наши дни
Из-под ног брызнуло снегом. Белые пятна покрыли дверь обветшалого дома, держащуюся на покрывшихся плотным слоем льда петлях, — признак того, что на протяжении нескольких дней никто не входил сюда и не выходил отсюда. Кенни взялся за скользкую ручку, потянул на себя. Еще раз. Образовался совсем маленький проем, а ладонь, спрятанная в большую перчатку, вновь соскочила. Выдохнув в шарф, уберегающий лицо от пронзительного холода, юноша резко дернул дверь снова. Пласт льда надтреснул, петли покорно, но с неохотой зашевелились. Сапогом Кенни сдвинул сугроб, преграждающий вход. Снег налип на штаны. Растает — промочит насквозь. Впрочем, здесь беспокоиться об этом нет нужды: юноша протиснулся внутрь дома вместе с паром и вздохнул с облегчением, когда его обволокло приятное тепло. Дом Маккормиков, как ни странно, уцелел. От налетевшей несколько лет назад бури это невысокое строение защитил возвышающийся над ним недострой, который прежде Стюарт и Кэрол ругали. Иронично. Правда, над обустройством убежища для членов своей семьи Кенни пришлось потрудиться: залатать щели в крыше, утеплить полы и стены, заколотить окна. Позже он раздобыл бензиновый генератор, позволивший разом обогреть все комнаты, в которых и по сей день поддерживалась огнем и бензиновыми печами плюсовая температура. Старый одноэтажный дом, размером уступающий любому другому в Южном Парке, стал надежно защищенной от ветра и снегопадов металлической коробкой, внутри которой тепло и сухо. Здесь даже уютно, а полумрак навевает ностальгию по былым временам: Кенни будто бы вновь десять, и он, закончив играть с друзьями, затемно возвращается домой. Чувство, отдаленно похожее на умиротворение, сменилось щемящей грустью, когда тишину нарушил надрывный мужской кашель, донесшийся из-за стены. Кенни обтряс капюшон, смахнул снежинки с волос — уже подтаявший снег кляксами разбился о пол; расстегнул пуховик, наклонился, чтобы развязать шнурки. Сняв сапоги, он отставил их в сторону и по освещенной лишь парой истлевших свечей гостиной, разматывая шарф, двинулся к коридору. Торопиться некуда: если Стюарт Маккормик все еще кашляет, то он все еще жив. С мрачной перспективой рано или поздно потерять отца Кенни вроде бы смирился. Под дверьми, ведущими в комнаты, дребезжали полосы света (без необходимости генератор Маккормики не использовали — обходились огнем). Кенни шагнул к ближайшей — спальня родителей, которая, разрываемая звуками тяжелой болезни, весьма однозначно обещала стать для одного из них (впрочем, может, и для обоих) могилой. Когда дверь приоткрылась, чужой сухой кашель больно резанул по барабанным перепонкам. — Карен, дай мне полотенце, — распорядилась Кэрол. Несмотря на ноющую боль в суставах, возле кровати она стояла на коленях и ласково поглаживала лежащего на краю мужа по тяжело и форсированно вздымающейся груди. В браке, кажущемся всем ошибкой, все же была любовь. Карен — невысокая восемнадцатилетняя (или около того) девушка с пышной копной каштановых волос, привлекательность которой не уничтожила ни худоба, вызванная недоеданием, ни бледность, вызванная дефицитом солнечного света. Она бодро метнулась к стоящей на столе миске, смочила в растворе тряпку, отжала и, складывая ее вчетверо, рванула обратно — к протягивающей руку матери. — Вот. Кэрол, не глядя, взяла тряпку и, поморщившись от ударившего в нос резкого запаха, приложила ее к мокрому от пота лбу Стюарта. Осунувшееся лицо того из-за кашля, сменяющегося утробными хрипами, стало красным; глаза зажмурены, растрескавшиеся губы разомкнуты и жадно хватают воздух. — Что ты делаешь, мама? — строго спросил Кенни, входя в комнату. Немолодая женщина, рыжину волос которой нещадно скрала седина, обернулась к нему. — Снимаю жар, — безрадостно констатировала она, усталым взглядом обрамленных темными кругами глаз смерив сына. Кенни шагнул вперед. — Я велел тебе не пускать сюда Карен. — Он мельком глянул на сестру и вновь повернулся к матери: на Карен Кенни злиться не умел, поэтому, чувствуя, как захлестывает поднимающаяся волна гнева, сконцентрировал внимание на неуместно равнодушном лице Кэрол. Еще и этот въедающийся в слизистые запах уксуса — мерзкий запах болезни… — Я захотела помочь, — Карен попыталась оправдать мать, но Кенни жестом остановил ее. Игнорируя недоуменный взгляд нежно-голубых глаз младшей сестры, он решительно приблизился. Его еще холодные с улицы пальцы обхватили тонкое запястье девушки. Кенни потянул ее за собой, дотащил до двери. — Подожди в коридоре, — распорядился он и захлопнул дверь перед лицом сестры. Развернувшись к матери, сухо отрезал: — Находиться рядом с больным — риск. — Очевидно же! — Речь об ее отце, — хмуро заметила Кэрол, и, оперевшись жилистыми руками на собственные бедра, неторопливо поднялась с колен. — Разве ты не понимаешь, почему она хочет побыть с ним? — Женщина оглядела мужа и укрыла его содрогающиеся плечи прохудившимся одеялом. — Может, не удастся больше. Кенни, не сдержавшись, закатил глаза. Его мать никогда не была образцом благоразумия, но после катастрофы она словно бы резко состарилась и начала тупеть. Любой родитель попытался бы оградить своего ребенка от самой незначительной угрозы! Собственно, как и раньше, быть заботливым отцом для Карен приходилось старшему брату. — Мы понятия не имеем, чем он болен. — Кенни пренебрежительно махнул рукой, глянул на изнуренное лицо Стюарта, перекошенное страданием, и внутри что-то больно кольнуло грудь: когда его рациональность стала синоним жестокости? — Я не позволю тебе рисковать здоровьем Карен. Прежде безразличное лицо Кэрол скривилось выражением недоумения. — Когда ты таким бесчувственным стал? — покачала головой она. И презрительно плюнула: — Твоя одержимость заботой о других делает всех вокруг тебя несчастными. — Неправда! — выпалил Кенни. Кэрол бралась рассуждать о том, что ей невдомек, наугад бросаясь словами. Но он не мог отрицать, что как мать она зрела в корень, и это прямо-таки выводило из себя. Цокнув языком, Карен прошла к соседней двери и негромко постучала по ней костяшками пальцев. — Можно? — робко спросила она, заглядывая в комнату. Здесь такой же полумрак, как и везде, но будто бы чуточку теплее. — Кенни вернулся, — объявила она, внимательно наблюдая за сидящим на кровати брата юношей. — Да? — Два изумрудных глаза посмотрели на нее с такой искренней радостью, тщательно скрываемой за невозмутимостью, что уголки губ девушки невольно приподнялись. Правда, радоваться долго она не смогла. — Ругается с мамой, — небрежно разведя руками, сказала она. Дернула щекой совсем так, как это делал Кенни, смело пересекла комнату, запрыгнула на кровать, скрестила ноги под собой. — Почему они все время ругаются? Кайл разглядывал ее какое-то время: Карен Маккормик не похожа ни на отца, ни на мать, но с братом поразительно схожа (те же точеные черты, те же пухлые губы и выразительные голубые глаза). Брофловски всегда видел в этой девушке, по-прежнему выглядящей еще совсем юной девочкой — Кенни. Того Кенни, которого давно уже не существовало: улыбающегося до ямочек на щеках, способного беззаботно смеяться над самыми глупыми шутками друзей, украдкой смотрящего на них с трепетом и нежностью, иногда поддающегося эмоциям и пытающегося ненавязчиво коснуться чьего-либо плеча. — Они оба устают от возложенной на них обстоятельствами ответственности, — пояснил Кайл, опустив взгляд на замысловатый прибор в руках. — И им обоим нужна разрядка. — Небольшой отверткой он закрутил крошечный винт. — Есть другие способы, — буркнула Карен. Кайл поднял на нее взгляд и тут же опустил: та же ненавязчивая игривость, что была раньше присуща и Кенни. Он тихо усмехнулся над непосредственностью девушки. — Что ты делаешь? — За лодыжки подтянув ноги ближе к себе, она подалась вперед. — Пытаюсь кое-что собрать, — продолжая с усердием корректировать положение деталей в причудливом аппарате, протянул Кайл. — Что за «кое-что»? — Озадаченное лицо Карен стало совсем детским. Брофловски, бросив взгляд на дверь, прислушался к доносящимся из соседней комнаты голосам: Кенни и Кэрол все еще ругаются. — Это солнечная батарея. — Он перевернул механизм и кончиком пальца постучал по переливающейся пластине, а затем протянул его девушке напротив. Она взяла батарею в руки, с недоумением оглядела со всех сторон и пожала плечами. — Какой от нее прок? Солнца нет. Кайл умильно усмехнулся. — Солнце есть, Карен, — выдохнул он, переводя взгляд за окно, на чернеющее ночное небо. — Его не видно, но оно светит нам, как и прежде. И я хочу помочь его свету пробиться сквозь тучи. Брови Карен подскочили вверх. — Ты добудешь для нас солнечный свет? — с наивным изумлением спросила она, и широкая улыбка украсила ее лицо. — Представляю, как Кенни обрадуется! Ты исполнишь его мечту: поможешь всем выжившим. — Ее глаза, распахнувшись шире, загорелись восторгом. — Я бы хотел сделать ему такой подарок, — улыбнулся Кайл. Девушка протянула ему обе ладони, чтобы, не поломав, вернуть солнечную батарею. Кайл коснулся аппарата, задевая пальцами чуть теплые кисти Карен, и его передернуло из-за всплывшего воспоминания. На миг показалось, что ее пальцы — насквозь промерзшие, что ее сухожилия с тихим треском лопаются, что вокруг только выжигающая глаза белизна — и никого… Кайл отдернул руки, будто ошпарившись. Глаза его нервно забегали от одного ее зрачка к другому. Она жива… Жива! Ему лишь показалось, что трагедия повторилась. Как очередной кошмар, не позволяющий забыть о случившемся несколько лет назад. И все же захотелось тряхнуть Карен за плечи, чтобы расшевелить… Когда дверь открылась, и на пороге возник ссутуленный силуэт Кенни, Кайл, стряхнув морок, быстро спрятал собранный механизм под подушку, ненавязчивым движением пихнул туда же и набор отверток. Кенни сфокусировал взгляд на нем, и в молчании глядя друг на друга, они провели несколько секунд. Каждый раз, когда Кенни возвращался домой, он выглядел чуть иначе, чем раньше (совсем взрослый), но каждый раз буквально на глазах его черты становились мягче, привлекательнее. А вот Кайл не менялся: Кенни наизусть помнил каждый изгиб и каждую линию его лица и не забывал никогда. — Оставлю вас, — смешным выражением лица сдержав улыбку, Карен слезла с кровати, направилась к выходу. — Держись подальше от отца, — бросил ей вслед Кенни, чуть повернув голову. — Обойдусь без твоих советов, — задержавшись на пороге, проворчала она. — Не огрызайся. — Кенни обернулся к двери, но сестра уже юркнула в коридор. — Оставь ее, Кен, — мягко проговорил Кайл, перебираясь на край кровати. Поднявшись, он прошел к двери и закрыл ее на задвижку. Кенни направился в противоположную сторону. — В чем-то она права: ты появляешься раз в несколько дней, даешь всем указания и исчезаешь. — Маккормик в ответ недовольно фыркнул, швырнул на кресло снятый с водолазки свитер, выправил футболку из штанов. — Твоя помощь родным неоценима, но они научились справляться без тебя — доверься им. — Я волнуюсь, — выпалил Кенни несдержаннее, чем следовало бы, громче, чем следовало бы. — За всех вас. — Он обернулся к Кайлу и раздраженно всплеснул руками. — Ты можешь дать слово, что с Карен ничего не случится? Вопрос определенно был риторическим, но Кайл, посерьезнев, еле заметно кивнул. — Могу. Разгоряченная кровь остыла в ту же секунду. Кенни посмотрел на строгое выражение глаз Брофловски и без лишних слов понял, что для того короткое «могу» не пустой звук. Кайл потерял брата, испытал страшную боль от утраты родного человека — никому из тех, кто ему дорог, он не позволит пройти через это. — Прости, — выдохнул Кенни, тяжело опускаясь на кровать. Запустив пальцы в волосы, он повалился на нее, уставился в потолок. — Я не должен был срываться. — Он зажмурился, мысленно проклиная себя за гребаную эмоциональность — эту свою слабость. — Дни выдались… Кенни осекся на полуслове, почувствовав тяжесть, придавившую его пах к матрасу. Он открыл глаза и, не успев сфокусироваться на лице юноши, севшего поверх него, опустил взгляд на тонкие пальцы того, перебирающие складки кофт. — Спасал мир? — отстраненно хмыкнул Кайл, увлеченно пробираясь к телу Кенни. Когда его теплые ладони коснулись живота, Маккормик судорожно втянул воздух носом, чтобы унять разогнавшееся сердцебиение. Полуприкрытые глаза из-под вороха огненно-рыжих ресниц томно смотрели на его обнажающееся тело, скользя следом за движущимися вдоль ребер руками. — Вроде того, — сдавленно произнес Кенни. Вот-вот забудет, как дышать. В плавно покачивающемся полумраке комнаты черты Кайла, обрамленные тенями, стали острее. Свет пламени свечей запрыгал в его кажущихся сейчас кроваво-красными глазах. Руки Кайла легли на грудь Кенни. Он задержался на какое-то время, наслаждаясь толчками сердца, ударяющими его ладони. — Знаешь, мы могли бы стать напарниками. — Брофловски продолжил стягивать одежду с Кенни. — Партнерами, — уточнил он, усмехнувшись. Маккормик вопросительно приподнял бровь, и за краем водолазки скрылось на несколько мгновений его лицо. Он вытянул руки, чтобы скорее избавиться от лишней одежды. — Представь только: триумфальное возвращение Мистериона и Воздушного Змея в Южный Парк. Вынырнув из ворота кофты, Кенни, выпрямившись, сел; обхватив за бедра, расположил Кайла на себе удобнее, неотрывно, завороженно глядя снизу вверх на его лицо. Бегающий взгляд Кайла остановился на взъерошенных волосах Кенни, и пальцами он пригладил их. — Мы бы могли… — Нет. — Кенни перехватил его руку и плавно опустил к своим губам. — Я не хочу рисковать тобой. — Он коснулся губами горячего запястья и от удовольствия прикрыл глаза на несколько секунд. Щекотнув кожу языком, поднял взгляд на Кайла вновь. Тот, чуть наклоняясь, ласково провел пальцами по его виску, брови, веку — по месту, где должен был остаться хотя бы уродливый шрам. Все еще в голове не укладывалось, как лицо Кенни может быть сейчас таким безупречным, а ведь Кайл (единственный во всем мире) знал о причине. — Дело в том, что я смертен? — уточнил он, дыханием обжигая чужие губы и остужая их почти невесомым прикосновением своих. — Дело в том, что я люблю тебя. Щеки Кайла еле заметно покраснели, выдавая столь естественное для него смущение, что Кенни захотелось расцеловать его лицо, но желание взяло верх. Невинность стерлась с лица Кайла возбуждением, когда Кенни с жадностью впился в его губы, чуть прикусывая, но языком касаясь языка со сногсшибающей нежностью.несколько лет назад (после бури)
Крэйг стянул куртку и зябко поежился. Холод такой, что трясет даже кости. Небольшой костер, свет от которого лениво облизывал плинтуса и низ стен, казалось, вот-вот погаснет, но раздувать его не приходилось: ночами небезопасно оставаться в приметном убежище. Крэйг, как мог, снизил вероятность обнаружения себя, оборудовав место для сна в дальнем углу давно разграбленного супермаркета. Сюда не сунутся ни мародеры, ни голодные путники: после бури магазины стали лишь коробками почти сразу. Из панорамных окон открывался вид на черный пласт: неразличимы ни земля, ни небо. Из-за туч ночи в Южном Парке стали настолько темными, что нельзя разглядеть даже собственную вытянутую перед собой руку. Убедившись в надежности конструкции, возведенной на одном из прилавков для сокрытия от чужих глаз горящего под ним костра, Крэйг сел на колени. Спать приходилось возле огня: так не замерзнешь насмерть во сне, но есть немалая вероятность сгореть. Выбор из двух зол. Поправив кусок мешковины — будущая кровать, Крэйг лег на бок, натягивая на плечо куртку, и его передернуло. Холодно… Лицо окутало приятное тепло, которое совсем скоро стало невыносимым, но отворачиваться нельзя: дышать морозным воздухом равносильно самоубийству. Сон не шел. Засыпать становилось все сложнее, и только слабая мотивация начать поскорее проживать следующий день заставляла закрывать глаза. А под веками светло. Также светло было ночами в комнате Твика, потому что всегда перед сном тот включал ночник, стоящий на прикроватной тумбе. Крэйга раздражала необходимость засыпать при свете, но он молчал: причудливые тени пугали Твика, когда он был ребенком, и этот трогательный детский страх никуда не исчез. Иронично: Твик научил Крэйга засыпать возле бьющей светом в глаза лампы, будто знал, что тому придется засыпать у костра. А знал ли он? Знал, что сделает с городом, когда демонстрировал свою ураганную мощь? Быть может, он обрек человечество на погибель случайно. Объявившийся месяц назад Кенни (или прошло полгода) сказал, что есть некая причина, по которой он защищает… убийцу. С тех пор Маккормик на связь не выходил, а Крэйг так и не смог объяснить себе, почему Твик сделал то, что сделал. Твик не был злым. Он мог дотошно ворчать, мог быть настоящей занозой в заднице, но он не мог навредить. С особым трепетом он относился даже к тем, кого недолюбливал. Милейшее создание, светлое, как ясное небо на восходе. Своим мыслям Крэйг еле заметно улыбнулся. Если Твик жив, есть вероятность рано или поздно увидеть его улыбающееся лицо, услышать его громкий смех — хохот даже, ведь Твик отдавал себя всего во власть эмоций, делающим его самым живым человеком на Земле. На улице что-то громыхнуло, обрушившись с неба, и поднявшийся ветер взрыхленным снегом плюнул в окна. Крэйг, вскочив, наступил на костер, чтобы затушить пламя. Огонь, покорно угасая, лизнул его сапоги; замелькал свет, скользнул по напряженному лицу Крэйга, вглядывающегося в темноту за окнами. Разглядеть что-либо так и не удалось, зато с каждой секундой все различимее становились в царящей тишине чьи-то шаги — протяжный скрип. Костер погас, и на фоне непроглядного мрака возникла более черная, чем ночь, фигура. Громоздкий силуэт неумолимо приближался к дверям. Угловатый… Какая-то машина? Быть не может. Крэйг прищурился. Бояться ему вроде бы нечего: он способен справиться с любым человеком. Вот только, судя по всему, к нему шел не совсем человек. Когда двери супермаркета, скрипнув, распахнулись, и морозный ветер ворвался в просторное помещение, Крэйг инстинктивно шагнул назад. Даже в кромешной тьме, к которой катастрофически медленно привыкали глаза, он смог разглядеть то, что выделяло незваного гостя из миллионов: широкое полотно воздушного змея за спиной. Сердце, почему-то пропустив удар, заколотилось бешено-бешено. Прошлое неожиданно оказалось слишком близко. — Кайл? — медленно выходя из-за прилавка, хрипло спросил Крэйг, все еще стараясь рассмотреть лицо юноши напротив. — Кайл Брофловски? Над широким шарфом, скрывающим губы и нос Кайла, виднелись очерченные тенями острые скулы; из-под сдвинутой на лоб шапки — рыжие (в темноте кажущиеся багряными) кудри, спадающие на глаза… глаза, почему-то во мраке становящиеся все более и более отчетливыми. Зеленые радужки Кайла ярко вспыхнули, на долю секунды стала различимой даже паутина капилляров на его воспаленных белках. Что происходит, Крэйг понял не сразу, но тело среагировало мгновенно. Он метнулся в сторону возвышающихся до потолка стеллажей, как только глаза Воздушного Змея, утопая в слепящей белизне, зажглись обжигающе ярким светом. Испепеляющий все на своем пути луч, молниеносно пронзив пространство, врезался в один из шкафов и, в щепки разнося заваленные бесполезным хламом полки, повалил его, сорвав с креплений. В наполнившийся запахом паленого пластика воздух взметнулись искры. Крэйг, вздрогнув от раздавшегося за спиной грохота, по инерции сделал еще несколько шагов и остановился, чтобы оценить масштаб угрозы. Колоссальный, мать вашу! Вдавленная в черный след на пошедшей трещинами стене этажерка превратилась в растекающиеся обломки. Температура подскочила. — Ты ебанулся? — проорал Крэйг, пятясь. Он бегло огляделся, отходя все дальше. Защищаться здесь нечем, а подходящей контратаки не существует: глаза Кайла — смертельное оружие. Придется атаковать, если не удастся вразумить Брофловски. — Это, блять, я! — выкрикнул Крэйг и поспешно двинулся в сторону от места, где выдал свое присутствие. Быть может, все-таки Кайл попросту не узнал его? Но тот опроверг предположение Такера почти сразу же. Обойдя несколько стеллажей, он встретился с ним взглядом. И издалека было видно, что преисполненные яростью глаза Кайла дымятся, искажая и без того перекошенные черты лица. — Это ты не остановил его, Крэйг! — бешено выпалил Брофловски. — Не остановил Твика! Слова Кенни вдруг обрели весьма однозначный смысл. Пазл сложился в голове Крэйга так же быстро, как с характерным гулом луч резанул пространство. Ринувшись прочь, Крэйг оттолкнулся от одного из ряда полок, и громадный стеллаж, крошась, обрушился на всеуничтожающую полосу света. Вспыхнуло пламя, к потолку взметнулись рваные лоскуты огня. То ли давление многократно усилилось, то ли температура воздуха превысила все допустимые нормы, но люминесцентные лампы лопнули, как одна, осколками забрызгивая Крэйга, стремительно движущегося вдоль стены к противнику. В дальнем бою у него нет ни единого шанса против Воздушного Змея. Да и в ближнем вероятность одержать победу невелика, вашу мать! Раскаленными добела глазами ища врага среди пожара и завала, Кайл скривился, сжал кулаки. Очередная атака. Луч, свистя, рванул вперед, двинулся от одного угла помещения к другому. Жаром вышибло окна. Крэйг замер на миг, ошарашенно глядя на утопающий в пламени супермаркет. Холод безжалостен и смертельно опасен. Что ж, жар — тоже. Взгляд Крэйга приковался к чернеющей на фоне полыхающего огня фигуре. Сейчас или никогда! Он решительно шагнул навстречу. Сделал еще один шаг. Еще один. Быстрее и быстрее. Скривленное гневом лицо Кайла начало поворачиваться к нему, когда Такер перешел на бег. Крэйг успел рассмотреть налитые кровью глаза друга. Неузнаваемые, преисполненные животной (нечеловеческой) жаждой убивать. Захлестнул страх — страх перед опасным неизведанным существом. Превозмогая ужас рычанием, Крэйг обрушил кулак на челюсть юноши. Губы Кайла рассекла трещина, из которой засочилась по бледной коже кровь. Брофловски упал на колени, зажмурившись от боли, и последующий удар, порывистый, но неуверенный, отшвырнул его к стене. Заскрипел каркас воздушного змея, углом впившегося в напольную плитку. Натянувшаяся, будто парус, ткань загородила спину Кайла, и едва встретившись лопатками с бетоном, он лишь шумно выдохнул. А вдохнув, поднял взгляд, потратив всего секунду на то, чтобы тряхнуть головой и прийти в себя. Крэйг замер. — Дерьмо… — выговорил он. Кайл, оскаливаясь, точно дикий зверь, стер рукавом кровь с губ. Уперевшись дрожащими от гнева руками в пол, он начал подниматься, оставляя у разбитой стены свой щит. Черной, сочащейся, как желчь, злобой его лицо перекосило. Истерично дребезжащее пламя, жадно пожирающее пространство, вдруг вспыхнуло ярче, взвилось в раскаленный воздух, будто раздуваемое ветром. Слепящего света стало больше, кожа Кайла вспыхнула. Прикрывая глаза рукой, Крэйг пошатнулся. Сдавивший его жар дезориентировал, а в следующую секунду удалось различить два белых пятна перед собой — глаза Брофловски. Это конец? Ни смирения, ни жажды бороться за жизнь — только тупое недоумение и бешеный взгляд врага, пугающий до бессилия, до неосознаваемого желания покориться. Свет стал еще ярче, словно само Солнце рухнуло на землю, и тут же беспроглядную белизну заволокло ледяной тьмой. Черный туман поглотил пространство. Настолько густой и плотный, что осязаемым дымом поясницу Кайла пригвоздило к прилавку. В иссиня-черном дыму стали возникать очертания человеческого тела. Пальцы, стискивающие шею Брофловски, напряженная рука, плечи и спина, покрытая плащом. — Я сказал тебе не выходить из дома! — начав строго, Кенни сорвался на безудержный крик. Крэйга передернуло. Мистерион никогда не поддавался эмоциям, никогда не позволял злости выйти наружу, но сейчас его буквально распирало ею: тело била судорога, а пальцы сжимались все сильнее. — Наши способности только вредят, Кайл! — проорал Кенни. — Тогда я прикончу его голыми руками! — Брофловски, подаваясь вперед, отпихнул Кенни от себя. Тот отшагнул, чтобы устоять, и оставшийся в воздухе туманный след оплел ноги Кайла, не позволяя двинуться. Потеряв равновесие, он упал на четвереньки, вдохнул клубящийся дым. — Нечестно, — прокашлял он, тщетно пытаясь вырваться из полупрозрачных оков. — Убирайся, Крэйг, — рявкнул Кенни. Обойдя кряхтящего Кайла, он окинул взглядом помещение. Под нечленораздельные звуки (рычание и вой), издаваемые юношей, полыхающий огонь начал разгораться сильнее, будто подпитываясь злобой существа, способного управлять им. Плиты под ладонями Кайла, раскалившись, надтреснули, и, зашипев, к потолку взмыл пар. — Крэйг, вали! — емко приказал Маккормик, повысив голос. Он встал перед Кайлом. Послышались шаги. Скрипнула дверь. — Месть бессмысленна, — процедил Кенни, чуть ослабляя хватку. Сопротивление уменьшилось — воздух начал остывать. — Это не вернет твою семью. — Тяжело дыша из-за усталости или от слез, Кайл уставился в пол, осмысливая услышанное. Дым начал сползать с его тела, позволяя расслабиться. Под руками — исчерченные трещинами керамические плитки. — Айка не вернуть, Кай. — Заткнись! — Ногти Кайла впились в кафель. Выломав один из обломков, он резко поднялся, замахиваясь им. Керамическое лезвие садануло по груди отшатнувшегося Кенни, оставляя порез на одежде. — Ты не потерял никого! — Он в исступлении рассек осколком воздух вновь. Кенни отступил, мельком глянув за спину, на разгорающийся пожар. — Ты даже глаза не лишился! — прорычал Кайл, перед его лицом махнув оружием вновь. — Ненавижу! Замерев на секунду, Кенни, собрав волю в кулак, перехватил истерично мечущийся перед ним осколок, свободной рукой сдавил запястье Кайла и, оскалившись от натуги, завел его напряженную руку ему за спину. Подступил на шаг. Бешено дрожащие зрачки оказались напротив. Испепеляющим дыханием Кайла обожгло лицо. — Мы все виноваты в случившемся, — строго произнес он. — Мы не должны были играть в Богов. — Ненавижу! — не слыша ничего, проскулил Кайл. Его округлившиеся глаза наполнились сияющими, словно золото, слезами. Кенни замер, завороженно глядя на это. Дымящиеся капли соскочили с дрожащих век. — Ты всегда был лучшим из нас, — проговорил он, ловя себя на мысли, что хочет коснуться этих раскаленных капель, стереть их с бледных щек. — Ты всегда поступал правильно. И самое правильное, что мы можем сделать сейчас, чтобы помочь выжившим — отказаться от своих способностей. — Я не хочу! — задыхаясь слезами, проорал Кайл. — Я всегда помогал! Я сделал столько… — Голос его сел. — Но никто не помог мне, когда я попросил! — Он дернулся, вырываясь, и Кенни, скривившись, заломил его руку сильнее, не отрывая взгляда от изумрудных глаз, находящихся в нескольких сантиметрах от его. — Никто! — повторил Кайл, тратя последние силы на крик. — Ты не помог… — Когда я понял, что жив, то бросился к тебе! — выпалил Кенни. — К тебе одному! Кайл сфокусировался на его лице и зажмурился, бледное лицо скривилось рыданиями. Его потяжелевшее тело навалилось на грудь Кенни столь неожиданно, что тот едва устоял на ногах. Обжигающие капли, сорвавшись с ресниц Брофловски, упали на плечо Маккормика. Скатились, прожигая одежду. Кенни втянул воздух носом, чтобы стерпеть боль, опалившую его кожу. — Прости меня, Кайл, — шепотом проговорил он, разжимая пальцы. — Прости. — Его ладонь скользнула по руке того, по острым костяшкам. Кожа настолько теплая, что можно растаять… — Прости. — Месть не вернет мне Айка, — простонал Кайл, удобнее располагая голову на плече Кенни. У него едва были силы на то, чтобы стоять. И все же он вдруг напрягся, замер. — Твои «прости» — тоже. Рука Кайла выскользнула из ладони Кенни. Он успел лишь дернуться, увидеть бесподобного цвета глаза, когда острие керамического обломка, разрывая одежду, а следом кожу и мышцы, вошло в его грудь. Вдох и вспышка боли…наши дни
Вдох и вспышка боли, мгновенно сменившейся наслаждением. Первая доля секунды всегда была такой, но, оказываясь внутри Кайла, Кенни чувствовал жизненно необходимое тепло и от волнами накрывающего восторга сходил с ума. В голове ни единой мысли — только слышится отзывающийся мурашками стон. Перед глазами — покрытое каплями пота лицо. На языке, погружающемся в чужой рот снова и снова — имя, которое Кенни готов повторять без умолку. — Кайл… — выдохнул он, вновь припадая к его губам, и в следующую секунду, едва коснувшись их, стиснул зубы: чужие ногти впились в кожу на лопатках. Веки Кайла приподнялись, и осоловелым от возбуждения взглядом он посмотрел на него. Не существовало в этом мире существа, каждая клетка которого источала бы столько же притягательной страсти. Как магнит. Сжав рукой бедро Кайла, Кенни вдвинулся в него. Из бешено вздымающейся груди вытолкнул очередной стон, и воздух, пропитанный сладким запахом пота, показалось, стал еще горячее — не вдохнуть. Еще одно движение. Выйдя почти совсем, Кенни с жадностью протиснулся внутрь снова, чувствуя, как податливо растягиваются упругие мышцы. До упора. Голова кругом. Кайл с жадностью раздвинул ноги, чтобы впустить глубже. Давно вытекшее масло, заменяющее смазку, размазалось по паху Кенни, но прикосновение к чужой коже обожгло. Еще раз. Горло Кайла сдавило вскриком. Грудь на несколько мгновений застыла. Он всегда замирал, не дыша, перед тем, как кончить, и как-то особенно вожделенно звал по имени. — Кен… Зажмурившись, Кайл уперся руками в подушку, подаваясь навстречу. Сдвинул к изголовью в такт пружинящей кровати постельное белье, расцарапываемое ногтями. Утопая в человеке под собой, Кенни закрыл глаза. Возможность слышать его таким (эти сводящие с ума полухрипы, эти заунывные полукрики) походила на абсолютное счастье. Рука Кайла скользнула по смятой простыни, нырнула под подушку. Кончики пальцев коснулись ледяных отверток. Едва сохраняя срывающееся дыхание спокойным, а темп более или менее размеренным (не простит себя, если причинит боль), Кенни ускорился. Приятным онемением в ногах и в голове отозвалось предвкушение оргазма. Тело Кайла сотрясло, мелкой дрожью свело колени, вжавшиеся в ребра Кенни. Кенни открыл глаза — ему хватит полувзгляда на лицо, которое любит… — Кайл, нет… — взмолился он, застыв. Чужая горячая сперма брызнула на живот в тот же миг, когда по виску разлилась с кровью боль. Первый удар лишь дезориентировал. Второй ослепил и погрузил в обжигающую тьму. Задыхаясь удовольствием, Кайл вонзил отвертку в раскрошившийся висок Кенни, провернул, завывая в экстазе, и разжал пальцы. Алые капли упали на его обмякшее тело, продолжающее чуть заметно содрогаться. Следом безжизненное тело Кенни навалилось на перепачканную потом, спермой и кровью тяжело вздымающуюся грудь.