"Аристократом можно стать. Воспитание, занятия и жёсткий контроль даже самого дремучего деревенщину превратят в эталон вежливости и этикета. Но Блэком нужно родиться" © Хроники Рода Блэк. Фомальгаут Регор Блэк.
Они проснулись. Иногда Мира задавалась вопросом: если их сознания соединены, то почему они ещё ни разу не поменялись телами? Разве выходя за дверь, не могла она открыть глаза в теле Кастора, например? Или...'Обычно такими вопросами задаются ночью, а не с утра пораньше'
'Какая разница, если мне интересно?' Но сестра была, конечно, права — время для рефлексии и тупых вопросов можно выделить перед сном или же в послеобеденное время, когда дети предоставлялись самим себе. Она поднялась со своей кровати, на ближней завозились Диадема с Кастором — видимо, когда ночью Мириам читала, то мешала им спать. Ведь точно помнила, что вчера ложились вместе. Правда, она отключилась от реальности после начала чтения, так что скорее всего близнецы просто свалили на кровать, где не было света, хихиканья, охов и шуршанья бумаги. А книга по-настоящему интересная, что редко встретишь в этом доме, ведь брали они наугад. Про путешествия мага-среднячка, виртуозно владеющего мечом и поклявшегося отомстить за смерть своей семьи... — Маленький Хозяин! Маленькие Хозяйки! Вам нужно одеться и привести себя в порядок, Хозяин Сигнус будет ждать вас к завтраку! Мира вздохнула и поплелась в ванную, куда вела резная неприметная дверь. Силой заставила себя не отмахиваться от домовика. Звали его Таппи, ростом с метр, с огромными ушами и серой сморщенной кожей — он был их нянькой с самого рождения. Возился и сейчас, когда тройняшки подросли. Только теперь, вместо кормёжки и смены пелёнок, помогал одеваться и разбираться девочкам с волосами. Поплелась она, к сожалению, в прямом смысле слова — четырёхлетнее тело было неловким и неумелым, тем более когда спало всего семь часов (что для детей мало) и мыслило сродни взрослому человеку. Хотя научная сторона вопроса "попадания", как они с сиблингами это обозвали, всё ещё волновала их с Деми. Ну как может детский мозг с недоразвитой нейронной сетью и отсутствием долговременной памяти выполнять мозговую деятельность взрослого, анализировать, да ещё и хранить воспоминания о прошлой жизни? Диадема разводила руками, ведь она была больше по психологии, а не по нейрофизиологии. Кастору же было плевать, потому что он не сильно понимал о чём они говорили — строение мозга и нервной системы даже близко не было его стезёй. Постаравшись, вместо праздных размышлений, сосредоточиться на реальности, девушка позволила домовику помочь ей с утренним моционом. Пусть тела детей-магов крепче и выносливее, чем у магглов, но ей не хотелось опять навернуться, толкнуть кого-нибудь из близнецов или что-нибудь сломать. Однажды она даже рассекла бровь, подскользнувшись и ударившись о бортик ванной. Мать быстро залечила бровь, но после этого Мира спокойно принимала помощь расторопного няня. Когда девочка вернулась в комнату (Кастор с Диадемой ещё что-то обсуждали по мыслесвязи и поэтому задерживались, а Мириам тормозила и не встревала в полемику), чтобы одеться, кровати были аккуратно заправлены, шторы раздвинуты, а на покрывалах лежали уже готовые наряды. Вообще-то родители пытались поселить тройняшек в разные комнаты, но они всё время проводили вместе и спали в одной комнате; на самом деле они занимались не очень нормальными для детей вещами, опасаясь, что взрослые их поймают и превратят в каких-нибудь жабок (в лучшем случае), если всё узнают. Лишь, после нескольких попыток объяснить, что дети должны раздельно спать — а в особенности мальчики и девочки — и последующей за этим консультации с семейными целителями (и их заверениями, что для тройняшек, тем более почти идентичных близнецов, и в принципе для маленьких детей это нормально) им обустроили общую комнату. Комната была выполнена в нейтральном светло-зелёном цвете. Из мебели здесь были: три деревянных кроватки со слишком мягким, на вкус Мириам, матрасом. Имелся также большой резной шкаф для одежды (похожий на шкаф, который вёл в Нарнию), два комодика с книжками и игрушками и светлый письменный стол, стоящий под высоким окном с широким подоконником. На нём были разбросаны тёплые пледы, подушки и чьи-то забытые вещи. Пол застилал белый ковёр с длинным ворсом, в который Мира любила зарываться пальцами ног и валяться на нём с интересной книгой. На каждой кровати было постельное бельё "их" цвета. Когда в два года тройняшек отселили от Беллы из "детской" в отдельную комнату, им "прикрепили" цвета. Прямо это было не сказано, но по частым вещам одного и того же цвета это стало понятно. Кастору достался почётный в доме тёмно-зелёный цвет, Диадеме глубокий синий в тон её глазам, а самой Мириам — бордовый. Понятно, что все цвета были приглушёнными и это не так уж сильно раздражало. Хотя они с сестрой часто менялись — по иронии судьбы родители перепутали их любимые цвета. На её кровати, которая стояла по левую сторону от окна, лежало простое домашнее платье. Никакой вышивки или нескольких юбок, но всё же оно выглядело красивым и дорогим, может, из-за стиля и кроя, а может, вкупе с белыми гольфами и чёрными ботиночками. На кровати Деми, расположенной в углу, тоже лежало платьице. Те были похожи, различаясь лишь длиной юбок и количеством украшений — на Мирином платье их было больше. У Кастора были простые серые штаны и рубашка, а поверх вязаная жилетка без рукавов. Поразмышляв несколько секунд — нужно ли меняться сегодня нарядами — Мира начала надевать своё платье. В конце концов, скоро праздник, можно и порадовать родителя послушанием. Тем более они хотели отпроситься в Мэнор, чтобы поболтать с портретами и стянуть какую-нибудь книжку и наконец-то увидеть маму с мелкими. Из ванной вышла радостная Деми и кинулась одеваться. Сестра была модницей и следила за своей внешностью — она даже в Комнате делала себе маникюр и наводила макияж. Мира принимала это, хотя и не понимала. Ведь сама была приверженкой комфорта. Если нигде не давит, не жарко и ни за что не цепляется, то всё отлично, а как выглядит уже дело десятое. И пусть в прошлой жизни она ненавидела платья, как раз таки за неудобства, то в этой с помощью магии она их терпела. Как и с длинными волосами. Терпела, но не полюбила и не могла дождаться того времени, как от всего этого избавится. С помощью магии всю непрактичность можно с лёгкостью убрать — волосы закрепить специальными заколками, благодаря которым они не чувствовались, не лезли в глаза и ни за что не цеплялись; платья заколдовать на прочность и не загрязнение, сама же ткань и пошив обеспечивали комфорт даже при беге и лазании по деревьям. — Мира? Девушка резко обернулась, что не увенчалось успехом: детское тело не смогло восстановить равновесие (поворачивалась она по давней привычке на пятках) и грохнулось на окликнувшего её Кастора. Тот лежал на полу, потирая ушибленный подбородок, а сама девочка развалилась на нём. Очаровательный серый костюмчик они немного помяли. — Прости. Ты в порядке? Что такое? Кас грубо спихнул её на пол и поднялся. Девочка не обиделась — брату было неприятнее, когда она на него свалилась. Да и вообще не нравились ему неожиданные падения, только в жёстко оговорённых условиях игр. — Ты стояла и смотрела в одну точку. Опять. Прекращай уже, а? Или ты не выспалась? Диадема протянула руку, чтобы помочь встать, и отряхнула её сбившуюся на бок юбку. Выглядела близняшка сердитой и взволнованной одновременно. Мира виновато пожала плечами. Она всегда немного тормозила, особенно с утра, близнецы привыкли, но оставить всё так не могли. Тем более после третьего дня рождения это резко усугубилось и Деми волновалась, что это что-то серьёзное, предлагая обратиться к семейному врачу. Под поторапливающее блеянье Таппи они наперегонки понеслись в столовую. Сонливость, конечно, никуда не делась, но что может быть чудеснее раннего утра, наполненного только солнцем, смехом и беготней? Детство доставляло много раздражения, но куда больше всё-таки счастья и спокойствия. Можно было бегать по длинному светлому коридору, украшенному статуэтками, вазами и картинами, спускаться по лестнице, катаясь по перилам и толкаться с сиблингами, сваливая их на траву, но несильно, просто в шутку. И, конечно, ни о чём не думать. Не заботиться о коммуналке и закупке продуктов, не зарабатывать деньги, чтобы выжить, и не помнить куда ты положил "невероятно важные" документы. Можно просто носиться по галереям особняка и не задумываться о его обеспечении, лишь исследовать закоулки и лазить по деревьям в саду. В малую столовую — просторное помещение с широкими окнами, выходящими в сад и столом на шесть человек — тройняшки вбежали, но у порога замедлились и чинно вошли. Их выдавали только горящие щёки и широкие улыбки. Во главе стола уже сидел отец — Сигнус Блэк, а место по правую руку от него уже несколько дней пустовало. Обычно там сидела мама. Именно она будила их по утрам или же здесь, в столовой, желала доброго утра и всех обнимала. Но не сегодня. Мужчина молча читал газету, лишь кивнул детям, когда те вошли. Тишина за столом стояла гнетущая. Не помогали ни звон вилок, ни щебетание зимостойких птиц, что доносилось с веранды. Мире, как и сиблингам, было интересно, когда вернуться остальные, отец же был мрачен и нарочито медленно листал газету, попивая чёрный кофе. Мира вздохнула и отправила в рот ещё одну ложку овсянки. Ей тоже хотелось кофе — в прошлом она и дня не могла прожить без этого благословенного напитка, потребляя его литрами. А теперь ей доставалась овсянка и чай на десерт. Блуждающий взгляд вновь наткнулся на место справа от отца. Место мамы. Девочка вздохнула. Кас что-то бубнил о слишком большой осторожности, а Деми внимательно смотрела на Сигнуса. К собственному удивлению за эти четыре года новой жизни Мира стала воспринимать семью Блэков как свою. Поначалу она никак не могла даже мысленно называть родителей не по именам, но годы, проведённые в магическом особняке, постепенно стирали воспоминания о прошлой жизни. Те отдалялись и терялись, пока не стали напоминать старое кино, где кроме сюжета ты уже ничего и не вспомнишь. Мира знала, что близнецы столкнулись с тем же. Деми цеплялась за память до последнего — читала свои книги, которые её подсознание воспроизводило в Комнате, пересматривала фильмы и мультики, листала временами конспекты. Наверняка ей было страшно окунуться в новую враждующую с наукой среду. Кастор воспринял потерю прошлого даже с радостью, вёл себя более громко и уверенно с каждым днём. Мире же было никак. Она несомненно скучала и по старой семье и по самостоятельной жизни, и по любимой работе, по тысяче мелочам, что наполняли уютом её жизнь. Но здесь неожиданно появилась поддержка. Их очень любили в семье. Мама так вообще, как только защитила некое Мастерство, всё своё время проводила с детьми. Отец, пусть бывал хмур и неразговорчив, но, тоже их любил. Безмолвно разрешая играть в его кабинете или на работе — пару раз он их брал в Министерство Магии и потом сушил магией после купания в фонтане с гигантскими статуями. Он всегда мог ответить на вопрос, прокатить на плечах или помочь с их детскими проблемами. Остальные родственники их не просто любили, а обожали. Так получилось, что они с близнецами были первыми членами Рода в этом колене. Это потом появились Белла с Медой, но даже с ними так не носились. Хотя, все тратили довольно много времени, сил и знаний, чтобы Андромеда выжила, но с ними не сравнить. После их первого Йоля, к ним в гости приходили довольно часто; тётушки так вообще заглядывали на ежедневный пятичасовой чай или же, если он проходил в Мэноре, брали их с собой. Как только их организмы окрепли и они начали бодро передвигаться, то постоянно стали бегать по другим домам. Игра в прятки получалась невероятной — особенно, если можно было так же использовать зелёный лабиринт при Мэноре. Мире больше нравилось приходить к дядюшке Ориону и тётушке Вэл, которые жили в Лондоне, в мрачном доме, который больше походил на дом семейки Аддамс. Кастор, когда они пришли туда в первый раз, на полном серьёзе искал гильотину. Там было тихо, мрачно и весело. Никаких пересудов магических портретов и занятий. Тётушка Вэл была, конечно, строгой, но если бегать тихо и вежливо себя вести, то она была идеальной тётей. По крайней мере до трёх лет, после их третировали занятиями и тётушка мучала их чуть ли не больше всех. Блэк Мэнор же поражал воображение. Огромнейший особняк с прилегающими землями, садами, лабиринтом и семейным склепом был просто великолепен. Только там бегать и веселиться было нельзя. Строгие портреты предков, висящие в отдельной галерее, были ещё сносными. Но два портрета, висящие в каминной зале, через которую они и заходили — сразу замечали их и, будь они живыми, драли бы за уши. А так приходилось довольно долго слушать лекции о поведении истинных аристократов, манерах, этикете и, естественно, что нельзя приходить в дом Главы Рода без письменного предупреждения. Они выяснили, что Главой Рода являлся дедушка Арктурус (Тот самый с крутецкой тростью, которую Мира собиралась у него потом выменять на что-нибудь или выиграть), но бегать туда сюда между домами не перестали. Предки (особенно старался Процион Блэк, живший в ХVI веке) ругались, что за такое надо драть розгами, но их никто серьёзно не наказал. Лишили сладостей и презентов на месяц, но тройняшки этого даже не заметили. Хотя, вообще живые портреты были невероятно интересными. Тем более среди предков было много магов, которые с удовольствием отвечали на детские вопросы. Та же Капелла Рана Блэк, что стала неоспоримым авторитетом для Диадемы, хоть надменно и с сарказмом, но рассказывала им об устройстве данного мира. Правда опаздывала она лет эдак на двести. Но Мире очень нравилось проводить вечера рядом с портретом мертвеца и ветром, завывающим за тёплыми стенами. — Мира! Ложка неловко упала в почти пустую тарелку и девочка заторможено обвела взглядом помещение. Отец уже отложил газету и допил кофе, пронизывая её своими чёрными глазами. Если бы она и вправду была четырёхлеткой, то наверняка подумала бы, что отец её не любит, ненавидит даже. Иногда такое противоречивое поведение отца — то любит, то убивает взглядом — настораживало, но быстро стало нормой. Сейчас она уже даже внимания не обращала, хотя получить объяснения хотелось бы. Диадема и Кастор давным-давно доели и уже начали мучать отца расспросами, а она похоже всё пропустила. Тряс её растерянный Кастор. Может, что-то случилось? — Что такое? — Фу-ух, — мальчик выдохнул и улыбнулся. — Ты перестала есть и смотрела не моргая на солонку. Ты как? Мира скривилась — Кастор сегодня уже дважды выдёргивал её из медитативного состояния. Она никогда не могла утром сразу проснуться. Кофе придавал бодрости, но до конца не помогал. А сейчас всё было ещё хуже, она пропускала целые диалоги. Интересно, а в прошлой жизни также было? Нет, не вспомнить. — Всё хорошо. Мира сосредоточилась, чтобы передать сообщение близнецам. 'Когда вернётся мама с девочками?' Отозвалась обеспокоенная Деми:'Похоже уже не в этом году. Взрослые решили пораньше ввести Меду в Род, чтобы её все поддерживали. Это может быть опасно, поэтому заранее нужно подготовить ритуалы, которые проведут в праздники'
'Папа так и сказал?''Нет, конечно'
Деми фыркнула и продолжила занимать отца всяким детским бредом – который им приходилось каждый день извергать килотоннами, дабы не вызывать подозрений – передавая слово Касу:' Говорил, что не нашего ума это дело и всё такое. Но упомянул, что Меда чересчур слаба, а Белла без мамы ещё не может. Добавил, что вернёмся вместе. Вот и всё. '
Он откусил немного печенья и было видно, что он хочет что-то добавить. Но Кас так и не решился. Поэтому Мира задала следующий интересующий её вопрос: 'А как же занятия? Они сегодня будут?' Когда им исполнилось три года и пришло время заняться их обучением, родители наняли им репетитора. Он должен был научить их письму, чтению, счёту, магической географии и рисованию. Остальное брали на себя родственники: мама занималась с ними бальными танцами и музыкой, отец - французским языком, тётушка Вальбурга - этикетом, а дедушки и бабушки брали их в Мэнор на конные прогулки и изучение Родовых заморочек. Миру лошади пугали до обморочного состояния и потому она слёзно просила взрослых отменить эти занятия, но они лишь сказали, что она — Блэк и должна уметь всё. Пока что свободное время ещё оставалось, но Кастор уже пророчил, что скоро за них возьмутся посерьёзнее. Репетитором оказался старый чистокровный маг — Бевис Саймонс. Он был худым, высоким, с забранными в хвост седыми волосами и совершенно гладким подбородком. Голос у него был тихий, монотонной, но чтобы учить малышей - как держать перо, читать лекции не требовалось.'Похоже, да. По крайней мере отец сказал, что мистер Саймонс уже нас ждёт, чёрт бы его побрал. И почему у нас не может быть каникул по случаю рождества?'
'Очевидно потому, что здесь празднуют Йоль. А он только через неделю. Ты реально думаешь, что нас оставят в покое на неделю?'
Диадема, как всегда говорила жутко серьёзно, хоть и понимала, что Кас всё это и так знает. Просто братец любил поныть. Но в принципе, кому вообще нравится учиться? Да ещё когда с тобой разговаривают и учат, как младенца? Никому. Мира решила перестать терзать столовые приборы, безвкусное рассыпчатое печенье она незаметно сунула в карман — потом, когда захочет, съест. Диадема как раз завершила разговор с отцом, а домовик напоминал, что маленьких хозяев ждёт мистер Саймонс. День тянулся невероятно медленно. Уроки были скучные (кроме географии, что удивительно, но её сегодня не было), птицы громко пели и хотелось на улицу. Мира обожала зиму. Холодная морозная погода была ей ближе к сердцу, чем жаркие летние дни. Снега сейчас почти не было, на самом деле — эта зима выдалась тёплой и бесснежной. Но гулять от этого хотелось не меньше. Когда закончились занятия, настало время пятичасового чая. Нудное время, когда тётушки перемывают косточки всей аристократии. Диадема говорила, что знать, кто на ком женится и кто получил какое проклятье им крайне полезно, но сама Мира изнывала от безделья. Она не могла сосредоточиться на разговорах — они будто текли мимо, не касаясь сознания. Отвлекалась девушка на окружение: изящный набор чашек с интересным орнаментом, сад за окном, крой материнского платья. Сиблинги говорили, что она бесполезна в сборе информации, но ей было всё равно. Приходить им было необязательно, потому Мира подговорила близнецов вместо чаепития погулять по замёрзшему саду. Сестра пробурчала что-то об упущенных сплетнях, а вот Кастор обрадовался и потянул их одеваться. Верхней одеждой у магов выступали мантии. Мира их обожала. Ведь это было настоящим одеянием волшебников из детских сказок! Их зимние мантии были тёмными и явно дорогими, зачарованными на обогрев и подбитые пушком. А застёжкой служила серебристая голова пса. Вечер прошёл тихо. Нагулявшись по заиндевевшему саду до онемения конечностей, они вернулись в особняк. В снежки было не поиграть, но лёд, сковавший небольшую речушку, они опробовали, за что теперь расплачивались мокрыми хлюпающими ботинками. На душе было спокойно. Поужинав с молчаливым отцом, они сидели в детской, занимаясь своими делами: Кастор что-то мастерил, закрывая поделку всем телом, Деми читала какую-то детскую книгу, а сама Мира лежала на подоконнике и смотрела в окно, где ветер раскачивал голые верхушки деревьев. Фантазия была словно порыв того самого ветра — перескакивала с одной идеи на другую, какие-то отбрасывая, а какие-то оставляя, но смешивая с остальными. Глаза потихоньку закрывались и в сонном мареве девушке виделись замки с острыми пиками башен, драконы, сжигающие деревни и множество героев, которые почему-то сражались друг с другом и котами, которые пронзительно верещали и прятались на деревьях, хранящих древние секреты...***
Когда сестра говорила, что до Йоля оставалось ещё неделя, то она ошибалась. Зимнее солнцестояние приходилось на ночь между двадцать первым и двадцать вторым декабря. На дворе же стояло семнадцатое декабря. Выходило, что до Йоля оставалось всего четыре дня. Кроме обычного праздничного ужина у магов были индивидуальные обряды на каждый знаменательный день кельтского колеса года. И если на Мабон или Самайн это были лишь подношения матери-магии и ещё парочка ритуалов, то Йоль был целой чередой традиций. Сначала было специальное проведение самой длинной ночи в году. Спать было нельзя — нужно было охранять дом от различной нечисти, что набирала силу. В дом искали красивое и толстое полено, чтобы оно трещало в недрах камина всю ночь и не давало проникать извне всякой гадости. Семья обязательно должна была собраться и сидеть вокруг камина. Можно было делать что угодно — есть, пить, танцевать или качать уснувших детей, но главное делать это вместе. И обязательно следить за огнём в камине, чтобы он, не дай Мерлин, не потух. Потом шли двенадцать праздничных дней, в которые обычно украшали ель, проводили родовые ритуалы, гадали или строили планы на будущий год. На последний день — первое января — многие аристократы устраивали балы в честь начала нового года. Детей туда не пускали — был риск подцепить сглаз, ведь не только сам организм был ещё слаб, но и спонтанная магия представлялась более опасной, чем обычно. Блэки редко посещали такие мероприятия. Первого января обычно все разъезжались по домам; многие родственники прибывали из дальних стран, чтобы провести такой важный праздник с родными. Вообще ритуал принятия в Род можно было проводить и в другой день, не в Йоль. Но в двенадцать дней от зимнего солнцестояния и до рубежа года магия была более сильной, обобщающей. Если когда и обновлять Род, давать поддержку, то именно в это волшебное время. Каждый вечер двадцать первого декабря взрослые рассказывали тройняшкам старые традиции, не заботясь об их понимании или запоминании. Наверняка они рассчитывали, что это всё равно останется у них в подсознании, на подкорке. А в старшем возрасте такие действия будут выполняться автоматически. Мире нравился этот дух праздника. Нравилось сидеть у камина и слушать истории и легенды в окружении родных, нравилось делать самодельные игрушки и венки, нравился даже ритуал очищения — под нудные катрены окунаться в ледяную воду в проруби, а потом жевать специальные травы, скрипящие на зубах. Потому она не могла дождаться праздника. Каждый день, ложась вечером спать, она отсчитывала сколько осталось дней. Дни эти тянулись крайне медленно. Без активной матушки, без младших сестёр особняк будто замолчал и застыл. Уроки были скучными, но в последний день, то есть двадцатого декабря (двадцать первого они уже отправятся в Мэнор), мистер Саймонс отменил обыденные занятия и предложил им сделать собственную игрушку на ёлку. Нужно было выбрать какое-нибудь животное и с учительской помощью выточить его из дерева. Тройняшки занимались этим до самого вечера. Животных они выбрали простых — сложные бы у них просто не получились. Кастор пытался изобразить нюхлера, зверька, чем-то похожего на утконоса, Диадема уверенно вырезала лошадь, а Мира трудилась над драконом. То есть задумывался он как упрощённая версия грозного огнедышащего ящера, а в итоге он был похож на мультяшного дракончика, которого помещали на маггловских тюбиках пасты. К концу дня дети могли похвастаться порезами, занозами, которые аккуратно залечил Таппи и кривыми фигурками с приделанными петельками. Потом они долго убеждали отца, чтобы он их заколдовал. Сигнус отпирался, но в итоге пробормотал что-то про руны, которые "некуда впихнуть". Диадему это кстати крайне взволновало. Она даже нашла рунный словарь и вечером что-то выводила специальным писалом на заранее оставленном месте, которым только она и могла похвастаться. Папа отметил, что это подход артефактора. В итоге ночью, когда они уже ложились спать — для разнообразия именно спать, а не читать в случае Миры — на комоде у них лежали три подвижные фигурки, которые иногда стукались резкими краями и начинали копошиться. Завтра их уже ждали в Мэноре. Наконец-то.