱᛖᚡᛖᚱᛖᚾᚲᛖ! ᚹᛖ ᚨᚱᛖ ᛞᛖᛋᛏᛁᚾᛖᛞ ᛏᛟ ᚹᛁᚾ: ᛏᚺᛖᚱᛖ ᛁᛋ ᚾᛟ ᛟᛏᚺᛖᚱ ᚹᚨᚤ ᛏᛟ ᚴᚾᛟᚹ.
Богиня красоты и благородия с болью в душе пела Оду, рождалась заново, вытягивала руки, желая дотронуться до каждого, смотрела в небо, опаляемая жгучим Солнцем. И ловила неотрывный восторженный взгляд Дьярви.ᛒᛖ ᛖᛏᛖᚱᚾᚨᛚ, ᚷᛚᛟᚱᛁᛟᚢᛋ ᚹᛟᚱᛚᛞ! ᛒᛖ ᛋᛏᚱᛟᚾᚷ, ᚷᛚᛟᚱᛁᛟᚢᛋ ᚹᛟᚱᛚᛞ! ᛒᛖ ᛁᚾᛞᛖᛋᛏᚱᚢᚲᛏᛁᛒᛚᛖ, ᚷᛚᛟᚱᛁᛟᚢᛋ ᚹᛟᚱᛚᛞ! ᚨᚲᛖᛋ ᚨᚱᛖ ᚨᛚᚹᚨᚤᛋ ᚹᛁᛏᚺ ᚤᛟᚢ.
ᛒᛖ ᛖᛏᛖᚱᚾᚨᛚ, ᚷᛚᛟᚱᛁᛟᚢᛋ ᚹᛟᚱᛚᛞ! ᛒᛖ ᛋᛏᚱᛟᚾᚷ, ᚷᛚᛟᚱᛁᛟᚢᛋ ᚹᛟᚱᛚᛞ! ᛒᛖ ᛁᚾᛞᛖᛋᛏᚱᚢᚲᛏᛁᛒᛚᛖ, ᚷᛚᛟᚱᛁᛟᚢᛋ ᚹᛟᚱᛚᛞ! ᚨᚲᛖᛋ ᚨᚱᛖ ᚨᛚᚹᚨᚤᛋ ᚹᛁᛏᚺ ᚤᛟᚢ.
ᚨᚲᛖᛋ ᚨᚱᛖ ᚨᛚᚹᚨᚤᛋ ᚹᛁᛏᚺ ᚤᛟᚢ! ᛏᚺᛖ ᛈᛖᛟᛈᛚᛖ ᚨᚱᛖ ᚨᛚᚹᚨᚤᛋ ᚹᛁᛏᚺ ᚤᛟᚢ!
С каждым сказанным словом твердела воля Мэрит, холодела её кровь и взгляд становился жестоким. Она менялась на глазах. Вся её энергия потухала, блеск в глазах гас, и лишь где-то на горизонте маячил свет, там, где стоял Дьярви, прозванный Кровожадным. В тот день она преклонилась перед Одином и отреклась от звания Богини. Мэрит стала воином. Восхищение. Вот, что я испытывала, пока своими глазами смотрела прошлое. Даже издалека папа поддержал маму, заставил её поверить в себя, а она — подняла на ноги народ, чтобы выиграть третью войну. Честные воины, защищающие свой мир, воины чести и праведности. Порой не верилось, что я — их дочь. — Я никогда не стану такой, как родители, — заключила я перед Ве и Даином, — но я хочу стать воином. — Иногда я вижу в тебе взгляд Мэрит, когда она смотрела на Одина и отрекалась от звания Предводительницы, а вчера, — Даин заступорился, словно боясь сказать то, о чём подумал, — видел беспощадность Дьярви. Ты очень похожа на отца, Лив. — Правда, Даин, всё правда. Оденься теплее, Лив, и пойдём, — Ве похлопал меня по плечу, — я покажу твой дом.