Облака

      Джесси — юноша двадцати пяти лет, только закончивший школу при монастыре и желающий теперь рьяно и самоотверженно положить жизнь на служение Богу.       Теперь он направлялся по песчаной дороге на восток, в небольшой городок на границе штата с населением в две тысячи душ. Там располагался его будущий приют и обитель в лице маленькой церквушки посреди поселения. Он шёл босыми ногами по горячему песку и напевал песню, которую слышал когда-то от своей матери: …По левую руку река, По правую сторону лес, Поля и луга, мосты и дома, Гор могучих хребты до небес. Дорога извилиста и далека, Но путь пройти сумеем, И снова река, Зеленый мой лес, Поля и луга, пашни и снега, Лучезарный свод небес… Джесси улыбался и раскачивал в такт песне походный мешок, болтающийся у него за спиной.       Над полями начали сгущаться темнеющие облака и вдали над самой кромкой земли, именуемой горизонтом, спускалось на покой могучее Солнце. Когда последние его лучи ласково коснулись Земли и всë погрузилось в сумерки в предверии ночи, Джесси свернул с обочины и пройдя несколько метров, устроился среди спеющих колосьев ржи, подложив под голову свои пожитки.       Наверху светились миллиарды огней — это были звезды. Они переливались своим далеким хрустальным светом и рассыпались по небу в созвездия Ориона, Большой Медведицы, Кассиопеи, Волопаса и Андромеды. И лежа под этими созвездиями, в тихую летнюю ночь, Джесси подумал, что нет ничего прекраснее знать, что кто-то там есть, за этими звездами, и на протяжении всей своей жизни он будет наедине с тобой, наедине с каждым кто верит и так же смотрит сейчас на звезды.

Разве это не прекрасно?       Он ещё издали завидел маленький город, тот был тихим в это раннее утро. Жители спали мирным сном и только лучи восхода отражались от куполов церкви, на краю поселения. Джесси стало так отрадно на душе, ведь его путь начинался прямо отсюда и он готов был его пройти. Навстречу юноше вышел пожилой исхудавший монах с умиротворенным и таким приветливо добрым, родным лицом. Старец приобнял Джесси за плечи и проводил вглубь храма. Пройдя по винтовой лестнице и расположившись под крышей, Джесси остаток дня простоял на коленях, преклонившись в молитве перед образом его Бога.       Дни проходили медленно и размеренно. При храме жили только они двое, а прихожане заглядывали редко, только старухи порой долго молились в главном зале со слезами на уставших глазах. Дни превращались в недели, недели перетекали в месяцы. Джесси все так же рьяно молился и читал проповедь, веря что Господь его слышит.       С приходом зимы пришёл и холод. Каменные стены промерзали изнутри и теперь приходилось отрываться от молитв и отправляться в лес за новой древесиной для топки. В середине января пожилой монах в силу своей старости или же болезни бушевавшей в редко расставленных домах на улицах города, скончался. Джесси на протяжении трёх дней отпевал его бездыханное тело, а потом копал промерзлую землю за оградкой монастыря. Но даже эти тяжёлые обстоятельства не остудили пыл его юношеского сердца отданного Богу, а только закалили его. Джесси по своей привычке затворника не появлялся на улицах города, поэтому совсем не заметил как погасла единственная лампа и последние ставни дома на окраине закрылись, когда все погрузилось в холодную тьму. Больше никто из жителей не приходил к воротам церкви. Джесси остался один, в морозной пустоши среди занесенных снегом домов и бушующей на улицах чёрной смерти.       Он так же продолжал молиться своему Богу, греясь у потрескивающего огня и глядя на закрытый алтарь, словно оттуда должен был явиться сам Господь. И однажды он явился.       Обрушив иконы он мягко приземлился перед изумленным Джесси и поклонившись, протянул когтистую руку. Джесси молчаливо глядел снизу. На разкорëженных прутьях алтаря возвышался мужчина в чёрном костюме и такой же чёрной как смоль, шляпе. Его лицо обрамляла темная бородка, а глаза отражали пламя костра, собирая в себя все тепло и свет. —Ты Бог? Мужчина усмехнулся и спустился с прутьев, превращая когтистые лапы в чёрные лакированные туфли. —Нет, я не Бог, маленький Джесси. Таких как я ты ещё никогда не встречал. —Но кто же ты? Почему ты явился сюда. —Я Уолтер Уайт и уже очень давно наблюдаю за тобой, маленький Джесси. Глаза юноши распахнулись и ему подумалось, что все же это Бог предстал перед ним в своём истинном обличии. —Тогда позволь я буду молиться тебе, ведь ты спустился сюда чтобы направлять меня. —Тебе не обязательно молиться каждому древнему существу заходящему в этот храм. —Но я действительно хочу этого, ведь ты тот кому я обязался посвятить жизнь. —Повторяю, я не Бог. Но я желаю знать, маленький Джесси, почему ты так жаждешь служить кому-то, преклоняться перед кем-то вроде меня или твоего Господа, ведь на свете есть столько вещей которых ты никогда не познаешь и не увидишь, оставаясь тут. —Я хочу быть тем, кто породнится со всем миром, когда пройдет этот земной путь, я хочу понять непостижимое и навсегда уверовать в своего творца. —С чего ты взял что он есть, твой творец, что он не простое воображение безгранично глупых людей? Почему ты думаешь что после конца что-то есть? —Я думаю что конца нет вообще, я знаю это, ведь каждый за чем-то создан и за чем-то создан я. Когда кончится одно, то сразу начнется что-то новое, поэтому там обязательно что-то есть. —Глупый Джесси, уверуй же, конец есть и он близок! Уолтер взвился под самый купол и расправил свои обожжённые искрящиеся крылья, и с каждым их взмахом, юношу обдавало огненным ветром, испепеляя стены храма. И все вокруг за секунду потеряло своё значение, все о чем мечтал молодой монах, все во что он верил, поблекло перед невероятным существом, которое показало ему истину. —Ты прав, Уолтер Уайт, я никогда не встречал созданий вроде тебя, но я восхищаюсь тем, как ты прекрасен. Теперь я хочу отправиться с тобой и познать все те необычайные вещи, которые только существуют на Земле. —Хорошо, я возьму тебя с собой, маленький Джесси. Дай мне свою руку. Но обещай, что не разочаруешься потом, ведь я не всемогущ и скажу тебе сразу: со мной ты никогда не познаешь своего Бога! Джесси не ответил, он только вглядывался в темные глаза Уолтера и не колеблясь подал ему руку.