Туманным перевалом смешалось небо

      К имбирному небу мягко-мягко лип тяжëлый сине-зелëный пух, изредка рассыпавшийся фаянсовыми снежинками, которые щекотно таяли на самом кончике носа и мочках ушей, стоило Осаму мельком выглянуть за дверь: днëм он посадил тоненький кедр у живой изгороди, но ему всë казалось, что тот точно замëрзнет от раннего дыхания словно бы совсем зимнего холода, который, казалось, надолго оседал в волосах каким-то горным морозом, обычно приходившим с январским рассветом; откуда-то сильно пахло изюмом и корицей, будто пекли яблочный пирог. — Ты уверен, что хочешь вернуться домой так скоро? Может останешься хотя бы до Рождества? — Не хочу вас стеснять. Я и так сильно задержался.       Тëтя тепло улыбнулась и склонила голову на бок, — вот у кого я перенял эта привычку, — мягко сказала: «Мы всегда ждëм тебя в гости.» — Дазай любопытно перевëл взгляд на угрюмого дядю, угукнувшего явно только для формальности, — я ему явно не нравлюсь, но почему-то это ни капли не обижает… А если всë-таки без «почему-то», то я тут же могу назвать причину: эта неприязнь взаимная, так как этот дядька понравился мне меньше всех из тëтиных кавалеров: до невозможного мрачный и молчаливый, даже в какой-то мере жуткий, ещë и уголовник, зато трахается классно, судя по громкости и пошлости чужих стонов, которые мне удавалось изредка слышать, когда я возвращался с учëбы (надеюсь, точно тëтиных, иначе как-то до боли комично получается, разумеется, в плохом смысле) раньше обычного; возможно, мы просто плохо узнали друг друга, но как бы там ни было, муж — полностью тëтин выбор, как бы я его не не одобрял. — Мне очень понравилось называть это место домом, спасибо вам за всë. — шатен окрасил слова «вам» отчасти пренебрежительной интонацией, секундно глядя на нового дядю, который наверняка уловил и чужое изменение голоса, и быстрый дазаевский взгляд, — возможно, их заметила и тëтя, за что кареглазому было крайне стыдно, — именно поэтому в раздражении дëрнул уголком губ, — Дазая забавляло то, что Эрл не мог предъявить ему что-то вроде «В каком это тоне ты обо мне отзываешься?» только потому, что тот являлся племянником его жены — вот такой вот принципиальный дядька; Осаму по-настоящему старался не выказывать свою неприязнь слишком часто, потому что это уж совсем непорядочно, по той же причине он не делал это слишком заметно, открыто, но мистер Моррис постоянно обращал внимание на всякие мелочи (именно поэтому шатен в один момент не смог отказать своему любопытству), — ну а что ещë остаëтся делать? Старательно игнорировать уже чужое пренебрежение? Я может и бываю излишне рассеянным, чтобы замечать всë вокруг себя, но Эрл, улавливая каждую деталь в других, никогда не контролировал какие-то подобные мелочи в своëм поведении, а в какой-то момент таких деталей становилось настолько много, что чужое отношение к себе невероятно сложно не заметить. Он просто-напросто считает меня великовозрастным обузой, что, если совсем честно признаться, является правдой, так как я до сих пор нигде не работал… — Пообещай не забывать нас навещать. — Обещаю. — Когда прибывает твой поезд? — Без двадцати одиннадцать.       Кареглазый нежно улыбнулся, когда тëтя крепко обняла его за плечи, мягко целуя в щëку, затем задорно улыбнулась, аккуратно стирая с чужого лица яркий след от красной помады: «Ещë десять минут и пойдëшь?» — Осаму неспешно натянул своë клетчатое пальто, сняв его с рожек вешалки: «Ага.» — белокурая женщина скоро подала рассеянному кареглазому его мобильник, широко улыбаясь: «Телефон не забудь.» — шатен благодарно спрятал его в карман, невзначай нащупал в нëм блокнот с материалом для неудачно прошедшего открытого микрофона и жëсткий неоновый браслет, — Дазаю всучила безделушку та самая рыжая девчушка, велев не расстраиваться (подобное легко говорить человеку, к которому после выступления то и дело подходили люди, чтобы высказать пару лестных комплиментов чужому острому уму; Боже, как же обидно… Я чувствовал себя бездарнее с каждым новым восхищëнным поклонником рыжей девчушки, а та, мило поулыбавшись с ними, сразу же возвращалась к утешениям, что с моей стороны тогда выглядело едва ли не как издевательство, хотя рыжая просто хотела всячески подбодрить меня; каким же иногда бываю ребëнком… Мне только дай какой-нибудь прозрачный повод на что-то обозлиться, ей Богу; Господи, я вчера ещë и умудрился с подчëркнуто насмешливым лицом нагрубить тëмненькой девушке, абсолютно желчно отвечая на любые еë вопросы… Чувствовал себя разбито, и из-за этого снова повëл себя как дитя, ужас…), а Осаму после своего неудавшегося выступления много пил и выпил бы ещë больше, если бы взял с собой больше денег, а так пришлось уныло возвращаться домой, прибывая в крайне паршивом состоянии: ещë не слишком пьян, чтобы голову покинули совсем все мысли, но и не слишком трезв, чтобы не позволить себе рыдать всю дорогу из-за провала на мероприятии; тëтя звонила несколько раз утром — шатен не отвечал — и оставляла смс вечером прошлого дня, чтобы оповестить кареглазого о том, что они совсем скоро приедут. Дазай последний раз мягко улыбнулся сделавшей то же самое в ответ тëте, мимолëтно прощально глянул на мистера Морриса и, плотно намотав бежевый шарф на шею, скоро вышел на улицу: — всë-таки стоило, наверное, навестить хотя бы часть бывших однокурсников перед отъездом, но уже поздно об этом размышлять; мама с папой наверняка невероятно сильно соскучились по мне, и я по ним, чего уж тут скрывать: — у шумных соседей снова громко играла музыка, от которой наверняка разлетались бы даже весенние агатовые листья, которые часто видно душистыми цветными пятнами в мутных отражениях на стëклах машин в последние мартовские дни; — Осаму осмотрелся, — в июле здесь было так красиво, когда первые закатные отблески пепельно высвечивали макушки деревьев, со временем взмывая сине-серым черничным дымом; к декабрю два года к ряду шëл снег, такой же зябкий и искристый как сегодня, он заметил двор до самого порога, льдисто переливаясь в дневном солнечном свете; в апреле всегда росли яркие маисовые одуванчики, скоро тлевшие сладким белым пухом к концу мая; сентябрьские дожди то и дело наполняли пустой соседский бассейн, иногда едва ли не выплëскиваясь бледной серебристой росой, пахшей мëдом и полынью, на ещë совсем изумрудную лужайку (Господи, как же громко матерился мистер Грей, завидев из окна такое безобразие на его дворе). Дазай с задорным смешком вспомнил, как случайно разлил пиво в тëтиной спальне, — я был тогда всего на первом курсе, как же быстро летит время; интересно, почему несносный мальчишка ни разу не спрашивал у меня об этой комнате? — и как потом обрызгивал пол освежителем, сразу после того, как вытер напиток, чтобы совсем не пахло хмелем; — Кевин, однокурсник, долго ржал, наблюдая за тем, как я неуклюже управляюсь с тряпкой в уже далеко не трезвом состоянии; сколько же раз я назвал его идиотом тогда, Боже; — кареглазый вздрогнул, услышав громкий лай собаки и заливистый смех еë хозяйки, — Дазай раньше никогда не обращал такого пристального внимание на всë то, что окружало его здесь, ведь оно в последнее время казалось ему таким родным и привычным… Он будет очень сильно скучать по Огасте.       Дазай на секунду задумался, а стоит ли сообщить о своëм отъезде Накахаре, иначе он же продолжит терроризировать его без него, а это значит, что тëтушку и нового дядю ждëт очень беспокойное время, которого они даже представить себе никогда не смогли бы, — интересно, а куда рыжий попал после своего вчерашнего дебоша? Наконец-то прямиком в полицию? А, возможно, и просто в какие-нибудь кусты или глубокую канаву, потому что навряд ли охрана бара стала бы вызывать полицию на простого перепившего школьника. Осаму неспешно нащупал в кармане записку с чужим номером телефона, зацепившуюся за кольца блокнота, вытащил еë и задумчиво вгляделся в косые цифры, но затем окончательно передумал звонить строптивому Чуе, надеясь на то, что тëтя просто сразу же вызовет полицию на несносного мальчишку, — так ему и надо; жаль только, не смогу рассказать и об остальных его многочисленных пакостях от домогательства до кражи. Шатен скоро двинулся в сторону вокзала, изредка поправляя тëплый бежевый шарф и, пожалуй, чересчур пристально вглядываясь в лица прохожих, — это не вежливо, но моë моральное состояние сейчас волнует меня намного больше этикета, — чтобы не дай Бог не выцепить взглядом наглую улыбчивую морду строптивого мальчишки, по которому он уж точно не будет скучать ни при каких обстоятельствах, Господи упаси.       Кареглазый медленно перебирал листья живой изгороди, — всë-таки до вокзала он дошëл быстрее, чем расчитывал, но раньше явно лучше, чем позже, — почерневшие по краям от колкого мороза и совсем вафельно-креповые на ощупь, случайно цеплялся головой за металлический навес на перроне, выпрямляясь в полный рост, когда неприятно затикала спина; Дазай неспешно прошëл к краю площадки, скоро нашëл глазами свои вещи и ленно взял их в руки, бесцельно огляделся, — похоже, на этом поезде из Огасты еду только я.       Осаму сильнее перехватил ручки чемоданов, когда заметил, что несносный рыжий мальчишка изо всех сил несëтся к нему, спешно перепрыгивая через рельсы и едва ли не спотыкаясь; когда Чуя с неразборчивым воплем выпрыгнул вперëд, чтобы ухватиться за дазаевские плечи, шатен только медленно выдохнул, без интузиазма в жесте поддержки постукивая по чужой спине. — Почему ты не сказал мне? — Накахара вопрошающе поглядывал на кареглазого, пока трепыхавшаяся на ветру чëлка неловко закрывала его глаза, поблëскивая в свете фонарей совсем медным мягким свечением, из-за чего Чуя то и дело дëргал головой, пытаяясь стряхнуть еë. — Ну тебе же не понадобилось моë предупреждение, чтобы всë равно узнать, где я, верно? — Осаму честно не смог сдержать какой-то мягкой тëплой улыбкой, разглядывая в черничной темное чужое взволнованное лицо, поэтому он скоро повернул голову в бок, чтобы наглый мальчишка не смог заметить его быстро сменившееся настроение, так скоро засиявшее нежным персиковым румянцем, — Дазай ни за что бы не признался, что покраснел не из-за октябырьского искристого холода, обледеневшего рыхлым инеем и высвечивавшегося в тусклом освещении колючими еле различимыми снежинками, которые иногда можно увидеть в продрогших полях ближе к концу зимы. Шатен медленно склонил голову в бок, когда Чуя в спешке закопался в чëрной сумке через плечо, которая наверняка отвлекающе билась о бедро всю дорогу, удивлëнно изогнул бровь, стоило рыжему с особой аккуратностью вытащить из неë какой-то сложенный пополам лист и аккуратно протянуть его Дазаю — Осаму замялся, но всë равно принял чуин подарок. — Что это? — А ты разверни.       Кареглазый скоро выполнил чужое наставление и изумлëнно ахнул, потому что на этом листе был аккуратно нарисован его портрет, да ещë и не абы какой, а по-настоящему похожий, — неужто этот несносный Накахара учится в художественной школе? — а на самом его краю было фигурно выведено «Возвращайся поскорее», — Дазай бы никогда себе не простил, если бы всë-таки расплакался тогда; чëртов мальчишка. — Ну как? Нравится? — Накахара до невозможного грустно улыбнулся, снова обнимая Дазая только теперь уже за талию (Осаму сразу жирно подчеркнул это): «Я очень старался.» — шатен еле-еле проглотил ком в горле, складывая рисунок пополам, едва выдавил из себя: «Ты очень красиво рисуешь.» — и тут же поджал губы, чутко услышал, как за спиной гудит поезд, отбивая громкий ритм по путям, — Боже, езжай скорее, иначе этот наглый мальчишка до конца жизни будет вспоминать, как я растрогался на перроне. — Такую тоску разводишь, Чуя, прекрати. — Я буду очень сильно скучать. — Не сомневаюсь.       Кареглазый скоро обернулся на лязг от остановившегося поезда, и, собравшись уже взобраться по лестнице в вагон, всë же обернулся, резво покапался в кармане, выцепил из него неоновый браслет, который в спешке протянул Чуе — тот так же скоро принял его и запихал в свою жëлтую куртку. — Щëлкнемся? — Дазай только сейчас заметил висевший на чуиной шее фотоаппарат, который он с готовностью взял в руки, но Осаму отрицательно помотал головой: «Прости, но мне правда пора.» — а затем кивнул ею в сторону открытых дверей поезда. — Я буду очень-очень сильно скучать. — Дазай уже поднимался по ступенькам в вагон, но всë равно напоследок обернулся и заметил, как несносный мальчишка старательно утирает наверняка замëрзшей ладонью едва-едва всвечивавшуюся дымным свечением слезу, тоненькой дорожкой покатившуюся пока только из одного бледно-голубого глаза, блеставшего жëлто-синими бликами, — Осаму на секунду показалась, что та замëрзла на морозе, затвердев в маленькую, совсем прозрачную бусину, — которые иногда пепельно выцветали, становясь полупрозрачной пенной плëнкой, пока второй был крепко прижмурен, — шатен даже застыл — точно расплачется, когда попадëт внутрь; контролëр аж попросил его поскорее проходить, настолько долго тот разглядывал едва ли не разрыдавшегося мальчишку; Осаму даже на секунду задумался, а не вернуться ли ему сюда на Рождество, но тут же старательно прогнал эту мысль, а затем и скоро прикрыл рот, когда захотел сказать Чуе, что определëнно ещë вернëтся навестить тëтю, — обойдëтся и без такой обнадëживающей информации.       Дазая скоро проводили до его купе, в котором он оказался совсем один, поэтому, небрежно бросив сумки на первый этаж кровати, он без всякого стыда смог усесться на самый край, ближе к окну, и тихо расплакаться, прижимая к груди помявшийся рисунок, — Боже, неужто я буду скучать по этому несносному мальчишке? Кто бы мог подумать… — кареглазый неожидавши вздрогнул, когда в стекло громко постучали, скоро повернулся к окну и увидел уже широко улыбавшегося Накахару, призывающе поддерживавшего указательными пальцами обеих рук уголки губ, — меня явно пугают его быстрые перемены настроения, а ещë мне очень стыдно… Если я попрошу забыть его всë, что он увидел — это сработает? — рыжий задорно прощально помахал рукой, когда поезд тронулся с места — кареглазый сделал тоже самое в ответ только очень зажатое, неуверенно; когда Накахару уже не было видно из окна купе, Дазай схватился за голову, пряча смущëнное лицо в волосах и издавая непонятный стыдливый звук, похожий на что-то среднее между «аоы» и «аощ», — надеюсь, тëтушка не даст ему мой номер телефона, иначе на протяжении целого дня уж точно мне будет не отбиться от звонков с примерным содержанием: «А сделаешь такую же моську, когда я буду тебя трахать?» — я просто наверняка уверен, вот правда.       В поезде было совсем тепло, поэтому, неспециально облокотившись головой о холодное стекло, шатен скоро задремал, лишь изредка приоткрывая один глаз, чтобы сонно понаблюдать за замëрзшими елями за окном, ещë не покрывшимися снегом, а только обледеневшими инеевым белëсым налëтом, то и дело ссыпавшимся из-за холодного, наверняка зябко продувавшего через одежду ветра, — Дазай даже один раз вздрогнул, будто бы почувствовав этот почти зимний холод сквозь окно — неприятно. Шатен совсем потерял счëт времени, из-за чего не мог сказать, сколько он проспал перед тем, как мелодично зазвонил телефон; затëкшими после дрëмы руками Осаму по началу было управлять крайне сложно, поэтому он не с первого раза смог ответить назойливому абоненту, помеченному как «неизвестный номер». — Алло? — Хотите поговорить о Боге? — Что? — кареглазый не сразу смог определить, чей это голос, но он был для него определённо знакомым и вызывал какие-то неоднозначные эмоции, — может я не могу понять кто это из-за искажения телефоном? Да и из-за дрëмы, разумеется. — Вы разбили ему сердце, уехав из Огасты.       И как же я сразу не догадался, Господи? Как же иронично звучит моë «Господи» после слов этого несносного наглеца. — Мне бы твою самооценку. — Вот именно. Прости, что так сильно напился вчера и отсутствовал во время твоего выступления. — Ага. — Как всë прошло? Я уверен, что публика была в восторге. Я сейчас расплачусь, Боже. Почему этот настолько уверенный во мне хмырь не мог напиться как-нибудь в другой раз? — Детка? Шатен, не сбрасывая звонок, заторможенно положил телефон на маленький столик у кровати, мутно посмотрел в окно, сосредоточенно наблюдая за быстро сменившим лес заснеженным полем: кристальные снежинки не успевали сбиваться в низкие сугробы из-за сильного ветра, свистяще взмывавшего в чернильно-фиодовое небо мелкими мерцающими светлечками, льдистыми и наверняка пронизывающе зябкими, будто недолгий сон в холодной избушке у замëрзшей реки, — а ведь стать хорошим комиком было моей совсем давней и трепетной мечтой; сука, обидно до ужаса… Даже материться из-за такой досады не считаю зазорным точно так же, как непристойно ругаться на несносного рыжего мальчишку; может быть я наткнулся не на тех зрителей? Осаму в конце-концов чутко прислушался к чужим словам, которые Накахара наверняка громко выкрикивал в трубку: «Я ебал твою мамку в задницу своим огромным конским хуëм!»       Не понял.       Что? — Ей так и передать? — Дазай, разумеется, не мог не съязвить, взяв мобильник в руки и прислонив его к уху; Чуя тяжело выдохнул: «Я волновался. Всë было настолько плохо?» — Дазай медленно выдохнул в ответ: «Просто ужасно. Моя тëтя дала тебе мой номер?» — Чуя немного помолчал и обрадовонно выдал: «Так ты мне всë-таки не изменяешь? Я думал, что женщина, ответившая мне на звонок на домашний, твоя любовница, но я всë равно нагну тебя при первой встречи, как только ты вернëшься, так как нехуй давать поводов ревновать.»       Я точно не приеду в Огасту на Рождество, Боже упаси заиметь возможность встретить этого ненормального, хотя я и полностью отрицаю то, что он сумеет трахнуть меня прямо на перроне, — этот несносный мальчишка наверняка как-нибудь да прознает о дате моего приезда.       Дазай старался упорно игнорировать тоскливое чувство досады из-за своего провала как комика, поэтому в скором времени просто-напросто попытался упрямо вытеснить его привычным азартным любопытством, — а ведь почти удалось. — И ты хочешь, чтобы, помимо тебя, моë голое тело видели все прохожие? Разве тебе не будет обидно?       Чуя немного помолчал и приглушëнно сказал: «Ты прав.» — что же, догадки Осаму насчëт того, что рыжий собственник, оказались верны, и его это радовало; — просто гордость берëт, Боже; — Накахара задорно добавил: «Значит, я уведу тебя трахаться к себе домой. Не обращай внимания, если мой дедушка вдруг зайдëт в комнату: он почти полностью слепой и иногда путает спальни, но тебе стоит быть по-тише, чтобы он не догадался, что я тебя имею.» — у Дазая непроизвольно открылся рот от чужих слов, секундно помявшись, он сдавленно сказал: «Тебя не учили запирать двери?» — Чуя в ответ небрежно фыркнул: «С незакрытыми дверьми намного интереснее, разве нет?» — Осаму медленно прикрыл всë это время разинутый в изумлении рот: «Ты же сказал, что может зайти твой дедушка!» — Накахара противно хихикнул: «Вот это и есть «интереснее», про которое я тебе говорю.»       Ебучий извращенец! — Я ни за что. — Дазай сделал короткую паузу: «Никогда.» — снова отделил слово интонацией: «Не дам тебе.» — кареглазый бросил трубку и неприятно скорчился, — пусть этот несносный мальчишка и ебëтся со своим дедом, раз ему так нравится, чтобы тот смотрел, — Дазай всего мгновение подумал, стоит ли поставить перед «ебëтся» слово «дальше», — вот только ко мне и на пушечный выстрел пускай больше не приближался; пожалуй, веду себя как самый настоящий подросток… Наверное, подростком быть и нужно, чтобы дать такому ненормальному. — Такими темпами я и вправду дам себя трахать этому рыжему извращуге. — Рад такое слышать, надеюсь, ты перестанешь ломаться поскорее. Детка, видимо, не попал по нужной кнопочке, когда захотел завершить вызов?       Пизде-ец.       Дазай спешно взял телефон в руки и быстро щëлкнул на сброс вызова, внимательно перепроверил нажал ли он на «нужную кнопочку», бросил мобильник в карман пальто и смущëнно прислонился головой к стене за спиной, судорожно шепча: " Боже, какой позор, какой позор!», стыдливо закрыл лицо руками и тихо протяжно взвыл, — надеюсь, этот несносный мальчишка не ухитрится узнать у тëти, куда конкретно я уехал, и не проследует за мной, — Осаму аж вздрогнул, когда телефон снова зазвонил, — пожалуйста, пусть это будет тëтя.       А вот хуй мне, понял.       Как добавить абонента в чëрный список?       Почему я запомнил окончание его номера?       Кареглазый нервно отклонил вызов, облокотился на стол, аккуратно отодвинув белую вазу с цветами в сторону и принялся копаться в телефоне, то и дело сбрасывая навязчивые звонки от строптивого Накахары, будь он не ладен; — неужто он до сих пор стоит на перроне? Сильно слышно, как в микрофон мобильного задувает льдистый ветер; — шатен между делом открыл окно, как привык это делать дома у тëтушки за всë лето — такая духота в июне стояла, хоть убейся, — и тут же подскочил, когда снег с улицы начало заносить за ворот, задумчиво остановился посередине купе и отстранëнно пронаблюдал за тем, как льдистые снежинки медленно оседали на мелких белых звëздочках акации, из-за чего те скоро чернели, покрываясь инеевой морозной плëнкой, наверняка быстро таявшей на языке еле-еле сладким черëмуховым соком; — нет, я не дурачок, чтобы облизывать робинию, честно; — с окна приятно пахло морозом, совсем январским, будто гуляешь у замëрзшего лесного озера ночью, пока над головой громкий ветренный свист проносит мягкий серо-бирюзовый снег; шатену на секунду показалось, что он услышал голос строптивого мальчишки в коридоре — неверяще помахал головой и неспешно двинулся к окну, чтобы наконец-то закрыть его.       Телефон в кармане дазаевского пальто тихо пропиликал, оповещая о входящем СМС-сообщении, поэтому Осаму скоро вытащил его и мельком просмотрел высветившийся на экране текст, присланный всë тем же «неизвестным» номером: «Солнце, ответь мне, пожалуйста», а за ним и следующее: «Иначе буду ебать тебя не так нежно, как планировал, когда ты приедешь. Возможно, даже в первый же раз заставлю взять в ротик. Буду с хлëсткими шлепками по твоей упругой попе иметь тебя, пока ты стоишь раком, а твои ноги разъезжаются по простыням…» — кареглазый не решился дочитывать, скоро выключая телефон от греха подальше, — как же он меня раздражает, Боже… — упорно не читая чужого сообщения, Осаму отправил в ответ «Десять», на что получил короткое, точно возмущëнное «Хей!», затем ещë одно СМС, — что за манера такая, дурацкая, слать всë не в одном ëмком сообщении? — «Я хотел сделать доброе дело: возбудить тебя. Ты совсем меня не ценишь… Я, между прочим, дрочил, пока писал то сообщение, вот настолько, мне казалось, оно тебе понравится!», Осаму отправил лаконичное «одиннадцать» и выключил телефон, положил его на стол экраном вниз, чтобы ни в коем случае не отвлекаться на глупые СМСки строптивого мальчишки, аккуратно закрыл окно, стряхнул тонкую рыхлую корку снега на пол и быстро притоптал, чтобы создалось впечатление, будто Дазай принëс всю эту сырость с улицы, — а ведь правде подобно получилось, — на мгновение задумался, что делать с озябшими цветами, нежно рассыпавшимися на мелкие черноватые искорки в вязкой темноте, но так ничего и не придумав, медленно сел на кровать; в последний раз разглядывая мутное стекло, неспешно разулся и в конце-концов лëг спать, а затем, уже в полудрëме услышав входящий звонок, только буркнул что-то неразборчивое и нецензурное.       Робкие звëзды наскоро прятались в снова начавшемся редколесье; часто мерцая и блëкло теряясь то в пенной гуще облаков, то в сосновых верхушках, они очень сильно напоминали мелкие белëсые бутончики акации; стволы деревьев всë больше сливались друг с другом в густой черноте, еле-еле освещëнные опальной лунной дымкой, которая часто бывает после того, как замолкает треск костра, а угольный чад совсем еле-еле туманит глаза, когда любопытно смотришь в ночное мутное небо; шатен слышал сквозь сон, как мобильный заливался трелью ещë несколько раз, но совсем не собирался вставать из-за приятной, совсем блаженной, разморëнности, — Боже, я даже пальто не снял.