Господь не слышит писк мышей

      Я лежала целую вечность, уставившись на белоснежный потолок. К чёрту эту смену часовых поясов! Время на телефоне показывало половину шестого утра. В Сиэтле сейчас я бы только укладывалась спать вечером предыдущего дня. Тело умоляло продолжить отдых, но мозг упрямо прогонял последнюю надежду увидеть ещё пару-тройку сновидений. Потратив ещё около сорока минут на безуспешные попытки заснуть, я наконец смирилась с неизбежным и заставила себя подняться, не упустив возможность в извращённом удовольствии злобно огреть подушку хуком справа. Я просеменила по белоснежному пушистому ковру и остановилась у большого зеркала, критично разглядывая себя. Это был ежедневный ритуал. Количество на мне одежды во время этого обряда всегда было прямо пропорционально моему отношению к себе. Вчера я расстроила папочку, наговорила чёрт-те чего младшему Гудману, поэтому заслужила двойную дозу самобичевания. Одежда всегда скрывала то, что я так и не смогла в себе принять. Бóльший нагоняй хочешь самой себе отвесить — меньше прикрываешь телеса. Конечно, я сама понимала, что любой психолог сколотил бы целое состояние, явись я к нему в качестве пациентки. Когда-нибудь так и будет, ну а пока придётся заниматься таким вот самолечением. «Психологический мазохизм» — кажется, именно этот термин я вычитала в какой-то статье в интернете, где удивительно подробно описывалось моё душевное состояние. Провинилась? Получай наказание: долой одежду, и любуйся своими несовершенствами!       Так и быть, сегодня разрешу сама себе остаться хотя бы в нижнем белье. Не так уж сильно я вчера напортачила. Бывало и хуже.       Я шумно выдохнула, откладывая пижаму в сторону и уставилась на своё отражение. Фигура казалась несуразной. Вернее, не «казалась», а была таковой на самом деле. Я искренне в этом уверена. Всё в ней было не так. Как и всегда в моей голове. Может быть, если б меня не пичкали всю жизнь недовольствами по поводу моей внешности, я бы считала иначе. Но заботливый отец хорошо постарался впечатать в мою черепушку тысячу и один комплекс. Как итог — приятный бонус в виде привычки держать себя в форме. Я регулярно тренировалась, чтобы хоть как-то угодить представлениям о красоте, но папочка будто и не замечал.       Я прикрыла глаза, с болью вспоминая свои беспощадные диеты, в которых строго-настрого было прописано: яблоко на завтрак, несбыточные мечты на обед и полчашки чистейшего ничего на ужин. Свежи были картины, в которых я доводила себя практически до истощения, так и не получая желанного удовлетворения. Всегда хотелось быть ещё тоньше, меньше, почти растворяться в воздухе. Если попробуешь просто намочить босые ноги в этом океане ненависти к себе, то уже не сможешь остановиться — захлебнёшься комплексами раньше, чем успеешь опомниться. В какой-то момент понимаешь, что рамки исчезают. Если в самом начале этого скользкого пути и был какой-то предел, точка совершенства, к которой ты стремилась, то потом она вдруг начинает очень быстро отдаляться, не подпуская тебя ближе ни на шаг. И даже если ты доберёшься до первоначальной цели, до конкретной цифры на весах, — по ту сторону зеркала ты не увидишь того, чего ждала. Всегда будет мало. До тех пор, пока ты не превратишься в полупрозрачное существо, неспособное самостоятельно передвигаться. Но даже тогда в голове зазвучит тоненький голосок: «Отвратительно! Меня так полнит этот больничный халат!»       Я действительно разок провалялась пару недель в больнице с пугающим диагнозом «расстройство пищевого поведения», но моё состояние не было таким уж критичным. Первое время я чувствовала себя прекрасно, хоть и по-прежнему жутко толстой. Панику навёл Генри, когда он не пожелал оторваться от игровой консоли и попросил меня принести ему банку энергетика из холодильника. Я слишком резко встала с дивана и шлёпнулась в обморок прямо посреди комнаты. Брат чуть с ума не сошёл, пока пытался привести меня в чувства, и только тогда заметил, что я выгляжу «как декорация на Хэллоуин». Отмахнувшись от моих возражений, он сгрёб меня в охапку и повёз в ближайшую лечебницу. В памяти надолго отпечаталось его лицо, когда врачи измерили мой вес и тут же подключили капельницу. Генри до сих пор винит себя в том, что не заметил раньше. Мама по сей день уверена, что это был мой подростковый крик души из-за безответной любви. Ну а папочка решил, что я просто привлекаю к себе внимание и никакой проблемы не было вовсе. И тридцать шесть килограммов при росте метр шестьдесят восемь — абсолютная норма.       Как бы то ни было, я быстро восстановилась, и теперь вес покорно остаётся на месте. Хотелось бы сказать, что всё прошло бесследно, но теперь я, по крайней мере, предпочту голодовке фитнес.

***

      На этой позитивной ноте я очнулась от нахлынувших флешбеков. Я даже не заметила, как собралась. Помимо нижнего белья на мне уже красовались любимые ярко-розовые спортивные леггинсы и майка. Шнуровка кроссовок заняла несколько больше времени, чем мне хотелось бы, но уже спустя десять минут я бодро спускалась вниз по лестнице, на ходу собирая волосы в конский хвост.       Прохладный воздух ударил в лицо. Я сразу пожалела, что не захватила кофту, но понадеялась, что смогу согреться от активной пробежки. Туман невесомой дымкой обнимал блестящую от росы траву. Влажность в этой стране когда-нибудь доведёт меня до самоубийства: я буквально чувствовала, как мои волосы начинают завиваться. С глубоким вздохом я немного разогрела мышцы перед забегом и трусцой двинулась по тропе. Несколько дней без тренировок отдавались колющей болью в левом боку, но я упрямо игнорировала любое сопротивление собственного тела.       Нельзя давать слабину.       Спустя полчаса я уже еле держалась на ногах, но было наплевать.       Никаких передышек.       Без понятия, откуда во мне столько живучести, но в итоге я даже смогла одолеть два круга по огромной территории поместья. На третьем силы всё же покинули меня, и я просто рухнула на траву, вдыхая пряный аромат влажной земли. Ледяные капли обжигали моё лицо, и я с наслаждением уткнулась носом прямо в густую зелень.       Валялась я прилично, и уже промокла до нитки, как вдруг услышала мягкий звук шагов неподалёку. Я вскинула голову и увидела Кристиана, с невозмутимым видом направляющегося к конюшне.       О, боги.       Ни за что на свете он не должен увидеть меня в таком виде! Слабенькая «мышка», не выдержавшая утренней пробежки и извалявшаяся в грязи.       Не видать этому снобу такого удовольствия!       Я притихла, разрываясь на две части: остаться лежать здесь, в надежде, что он меня не заметит, или же юркнуть в пышный куст сирени в паре метров от меня? Не знаю, что творилось у меня в голове в тот момент, но я подорвалась, с фантастической неуклюжестью перекатилась в сторону куста и вскочила, прикрываясь ветками. Надо отдать должное — сирень была великолепная. Огромные кремовые цветки укутали меня со всех сторон, а аромат пьянил до невозможности. Хотелось набрать целую охапку и заставить этими букетами все горизонтальные поверхности в своей новой комнате. Через зазор между ветками я могла видеть, как Кристиан прошёл мимо и скрылся в конюшне. На всякий случай я выждала некоторое время, а затем, словно ошпаренная, рванула к поместью, будто и не лежала в полуобмороке десять минут назад.       Стоя в душе, я поливала себя ледяной водой и думала, какая же я ненормальная.       Прятаться по кустам от людей. Браво, Ребекка! Премия «Социофоб года» твоя по праву!       Я тряхнула головой, словно это помогло бы, и выключила кран. Бодрящий душ в комплекте с каким-то подобием панической атаки придавали энергии телу, но мозг был в отключке.       Было уже почти девять утра. Скоро завтрак. У меня было около получаса, которые я потратила на распаковку чемодана и выбор наряда. На глаза попался серый твидовый короткий комбинезон без рукавов. Его как-то принёс мне отец и швырнул со словами: «Хоть одна нормальная вещь для твоего гардероба». Вспоминалась его вчерашняя тирада в адрес моего брючного костюма, и отцовская логика развела руками в отношении такого же «неженского» наряда, как комбинезон. Я нацепила белую рубашку под него, утюжком вытянула волосы и спустилась вниз. В нос ударил запах свежих булочек, и меня тут же окатило чувство вины. Булочки после изнуряющей пробежки? Похоже, моя логика тоже далеко не железная.       — Доброе утро, мистер Гудман! — я широко улыбнулась, заглядывая на кухню. Прислуга вовсю порхала, накрывая на стол, во главе которого восседал Элджернон и читал газету.       — Привет, Ребекка. Как спалось на новом месте? — его усы зашевелились вместе с его губами, и я подавила смешок.       — Замечательно, спасибо. У вас чудесный дом!       Помещение начало постепенно заполняться: сначала вошла хозяйка дома в изумрудном домашнем платье, а затем и мои родители. Отец скользнул по мне взглядом с ног до головы и пренебрежительно скривился.       Опять не угодила.       Совладав с эмоциями, я чмокнула маму в щёку и присела за стол, расправляя салфетку на коленях. Оказалось, что Генри и Кэролайн ни свет ни заря укатили в город на встречу со свадебным агентом, и меня кольнула обида. Когда же я смогу поговорить с собственным братом? В конце концов, с кем ещё мне здесь разговаривать?       Словно в ответ на немой вопрос на кухне появился вальяжный Кристиан. Он поздоровался со всеми, обошёл стол и опустился на сиденье возле меня. Его рука потянулась за булочкой, когда он, даже не повернув головы в мою сторону, нарочито непринуждённо обронил:       — Если тебе так понравилась сирень, то могла бы просто срезать себе букет. Необязательно было забираться в куст и впитывать его своим туловищем.       Все взгляды устремились на меня. Никто ничего не понял. Зато я поняла. Зачем он это делает, чёрт побери? Мои щёки запылали. Выражение лица отца было таким, будто я только что запрыгнула на стол и голышом станцевала танец маленьких утят. Я сглотнула и попыталась скрыть в голосе истеричные нотки.       — О, она великолепная. Мистер Гудман, цветущая в июле сирень? Большая редкость!       — Это одна из моих гордостей, — довольно пробасил он в ответ. — Амурская сирень. Ох уж и пришлось мне попотеть, чтобы она прижилась в наших местах.       Я с облегчением улыбнулась и уже понадеялась, что тема исчерпана, но этот парень явно так просто не сдаётся.       — Поднялась в такую рань, чтобы поохотиться на папины растения? — Кристиан беспечно продолжал меня уничтожать, уплетая булочку за обе щёки.       А вот мой аппетит, кажется, пропал бесследно. Во рту пересохло, и Гудман-младший, будто предвидя это, как ни в чём ни бывало, налил мне в стакан воды из графина. Я разом осушила половину и наклонилась к парню:       — Что ты устраиваешь? Какое тебе дело? Как ты вообще меня увидел? — шипела я, опустив глаза.       — Тише, Мышка. Так много вопросов. Лучше спроси, как я мог тебя не увидеть. Хороша картина: сиреневый куст на тощих ножках поросячьего цвета.       От того, что мои ноги назвали тощими, я довольно хмыкнула про себя, но никто не смеет оскорблять мои розовые леггинсы!       — Я ходила на пробежку, — словно оправдываясь, произнесла я и тут же кинула взгляд на отца в поисках хотя бы капельки одобрения.       Но никакого одобрения не последовало. На лице папы не дрогнул ни один мускул.       Видимо, я должна быть идеальной от природы.       Элджернон Гудман тут же оживился:       — Родерик, твоя дочка умница, ты слыхал? Кэролайн как-то раз тоже заявила, что отправляется на пробежку. Оказалось, что точкой назначения являются наши ворота, где её уже ждал курьер с огромной коробкой пончиков, — он загоготал.       Я улыбнулась и снова посмотрела на отца. Он совершенно точно в этот момент думал о том, что даже все пробежки мира мне не помогут.       — А если бы Ребекка тратила на учёбу хотя бы половину этого времени и заняла первое место в списке поступивших в Оксфорд, то цены бы ей не было, — процедил папа. — Три месяца до начала семестра. Ты вообще думаешь заняться книгами? Хочешь выглядеть пустоголовой в глазах преподавателей?       Я опустила глаза и дрожащими руками принялась комкать салфетку под столом.       — Прости, папочка, — проскулила я. — Сегодня же я сяду изучать новые материалы.       Краем глаза я обратила внимание, что Кристиан напрягся. Он с каким-то странным выражением лица перевёл взгляд со своего отца на моего, но ничего не сказал. Чтобы хоть чем-то занять трясущиеся руки, я решила взять пример с Гудмана-младшего и тоже схватила булочку с тарелки. Но, видимо, я так и останусь звездой этого завтрака, потому что внимание ко мне угасать не собиралось. На сей раз, к моему удивлению, ко мне обратилась сама миссис Гудман. Кажется, её зовут Лана.       — Ребекка, ты всё появляешься около конюшни, — добродушно заметила она, и я моментально отметила поразительное семейное сходство у неё и Кэролайн. — Ездишь верхом?       Прядь тёмных идеально уложенных волос небрежно свесилась ей на щёку, и я задержалась взглядом на том, как женщина грациозно отбрасывает волосы назад. Папа хохотнул:       — Кто, Ребекка? У неё нет времени на такие глупости.       Лана Гудман даже бровью не повела в сторону моего отца, словно его и не существовало вовсе. Она продолжала смотреть на меня с улыбкой, и, чуть погодя, вопросительно вскинула бровь, всё ещё ожидая ответа. Потрясающая дама.       — Я никогда не ездила, но мне очень нравятся лошади, — тихо сказала я, чувствуя, как плавлюсь под взглядом отца.       Единственная причина, по которой он не забраковал это моё хобби — он просто про него не знал. Теперь было очевидно: плакали мои лошадки.       — Очень зря, дорогая, — невозмутимо продолжала миссис Гудман. — Раз ты занимаешься собой, то должна знать, что конный спорт требует хорошей подготовки и задействует мышцы всего тела. Пока ты здесь, у тебя есть замечательная возможность совместить приятное с полезным. Кристиан, милый?       — Да вы, должно быть, шутите… — едва слышно выдохнул Кристиан и уже громче добавил с осторожностью: — Да, мама?       — Думаю, будет очень славно, если ты дашь пару уроков Ребекке.       — Но у меня столько работы…       — У тебя отпуск, Кристиан. С тебя не убудет. Ты всё равно с утра до ночи торчишь в конюшне, а так хоть какая-то польза от тебя другим людям, — женщина покачала головой и снова обратилась ко мне: — Мой сын замечательно преподаёт верховую езду. Он занимается с детишками из приюта в нашей благотворительной конюшне в Лондоне. Поэтому ему будет совершенно нетрудно взять на попечение ещё одного новичка. Правда, дорогой?       Вот те на! Никогда бы не подумала, что Кристиан-Сноб-Гудман, оказывается, прячет под своей неприлично дорогой рубашкой доброе сердце.       Кристиан чуть не плакал. Он смиренно кивнул, а потом сверкнул в мою сторону таким взглядом, что я во всех красках вообразила, как меня топчет весь табун по его приказу.       Ну, может, его сердце не настолько доброе.       Элджернон тут же подскочил на стуле, и тот угрожающе заскрипел.       — Чудесно, Лана, это действительно очень хорошая идея!       — Это очень милое предложение с вашей стороны, но Ребекка вынуждена отказаться, — прежде, чем я успела дать ответ, вмешался папочка.       Слева от себя я услышала вздох облегчения.       — Это ещё почему? Девочка не сказала ни слова, — недоумевал Элджернон.       — Я вас уверяю, она отвергнет это предложение.       — Ребекка, что ты скажешь? — Лана обратилась ко мне.       Я часто мечтала о том, чтобы у меня наконец появились силы хоть иногда противостоять отцу. Не могу же я всю жизнь оставаться бесхребетным существом без собственного мнения! Всё в моей жизни подчинялось его строгому порядку. От расписания занятий до домашней работы и даже свободного времени, которое выделялось мне исключительно по два часа в субботу и воскресенье. Никаких фильмов или художественных книг. Свободное время, по мнению папочки, я должна была проводить в изучении естественных наук. Понятное дело, я не слишком неуклонно следовала его правилам, поэтому пара-тройка нелицеприятных для него хобби у меня всё-таки появилась. Включая лошадей, которых я изучала с жадным интересом, ну и мои горячо любимые бульварные романы. Ими я зачитывалась до глубокой ночи, зарывшись с головой под одеяло и освещая фонариком телефона невероятные приключения отважных дам и их страстных кавалеров.       — Если честно, я бы очень хотела, — наконец выдохнула я и взмолилась о том, что в чужом доме папочке не придёт в голову поднять на меня руку.       — На носу поступление. А это баловство отнимет слишком много драгоценного времени, — сквозь зубы процедил он.       Я с мольбой посмотрела на маму, она лишь беспомощно развела руками, с сожалением поджав губы.       — Какое поступление, Родерик? Она уже зачислена. Дай девочке вздохнуть спокойно, — недоуменно восклицал Элджернон.       — Если она не хочет на первых же порах возглавить список отстающих, то ей надо приложить больше усилий. Я уверен, она уже пропустила несколько дней из-за переезда. Хотя за девять часов в самолёте, Ребекка, ты могла бы пролистать несколько учебников.       Моя рука сжимала нож для масла с такой силой, что я не удивилась бы, если б он взорвался. Я стушевалась и применила самую свою излюбленную тактику: опустить взгляд и просто молчать.       — Ты слишком строг к дочери. Она у тебя такая молодец. Я уверен, она со всем справится. Правда, Ребекка?       — Думаю, вопросы по части воспитания дочери, я решу сам, — перебил начальника отец.       Воздух был наполнен таким количеством напряжения, что мне казалось, я могу его резать этим самым ножом для масла. Миссис Гудман бесстрашно смотрела на папу с таким выражением лица, что он секунда за секундой сдувался как воздушный шар. Затем он вдруг заметно поробел и явно осознал, что перегнул палку. Я украдкой наблюдала за этой бессловесной баталией, победитель которой был уже очевиден. В итоге отец не выдержал и отвёл взгляд, признавая поражение в этом споре.       — Хорошо. Думаю Ребекка может скорректировать свой режим, раз ей так хочется кататься на лошадях.       Последние слова ядовитым плевком попали мне в мозг, и я по глазам папочки могла видеть, что мне не поздоровится.       Всё имеет свою цену. И эту цену я готова заплатить.       Чета Гудманов сияла. Даже крошки на усах Элджернона мгновенно осыпались: так он радостно залепетал:       — Великолепно!       На этих словах Кристиан подорвался с места и стремительно покинул столовую, оставив почти целую булочку на тарелке. Видимо, эта идея понравилась ему далеко не в той степени, что и его родителям. Но мне было всё равно. Я не могла сдержать улыбки, и даже почти не обращала внимания на то, как трясутся мои поджилки в ожидании наказания.       Остаток завтрака прошёл вполне спокойно, поэтому под конец я даже расслабилась. Однако час спустя в мою комнату буквально вломился разъярённый отец. Его лицо перекосилось от гнева и побагровело настолько, что было похоже на перезрелый помидор. Я тут же по привычке скукожилась и закрылась руками. Папа одним движением сбросил все учебники с кровати на пол и больно схватил меня за предплечье, открывая лицо.       — Ты что себе позволяешь, паршивка?! Я разве неясно выразился, когда сказал тебе отказаться? Хочешь выставить меня идиотом, да?       — Нет, папочка, я клянусь тебе! Это правда не помешает мне учиться, честное слово, — всхлипывала я, сильнее сжимаясь. — Я очень хочу кататься на лошадях. Пожалуйста…       И вот, я снова семилетняя девочка, которая умоляет отца отпустить её погулять во дворе.       — Если бы я позволял тебе делать то, что ты хочешь, ты бы давно уже сторчалась на какой-нибудь подростковой вечеринке со своими тупоголовыми дружками! Я столько всего тебе дал, и чем ты мне отплачиваешь? Позором? Последним местом в списке зачисленных? Я думал, что уже натерпелся от тебя всего, что только можно, но ты каждый раз выкидываешь новые фокусы, чтобы заставить меня краснеть.       Я едва слышно хныкала, умоляя отпустить мою руку. Всё было тщетно. Отец продолжал свою тираду, брызжа на меня слюной:       — Слушай меня внимательно. Сходи на одно-два занятия, а потом скажи, что тебе не понравилось. И чтобы я больше не слышал про эту ерунду, ясно?! А пока ты ещё не вышла из игры, то вычтешь время конных прогулок из своего ночного сна. Поняла меня?       — Да, папочка, — слёзы градом катились по щекам, и я лишь продолжала бесконечно кивать, чтобы папа скорее отпустил меня.       Он потянул меня и швырнул с кровати на пол к сброшенным учебникам.       — Собирай свои книжки, — напоследок процедил он и вышел.       Я притянула к себе колени, обняла их и принялась раскачиваться из стороны в сторону, содрогаясь от беззвучных рыданий. Тихо плакать — мой конёк. Годы практики сделали своё. Ни один фильм так и не заставил меня прослезиться. «Титаник» я смотрела с каменным лицом. Но когда дело касается отца, страх перед ним запускает все мои слёзные каналы.       Прошло около получаса, покуда моё дыхание наконец стало размеренным, а солёные дорожки полностью высохли на щеках. В дверь постучали. Я мгновенно вскочила и рукавом утёрла ещё слегка влажные глаза.       — Я не одета! — крикнула я, представляя свой внешний вид в данный момент.       — Мисс Вульф, — ясно, это прислуга. — Мистер Гудман просил поставить вас в известность о том, что он ждёт вас в конюшне в двенадцать тридцать.       — Да, спасибо большое! — я покосилась на часы.       Полдень.       Чёрт, полдень?!       Флэш обзавидовался бы моей скорости. Быстрее пули я промчалась в ванную и принялась обрызгивать лицо холодной водой. Без толку. Глаза были краснющие и припухли от слёз. Я уже понимала, что ничего не могу сделать со своим видом, поэтому обречённо переоделась в спортивный костюм, предвкушая комментарии Кристиана. К моему удивлению, тот ничего не сказал, когда я на всех порах влетела в конюшню спустя полчаса. Он лишь безразлично скользнул взглядом по моей будто искусанной пчёлами физиономии. Я трагично вздохнула и уставилась на свои кроссовки, не в силах выдержать напор тёмного изучающего взора. Только обратила внимание, как он задержался на моей левой руке, проследила глазами, и увидела огромный синяк на предплечье — свежий след папиной «любви». Кристиан нахмурился, но я поспешно натянула рукав и выжидающе перекатилась с пяток на носки.       — Только давай не будем притворяться, что я в восторге от этой идеи, — проворчал парень, приваливаясь к стойке.       Я не имела малейшего понятия, почему должна была хотеть притворяться, будто ему что-то там нравится. На всякий случай я кивнула.       Воцарилось невесёлое молчание. Я воспользовалась паузой и решила втихую изучить своего наставника. Кристиан выглядел безупречно. За исключением недовольного вида, конечно. Он был снова облачён в ту свободную рубаху, что я лицезрела на нём вчера. Кажется, я видела такой оттенок в интернете, и он назывался «цвет бедра испуганной нимфы». Если бы существовал «цвет бедра испуганной Ребекки», его бы часто путали с ярко-красным.       Улыбнувшись собственной шутке, я даже не заметила, как парень раздражённо цокнул языком.       — Я любезно согласился нянчиться с тобой только лишь потому, что меня попросили родители, — устало продолжил он. — И впредь я не потерплю опозданий.       — Две минуты! — почти шёпотом возмутилась я.       — Если бы я хотел, чтобы ты пришла в двенадцать тридцать две, я бы так и сказал.       Ясно. Плюс один помешанный на контроле мужчина в моей жизни. О чём ещё можно мечтать?       Я отвернулась, чтобы украдкой скорчить гримасу, и приняла твёрдое решение разрядить гнетущую обстановку.       — Когда мы будем кататься? — подойдя ко вчерашнему гнедому жеребцу, я протянула руку и почесала тёплую морду.       — Что? Кататься? — усмехнулся недо-конюх. — Ох, Мышка, тебе ещё столько всего предстоит. Я не посажу тебя верхом, пока ты не научишься обращаться с лошадьми.       — Но я умею с ними обращаться, — тихо возразила я, почему-то моментально заливаясь краской от слов «посажу верхом».       Мой голос не звучал достаточно убедительно, и я в который раз прокляла свою неуверенность.       — Ты вчера впервые стояла рядом с лошадью, — сухо напомнил парень.       — Но я много читала. И смотрела видео… — с каждым своим словом я всё больше осознавала, какие глупости говорю.       Если бы Кристиан закатил глаза чуть сильнее, он бы увидел собственный затылок. Я вызывающе кивнула, и парень со скучающим видом повёл рукой в угол конюшни, где располагались различные инструменты.       — Ты можешь назвать хоть что-то из этого?       — Да, конечно, — запинаясь, промямлила я.       Мы подошли ближе, и я принялась показывать на определённые приспособления.       — Щётки для гривы… Тут скребницы и ещё щётки, но уже для шерсти… — я внимательно разглядывала амуницию, узнавая приборы, увиденные в интернете. — А это крючки для чистки копыт.       Я оглянулась в поисках одобрения. Лицо Кристиана снова выражало одно большое «ничего», но отсутствие его язвительных комментариев я всё же расценила как хороший знак.       — А это что? — неожиданно блеснул глазами он и повертел у меня перед носом каким-то предметом.       Я внимательно осмотрела протянутую вещицу.       — Это… тоже скребница.       — И что же ей делают?       Мне категорически не нравился его тон. Тут точно должен быть какой-то подвох, и мне стало не по себе. Нельзя ударить в грязь лицом, если я хочу нормальные столь желанные занятия с лошадьми.       Было ощущение, что пар повалит из ушей. Как ни старалась, я не смогла найти никакой загвоздки, поэтому просто ответила честно, как считала:       — Ну… Она металическая. Лошадей ею чистить нельзя. Значит, она для чистки других щёток. От грязи.       Долгих несколько секунд я старательно смотрела в сторону, пока Кристиан пожирал меня взглядом. Его глаза, как два оникса, своей непроглядной чёрной глубиной словно пытались заглянуть мне в душу. У меня и так были проблемы по части зрительного контакта с кем угодно. Но в этом случае я была готова свалиться в обморок. Несмотря на всё это, брови Кристиана поползли вверх, и он вдруг усмехнулся.       — Что ж, я ошибался насчёт тебя, Мышка. Оказывается, ты не так плоха, какой кажешься на первый взгляд.       Удивительно, но это один из самых приятных комплиментов, которые я когда-либо слышала. Учитывая, конечно, что слышала я их отнюдь не часто. Однажды папочка заметил за завтраком, что мои волосы сегодня выглядят «не как воронье гнездо». Пожалуй, это самое милое из того, что он мне говорил.       — Итак, это будут твои инструменты на ближайшие дни.       — Что?       — Ты меня приятно удивила, — неожиданно сказал он, полностью игнорируя моё возмущение. — Я разрешаю тебе самой выбрать питомца.       — Что? — тупо повторила я, не веря своим ушам.       Мужчина промолчал, и повёл рукой в сторону лошадей. Пока он не передумал, я тут же ринулась к стойлам. Жеребцы были прекрасны все без исключения, но один из них особенно меня покорил. Я зачарованно подошла к дальнему стойлу и остановилась.       — Это фризская порода, — тихо выдохнула я, разглядывая потрясающую вороную масть и шикарную гриву.       Жеребец с интересом разглядывал новую гостью, и я могла видеть, как подрагивают его пушистые ресницы.       — Что ж, интересный выбор, — каким-то странным тоном произнёс Кристиан, подходя ко мне. — У него дружелюбный нрав, и он как раз хорошо подойдёт для твоего обучения. Но учти, его шерсть и фризистость требуют особого ухода, поэтому тебе придётся нелегко.       — Я готова, — с восторгом прошептала я.       — Ну что ж, Люцифер, познакомься. Это Мышка-Ребекка!