***
Стало тепло. Тепло, как летом. Даже воздух показался теплым, терпко пахнущим горячим асфальтом и свежескошенной травой. Подняв лицо, откроешь глаза — увидишь безоблачное небо и золотое Солнце, скользящее по нему. Зашумит суетливый город… — Чувак, держись! Чьи-то пальцы погладили ладони Стэна. Кажется, кто-то массировал его руки, пытаясь загипнотизировать монотонными движениями, подчинить себе. Кто-то невообразимо нежный, кого касаться бы бережно, чтобы не поранить случайно грубыми мозолями. Марш откинул голову, затылком задел стену. Все же он не на улице, и едва ли это дневной свет греет его. Вдох — слизистую обожгло ядовитым запахом гари. Пожар! Он вспомнил об огне, жадно пожирающем стены дома, в котором рос, о черном дыме, выдавливающем остатки кислорода. Вспомнил о том, что так и не сумел потушить пламя, что провалился в небытие раньше, чем защитил находящихся в убежище под землей друзей. Резко открыв глаза, Стэн порывисто подался вперед. Возможно, бороться с огнем уже бессмысленно, но он должен предпринять хоть что-то: предупредить об опасности, помочь подготовиться к эвакуации, если это необходимо. Однако он замер, различив перед собой знакомое до щемящей боли в груди лицо, и перестал дышать, абсолютно забыв, что это нужно делать: все вдруг стало таким незначительным… — Кайл! — выкрикнул Стэн, нелепо дернувшись из-за полной потери контроля над собой: над телом, над разумом. Он приподнялся, потянулся к нему, чтобы убедиться, что это не галлюцинация, чтобы обнять. На это ведь есть всего секунда, да? Иначе было бы слишком прекрасно. — Нет, Стэн, — отрезал Брофловски, расплываясь в улыбке, которую не смог сдержать, глядя на изумленное лицо друга детства (с тем же немым восторгом он смотрел на него после долгих разлук), и чуть крепче сжал его пальцы своими. — Не отпускай: я согреваю тебя. Стэн опустил взгляд на их сцепленные руки, едва веря собственным ощущениям. Кайл держит его за руки. Кайл! Он кожей чувствует его тепло, его ласковые прикосновения к острым костяшкам и углублениям между ними. Кайл, расслабившись, опустился на пятки, удобнее располагаясь между коленей Стэна. Облегченно выдохнул, только сейчас осознав, что успел, что волею случая оказался в нужное время там, где должен был быть. Его улыбающееся лицо выразило такую гамму чувств разом, что пришлось зажмуриться на некоторое время, чтобы унять непроизвольные подергивания век и губ. — Чем ты думал, Стэн? — укорил он, поднимая взгляд. — Ты мог погибнуть, если бы… — Зябко поежился, услышав собственные слова. Только сейчас, будто вспомнив, почему оказался здесь, Стэн осмотрелся. Еще дымились, тлея, деревянные балки — ребра крошащихся стен; оставались алыми угли, мозаикой рассыпанные по полу, и мерцали кружащиеся в морозном воздухе искры, но у огня не было ни шанса разгореться: уже слишком много холода хлынуло внутрь через дыры в разбитой крыше. — Ты потушил пожар? — уточнил Стэн. Что за силой нужно обладать, чтобы обуздать самую неукротимую стихию? Брови Кайла приподнялись. Кажется, он не сразу понял, о чем говорит Марш, однако, смекнув, улыбнулся уголком губ. — Я даже не знал, что могу что-то подобное… — произнес он, не дыша, с восхищением оглядев помещение. Несколько снежинок опустилось на его ресницы, и он моргнул быстро-быстро. — Я понял, что непременно должен спасти тебя, и рискнул войти в огонь. — Ему определенно хотелось продолжить восторженный монолог, но, посмотрев на Стэна, он замолчал. — Как ты оказался здесь? Марш пожал плечами. — Я увидел дом родителей горящим и не смог пройти мимо, — признался он. Это не ложь даже: ему действительно больно было бы потерять то, что связывало с прошлым. — Молния ударила, — пояснил Кайл. — Я видел. Стэн усмехнулся, сокрушенно покачав головой. — Неудивительно, — хмыкнул он. — Мой никудышный отец соорудил хреновый громоотвод. Кайл усмехнулся тоже. Какое-то время они провели, молча смотря друг другу в глаза, продолжая держаться за руки. Крышка люка открылась. Абсолютно бесшумно Кенни выбрался на поверхность: подтаявший снег не хрустел — скрал шум. Развернувшись, он наклонился к проему, протянул руку следующей за ним Бебе. С непривычки запахом дыма ее носоглотку ободрало. Девушка закрыла лицо рукавом, и все же кивнула в знак того, что готова идти дальше. Впрочем, оставшийся им путь — несколько шагов. Они двинулись к лестнице, но, расслышав голоса, Кенни жестом остановил подругу. — Я так сильно скучал, — тихим полушепотом сказал Стэн, наклоняясь. Не размыкая рук, он лбом припал ко лбу Кайла. Коснуться бы его всего! Всем телом. Каждая клетка жаждала этого. Брофловски вздрогнул от неожиданности и замер, как парализованный, глядя в бледно-голубые глаза, оказавшиеся совсем рядом. Он вспомнил, какого цвета небо, и все слова, которые следовало бы сказать человеку, встречи с которым ждал столько лет, застряли в горле, перехваченном слезами. — Я искал тебя. — добавил он и нахмурился, как от боли. — Я искал тебя, но не смог найти. — Отпрянул и посмотрел на него строго-строго. — Кай, где ты был все это время? Брови Кайла дрогнули, сдвигаясь к переносице. — То тут, то там. — непринужденно бросил он, усмехнувшись. — У меня нет дома. Стиснувшиеся челюсти Кенни скрипнули. Хрустнули суставы его сжавшихся кулаков. Бебе приблизилась, чтобы заглянуть в его лицо, но он не позволил. — А ты? — поинтересовался Брофловски. — Как сложилась твоя жизнь? — Я живу… — бодро начал Стэн, но осекся, — с Венди, — договорил он, и какое-то скверное чувство сдавило грудь. Сожаление? Он вынужден недоговаривать правду (врать, вашу мать), потому что таковы обстоятельства: в нынешних реалиях недоверчивость — черта, необходимая для выживания. Большего говорить, к счастью, не пришлось. Кайл кивнул, будто понимая, что ответы на подобные вопросы лишь мешают им, портят все. — Тебе жарко уже. — Разжав пальцы одной руки, он коснулся виска Стэна и стер с кожи выступившие капли пота. Той же рукой распахнул пальто, стянул шарф, начав подниматься. — Я дам тебе свою одежду, чтобы ты не простыл, пока будешь на улице. — Мы увидимся еще? — исступленно спросил Стэн, крепче сжимая кисть Брофловски. Не мог он его отпустить. И распрощаться с ним не мог. — Кайл, мы можем договориться о встрече? — Его зрачки, прикованные к чужому лицу, хаотично забегали. — Спустимся в город, посетим местные столовые. Я слышал, что там… — Да, Стэн, — мягко улыбнулся Кайл. — Я абсолютно свободен. Кенни затрясло то ли от пронизывающего холода, забирающегося под оставшуюся на нем одежду, то ли от злости, разогнавшей сердце до бешеных скоростей. Резко развернувшись, он сделал несколько тяжелых шагов (наплевать на то, что слышно) и, подойдя к открытому люку, начал спускаться. Бебе открыла было рот, беззвучно выругалась из-за невозможности заговорить и поспешила за ним. Голоса наверху не стихли — значит, Стэн и Кайл чудом не заметили чужого присутствия. Только в коридоре, сойдя с последней ступени, она смогла наконец бросить: — Кенни, мне жаль. — Какое поганое клише: эти слова не утешают, не ободряют. Он не ответил — лишь дернул щекой, продолжая торопливо идти вперед по расплывающейся перед глазами дороге. В теле тупая боль, будто бы органы стянуло жгутами, а грудь прямо-таки прожигает повисшей на ней раскаленной цепью весом с тонну. — Послушай меня. — Три шага Бебе — один шаг Кенни. Ей пришлось догонять его бегом. — Стэн не сказал Кайлу ни о ком из нас, — вразумительно начала она. — Сохранил в тайне от лучше друга то, где пребывает, с кем видится. Возможно, Кайл решил, что тоже должен… — Сказать, что у него нет дома?! — выпалил Кенни, остановившись так резко, что девушке пришлось отшатнуться от него, чтобы не врезаться в спину. Прежде ее восхищало то, как он выражает эмоции (сквозь сдержанность, короткими, но яркими вспышками — словно фейерверк из чувств и непроизвольных реакций) — теперь же это пугало. Самого прагматичного и целеустремленного человека потеря способности рассуждать логически ломала. Собравшись с силами, Стивенс шагнула к нему. Никто другой не скажет то, что может сказать она. — Было бы лучше, если бы Кайл признался Стэну, что трахается с тобой? — решительно спросила девушка. — Представляю, какой разговор с Маршем у тебя состоялся бы после этого. — Бебе всплеснула руками: неужели очевидное ей настолько неочевидно ему? — Впрочем, к чему разговоры? Стэн попросту прикончит тебя за твою сраную ложь. Кисть Кенни рассекла воздух. Раздался смачный хлопок. Сквозь мутную пелену, застлавшую глаза, он различил лишь взметнувшиеся волосы Бебе. Только потом удалось увидеть, что она, полусогнутая, припала к стене. Он приблизился к ней сразу же, едва понимая, что произошло и что теперь делать. Ладонь почему-то обожгло. Неужели ударил? Осознание этого утянуло на несколько мучительно долгих секунд в безвозвратную бездну, где нет ни света, ни тепла. — Прости, — дрожащим от волнения голосом проговорил Кенни, безвольно замерев возле девушки. Бебе качнула головой, морщась от боли. — Прости, — повторил он, помогая ей выпрямиться. Наклонившись, убрал курчавые волосы и прижатую к щеке маленькую ладонь, оглядел оставшийся красный след. Это след его руки? Ответ на этот вопрос по болезненности показался равносильным удару ножа в живот. — Это должно было случиться рано или поздно, — бесстрастно хмыкнула Бебе. — Я говорила, что ты устал. — Голос ее зазвучал непривычно холодно, и Кенни от этого передернуло. — Я не хотел. — Он беспомощно развел руками. Выпрямившись, Бебе отмахнулась от его слов. Ей настолько наплевать на случившееся? — Нужно Венди помочь, — сказала она, безмятежно продолжив идти вперед.***
Лабиринт из заледеневших проходов встретил сырым холодом, как только Крэйг толкнул последнюю тяжелую дверь, ведущую прочь из бункера. Скользко так, что идти почти невозможно (вода, сочащаяся по тоннелям канализации уже на протяжении нескольких лет — гладкий каток, израненный обрушивающимися под тяжестью изморози кирпичами), но их тропа — следы вдоль стен, оставшиеся после недавнего пребывания здесь Такера и Маккормика. Гробовая тишина, и слышно только скрипучее эхо их шагов, взметающих в воздух белые искры, особенно различимые на участках пути, освещенных проникающим через разломы в потолке дневным светом. Крэйг шел вперед с уверенностью, таща полностью покорившегося ему Твика за собой. Рука, крепко держащая слабую руку того, замерзла настолько, что кожей он перестал ощущать тепло чужой ладони. Будто и нет никого позади. Обернуться бы и проверить, все ли в порядке, но Крэйгу даже заговаривать с Твиком почему-то страшно. Отвык. Волнуется, словно ему десять и нужно, несмотря на неопытность, ухаживать за понравившимся мальчиком. Вот только обстановка вокруг них куда как более жуткая, чем когда-либо, и трепет как никогда неуместен. Что-то отдаленно похожее на радость Крэйг испытал, когда различил в конце дороги тупик, увенчанный ведущей на поверхность лестницей (несколько жестяных прутьев, вбитых в стену, поросшую льдом). Добрались. Следующий пункт назначения — развалины церкви. Именно там находится спуск в жилые районы восточной резервации города, по слухам известной как самая густонаселенная и самая развитая. Крэйг не был там и, признаться, привыкнув к постоянному одиночеству, не хотел бы оказываться, но благополучие Твика, только-только вышедшего из комы, слабого совсем и едва понимающего, что происходит, зависело от доступности созданных выжившими благ. Разумеется, легко двум беглецам не будет, но по словам Кенни им есть, на кого положиться. Остановившись у ступеней, Крэйг обернулся к Твику, завороженно смотрящему на виднеющееся через круглое отверстие в потолке небо. Серое, как и его подернутые недоумением глаза. В памяти всплыло, какими безразличными они могут быть, и грудь Крэйга сдавило: он помнил и злость, которую испытывал, несмотря на тоску, помнил, что скорбит до сих пор по сгинувшей семье, по возможности прожить обычную жизнь. Любоваться бы Твиком сейчас, улыбаться бы ему, обнимать, но врожденная рациональность вернула к действительности, к ужасающим фактам. — Ты можешь это изменить? — с жаром выпалил Крэйг. Сам не понял, почему завелся. — Эти тучи… — Он поднял руку, указал на свинцовое небо. Укорил себя за то, что, словно герой, думает о городе, на который совсем недавно ему было плевать, но и оправдался сразу же: быть может, именно сейчас они исправят все то, что заставляет других страдать, и никогда не вспомнят больше о случившемся. Вот-вот воссияет на чистом небе Солнце… От предвкушения в груди затрепетало. До головокружения. Твик сильно нахмурился, как делал это раньше, и бросил, даже не взглянув на Крэйга: — Нет. — Что? — Крэйг тряхнул головой. Наверняка послышалось, и Твик, дитя бури, все же развеет вечную непогоду. — Нельзя. — Юноша опустил голову, устало моргнул и, пошатнувшись, прислонился к ближайшей стене, приложив ладонь ко лбу. — Я не пом… — судорожно вдохнул, чтобы набраться сил и договорить. — Почему нельзя?! — выкрикнул Крэйг. Собственный тон выстудил кровь в венах, и он опешил. Сколько в его словах, зловещим эхом разнесшихся по тоннелям, негодования, бессильной обиды, гнева… Твик дернулся от испуга (слишком громко), но, сжавшись, посмотрел на Крэйга с вызовом. Как смотрел, когда они ссорились в последний раз. Крэйг непроизвольно отступил на шаг (скорее, от самого себя отдалиться попытался, но тщетно). Загудела голова. Вашу мать! Кем нужно быть, чтобы в момент общей радости злиться на изнуренное длительной комой создание, о возвращении к жизни которого неустанно мечтал? Придурок! Всю ту боль, которая сопровождала бессмысленное существование, Крэйг все же заслужил. А вот Твик совершенно не заслужил казаться столь брошенным всеми в компании самого близкого человека. — Твик, прости, — пролепетал Такер. Только сейчас он заметил, что одежды на юноше перед ним совсем мало: шорты до колен, старая футболка, а из теплого лишь его же пуховик, да наскоро завязанный вокруг шеи шарф. Даже обуви нет — в одних носках стоит на замерзших камнях. Злость всколыхнулась вновь. На себя: на невнимательность, на неуместное равнодушие. Стремясь заглушить въедливый голос совести, Крэйг прикинул, что одежды на нем достаточно, чтобы поделить на двоих: отдаст Твику отцовский свитер, свои джинсы (сам останется в термобелье — терпимо); сапоги тоже отдаст: у ослабшего организма меньше возможностей справиться с холодом. Он шагнул вперед, и в горле встал ком. Как же непривычно быть заботливым, тактичным… словом, не одиноким. — Твик… — невольно повторил Крэйг, подходя. Губам еще только предстоит привыкнуть произносить это имя. Он протянул руки к нему, чтобы накинуть капюшон на всклокоченные волосы: нужно согреть… А в следующую секунду, дернув на себя, безотчетно прижал хрупкое тело к своей груди. Подступившими вдруг рыданиями сотрясло, и остатки благоразумия растворились в чувстве абсолютного счастья. Холодными губами он коснулся родной макушки (волосы жесткие и пахнут горько); взяв в израненные ладони его лицо, прижался поцелуем к соленому лбу, к холодным щекам, пушистым ресницам. Чужие руки легли на грудь. Кажется, Твик попытался обнять в ответ, но из груди его вырвался стон. — Уйди, — отвернувшись, прокрехтел он и отпихнул Крэйга от себя. Сделал шаг, пятясь. Уперся в стену. В полумраке Крэйг не смог различить, что выражает лицо Твика, и лишь развел руками, поражаясь самому себе, своим бесконтрольным порывам. Больно сделал, может? Урод с искалеченными пальцами, разучившийся проявлять любовь! Впрочем, никогда не умел. — Милый, прости, — машинально произнес он, вытягивая руку, чтобы вновь коснуться его. В этот раз тронет за плечи или, может, за талию, чтобы не царапать нежную кожу бугристыми шрамами. — Я просто… — Сообразил, что лучше надеть перчатки и засуетился, теряясь от волнения. — Сейчас! — бросил он и, двумя шагами сократив расстояние между ними, наклонился, влез в карманы пуховика. Пальцы Твика сдавили предплечья. — Отвали! — взвизгнул он, смахивая с себя чужие руки. — Не трогай меня так! Какого хера? Кажется, Крэйг не расслышал сказанного им. Во всяком случае, он убедил себя в этом, чтобы не бояться странной реакции того на близость. — Это же я, — нервно усмехнулся Такер, непроизвольно ударяя кулаком по своей груди. — Твой Крэйг. — Мурашки побежали по коже: Твик всегда говорил так. Звучало чертовски глупо, и Крэйг злился. А теперь убедиться, что «мой» — факт, стало жизненной необходимостью. Однако сейчас Твик истерично закачал головой, будто отрицая услышанное. — Я не знаю тебя! — выпалил он, сильнее вжимаясь в стену. — Не помню! Земля ушла из-под ног, словно твердь раскололась на части, а образовавшийся излом, ведущий прямиком в Ад, жаром дыхнул в лицо. — Не помнишь? — сипло прошептал Крэйг, окончательно теряя дар речи. Голова разболелась так сильно, что захотелось расшибить черепную коробку, внутри которой, как раковая опухоль, поселилось жуткое «не помню», занявшее все мысли. Разглядев этот всепоглощающий ужас на изумленном лице человека перед собой, Твик постучал пальцем по виску и продолжил говорить, сдерживая собственные эмоции: — Совсем пусто, — констатировал он и зажмурился на пару секунд в попытке найти хоть какие-то воспоминания. — Совсем ничего… — Голос его задрожал, выдавая страх. В этой абсолютной пустоте, похожей на вакуум, темно и душно. Запаниковать бы, но вроде бы нет причин для этого: чего бояться тому, у кого даже себя нет? — Но… — прохрипел Крэйг, давясь выжигающими горло слезами. — Я же так ждал… — Знаю вроде, что должен доверять… — отстраненно проговорил Твик, копаясь в бесформенных мыслях, размазанных по голове. — Должен доверять тому человеку с голубыми глазами. — Он бросил взгляд на тоннель. — И ничего больше. Тяжело вздохнув, Твик оставил бессмысленные попытки разобраться с собственными эфемерными ощущениями. Посмотрел на себя, на содрогающегося бесшумным плачем юношу напротив и принялся выбираться из верхней одежды. Сложно: тело толком не слушается. — Мне совсем не холодно, Крэйг, — сказал он. — Надень ты. Твик уже начал кое-как стягивать с себя рукава, когда чужие шершавые руки легли поверх его плечей. Крэйг поджал губы, чтобы скрыть дрожь подбородка, но слезы соскочили с ресниц, покатились по щекам, и это уже не скрыть. Вот же он — добрый и отзывчивый Твик! Прямо перед ним. Но чужой как никто. — Оставь, — выговорил Крэйг. — Я должен… — Договорить не удалось. — Мы… — Он отшатнулся от Твика, закрыв скривившееся лицо ладонью. А вот теперь пора проснуться, блять! — Извини, — произнес Твик. Он сожалел, но так, как сожалеют незнакомцам: с долей здравого безразличия. И это его «извини» — выстрел в грудь. — Нам пора идти.***
Стэн смотрел на отца так равнодушно, будто на самом деле кровать была пуста, будто нет на ней бледного безжизненного тела добродушного старика с перепачканными сединой волосами и жесткой бородой. Что ж, быть может, он рад: Рэнди Марш не доставит теперь хлопот. Вот только Венди знала, что за маской безразличия скрыты сожаления, тоска и скорбь. — Стэн… — пролепетала она, неуверенно делая шаг к нему. В комнате его отца непривычно тихо, но ее голос кажется очень неуместным. Но молчать ей нельзя, как нельзя Стэну держать в себе боль. — Стэн, я понимаю, что… — Последнее, что я сделал для него… — хрипло проговорил он, еле заметно вздрогнув. Судорожно вдохнул сквозь стиснутые зубы. — Затолкал сраные таблетки ему в глотку, — процедил он, чуть ли не рыча. Холодный пот рассек спину Венди. Стэн, бывало, гневался, и она видела его крушащим мебель, но таким — никогда. Его нездоровой дрожью пробирала желчная злость. А ведь он выглядел счастливым, когда спустился в бункер: закружил возлюбленную девушку, приподняв, что-то взахлеб рассказывать начал о Кайле, об их будущей встрече. А ей именно в этот момент пришлось сказать ему, что случилось несчастье. — Нет, Стэн. — Венди, пересиливая иррациональный страх, подошла к нему. Пристально глядя в глаза, прикованные к лицу Рэнди, почти невесомо тронула за плечо. — Для него ты остался сыном, которого он отчаянно жаждал увидеть все эти годы. — Она посмотрела на Рэнди тоже. Почему из-за обычной случайности произошло это? Впрочем, на подобный вопрос ответа нет на протяжении бесконечно долгой зимы. — Он бы не вспомнил тебя, — тихо проговорила девушка, и в тот же миг вздрогнула, расслышав всхлип. Лицо Стэна сморщилось рыданием. Крупные капли, скатившись с щек, разбились о пол. Венди прильнула к нему, крепко обняв. — Стэн, ему сейчас лучше, — мягко, насколько могла, сказала она. Поверить бы в это самой. — Он с Шерон. Он очень хотел к ней, помнишь? Они вместе. — Вместе?! — проорал Стэн, вдруг грубо отпихивая ее. Его красное лицо стало до неузнаваемости злым, безумным. — Может, мне попросить Твика устроить встречу с ними?! Венди слов не нашла. Застыла, испытывая лишь ужас от того, что видит и слышит. — Он не виноват, — буквально пропищала она севшим голосом. — Он не в себе был. — Закралась мысль, что все они медленно сходят с ума от жизни, которую вынуждены проживать, но девушка отогнала ее от себя. — Я видела, как ему страшно. Признаться, она знала, что случится. Почувствовала, когда увидела Твика в дверях. Ему остро необходима была помощь, а старый безумец набросился на него. И грустит сейчас Тестабургер не из-за смерти Рэнди Марша, а из-за того, что нестерпимо больно его сыну, так и не сумевшему достучаться до разума отца, чтобы сказать, что любит. — Не виноват, — вздохнул Стэн. Успокоился вроде, но взгляд его стал еще более тяжелым. Марш сорвался с места так неожиданно, что Венди поняла, что он вышел из комнаты только тогда, когда он уже очутился в коридоре. — Стэн! — крикнула она, бросаясь следом. С таким лицом, как у него, люди совершают глупости — нужно остановить! Юноша вовсе не бежал по коридору, но двигался так быстро, что Венди едва поспела за ним. Сначала решила развернуть его к себе, в глаза посмотреть, сказать, что им осталось лишь ждать, когда эмоции утихнут, но смелости сделать это не хватило. А затем и вовсе стало жутко до невозможности дышать, когда Стэн распахнул дверь в комнату Кенни. Маккормик обернулся к нему, посмотрел устало, но с сочувствием. И, пожалуй, именно этот его взгляд — взгляд самого понимающего человека, стал последней каплей, вывел из себя. Под вскрик Венди Стэн налетел на него ураганом, схватив за одежду, пригвоздил лопатками к стене. Кенни инстинктивно вцепился пальцами в его напряженные запястья, скривившись от боли, пронзившей спину. — Это твоя вина! — проорал Стэн ему в лицо. — Мы доверились тебе! Я доверился тебе! — Убери руки, Стэн, — прошипел Кенни, инстинктивно ощетинившись в ответ на агрессию. Осознав, что мертвую хватку Стэна не разжать, впился в его грудь пальцами тоже. Злобы, которую он глубоко запрятал, ему хватит и на то, чтобы ударить. — Ты сказал, что Твик нужен нам! — возопил Марш, багровея. — Сказал, что он все исправит! — Это так! — столь же яростно крикнул Кенни. — Лжец! — Голос Стэна надорвался. Он выпустил друга из своих рук и последующим ударом кулака повалил его на колени себе под ноги. Вспышка боли дезориентировала. С онемевших губ, рассеченных напополам, на пол стекла густая струйка крови. — Я не собираюсь и дальше жрать твое дерьмо! — проорал Стэн. Разбитый кулак трясся. Грудь, распираемая желчным чувством ненависти, высоко вздымалась. — Я ухожу отсюда! Кенни сплюнул горькую слюну, сместившись на четвереньки. — Катись к Дьяволу! — бросил он, содрогаясь от гнева. Больно, сука, так, что плывет перед глазами. — Стэн… — в ужасе ахнула Венди, предусмотрительно отходя в сторону, когда тот двинулся к двери. — Мы же одна команда… Он не стал слушать.