Хотелось пищать от восторга и запрыгать на одном месте, но Кристиан, прищурившись, пристально следил за моей реакцией, поэтому пришлось собраться и успокоить всплеск эмоций. Казалось, прояви я хоть каплю несерьёзности — он тут же возвестит о том, что не собирается тратить своё время, делясь столь драгоценными знаниями с инфантильной девчонкой. Вместо приступа необузданной радости, я позволила себе лишь кротко улыбнуться, и усилием воли пригвоздила себя к месту.
Люцифер оказался очень достойным питомцем: с интересом посмотрел на нас, как только услышал своё имя, и, когда я протянула к нему ладонь, он щекотно обнюхал её. Я оторопела. Слишком много литературы про лошадей, слишком много желаний увидеть настоящую породистую лошадь. Слишком много ожиданий. Но все они оправдались до самой последней крошки. Я вглядывалась в шикарные фризы у самых копыт, в потрясающе длинную гриву и в глаза цвета воронова крыла. Что-то они мне напомнили: ещё одни глаза, сосредоточенно наблюдающие за мной исподлобья. Пришлось сделать вид, будто совсем не замечаю бдящего учителя. Насладиться моментом — моя цель.
Вдоволь начесав жёсткую шерсть лошадиного носа, я снова улыбнулась, на этот раз шире. Кристиан по-прежнему внимательно наблюдал, как я знакомлюсь с жеребцом, а затем удовлетворенно кивнул и ушёл «по делам», предупредив, что после его возвращения мы займемся обучением. В детали предстоящего «обучения» меня, разумеется, посвятить не удосужились, и оставалось лишь стараться не рисовать в голове ужасающие картины, в которых мои трясущиеся руки денно и нощно разгребают навозные кучи. Сделав несколько размеренных вдохов, я оторвалась от Люцифера и решила занять время внимательным осмотром помещения.
Конюшня Гудманов была огромной и просторной.
Кто б сомневался!
Я насчитала двадцать лошадей. И сразу возник вопрос по поводу надобности такого количества, если никто из семейства, кроме Кристиана, так и не удостоил конюшню визитом. По крайней мере, я не заметила особенной заинтересованности в ней у остальных членов семьи. Но я гостила в поместье всего несколько дней, поэтому мои сведения не могли быть достоверными.
Прогуливаясь вдоль любопытных мордочек, я разглядывала все мельчайшие детали. Каждое стойло было подписано и чисто убрано. Имелись даже автопоилки, что меня особенно удивило. Обмундирование обнаружилось в отдельной комнате и лежало слишком уж аккуратно. Оно было настолько чистым, что я могла увидеть собственное отражение, если б захотела. Если это такой бзик Гудмана-младшего по поводу чистоты и порядка, то мне точно несдобровать. Имейся здесь настоящий конюх, он бы зарос плесенью — не могла даже вообразить, что Кристиан доверяет своих любимцев постороннему лицу.
Я представила, как он хлопотно наводит порядок в своей комнате, и невольно улыбнулась, представив его реакцию, если что-то лежит не так.
Настоящий сноб!
Будет занятно наблюдать за его ворчанием, если вдруг окажется, что я пропустила крохотное пятно во время чистки инструментов. Надеюсь, я смогу пережить вспышки его гнева.
Вскоре вернулся Гудман-младший, с крайне важным видом начиная свой ликбез. Люцифер терпеливо выдержал мучительно долгую лекцию Кристиана со всеми вытекающими демонстрациями. Я словно превратилась в губку, жадно впитывая любую информацию. Будь под рукой ручка и блокнот, я бы непременно исписала все страницы подробным конспектом. Затем моё прежнее рвение оказалось под серьёзной угрозой: мужчина с подозрительно довольной ухмылкой указал мне местонахождение лопаты и навозной кучи, уточнив, что моё обучение обязательно включает и уборку за лошадью.
«И никак иначе!»
Я нервно сглотнула, вспоминая свои недавние малоприятные фантазии по поводу навозных куч.
— Это для укрепления связи с Люцифером, — беззаботно пояснил Кристиан, хлопая длинными ресницами. — Посмотрю для начала, как ты готова убирать за ним.
Слабо верится, что именно этим всё и закончится.
Я нахмурилась.
— И ты один убираешь за остальными лошадьми?
— Что ты, конечно нет. Для этого есть прислуга, — невинно отозвался парень.
Ну, ясно.
Спорить с ним я не имела никакого желания, потому что мечты, в которых я восседала верхом на лошади со счастливой улыбкой на лице, — намного важнее моих принципов.
Кристиан показал мне что делать, и я приступила к уборке стойла своего нового питомца. Каким бы малоприятным ни было это занятие, я очень быстро вошла в ритм и даже словила какое-то подобие удовольствия. Здесь, в заветном месте, в окружении двух десятков восхитительных жеребцов, со своим персональным тренером, абсолютно бесплатным! Плевать я хотела на тягости процесса. Если в конце всего этого мне посчастливится провести даже десять минут в седле — я готова разгрести и остальные девятнадцать куч.
После «ароматной» части работы следовала ещё одна — обновление покрытия. Под чутким руководством я вывела Люцифера из конюшни и для верности привязала его к столбику во дворе. Пока животное мирно пощипывало траву, я полностью заменила опилки на полу его жилища, закинув старую труху на покосившуюся каталку. Пот струился по лицу и шее. Чувствовалось, что вся одежда промокла едва ли не насквозь, но я не могла себе позволить снять кофту: не хотела лишних взглядов по поводу красноречивой гематомы на руке.
Гордость превыше собственного комфорта. Браво, Ребекка.
Далее — положить лошадям свежего сена. Всем двадцати.
Превосходно.
Благо, поилки в конюшне автоматические. Иначе пришлось бы таскать ещё и воду.
На восемнадцатой кормушке я уже буквально пыхтела от усердия. Полное молчание тяготило атмосферу ещё больше, и я решилась на вопрос, дабы хоть немного отвлечься:
— Почему «Люцифер»? Он настолько дьявольски жуткий и неуправляемый?
Мужчина откровенно подавил смешок, но всё же ответил:
— Все от этого имени сразу начинают покрываться мурашками и думать о худшем. Ты сама знаешь, что оно означает?
— «Утренняя звезда», — прохрипела я, делая заключительный выпад увесистыми вилами и приваливаясь к стене.
— Он родился с первыми лучами солнца. На самом рассвете.
Я кивнула и вытянула голову из открытых ворот конюшни, уставившись на главного героя этого разговора. Тот утвердительно фыркнул, словно подтверждая слова своего хозяина.
Может, это была лишь игра моего разбушевавшегося воображения, но мне вдруг показалось, что Кристиан улыбнулся, наблюдая за нашими переглядываниями с Люцифером.
— Ты удивишься, но он на самом деле умнее, чем можно подумать.
Уж поумнее некоторых!
Но всё же промолчала.
Снова ни звука. Полное безмолвие, не считая мирного фырканья по сторонам, которое издавал уж точно не Кристиан Гудман.
— Для чего вам столько лошадей? — я наконец выровняла дыхание и теперь возвращала огромное трёхзубчатое орудие убийства на место.
Кристиан почему-то раздражённо вздохнул, но всё же ответил:
— Наших лошадей берут для соревнований и выставок. Они считаются одними из лучших в Англии.
Чувство стыда заполнило меня от кончиков пальцев на ногах до самого затылка. И так румяные от физической нагрузки щёки чуть не лопнули от нового прилива краски. Я слишком уж пылко пыталась выпячить свои «навыки», но никогда даже не задумывалась, насколько мало знаю о конном спорте. Точнее сказать: совершенно ничего. Я уставилась на солому под ногами, жутко боясь поднимать голову.
— Я не знала, — замялась я. — Должно быть, они очень знамениты. В Англии это ведь довольно популярный спорт? Наверняка о ваших жеребцах снимают репортажи.
Вот, хорошо. Вполне уместные слова. Будто и не совсем тупица.
— Я думал ты уже прошерстила все статьи о нашей конюшне, — нотки удивления сквозили в голосе Гудмана-младшего, и я моментально ощутила себя безумно глупой.
Всё-таки тупица.
— В детстве у меня была большая энциклопедия про лошадей, и я с её помощью выучила породы и инструменты. Плюс много видео в интернете… — неуверенно принялась оправдываться я. — Но самим конным спортом почему-то никогда не интересовалась.
В ответ ти-ши-на.
Я всё же решилась поднять голову и посмотреть на Кристиана. Парень был преисполнен спокойствия, натирая тряпочкой очередную уздечку. Разговор не клеился, но наше молчание было ещё более неловким. Я отважилась на очередную попытку заполнить его первым пришедшим на ум вопросом:
— А ты когда-нибудь участвовал в соревнованиях?
— Да, — скупо проговорил мужчина.
— А в каких именно? — уже более уверенно поинтересовалась я. — На одной из ваших лошадей?
— Во многих. Да, — коротко ответив на два моих вопроса, Кристиан резко посмотрел на меня. — Если ты таким образом пытаешься отлынивать от работы, засыпая мня вопросами, то это дохлый номер. Всё то время, которое ты тратишь на пустые разговоры, придётся отрабатывать.
Что-то слишком много мне придётся отрабатывать.
Щёки полыхали алым пламенем.
Сейчас астронавты с международной космической станции заметят это багряное зарево и подадут на Землю сигнал о пожаре в пригороде Лондона. Вот тогда мы все повеселимся!
Я втянула носом воздух и принялась медленно-медленно выдыхать, приводя себя в состояние эмоционального равновесия. Вечно моё излишнее любопытство всё портит! Никогда не умела вовремя остановиться.
Увидев мою реакцию, Кристиан тихо засмеялся. Его низкий бархатный смех заставил меня округлить глаза и снова опустить голову.
— Мне нравится, что ты заинтересована, но такими темпами ты и к ночи не закончишь, — уже мягче произнёс он.
— Я убрала навоз, положила новый слой опилок и покормила всех до единой лошадей. Больше заданий от тебя не поступало.
Слова вышли очень тихими, но грубоватыми, поэтому в конце я изобразила улыбку.
Мужчина наконец обратил внимание, что в руках у меня ни лопаты, ни злосчастных вил, и удивлённо дёрнул бровью. Я внутренне ухмыльнулась.
То-то же!
— Ну что же, в таком случае ты заслужила ещё один урок.
Уже вообразив, как я перестилаю крышу конюшни и обновляю лаковое покрытие на деревянных балках — словом, делаю всё, лишь бы избавить Кристиана от прискорбной необходимости меня обучать чему-то стоящему, — сейчас я действительно впала в замешательство. Мужчина со всей серьёзностью сдвинулся с места, захватив со стола несколько скребниц. Я боялась спугнуть момент неожиданного просветления, поэтому заставила себя помалкивать. Едва дыша, я внимательно слушала Кристиана, стараясь не пропустить ни одной детали. Он весьма подробно объяснил, что от меня требуется по части обслуживания лошади, а затем привёл самого Люфифера, успевшего задремать на полянке.
В целом жеребец оказался довольно неприхотлив в уходе. Пожалуй, сложнее всего было совладать с длинной гривой и пышными щётками на мускулистых ногах, которые ниспадали на большие чёрные копыта от самого скакательного сустава. После прогулок там скапливалось довольно много грязи, и несмотря на то, что пока Люцифер стойла практически не покидал, туда всё равно налипала уйма опилок и соломы. Мужчина показал мне все нюансы ухода за гривой и шерстью, на одном копыте объяснил тонкости расчистки крючками, а потом потребовал отрабатывать на остальных трёх.
Тишина перестала быть гнетущей. Я сосредоточилась на инструментах, а Кристиан даже выдал мне несколько забавных историй про моего вороного питомца. Я наслаждалась процессом и готова была выть от радости, когда всё делала правильно и получала похвалу. Чего-чего, а одобрения мне по жизни точно не хватало. Спустя какое-то время мозг расслабился, и руки уже механически делали свою работу. Я даже словила себя на мысли, что в кои-то веки не думаю ни о чём постороннем. Меня не волновало, ровно ли я держу спину, правильные ли слова говорю, не выглядит ли моё лицо глупым. Всё это и даже больше я держала в голове на постоянной основе, дабы не опозорить доброе имя своего отца. По крайней мере, так он мне говорил. Вдруг моя перманентная неуверенность просто испарилась, хотя я всё ещё могла чувствовать её где-то на задворках сознания. Но здесь и сейчас я чувствовала себя так, как, наверное, и должна была всегда. Умиротворённо, спокойно и… свободно. Это слово приятно ощутилось внутри, и я украдкой позволила себе улыбнуться.
К концу последнего копыта затёкшие шея и поясница дали о себе знать. Я усилием воли заставила себя сделать заключительные манёвры специальными крючками, а затем с громким кряхтением разогнулась. Кристиан смотрел на меня и широко ухмылялся.
— Что? — я устало растянула губы в ответ.
— Тебе когда-нибудь говорили, что когда ты сосредоточена, то сворачиваешь губы в трубочку?
Не уверена, что я сама об этом знала.
— Нет.
— Рад, что оказался первым, — усмехнулся он и выхватил инструменты у меня из рук.
Не могу предположить, что именно послужило причиной, но мои щёки снова вспыхнули.
Недо-конюх позволил мне завести Люцифера обратно в стойло, а затем кивнул в сторону поместья.
— Можешь быть свободна, — наконец сказал он. — Для первого дня ты хорошо поработала. Инструменты я сложу сам.
Я просияла.
— Во сколько мне завтра приходить?
— Я уж думал, после сегодняшнего испытания ты сюда ни ногой.
Меня вдруг кольнуло в самое сердце. Появилась неприятная догадка, что все эти занятия были своего рода издевательством, чтобы отвадить меня подальше от конюшни и самого Гудмана-младшего. Досада отдавала горечью на языке, когда я сухо произнесла:
— Мне жаль, что я отняла у тебя время. Знаю, у тебя было много работы, а тут я, свалилась как снег на голову… Тем не менее, мне приятно, что ты уделил мне внимание, хотя желанием и не горел. Прости, что навязалась. И ещё раз благодарю за ценные уроки.
Сама такие сложные речевые конструкции я бы выстроить не додумалась, учитывая мой жалкий опыт общения с живыми людьми. А если быть точнее — его полное отсутствие. Но то ли сказывалась злость от обиды, которая пронизала меня до самых пят, то ли наконец дали свои плоды многочисленные ночи в обнимку с любовными романами. Там-то уж точно можно нахвататься высокопарных фразочек! В любом случае, я решила не рушить момент и развернулась, чтобы драматично удалиться. Слёзы жгли глаза, но я прекрасно знала, что они не дадут ходу раньше, чем я переступлю порог своей комнаты.
Моему эффектному бегству не суждено было случиться. Кристиан ухватил меня за предплечье, вынуждая развернуться. Я моментально нацепила маску безразличия, но понятия не имела, получилось ли: раньше необходимости в подобном не возникало.
Лучше поверить, что всё-таки получилось. Это позволит хотя бы достойно держаться и не выглядеть жалко. Наверное...
— Эй, — тихо заговорил Кристиан, вглядываясь в моё лицо. — Что с тобой?
Моя мнимая уверенность разбилась об острые скалы.
М-да. Всё же стоило попрактиковать маску безразличия дома перед зеркалом. В полном одиночестве. С задёрнутыми шторами. И закрытыми глазами.
Я тряхнула головой, возвращая лицу нормальное выражение.
— М-м?
— Ты не так поняла меня, — мягко проговорил мужчина, тактично делая вид, что предыдущих тридцати секунд и не было вовсе. — Да, я не горел желанием с тобой возиться, это чистая правда.
— Спасибо за честность, — буркнула я, вырывая руку.
— Мышка, я тут пытаюсь просить прощения.
Вот уж здрасьте! Если это извинение, то я — фея-крёстная.
Титаническими усилиями я заставила себя молчать и не произносить эту фразу вслух.
— Я действительно считал это глупейшей затеей…
«Глупейшей»?! Можно было сказать просто «глупой», но, конечно, Кристиан-Зануда-Гудман, давай используем превосходную степень, чтобы я считала себя настоящей дурой!
— … Но я вижу, как ты стараешься. Я готов признать, что вышло довольно забавно. Думаю, от тебя получится какой-то толк.
Ну всё, кранты.
Моё сознание разделилось на два лагеря, и я не знала, в какой из них податься. С одной стороны было безумно приятно, что Кристиан поменял своё мнение обо мне в лучшую сторону и даже сделал подобие комплимента касательно моего ближайшего будущего в качестве гордой наездницы. Но с другой стороны… «Забавно»? Я что, далматинец? Слыхала, что эти ребята — что-то вроде собачьих оболтусов. Им хорошо бы резвиться, валять дурака, ну а дрессировке поддаются крайне тяжело. И вот что теперь? Получается, я — человеческий далматинец? Кристиан очень не хотел мной заниматься, потому что я с виду такая вся непутёвая, но теперь он вдруг увидел, что во мне есть некий потенциал? И я всё-таки поддаюсь его дрессировке?
Так, тебя конкретно понесло, Ребекка. Всё, баста, кончай про далматинцев!
Я снова медленно выдохнула, прогоняя странную и совершенно не логическую собачье-человеческую цепочку из головы. Лучше уцепиться за то, что я большая молодец, и этот мужчина с растерянным лицом на самом деле мной очень доволен.
— Спасибо, — тупо ответила я.
Я взглянула на него и с досадой стянула губы в тонкую линию. По сравнению со мной Кристиан выглядел идеально, будто и не работал весь день в конюшне, копаясь в соломе и один Бог знает, в чём ещё. Моя любимая его рубашка так и осталась верна цвету бедра испуганной нимфы, в то время как моя одежда стремительно приближалась к цвету навоза застигнутого врасплох Люцифера. Заведя испачканные рукава за спину, я могла лишь надеяться, что мужчина их не увидел, хотя была практически уверена, что ни одна деталь не могла ускользнуть от его внимательного взора. Я опустила глаза.
— Если ты действительно готова продолжать, приходи завтра в это же время, — спокойно произнёс Гудман-младший. — Или я тебя так утомил?
Кристиан выжидающе посмотрел на меня без тени улыбки, но в его глазах плясали бесенята. В этот раз мне также не удалось выдержать этот проницательный взгляд. Я насчитала две «миссисипи», после чего спешно отвернулась. Судя по всему, Кристиана эта ситуация никак не смущала, а даже забавляла. Он усмехнулся и вскинул бровь, всё ещё в ожидании ответа. Еле придя в себя, я сдержанно ответила, вкладывая в свои слова максимум уверенности:
— Я приду завтра.
Кристиан хмыкнул, а я поспешила прочь, пока он ещё чего-нибудь мне не наговорил.
Лишь выйдя за пределы конюшни, я осознала, что пролетел целый день. Меня окутали предзакатные сумерки, прохладным ветерком разнося лёгкий аромат хвойных веток прямиком из леса. Солнце медленно опускалось за горизонт, оранжевым цветом раскрашивая облака и целуя верхушки деревьев. Я полной грудью вдохнула вечерний воздух, наслаждаясь каждым кусочком этого волшебного пейзажа. В Сиэтле сплошной стеной высились небоскрёбы: этому мегаполису не под стать живописные зрелища. Конечно, там есть красивый залив, но мне так и не довелось ни разу на нём побывать. Одно дело смотреть на такие виды с экрана ноутбука и совсем другое — наблюдать здесь и сейчас. Своими собственными глазами.
Непередаваемо.
Я так и застыла на месте, отойдя лишь на пару шагов от ворот конюшни. Если Кристиан и видел моё оцепенение, то деликатно не тревожил язвительными замечаниями, давая мне время впитать в себя это великолепие целиком и полностью. Медленно двинувшись по тропинке обратно к поместью, я не могла унять колотившееся сердце. Кожа горела, не поддаваясь на провокации волнующего вечернего холодка. Я не могла объяснить собственную реакцию. Попросту не знала, как. Что меня так взбудоражило? Маленький шажок к воплощению детской мечты? Возможно. Это был всего один день, но он был такой чудесный! Зачем я сказала Гудману, что приду завтра? Зачем так старалась? И зачем обнадёжила саму себя? Папочка ясно дал понять, что я не должна увлекаться. Но я просто не могла сказать «нет». Не самой себе. И не Кристиану.
Меня прошибло током.
Почему я вообще должна волноваться о нём? Не думаю, что он будет страдать лицом в подушку, если я откажусь заниматься. Скорее всего запустит в небо фейерверк и откроет дорогущее шампанское прямиком из погреба своего роскошного дома. Ещё и отца моего позовёт отметить событие.
Но как бы я себя ни убеждала в обратном — провести день с Кристианом Гудманом оказалось хоть и необычным, но весьма интересным приключением. Я уже почти разуверилась в том, что он неисправимый сноб и зануда. Выяснилось, что он может быть действительно приятным, когда не искрит сарказмом во все стороны. Или это только потому, что проводя столько времени с человеком, начинаешь неосознанно к нему привыкать?
За всю жизнь мне ещё не доводилось так долго находиться наедине с представителем противоположного пола, не считая Генри. Я не имела даже отдалённого понятия, как нужно себя вести. Чтение бульварных романов не стало мне подспорьем в этом вопросе. Либо они всё упрощают, либо, действительно, — всё общение между мужчиной и женщиной сводится к тому, от чего в итоге появляются дети. Такому «общению» я уж точно не обучена. Да и пока не планировала.
Боже.
Теперь мне начало казаться, что я вела себя как самая последняя дура. Убогие шуточки, глупейшее лицо, сотня с горкой вопросов… А мне думалось, что я выглядела вполне себе уверенно…
Какая уверенность? Ребекка Вульф, ты была покрыта навозом и опилками с ног до головы. Он нормально вёл себя с тобой наверняка просто из жалости.
Стыд накатывал волнами. Становилось трудно дышать. Я снова превратилась в заложницу собственных комплексов, из которых не могла выбраться годами. Папочкино недовольное лицо висело грозной тучей над головой, и я отмахивалась от видения, как от назойливой мухи. Сердце бешено колотилось безо всякой причины. Я стремительно шагала, едва не срываясь на бег. Сегодняшнее волшебство испарялось с каждой секундой, пока не превратилось в крошечное безликое воспоминание, даже несмотря на то, что день ещё не закончился.
Вернувшись в свою комнату, я тут же юркнула в ванную, на ходу сбрасывая вещи прямо на пол. Лишь стоя под обжигающим душем, я вдохнула полной грудью. Горячие струи воды понемногу снимали напряжение, и моё тело начало отзываться болезненной пульсацией от непомерной физической нагрузки. Я уже отвыкла от таких интенсивных занятий, и сейчас чувствовала извращённое удовольствие.
Мои старания ни о чём не думать проваливались с оглушительным треском: мысли упорно возвращались к событиям в конюшне. В ушах звенел бархатный смех, перед глазами возникла уже ставшая привычной ухмылочка.
Интересно, этот человек вообще умеет нормально улыбаться?
Я тряхнула головой, отгоняя наваждение. Своё состояние я никак не могла объяснить даже самой себе. Возможно, я схожу с ума.
Точно. Наверняка, так и есть.
Долгих пятнадцать минут я боролась с подступающим бешеным припадком на тему, каким бы был цвет бедра Кристиана. Наконец у меня получилось совладать с собой, и я всё же вышла из душевой. Переодевшись в подаренную Кэролайн пижаму, я заползла под одеяло и угрюмо уставилась в потолок. Первый день конкретно вымотал меня. Даже пришлось пропустить ужин, чтобы посидеть за книгами и в итоге не пришлось вычитать время из ночного сна. Под вечер я всё же задремала, обложившись учебниками со всех сторон, но тихий стук заставил меня дёрнуться. Не успела я пригласить гостя войти, как дверь отворилась, и внутрь просунулась голова моего брата. Он кривовато улыбнулся и потряс коробкой свежих пончиков. Я тут же оживилась и включила ночник у кровати. Генри плюхнулся рядом, принявшись слизывать с пальцев глазурь.
Братец был как всегда хорош. Высокий, чуть худощавый, с коротко стрижеными каштановыми волосами и добрыми глазами цвета молочного шоколада. Я часто задумывалась о том, насколько же мы разные. Генри умудрялся перманентно сиять как само совершенство, а ко мне можно было подобрать только слова «жалкое существование». Ему всё и всегда давалось легко: школу с отличием и Гарвард он закончил даже не напрягаясь. Хотя в колледже ему пришлось несладко последний год; отец это объяснял как «подростковые причуды». Не дай бог я бы так прокололась. Готова поспорить на что угодно — в живых бы я не осталась.
Я смотрела на Генри и тоска щемила мне сердце. Мы не виделись и даже толком не общались несколько месяцев, хотя раньше были не разлей вода. Нескончаемые переписки, даже когда мы находились за стенкой друг от друга, общие шутки и его рассказы о тусовках, на которые он частенько захаживал, — их я слушала с особенно жадным интересом, ведь для меня подобное времяпрепровождение было под строжайшим запретом. Я впитывала подробности до последней мелочи, неосознанно представляя себя на его месте. Вот, они с друзьями выбрались в боулинг, а на следующий день — в караоке. Моя жизнь была полной противоположностью. Генри считал, что я нахожусь в добровольном заточении: не выхожу из дома исключительно из-за собственного нездорового влечения к учёбе. К величайшему сожалению, правды я ему сказать так и не смогла. Настоящим подтверждением его братской любви ко мне было то, что иногда он отказывал ребятам лишь для того, чтобы провести время со мной. В такие вечера родителей, по обыкновению, не было дома, и мы с ним делали в микроволновке попкорн, чтобы затем поедать его под любой подвернувшийся сериал на Нетфликсе.
Мой единственный и самый лучший друг.
Сейчас он сидит напротив, лучезарный и сияющий, но я понимала, что скоро и это станет большой редкостью. Мало того, что я уеду в колледж, так Генри теперь женится, и ему точно будет не до своей младшей сестрёнки. Я вмиг расчувствовалась и кинулась брату на шею с крепкими объятиями.
— Эй, Бекки! Я тоже безумно соскучился, — он ласково взъерошил мне волосы и протянул пончик. — Прости, что почти не писал тебе это время, но здесь столько всего происходило… Да и папа запретил отвлекать тебя.
Я нервно дёрнулась, решив не акцентировать внимание на том, чего уже не изменить.
— Рассказывай! — нетерпеливо выпалила я, откусывая свежайшую сдобу.
— Ох, ну давай попробую. Как только мы приехали, отец увязал на работе до ночи, стараясь влиться в здешний ритм. Я был в основном на побегушках; изучал документацию и тонкости ведения бизнеса, потому что собирался подавать заявку на работу. Папа сказал, что может пропихнуть меня и без собеседования, но мне хотелось сделать всё самому. Так вот… Примерно на второй неделе после нашего приезда он попросил меня принести ему в офис кое-какие бумаги, которые он оставил дома. Я мигом примчался туда и застал его в крайне плачевном состоянии: жутко уставший, что-то не сходилось в отчётах. Я предложил помощь, свежий взгляд на ситуацию, но тот категорически отказался продолжать работу без чашки кофе. Ну, и в коридоре возле кофемашины я встретил воинственно настроенную блондинку. Она была бесподобна в гневе: рвала и метала, во всех подробностях объясняя остальным рекламщикам, в каком гробу она видела всю их чушь. Я влюбился моментально, особенно после её слов: «А ты чего уставился? Марш за работу!».
Генри усмехнулся и на пару секунд блаженно замолчал, погружаясь в воспоминания. Лицо у него при этом было крайне умственно отсталое.
Я молчала, решив не вмешиваться в его романтическое забвение.
— В общем, — продолжил брат, — с тех пор я ни дня не провёл без Кэр. Она невероятная! Уверен, что вы быстро найдёте общий язык. Для меня это очень-очень важно.
Я улыбнулась, пальцем собирая оставшиеся крошки из коробки. Мне действительно хотелось ближе познакомиться хоть с кем-то. Но я совсем не умела дружить по одной простой причине: у меня никогда не было для этого возможности, а папочка всегда был рад об этом позаботиться. Единственным подобием моей подруги была Синтия Донован — забитая девчонка с неестественно огромными очками. Мы практически не разговаривали, но ходили на одни и те же занятия. И хотя мы даже не обменялись телефонами, мы вошли в некое сотрудничество, молча пребывая весь день вместе. Ждали друг друга между занятиями, вместе обедали, занимали места в автобусе или в классе. Мне было по-своему комфортно и Синтии, видимо, тоже. Так что «дружба» для меня — понятие довольно-таки закрытое. Обмениваться последними новостями из жизни? Делиться возмущениями по поводу неожиданного расставания очередной звёздной пары? Обсуждать общих знакомых?
Как это делать человеку, у которого нет ни личной жизни, ни знаменитых кумиров, ни друзей? Очевидно — никак.
— Что ты делаешь? — голос брата вытащил меня из мыслей.
Он недоуменно разглядывал учебники на кровати. Я поспешила их собрать и уложить на тумбочку.
— Да так, читаю кое-что перед началом семестра.
— Но зачем? Ты поступила — пора расслабиться. Оксфорд уже никуда не денется.
Мне не нужно было искать лживых оъяснений: брат и без этого считал меня отъявленным ботаном. Но тем не менее умудрялся каждый раз поражаться моей «неиссякающей тягой к знаниям». Рассказывать о роли отца в этом всём было бы большой ошибкой. Лучше пусть всё будет так, как есть.
В ответ я неопределённо пожала плечами, и Генри это вполне устроило. Он хмыкнул и быстро сменил тему на более интересную.
Добрых пару часов мы провели за разговорами, а, когда у обоих уже начали слипаться глаза, брат ушёл спать в их с Кэролайн комнату, пообещав при любой возможности проводить со мной время.
Мне хотелось верить, что это окажется правдой. Но здравый смысл и парочка романтических комедий, которые я имела удовольствие посмотреть, подсказывали, что новоиспечённые влюблённые редко находят время на других людей. Даже на родных сестёр.
***
Мне впервые в жизни полюбились будни. Стал приятным тот факт, что отец с мистером Гудманом отлучались в офис до самого вечера. Оказалось, для Генри даже нашлось место помощника в фирме, поэтому они с невестой тоже оба пропадали в городе за работой. Мама полностью погрузилась в ничегонеделание, теперь свободная от работы по дому. Я почти и не пересекалась с ней, пока она угощалась игристым с миссис Гудман или занималась вышивкой. Наконец, без привычного круглосуточного надзора, я смогла выдохнуть и заниматься своими делами без страха, что меня припрут к стене за безделье.
Несколько дней я в любую свободную минуту пробиралась в конюшню и развлекалась с новым покладистым другом — Люцифером. С Кристианом мы виделись довольно редко, потому что время мне выбирать не приходилось: я должна была проникать сюда без единого свидетеля. Даже если мы с младшим Гудманом и пересекались, то в основном молчали. Пару раз мужчина на добрых пару минут задерживался взглядом на том, как я вожу щёткой по шерсти или заплетаю косы на чёрной гриве, и периодически отпускал язвительные комментарии, от чего я моментально вспыхивала и осыпала его хлёсткими ругательствами (разумеется, в своей голове). Но в целом всё было довольно мирно.
Если я имела наглость спросить, когда он вывезет меня покататься, мужчина уклончиво говорил, что я ещё не готова, и обязательно находил мне какое-нибудь новое занятие. Вскоре, когда копыта всех лошадей в конюшне были вычищены, гривы расчёсаны и уложены, придумывать для меня новые дела стало сложнее, поэтому Кристиан просто игнорировал мои вопросы, отправляя налаживать общение с Люцифером.
Спустя пару дней я уже порядком устала от монотонной работы, наловчившись в уходе до такой степени, что позволила себе «налаживать общение» и с другими жеребцами. Удовольствие всё равно не утихало, но хотелось большего. К середине недели Гудман-младший намекнул, что возможно в ближайшее время, — если у него будет настроение, — он посадит меня верхом. Я не смела испытывать терпение своего учителя, от которого зависела моя хрупкая детская мечта, но с каждым днём становилось всё труднее проявлять сдержанность, чтобы сохранять Гудману благоприятное расположение духа. Тем не менее, услышав это крайне туманное подобие обещания, я кротко кивнула, а когда парень удалился, — исполнила самый нелепый победный танец на свете. Позже оказалось, что Кристиан вернулся за забытым телефоном, и успел почти целиком лицезреть этот кошмар. Два дня я избегала его после этого, заливаясь краской до самых пяток во время ужина, когда тот садился рядом.
— Это навсегда останется в моей памяти, — сказал он тогда, и я в очередной раз пожалела, что вообще приехала в этот Лондон.
***
В один из дней, как обычно пробираясь из конюшни в комнату, у самой своей двери я встретила отца. Кровь мгновенно отлила от моего лица. Сердце стучало где-то в районе живота, и меня мгновенно парализовало. Папа прошёл внутрь, приглашая меня последовать за ним. Я сглотнула и на ватных ногах двинулась следом. Услышав, как щёлкнул замок, закрывающий комнату изнутри, я была готова свалиться в обморок.
Отец обошёл меня, вытащил соломинку из моих волос и уселся на стульчик у окна. На его лице играла лёгкая пугающая улыбочка, которая не сулила ничего хорошего. Уж я-то знала. Всё внутри меня похолодело.
Я вдруг осознала, что потеряла счёт времени Это была суббота. А значит: отец не уехал в город на работу и остался в поместье.
— Где ты была? — его голос был слишком спокойным, но глаза прожигали меня до самых костей.
Я опустила взгляд, изо всех сил стараясь не упасть. Ноги подкашивались, и стоять было всё труднее. Врать не имело смысла, поэтому я просто молчала, проигрывая молитвы в своей голове. Я никогда не верила в Бога. Иначе, как Он мог допустить подобные истязания отцом своей дочери? С другой стороны, в прошлой жизни я могла быть отпетой грешницей, за что теперь и расплачивалась. В любом случае, несколько молитв всё же я знала наизусть: они, на удивление, помогали мне сосредоточиться и не терять присутствия духа в такие моменты.
Папа медленно крутил соломинку между пальцами, а затем порывисто встал и вплотную подошёл ко мне.
— Кажется, я ясно дал понять, чтобы ты перестала играть с лошадками, Ребекка.
— Да, папочка, — едва слышно пролепетала я, не в силах даже дышать.
— Я был так добр к тебе.
Слезинка обожгла мне щёку, когда папа стиснул двумя пальцами мой подбородок — почти жест отцовской нежности, если бы не сила нажима. Он сжимал всё сильнее и сильнее, заставляя смотреть на него, пока от боли у меня не потемнело в глазах:
— Даже разрешил сходить на пару занятий.
Я кивала, давясь солёными слезами.
— Испытываешь моё терпение на прочность? Думаю, ты стала плохо понимать нормальный язык. Мне ничего не остаётся, кроме как объяснить тебе по-другому.
— Пожалуйста, папочка, не надо…
Я не успела договорить.
Тяжёлый кулак впечатался мне в челюсть.
Ума не приложу, как ничего не хрустнуло, но от силы удара я рухнула на пол. Рот наполнился кровью, и теперь она тёплым ручейком стекала по моему подбородку. Я утёрлась рукавом и прикрылась руками. Отец схватил меня за предплечье, снова открывая лицо, и обрушил ещё один чудовищный удар.
— Я не хочу этого делать, Ребекка, но ты вынуждаешь меня, — ледяным тоном проговорил он и пнул меня ногой.
Скрутившись в позу эмбриона, я давила всхлипы, дрожащими руками прижимая к себе колени. Я ощутила ещё несколько толчков, после чего отец отошёл, поправляя рубашку.
— Надеюсь, теперь ты поняла меня. Никаких лошадей.
Сжаться ещё сильнее казалось физически невозможным, но у меня, кажется получилось.
— Я не слышу, Ребекка.
— Да, папочка, — прохрипела я.
Он вышел, оставив меня лежать на полу. Прохладный паркет удерживал меня от провала в небытие. Слёзы градом катились по щекам, и я содрогалась от беззвучных рыданий. Когда солёная жидкость закончилась, я попыталась встать. Всё тело жутко ныло, и я медленно, слабой походкой, дошла до ванной. Часы оповестили, что я лежала почти два часа, но время для меня растворилось. Я стянула одежду, морщась от боли, и заглянула в огромное зеркало ванной. То, что должно было быть лицом, лишь отдалённо его напоминало. Левый глаз заплыл, на его месте красовался большой фингал. Нижняя губа лопнула, зубы окрашены в красный цвет. Кожа покрыта кровью вперемешку со слезами. Видимые части тела пестрили багровыми пятнами. Я сплюнула в раковину и прополоскала рот.
М-да. Давненько папа не разукрашивал мою мордашку. Обычно он вёл себя более сдержанно, срываясь на всём, что было ниже шеи. Тогда я хотя бы могла скрыть следы под одеждой.
Я не ужаснулась, не испугалась. Всё это уже пройдено, и не раз. Часть меня хотела прямо сейчас выйти ко всем, чтобы они вдоволь налюбовались деяниями моего отца. Но я так не сделала.
Почему?
Сама не знаю.
Какое-то время я отрешённо разглядывала себя, а затем направилась в душ, смывая липкое чувство отвращения. Я сидела под струями горячей воды, поддевая ногтем багровую корочку на губе, и мне понемногу становилось легче. Даже не удосужившись одеться, я плюхнулась на кровать и провалилась в тревожный сон. Проснулась я лишь раз, ближе к полуночи, когда я услышала, как приоткрылась моя дверь.
— Ребекка? — тихо позвал Генри.
Я притворилась спящей, и брат так же тихо вышел.
***
К обеду следующего дня я более-менее пришла в себя, насколько это вообще было возможно. Глаз открылся, губа чуть затянулась, а кровоподтёки приобрели фиолетовый оттенок. Тело по-прежнему саднило. Не знаю даже, можно ли было сказать, что я выглядела лучше. Возможно, когда Господь решал, каким даром меня наградить, он одним глазком заглянул в будущее. Наверное поэтому на мне всё заживало как на собаке.
Моя печально востребованная суперсила.
По звукам, доносящимся снизу, и по хрусту гравия под колёсами, было очевидно, что вся семья укатила в город. Не имея понятия, зачем они уехали, я с облегчением выдохнула: хоть какое-то время меня не будут беспокоить. Половину утра заняло убеждение через дверь прислуги, а затем и матери, что я не хочу завтракать и вообще занята книгами. Спасибо, что хотя бы моё личное пространство здесь уважалось, и никто так и не зашёл внутрь.
Но, очевидно, личное пространство здесь уважали далеко не все. Я даже сразу и не поняла, что произошло, когда ко мне в комнату ворвался Кристиан.
— Слушай, я не вызывался развлекать тебя в конюшне. И раз уж ты сама изъявила желание и подбила на это моих родителей, то изволь выполнять условия! Почему ты сегодня не пришла? Стойло Люцифера пылью заросло!
Я на мгновение опешила. И не потому, что я пропустила лишь один день, что абсолютно никак не могло привести к зарастанию пылью чего бы то ни было. Кристиан застал меня стоящей у окна с учебником в руках. Тесная одежда давила на изувеченную кожу, поэтому на мне были лишь трусы и старая безразмерная майка Генри, едва прикрывающая ягодицы. Взгляд мужчины полностью проигнорировал мой неприличный вид, и изучающе забегал по обнажённым ногам и рукам, остановившись на моём лице.
— Боже правый, что случилось? — ошарашенно произнёс Кристиан и через долю секунды оказался рядом.
Я вздрогнула, когда он взял меня за руку и начал осматривать синяки. Тёплое прикосновение его чуть шероховатой ладони странно и приятно действовало на меня, но я отскочила на кровать и замоталась в одеяло до самого подбородка. Это не очень помогло: на моём лице тоже переливались довольно красноречивые гематомы. Я подавила желание накрыться с головой и продолжила сосредоточенно изображать беспечный вид. Получалось явно скверно, потому что Кристиан бесцеремонно опустился на край кровати, продолжая всматриваться в мои увечья.
— Что произошло, Ребекка? — с нажимом повторил он и потянулся, откидывая прядь волос с части моего лица. Парень шумно выдохнул, когда его взору предстал мой подбитый глаз.
— Упала, — нервно отозвалась я, дёргая головой и стряхивая руку.
Кончики его пальцев почти невесомо прошлись по моей распухшей губе, и он тут же отстранился.
— Упала? — с ледяным спокойствием Гудман выгнул бровь.
— Вчера подвернула ногу на верхней ступеньке, и кубарем покатилась с лестницы, представляешь? Я такая неуклюжая, — истерично хихикнула я.
Кристиан в тот момент был воплощением всего вселенского недоверия. Он очень долго пристально вглядывался в меня, пока я старательно отводила взгляд. Практически отсутствие на мне одежды делало этот взгляд ещё более осязаемым, чем обычно, и меня даже не спасло накинутое одеяло. Тело покрылось мурашками.
— Понятно, — после долгой паузы медленно произнёс мужчина. — Что ж, тогда жду тебя завтра, если тебе станет лучше.
Я уткнулась лбом в подтянутые к себе колени, пряча лицо, и затараторила:
— Прости, наверное мне больше не стоит заниматься… Я вижу и знаю, что я для тебя обуза. Не хочется тратить твоё время. Мне было очень интересно в конюшне, честное слово! И спасибо тебе огромное, что всё-таки взялся нянчиться со мной. Я это очень ценю…
Снова повисло мучительное молчание.
— Понятно, — повторил Кристиан.
Я не видела его лица, и по голосу даже близко не смогла распознать эмоцию. Лишь почувствовала, как он поднялся с кровати и вышел, прикрыв за собой дверь.
Лишь несколько слезинок скатилось по моим щекам, но я даже не моргнула. Попыталась вернуться к книгам, но ни одна строчка не хотела откладываться в голове. Разбитая мечта улеглась осколками у моих ног и пригвоздила к кровати. Хотелось провести в ней целую вечность, насколько позволит мой организм без пропитания, и умереть от печали. С этими мрачными мыслями я провалилась в сон.
Мне снился отец. Его фигура высилась надо мной, волнами испуская угрозу. Руки его стали неестественно большими, похожими на две крышки от мусорных баков, и папочка бил меня ими не переставая. Я бежала, спотыкалась, пряталась, но скрыться не получалось. Он раз за разом нагонял меня, обрушивая нечеловеческой силы удары. Снова и снова. Я закрывала лицо, умоляла прекратить, а в конце уже просто шептала: «Пожалуйста, не надо…»
***
Стук в дверь. Едва слышный, но его хватило для того, чтобы я проснулась. Тревожный сон оставил на всём теле мерзкую липкую корку холодного пота, но с каждым вдохом мне становилось легче. Я вытерла мокрое от слёз лицо и прислушалась.
Стук повторился. Я предположила, что это снова Генри, поэтому притаилась.
Минута. Ещё одна.
Недовольное ворчание известило меня о том, что незваный гость проник в мою комнату. Дверь с лёгким щёлчком закрылась за ним, и я возмущённо вскочила.
— К-к-кристиан? — моё шоковое состояние даже близко невозможно было описать ни одним существующим в природе словом.
Я шумно втянула носом воздух с таким звуком, какой может получиться, только если ты недавно плакал.
— Чем…м-м-м…занимаешься?
Мне показалось, мужчина заметил мои слёзы и жутко от этого смутился. Он переминался с ноги на ногу, пока я ошарашенно сопоставляла факты, прикидывая причину нахождения Кристиана Гудмана в час ночи в моей комнате.
— Сплю, — хрипло ответила я, утирая сопливый нос бумажным платочком.
— Одевайся. Пойдём со мной, — повелительным тоном изрёк мужчина и демонстративно отвернулся, явно с расчётом на то, что я тут же побегу выбирать шмотки.
— Я не поняла.
— Ножки в штанишки, ручки в толстовку, — почти раздражённо выпалил парень, но я его тут же перебила:
— Ты хорошо себя чувствуешь? — неуверенно спросила я, сильнее закутываясь в одеяло. Внезапная догадка осенила меня: — Ты пьян?
— Ребекка, я тебя очень прошу. Одевайся, пока я не пожалел, что притащился сюда. Хочу тебе кое-что показать.
Атмосфера таинственности зарядила воздух. Наверное, я всё ещё сплю.
— Ладно, — только и сказала я, отправляясь к шкафу.
Кристиан не внушал доверия всем своим существом, поэтому я сочла благоразумным одеться в ванной комнате. Зеркало издевательски показывало в отражении взъерошенную девчушку с испуганными глазами и кучей синяков.
Красотка.
Я провела щёткой по волосам и вышла. Мужчина молча осмотрел меня, а затем вышел из комнаты, давая знак, чтобы я следовала за ним. Жутко хотелось спать, но нелепость всей этой ситуации придавала энергии. Кристиан приложил указательный палец к губам, и я кивнула. Мы молча спустились по лестнице, и я зябко поёжилась, когда мы наконец вышли на улицу. Ясное ночное небо было усыпано миллиардами ярких звёзд, а луна светила так ярко, что нам даже не понадобились фонарики. Я скрестила руки на груди, вдыхая пряную свежесть ночной природы. Где-то вдалеке стрекотали кузнечики и пели цикады. Восхищение волной прокатилось от кончиков волос до кончиков ногтей, а интерес захлестнул с головой, когда мы приблизились к конюшне.
Я решила ничего не говорить и не спрашивать. В конце концов, что может произойти? Только если Кристиан Гудман на самом деле не маньяк-убийца, заманивающий своих жертв в конющню посреди ночи.
Вот и нашлась наивная овечка, без лишних вопросов последовавшая за ним.
Я очнулась только в тот момент, когда мужчина аккуратно придержал меня за руку, заводя в тёмное помещение. Лошади мирно спали, изредка пофыркивая. Мужчина остановился, приказал мне оставаться на месте, а сам удалился в дальнюю комнату. В это время я прокручивала планы побега, решая, насколько далеко успею убежать в случае чего. Кристиан вернулся спустя полминуты, не дав мне в полной мере продумать пути для отступления. Лицо его было непроницаемым, я не знала, как реагировать и что говорить. На всякий случай я сжала кулаки, но тут мои глаза опустились к его рукам.
Дыхание перехватило. Я молчала. Все слова были бы лишними.
Кристиан протягивал мне седло.
