Семья

      — Можешь звать меня мамой, — мило улыбается мужчина.       Юджи не удивляется.       Юджи сейчас вообще ничего не чувствует.       Она проводит пальцами по нижнему веку, словно смахивая несуществующую слезу от трогательного воссоединения и смотрит на него кукольно-пустыми глазами.       — Мама, ты такая красивая… — вздыхает Юджи, прикладывая ладонь к груди. — Жаль, что меня сдали в дет.дом.       Кэндзяку смеётся от души.       В голове у неё смеётся демон, — или бог, тут как посмотреть, — а вот самой Юджи совсем не смешно. Нет, ей вообще никак.       Абсолютно в-с-ё р-а-в-н-о.       Смех Сукуны стихает, переходя в пекущее раздражение.       Это почти прекрасно!       Всё лучше, чем давиться болью или глотать более ненужные воспоминания, оставившие лишь горький осадок.       Но Сукуна бесится от пришедшей к Юджи апатии, сквозь толстый слой которой перестают проникать какие-либо эмоции, принадлежащие лично ей. Сейчас она ощущает только его чувства, которыми он, кстати, щедро делится.       — Кстати… — она щёлкнула пальцами. — Странная мама, непонятная. Мам, а мам! Почему у тебя член?       Не то, чтобы ей действительно было интересно.       В конце концов она ждёт возвращения папочки, который должен был принести что-то прикольное. Наверняка что-то, что могло бы понравиться Сукуне, да.       — Ах, ты ещё маленькая для таких слов, — улыбается Кэндзяку нежно-нежно, приторно-сладко.       Треплет её неровно остриженные волосы, словно ему не было плевать. Словно он действительно был её матерью, которая встречала дочь из школы и каждый день спрашивала: «как дела?».       От этого сахара зубы у Юджи скрипят.       — Мам, а почему ты мужик?       — Что б ты спросила, — он развёл руками.       Юджи закатила глаза.       — Я буду не против, если ты уйдёшь за хлебом ещё лет на… Навсегда, к примеру.       Общение с матерью определённо в планы Юджи не входило… Зато входило в планы Сукуны.