Шакал

Дядя Димы. Его звали просто — Саша. Никогда не Александр. Дима был его тринадцатилетним племянником, хотя Саше на тот момент было всего двадцать семь или около того… В общем, когда мы только познакомились у меня был пубертат. А он был молодым. И красивым. Очень. В наших дебрях таких парней было не сыскать — у Саши был пирсинг в нижней губе, в носу, в брови. Татуировки на руках, на ногах, на шее и на теле. Осветленные волосы и такие же золотистые ореховые глаза, как у Димы. Для меня тогда он был нереально крут… и я не совсем осознавал мою причину повышенного влечения к нему. Реальную причину. А еще он был музыкантом. Иногда мы заставали его у Маховых дома и он играл на гитаре для нас и пытался учить меня, ведь я инстинктивно тянулся к нему, я так думаю… Он говорил, что если я еще сильнее отращу свои черные патлы, то стану похож на рокера. … Я так и пытался сделать! Саша принес в мою жизнь культуру панков, культуру бунтарей и музыки. Хоть музыкантом мне стать было не суждено, мой стиль одежды до сих пор сохранил его веяние — растянутые черные футболки, ебнутые принты, и мечта проколоть себе все, что можно и забиться тату с черепами и драконами. А еще… я случайно узнал, что Саша был геем. Но прежде всего, я узнал это для себя. Дело было все так же летом. Лето вообще у меня целиком и полностью ассоциируется с Димой. Он — лето всей моей жизни. Мы сильно вспотели и зашли к нему домой попить. Как раз никого не было. Окна были зашторены и в тени было прохладнее. Дима решил переодеться по-быстрому при мне и единственная полоса света меж штор гладко проскользила по его оголенной груди с капельками пота, осветила его ясные карие глаза, которыми он посмотрел на меня в этот момент и от чего-то улыбнулся. Как же он улыбается… Я помню эту картину, как сейчас. Она висит в галерее моей памяти, как великий шедевр от настоящего гения красоты. Более идеального момента понять, что тебе нравятся парни, их тело, их мускулы, их глаза и улыбка, их запах и широкие плечи, в которые так и хочется вжаться руками… Не существует. Не знаю, что тогда меня остановило поцеловать его.  Я впервые ощутил это четкое желание исходящее прямо из живота — подойди, возьми его за подбородок и поцелуй эти губы, которые складываются в самую обаятельную улыбку на свете. В тени одной тесной комнаты, в летней тишине… Я сгорал от желания прикоснуться. Но ничего не сделал. Идеальнее момента не было, но я… Я просрал его. Я ничего не сделал. Думал, что сделаю это позже, как всегда. … И как всегда ничего за моими словами не последовало. Точнее, мне помогли понять, что не стоит делать то, о чем потом будешь сильно жалеть. Тогда я уже знал от набожной бабули, что садом это плохо, а два мужика, держащихся за ручку вообще проводники сатаны в наш мир и все такое. Но даже так я и не подозревал, насколько же это ПЛОХО. Реально плохо испытывать чувства к кому-то с членом, когда у тебя он тоже между ног болтается. Саша помог мне в этом. Как раз тем же летом, недалеко от «того самого» момента, когда я вдруг кристально ясно для себя понял, что хочу Диму и что мой озабоченный подростковый организм очень ярко, бурно и обильно реагирует на мысли о нем, тогда-то и вмешался Саша. Он остался присматривать за нами, когда я ночевал дома у Димы (отдельная история, как его родители брезгливо принимали меня, хорошо зная мою мать). В тот вечер было кошмарно душно и мы все сидели полуголые и под вентилятором. Я смотрел, как Дима играет в комп и поглощал всякую гадость и было дико весело! Так весело, что я и сам не замечал, как стал липнуть к нему наглее и чаще касаться. Я и раньше делал это. Мне все время хотелось задеть его «случайно» рукой или плечом, или столкнуться с ним. А в тот день и вовсе казалось, что от поцелуя с ним меня разделяет тонкая невидимая стена. Я был влюблен, что поделать, совсем соображалка не работала. Будто бы сейчас стало лучше… Ну и то, как я косился на него, словно моя бабушка на святую икону… Только слепой или Дима, не заметил бы, как я изо всех сил строю ему щенячьи глазки, плавно перерастающие в мягкое сексуальное домогательство. Саша не был ни тем, ни другим. И он заметил. Моё поведение отличалось от «дружеского». Я не замечал, что Саша на меня как-то подозрительно пялится весь вечер, а он пялился довольно долго. Еще бы, я вообще ничего не замечал. На следующий день мы втроем пошли прогуляться на набережную. Было все так же некуда деться от солнца. Омерзительно солнечно. Дима вдруг нашел, куда все-таки себя деть и спонтанно полез купаться в одних трусах. Мы с Сашей поржали, но остались на берегу, смотреть за ним. Мне никогда не хватало смелости на всякие ебанутые поступки, хорошо, что для этого у меня был Ден. Конечно, я не мог оторвать от него глаз, снова, но в этот раз его дядя не промолчал. Саша сказал, чтобы я был аккуратнее и чтобы больше не лез к его племяннику, в чьей несгибаемой ориентации он уверен. Для моего же блага. Шансов нет. Он сказал, что сразу заподозрил во мне подвох, или лучше сказать… родственную душу. По его голосу тогда я понял, что он не желает мне зла, лишь делится житейским опытом, а добыл он этот опыт кровью, потом и презрением. Травлей и увечьями, которые скрыты под десятками тату на теле, а которые еще не успел скрыть, он мне показал. Шрамы на запястье, прямо под напульсником, который он никогда не снимает. Опыт этот был ужасен, даже в той мягкой и короткой форме, в которой мне его преподнесли. Если ты признаешься человеку в чувствах, а он тебя отвергнет это не страшно. Страшно, что ты навсегда потеряешь друга. Страшно увидеть застывшее отвращение в любимых, орехового цвета глазах… Как в них медленно сгорают все года дружбы, превращаясь в грязный пепел, который нужно поскорее вымести с глаз долой. У меня внутри все похолодело. Я еще не осознавал этого, глядя на дурачащегося Дена в реке, но когда он выйдет от туда, то моё отношение к нему уже не будет прежним. Короткий миг летом, когда я был влюблен и полон надежд, быстро закончился. Я узнал, что так нельзя. Мне нельзя. С тех самых пор и началась моя «ванна», в который я запираю сам себя, подальше от греха. Наступят дожди и мы станем реже видеться, а с дядей Сашей тогда и вовсе пришлось расстаться больше, чем на год. По словам Димы, он снова поссорился с семьей и уехал в большой город, и Диме толком не объясняют, да он и сам не может понять, почему они все время ссорятся с ним? Почему не хотят подпускать к нему племянника и маленькую племянницу? Он же такой крутой мужик… * Прощай, Дядя Саша. Покойся с миром. В ад заберут тех, кто довел тебя до этого. И я надеюсь извлечь из твоей смерти хоть какой-то урок… Например, дам себе шанс побыть счастливым. * Я ответил Саве по телефону: «Хорошо, можешь приезжать ко мне. Но всего на пару дней…»