несколько лет назад (задолго до бури)
Вода волнами наползала на тело, щекоча сладко пахнущей пузырящейся пеной покрытую синяками кожу. Особенно досталось предплечьям: на них иссиня-фиолетовые гематомы и звездочки внутренних кровоподтеков, которые продолжительное время придется прятать под длинными рукавами. Плечи ныли. Струп на затылке кое-как удалось соскрести. Лео с дотошной расчетливостью трижды слил воду из ванны, чтобы избавиться от розовых разводов и хлопьев запекшейся крови. Сидеть было сложно, но он старался не вспоминать о причине, и лишь всхлипывал, чувствуя, как с определенной периодичностью боль простреливает прямую кишку, судя по ощущениям, до сих пор заполненную сухими ошметками крови. Минут пятнадцать Баттерс провел на унитазе, пытаясь исторгнуть из себя чувство загаженности чем-то инородным, прежде чем забрался в ванну. В теплой воде мышцы расслабились, и возникло острое желание влезть внутрь намыленной мочалкой, но прикасаться к анусу даже пальцами неприятно — шершавая ткань сделает только хуже. Приняв более или менее удобное положение, Лео, взявшись за края ванны, развел колени; зажмурился, замирая в надежде, что вскоре, напитавшись болью, вода унесет ее с собой в трубы. Как добрался до дома, Стотч не сразу понял. После инцидента (так он назвал путешествие горлышка бутылки по глубинам своей задницы) его трясло, а голова кружилась так сильно, что пришлось наполнить унитаз школьного туалета рвотой несколько раз, когда остался в одиночестве. Только в собственной комнате он осознал, что домой его привела распирающая истерзанное тело злоба, которая вытекла вместе со слезами, когда швырнул на кровать буквально сорванный с себя пропахший потом костюм, когда увидел бордовое пятно на брюках. Не истерика — только тихий плач: нельзя, чтобы услышала мать. Хотя обида обжигала гудящую голову все сильнее с каждым проходящим мигом, и хотелось сорвать со скривленного немым криком лица горящую кожу. А потом телефон зазвонил — пришлось из искалеченного прошлого вернуться в совсем новую реальность. Кенни… Милый Кенни. Добрый друг, который едва ли мог представить, что его друзья сделали с ни в чем неповинным подростком: он ведь видит только хорошее в людях. Ответить Баттерс так и не смог (сломался бы, если бы почудилось даже, что Кенни ему не верит, да и стыдно, блять), поэтому, оставляя мобильник дребезжать, направился в ванную… Не мигая, голубые глаза смотрели сейчас на потолок — такой же белый, как ледяной кафель, перепачканный слюнями и мочой, к которому прижимали часом ранее нос и губы юного Стотча. Даже издевательский смех вновь послышался и собственный стон — воспоминание скривило лицо Баттерса. В тот миг хотелось одного: отмучиться. Но избавления не было, а чудесное появление Брофловски всколыхнуло надежду на спасение лишь для того, чтобы безжалостно разбить ее о его бесчеловечность. Тварь! Рыжий уродец наверняка шел по коридору в сопровождении друзей, и, завидев происходящее в туалете, он мог окликнуть их. Стэн уложил бы двоих: он спортсмен — крепкий парень. А Кенни и вовсе порвал бы за друга: он точно способен на такое, раз может быть одержимым любовью (к гребаному Кайлу). Придуманный Стотчем сюжет сгорел в белизне, как испорченная пленка, и он вновь увидел тот самый кафель на потолке ванной… Из мучительного лабиринта воспоминаний вытащил раздавшийся стук — внизу захлопнулась входная дверь. Видимо, домой вернулся отец — тот, из-за чьих действий Баттерс пострадал. Впрочем, виноват ли Стивен Стотч в том, что крошка Баттерс столь никчемен? В горле встал впечатавшийся в память запах мочи. Лучше бы захлебнулся ею — подходящая для слабака смерть. И все же он жив. Доказательство тому — стучащее в груди сердце, разгоняющее ядовитую желчь по телу. Это ощущение заволакивающей сознание колючей злобы и парализовало, и странным образом окрылило. Жаль, что смелости не хватит обрушить гнев на обидчиков (крошка Баттерс еще не дорос до Леопольда Стотча) — остается лишь мечтать о расправе. Дверь распахнулась неожиданно, и, дернувшись, юноша сел ровнее; стиснув зубы, втянул воздух носом, чтобы стерпеть возникшую боль, спрятал израненные руки под воду. Если родители обнаружат синяки, то замучают расспросами и непременно начнут осматривать, а обнаружив крайне нетипичные для мальчика повреждения, наверняка решат, что сын — гомик, что он болен, ведь Стотч ни за что не позволил бы кому бы то ни было надругаться над собой! Совсем недавно сотрясающее грудь ударами сердце остановилось, когда Баттерс увидел в руках вошедшего отца свой пиджак, свою смятую рубашку… Блять! Соображал плохо, а звонок Кенни отвлек, и он попросту забыл спрятать перепачканные вещи. Да и в ванной провел непозволительно много времени, думая об уродах, предавших его. Облажался… Крепко облажался. — Что это, Баттерс? — сухо спросил Стивен, демонстрируя грязь и разошедшиеся швы на одежде сына. Полнящаяся мыслями голова Баттерса резко опустела. В горле пересохло. — Я упал, пап. У него не было необходимости смотреть на отца, чтобы понять: убедительную отговорку придумать сходу не удалось — тот не поверил в сгенерированную отказавшим мозгом чушь. — Встань, — скомандовал Стивен. Вода показалась ледяной, а пена под его испепеляющим взглядом вся исчезла будто, оставляя под полупрозрачной пленкой обнаженное юношеское тело. — Что? — Смущение обездвижило. — Встань! — рявкнул старший Стотч, не дождавшись должной реакции. Баттерс шевельнулся, но неуверенно. Помедлил, в отчаянии пытаясь оттянуть неизбежное… Самое время сочинить объяснение, но голова, как назло, все еще абсолютно пуста. Пара шагов. Вода всколыхнулась, когда рука Стивена опустилась в нее. Нащупав запястье ребенка, он сжал руку того сильными пальцами, потянул на себя. Под сдавленный визг взметнулись в воздух брызги, разбившиеся о пол, упав. — Пап! — пискнул Баттерс, повинуясь грубому требованию. Страшно стало до черных пятен перед глазами, когда выпрямился во весь рост. Застыв, Баттерс стыдливо прикрылся свободной рукой, но отец, будто специально, принялся дотошно изучать взглядом каждый сантиметр покрывшейся мурашками кожи. Пах, живот, грудь… Уставившись на лицо юноши, он стиснул челюсти и тряхнул того, едва сдерживая рвущийся наружу гнев. От дисциплинированного дипломата не осталось ни следа. — Упал?! — проорал Стивен, вновь дернув Баттерса на себя. Борт ванны врезался в колени того. Вода выплеснулась на коврик. — Тебя избили! — заявив это, кажется, взбесился сильнее. — Ты дал отпор? — Да, пап! — взвизгнул. — Да! — Под пальцами отца, едва ли не сдирающими нежную кожу на запястьях, рука заныла так сильно, что он застонал. — Врешь! — взревел старший Стотч, багровея от негодования. В этот раз он целенаправленно потянул сына за собой, делая шаг назад, тем самым заставив того перешагнуть через борт. Под мокрой ногой пол заскользил, словно лед. — Почему ты такое ничтожество, Баттерс?! Пытаясь удержать равновесие, юноша схватился за плечо отца, но Стивен, сморщившись, отстранился, отпустил руку сына. Секунда… Всего секунда на осознание того, что равновесие не удержать, что падает, — и боль в коленях, в ладонях. Белая напольная плитка перед глазами… Как утром — хоть кричи! — Докажи хоть раз, что ты достоин быть моим сыном! Локоть сдавило. Подавив желание сбросить с себя чужие руки, юноша покорно поднялся. Старший Стотч ниже него, но массивнее, а грохочущая в нем ярость ужасает до желания бежать — бежать прочь! Звонкая пощечина качнула голову. — Ударь меня! — прикрикнул Стивен, опаляя уже теперь другую щеку сына хлестким ударом ладони. Глаза Баттерса защипало от слез. — Ударь меня, выродок! Выкриком отца заложило уши. Юноша поднял вялую руку, рассек кулаком кажущийся тяжелым воздух и толкнул крепкое мужское плечо, продолжая разглядывать собственные пальцы ног, разъезжающихся на мокром полу. — Не будь бабой! — Очередное движение наотмашь — унизительная пощечина. Стиснув стучащие друг о друга зубы, Баттерс завел локоть назад для удара, но Стивен перехватил его двинувшийся вперед кулак и острыми костяшками впился в грудь подростка. Дыхание перехватило. Вспышкой искр взорвалась паника от удушья. Юноша, согнувшись, широко открыл рот, чтобы вдохнуть, но воздух не пошел. — Тебе нужно подумать об этом. В ушах вата, но эту зловещую фразу Лео расслышал. С нее начинались пытки… Страх, поглотивший рассудок, отозвался болезненно-быстрым сердцебиением — артерии вот-вот лопнут. — Нет… — безотчетно пролепетал он, не в силах скрыть ужас. В тот же миг пальцы отца с особой безжалостностью впились в его плечо — в самые чувствительные точки над лопаткой и ключицей. Уверенно направившись к двери, Стотч потащил ребенка за собой. — Нет! — выкрикнул Лео, попытавшись вырваться. Безуспешно. Он уперся, но стопы, предавая, заскользили по гладкой плитке. Блять, опять… Распахнув дверь, Стивен мельком глянул на сына, тут же съежившегося, предощущая последующий удар, но марать руки о ничтожество не стал. На ступенях дрожью свело тело. Лео дернулся несколько раз, непроизвольно перила сжал и тут же отпустил, инстинктивно пытаясь не оказаться в гостиной, не увидеть, как откроется перед ним дверь, ведущая в подвал… Хрипящее горло издало жалобный визг. На звук из кухни выглянула Линда. На долю секунды ее лицо выразило удивление, но, будто поняв, что зрелище перед глазами привычное, она продолжила с безразличием наблюдать за тем, как муж волочет абсолютно голого сына за собой. Немая мольба скривила губы Баттерса, но равнодушие матери расковыряло до крови уже имеющиеся раны. Она не поможет… Загремел тяжелый замок. Живот юноши скрутило так, что пришлось свести ноги, сжать ягодицы, чтобы не испражниться прямо здесь. Безысходность подчинила себе нового раба, заставила его смотреть на то, как раззевается пасть монстра перед ним. Дыхнуло пронизывающим холодом, когда дверь открылась. — Вперед, — скомандовал Стивен, приглашая сына пройти к зубастой лестнице, спускающейся в мрачную бездну. — Прошу… — еле слышно взмолился Баттерс, замирая на пороге. — Не сегодня… — Вперед. Стивен подтолкнул сына. Пихнул буквально. Баттерс по инерции сделал несколько быстрых шагов, схватился за перила, но ноги все равно сорвались, и угол каменной ступени впился в бедро. Вернулась боль к разорванным утром мышцам. Она помешает идти, но, если отец что-то заподозрит и полезет проверять… Сжав челюсти, Лео принялся подниматься, вслушиваясь в шаги спускающегося следом за ним палача. Тот возвысился над ним в момент, когда удалось скоординировать движения и продолжить путь. Хоть что-то хорошее в этом паршивом дне! В душной темноте подвала холодом, тянущимся от каменных стен, обдало мокрую кожу. Они свою жертву встречали враждебно, угрожая рано или поздно стать склепом. А ведь когда-то голубоглазый малыш именно здесь, в оборудованной отцом игровой, проводил время с друзьями... — Руки, — властно произнес Стивен, ослабляя свой галстук. Порядок действий всегда один, и, хоть отец вроде бы просит сопротивляться, учит быть сильным, лучше этого не делать. Неподчинение — табу. Опустив голову, Баттерс послушно завел руки за спину. Прикосновение шелковой ткани к коже — и она обожгла запястья, узлом затянувшись на них. Онемение возникло почти сразу. Позже вовсе перестанет чувствовать кисти — придет осознание, что выбраться отсюда нельзя. Он прикован тиранией отца к этой пыточной, как был прикован сегодня руками сверстников к полу в школьной уборной. Слабак! — Не дергайся. Прикоснувшись к подбородку сына, Стивен поднял его лицо и, заставив стоять так, сунул руки в карманы брюк. Судя по всему, Баттерс был настолько перепуган, что не заметил, когда отец успел захватить орудие пыток с собой, то ли старший Стотч подготовился заранее. Порядок во всем… Квадратной формы лоскуток ткани налип на висок. На второй. Лео сощурился, стремясь сдержать слезы: заплачет — будет больнее. Скривился. Эти электростимулирующие пластыри, предназначенные для сексуальных игр, Стивен Стотч использовал то в постели (наклеивал их на себя или на Линду), то здесь… Даже все еще пахло от них чужими гениталиями, от чего в пищеводе встала рвота. Лео задышал тяжело и быстро, ожидая возникновения боли в любой момент. Пока рука отца на пульте дистанционного управления, все ощущения сына подконтрольны только ему — крайняя степень диктатуры. Тепло согрело виски, а уже через минуту невидимые иглы начали покалывать их, забираясь все глубже под кожу. Еще минута — и невидимый зверь вонзил когти в голову. Еще — кто-то полоснул ножом… Баттерса оглушил собственный крик, отскочивший от стен. За миг до того, как, зажмурившись, упасть на колени, он различил торжествующую улыбку на губах отца. Настоящий злодей.***
— Лео! Юноша обернулся на голос, и сердце, которое все эти дни билось ровно, вдруг ускорило бег. С той ночи, когда дом четы Стотчей загорелся, прошло не больше пары недель. Неисправность проводки… Что ж, иронично: организованный, ценящий порядок во всем Стивен Стотч не уследил за такой мелочью. Впредь стоило бы быть осмотрительнее, но поздно: он за свою оплошность расплатился жизнью. Показательный последний урок для сына о важности контроля. Школу Лео не посещал. Большую часть времени он проводил в полицейском участке, где его мягко расспрашивали снова и снова о случившемся в тот злополучный день, закончившийся пожаром. Вспоминать о том, что утром сделали с ним сверстники, после того, как в морге лицезрел обгоревшие трупы родителей, почему-то не было больно — он во всех подробностях рассказал об их издевательствах над ним, о своеобразном изнасиловании, забыв о чувстве стыда, о милосердии. Оскорбивших его отправили под стражу (весьма кстати раны на теле Лео свежие и не стерлись еще следы совершенного старшеклассниками преступления). Поделом! Стотч, упиваясь торжеством справедливости, сдал их всех, умолчав лишь о Картмане. Решил, что колония для несовершеннолетних — это слишком мягко. Правда, иного наказания не придумал. Пока… Пока пусть бегает на своих коротких лапках. После — встречи с мэром. Деятельность организации Стивена Стотча была временно приостановлена ввиду потери большинства собранных им данных и разработанных им программ, хранившихся на его домашнем компьютере, однако администрация города оказалась заинтересована в том, чтобы дело отца продолжил сын (сказали, что у прямого наследника есть все необходимые качества). Разумеется, не сейчас — после наступления совершеннолетия. Будущий лидер. Этот статус нравился Лео, несмотря на обстоятельства, в которых он его получил. Плюс, организация похорон… Словом, дел у молодого Стотча невпроворот, поэтому времени на повседневное общение с кем-либо не оставалось, да он и не хотел: делиться мыслями и переживаниями с теми, кто может предать — бестолковость. Но кое-кто в своем стремлении поддержать старого друга оказался весьма настойчив. Торопливо, сменяя быстрый шаг на бег, Кенни приближался к только что покинувшему пределы территории кладбища Южного Парка однокласснику. Тот приходил к покойным родителям раз в несколько дней, проводил у их могил какое-то время, рассказывая надгробиям о своих планах (камни не навредят ему и уж точно не остановят), а затем садился в ожидающий его у церкви автомобиль и вновь становился Леопольдом Стотчем. Неудивительно, что Маккормик все же добрался до него. Возможно, что здесь именно этого Баттерс и ждал. Так и не уняв непроизвольно возникшую дрожь в руках, Лео спрятал их за спиной и принялся ожидать: ему не положено проявлять эмоции, а уж о том, как слабеют ноги при виде Кенни, никому не следует знать. Привязанности делают уязвимым. Однако Баттерс пошатнулся, потеряв на долю секунды концентрацию, когда Кенни, налетев, обнял его (крепко-крепко сжал плечи, стиснул грудь); виском тот задел мочку уха, дыханием щекотнул шею. Теплый и живой… В нос ударил приятный запах — его запах. Цвета соломы волосы Маккормика всегда пахли сладко — пахли цветочным медом; это заставило кровь бежать по венам чуть быстрее, чем нужно. — Привет, — сдержанно выговорил Лео, но голос его все же чуть заметно надломился: не способен он быть равнодушным к этому человеку — зря позволил ему появиться в своей новой жизни. — Как ты? — выдохнул Кенни, отпрянув от друга. Ростом Маккормик ему уступает, но каким-то образом смотрит всегда сверху вниз. — Справляюсь, — уклончиво ответил Стотч. От пристального взгляда юноши напротив, выражающего искреннее сочувствие, стало не по себе, и он повел плечами, чтобы сбросить с них чужие руки, но ладони Кенни лишь скользнули по рукавам пиджака к локтям. Лео попытался возмутиться хотя бы мысленно, но не смог. Кенни никогда не отпускал его… — Непривычно, — признался Баттерс, обмякая. Он опустил глаза, посмотрел на себя, на надетый строгий костюм, который вдруг стал сидеть кургузо, будто чужой. — И пусто вот здесь, — добавил, касаясь груди. — Если я могу хоть что-то сделать для тебя… — приходя в возбуждение, начал Кенни. Тревожится сильно, и это трогает, задевает светлые участки гниющей души. — Можешь у меня пожить, если хочешь. Поговорим… — Я уже оплатил ремонт родительского дома на унаследованные от них деньги, — прервав, констатировал Лео. Улыбнуться попытался, но, поняв, что скалится, насильно опустил уголки губ. Сложилось удачно: старушку Стотч, уже едва передвигающуюся, назначили опекуном, поэтому удалось остаться в Южном Парке и с умом самостоятельно распорядиться доставшимся богатством. — Скоро все будет, как прежде. Кенни отступил на несколько шагов, отдалился, но разглядывать не перестал. В самую душу смотрит, будто ищет что-то, будто наблюдает за реакциями, чтобы сделать выводы о том, кто перед ним… Впрочем, может, паранойя вынуждала Стотча думать так. — Я слышал, что случилось тем утром, — полушепотом произнес Кенни, и лицо его омрачилось выражением ужаса. — Многовато событий для одного дня, да? — усмехнулся Лео. Он спрашивал себя не раз: если бы то утро не случилось, чем бы закончилась та ночь? Стоял бы он сейчас напротив лучшего друга, ощущая тоску по былому себе, или же мог бы беззаботно проводить с ним все свое время, как всегда и мечтал? — Почему ты не рассказал мне? — Кенни сощурился то ли для того, чтобы сдержать слезы, то ли для того, чтобы отчетливее увидеть в глазах Лео ответ. В его вопросе столько неподдельного непонимания… Что ж, Леопольд Стотч объяснит. — Бездействие — преступление, — бросил он. — Согласен, Кен? Маккормик не ответил, но каждая мышца его лица напряглась, будто он заранее понял, что дальнейший разговор ему не понравится. Сердце Баттерса, предательски зачастившее, сдавило ребрами, узкой грудной клеткой. Единственному человеку стоило оказаться не бесчувственным, чтобы прервалась череда событий, несущих за собой хаос. — Кайл видел, что делают со мной, — признался он. Секундное чувство вины отравило: взгляд Кенни преисполнился нестерпимой болью, а затем его хмурость и неверие выдавили все хорошее, что еще оставалось в Баттерсе. — Он не помог, — проскрежетал незнакомый голос. — Ушел, не сказав ни слова. Кенни, показалось, поймал пулю грудью: до того безжизненно белым стало его лицо. Зажмурив потемневшие глаза, чтобы подумать, покачал головой. — Не верю… — шепотом произнес он. — Не верю, Лео, — непоколебимо заявил, посмотрев на друга. — Ты ошибся. Он бы никогда… — Это его вина! — выпалил Стотч. Звук его голоса зловещим эхом отскочил от стен церкви и ближайших домов. Взгляд стал диким, но угас так же быстро, как и вспыхнул. — Впрочем, выбор за тобой, — холодно сказал он, убирая руки в карманы брюк; высокомерно вскинул голову. — Выбор? — взволнованно повторил Кенни. — Между ним и тобой? — Он бессильно развел руками, теряясь и теряя над собой контроль. — Невозможно! — выкрикнул, подался вперед, чтобы, толкнув, привести Баттерса в чувства, но сдержался. — Ты — мой друг, а он… — А он? — бесстрастно поинтересовался Лео. Ответ он знал, но наблюдать за тщетными попытками идеального во всем Маккормика скрыть единственную свою слабость — удовольствие, хоть и весьма извращенное. — Боюсь, мне нет места в неразлучной компании десяти благородных друзей. Сказав это, Лео поднял задумчивый взгляд к затянутому дождевыми тучами небу, будто что-то припоминая, и, ухмыльнувшись собственной догадке, посмотрел на Кенни теперь уже иначе. Так, как не смотрел никогда. — Будь осторожен, ладно? — Махнув рукой на прощание, Лео повернулся к нему спиной. — Ходят слухи, что в городе сеет хаос какой-то псих в плаще. — Он не смог сдержать издевательского смеха. — Как в кино, да? Вот только остановить его некому. Ошарашенность Кенни сменилась вынужденной холодностью. — Я справлюсь — не волнуйся.наши дни
— Ты тоже слышишь музыку, или я настолько опьянел? — весело усмехнувшись, Кайл оценивающе посмотрел на полупустой бокал перед собой, а затем окинул взглядом просторное помещение, в котором они находились. Столовая — днем. Вечером — дешевый кабак. С высоким потолком круглый зал, заставленный множеством разнообразных столов, пребывание в котором сопровождается гулом голосов, грохотом тарелок и журчанием льющейся воды, изначально был полупустым. Выбрав для себя небольшой столик вдалеке, Стэн и Кайл начали со скромного обеда, полагающегося местным рабочим бесплатно — им как чужакам, разумеется, пришлось заплатить (к счастью, Марш предусмотрителен — запасся новой валютой). Немного позже, когда, судя по биологическим часам, стемнело, Стэн предложил отметить долгожданную встречу. Разливаемый в этом заведении алкоголь довольно-таки быстро разогрел кровь, сделал парней более шумными, беззаботными. Вот они уже вспоминают, как играли вместе в детстве, как ругались из-за пустяков и мирились так, что умилялся весь город… Когда рабочий день на востоке завершился, столовая заполнилась хлынувшими сюда усталыми трудягами, заинтересованными теперь лишь в одном — в расслаблении. Стало шумно, душно. А в определенный момент начало казаться, что время скользнуло назад — туда, где нет вечной зимы. Все они будто в старой пивной «Козловица», а не под землей. — Музыка? — уточнил Стэн. Сначала рассмеяться захотел, но недоуменно пожал плечами, все же различив похожие на гремящую мелодию звуки. Такая прежде из клубов доносилась. Стучащая, заставляющая сердце биться в унисон с бодрым ритмом. Впрочем, сердце Марша разгоняла радость от того, что перед собой он видит улыбающиеся родные зеленые глаза лучшего друга, его ресницы (их он особенно любил за изящный изгиб), его губы, на которых блестят капельки слюны. — Наверняка для высокопоставленных лиц был сооружен более комфортный зал, — задумчиво протянул Кайл, продолжая въедливо рассматривать окружающий пейзаж. — Ни за что не поверю, что Дуги и его непомерное эго обедают с этим отребьем. — Он усмехнулся и сделал несколько глотков из покрывшегося мутным налетом бокала. Местный алкоголь весьма своеобразен на вид и вкус, но действует, как красное вино. — Дуги — народный любимец теперь, — справедливо заметил Стэн. Ему уже невдомек, о чем именно говорит Брофловски (в голове лишь осадок его чуть скрипучего голоса), но не поддержать беседу нельзя: обидит. — Веришь в это? — Вопрос, на который нет исчерпывающего ответа. Кем стал тот, кто мечтал о мировом господстве и в конце концов получил желанную власть, судить сложно. Известно, что Дуглас О’Коннелл помог многим выжить, но не для того ли, чтобы иметь в своем распоряжении рабов? Стэн опустил взгляд на свой стакан с вязкой жижей горчичного цвета (пора бы допить это дерьмо); покачал головой, обозначая тем самым, что говорить с уверенностью ни о чем не может. Плюс, если честно, повороты языка отнимали много сил — еще немного, и идеальным решением станет отправиться спать. — Любопытно, как Дуги планирует избавиться от холода, — посерьезнев, проговорил Кайл, в такт произносимым словам качая бокалом перед лицом. — Я много думал об этом, но так и не смог разработать идеальную схему. В теории необходима энергия, по мощности равная солнечной, но контролируемая; важно регулировать количество поступаемого в атмосферу тепла, распределять его… — Так и не выпил — поставил посуду на стол. — Нам нужно второе Солнце. — Спасибо, Кайл. Отвлекшись от размышлений, Брофловски перевел вопросительный взгляд на друга. — Тогда… — туманно произнес Стэн и вдруг зажмурился, будто пытаясь сдержать слезы. — Я так и не поблагодарил тебя за то, что ты сделал для меня. — Сфокусировав взгляд на лице перед собой, он положил свою ладонь на костяшки Кайла. Прикосновение нежное, трепетное… Тот, еле заметно вздрогнув от охватившего волнения, бережно высвободил свою руку и убрал под стол: лучше не допускать неоднозначных жестов, когда кровь на девяносто процентов состоит из спиртного. — Тебе, кажется, достаточно, Стэн, — мягко улыбнулся Кайл, концентрируясь на умилении, которое мог вызывать своей непринужденностью нетрезвый Марш. Помнится, в любви признавался даже в таком состоянии… — Ты становишься похожим на отца. — Кайл весело ухмыльнулся, найдя сходство молодого Рэнди и взрослого Стэна очаровательным. Однако лицо Стэна стало мрачным, сдвинулись к переносице черные брови, опустив на светлые глаза и нежную кожу под ними глубокую тень. Столь резкая перемена заставила Кайла напрячься до спазма в желудке (а может, перепил тоже). И вдруг осколком льда вдоль спины прокатилось осознание… — Что-то случилось? — подавшись вперед, спросил он. Какую-то странную эмоцию выразило лицо Стэна. — Папа умер, — хмыкнул он, в свое показное безразличие непроизвольно вложив всю боль и скорбь. — Сразу после нашей с тобой первой встречи. Кайл ахнул. — Стэн, мне жаль! — быстро и громко проговорил он. — Я не знал. Прости. — Кисть Брофловски скользнула по столешнице. Теперь не до двусмысленностей — сейчас его лучшему другу нужна поддержка, и он окажет ее всячески! — Ерунда, — бросил тот, но беззаботнее выглядеть не стал. — Если и винить кого, то Кенни… Тянущаяся к руке Марша рука Кайла остановилась на полпути. — Что? — выдохнул он, застыв. Даже кровь, заледенев, перестала циркулировать. Послышалось ведь? Или же прямо сейчас найдется разумное объяснение для абсурдного заявления. Стэн залпом осушил свой стакан, поставил его на стол, вытер губы локтем. Прошла целая вечность, прежде чем он заговорил! — Кенни должен был следить, чтобы ничего не случилось, но произошел несчастный случай, и мой отец погиб, — мрачно добавил Марш, продолжая разглядывать собственные подрагивающие руки. Все еще больно. Разбитые костяшки ноют тоже. Но хоть ненависти нет. Гнев мучительнее горя. Сердце Кайла зашлось. Аж в глазах потемнело… — Ты с ним виделся? — выпалил он, приподнимаясь со стула — не усидеть, когда все тело распирает негодование, обида, плавно перерастающая в злобу. Увлекшись воспоминаниями, Стэн странной перемены в друге, румянец на щеках которого сменился мертвецкой бледностью, не заметил. — Почти сразу после бури мы с ним организовали пристанище в бункере под моим домом, который вместе отстроили еще в школе, — продолжил свой рассказ он. — С Маккормиком я одну крышу делил все эти годы. Помогал ему, а он — мне… Услышанное ударило по голове, оглушая, как звон исполинского колокола. Стэн говорил, говорил, говорил, но Кайл уже не мог разобрать ни слова — только дышал, стараясь унять сердцебиение и справиться с нещадно жгущей кожу болью. Кенни… Его Кенни врал! Врал с самого начала о том, где бывает, о том, что видит. Из ревности или из иных соображений скрывал, что Стэн Марш, о котором Брофловски порой думал как о погибшем, по которому плакал на груди любящего человека, а затем принимал ласки того, чтобы успокоиться, жив. За что? — Кайл? — позвал Стэн, завидев, что тот, качаясь, поднимается с места, беспорядочно оглядывается, будто пытаясь осознать, где находится. Захмелел? — Ты в порядке? Огнем горящие от подступивших слез зеленые глаза, не видящие ничего, кроме лица Кенни, впервые показавшегося чужим, посмотрели на него. Голова Кайла от бешеного количество мыслей начала раскалываться на осколки, и он взялся за виски, чтобы удержать крошащуюся черепную коробку, но нажим непослушных рук лишь усилил боль. Раскаленное железо обволокло мозг, как смола, грозясь, преисполнив, растечься по щекам. — Мне нехорошо… — проговорил юноша, отшатнувшись от стола. Зацепил неуклюжим телом чей-то стул; чтобы устоять, схватился за спинку и сдвинул его вместе с сидящим. — Что за херня?! — прозвучал низкий голос поднявшегося с места потревоженного мужчины. От здоровяка Кайл попятился, не сразу поняв, что именно возвысилось перед ним. — Сопляк, научись пить! — Удовлетворившись реакцией молодого парня, незнакомец повернулся к сидящим за одним с ним столом товарищам. — На кой хрен тут таких дохлых держат? — возмутился он. — Годятся только для ебли с конченными… В оцепеневшем теле Кайла каждая мышца напряглась до предела; выступили вены на руках, на шее. — Повтори, — процедил он, решительно делая шаг вперед. Плещущаяся внутри злость так и искала, куда пролиться. Незнакомец, демонстрируя пренебрежение, полностью не обернулся даже. — А не то что? — гадко усмехнулся он. — Сразишь меня своей смазливостью, голубок? Зазвучал раскатистый пьяный хохот, и в помещении стало заметно жарче, будто кто-то повернул вентиль, и горячий воздух хлынул внутрь через вентиляцию. Стэн, моментально трезвея, сорвался с места. О, не в вентиляции дело! Поспешно приблизившись к другу, он, тронув его за руку, чуть было не вскрикнул, ощутив обжигающий жар инопланетной кожи, но, не подав виду, встал перед ним, ровно посмотрел на нарывающегося на неприятности коренастого мужчину. — Не будем портить друг другу вечер, — предложил Марш. Нивелировать конфликт необходимо любой ценой. Тот оценивающе оглядел юношу, склонил голову, чтобы за его спиной увидеть Брофловски. — А это дружок твой, педик? — издевательски протянул он. Что ж, не любой ценой… Стэн ухмыльнулся, опустив взгляд. Секунда на то, чтобы рассчитать расстояние, прикинуть, сколько сил вложить… А в следующую его кулак рассек воздух, молотом обрушиваясь на челюсть незнакомца. Зал загудел (до слуха донеслись ругань и крики), зашевелившись, словно потревоженный муравейник. Ожидаемо — не страшно! Встав из-за стола, перед Стэном выросли еще три массивные фигуры. Рука Марша непроизвольно потянулась к поясу, в ладонь легла давно ждущую повода выбраться из кобуры пневмодрель. Впрочем, не время… Один из противников двинулся навстречу. Забавно, что пьяный мозг не подвел! Двинув ногой табурет Кайла вперед, Стэн преградил врагу путь, заодно ударив по коленям. Вскрик и стон. Чьи-то руки потянулись к его плечам — оттолкнулся от спинки стула, подпрыгнул. Легко вскочив на стол, Марш позволил себе насладиться адреналином, прыснувшим в кровь. Высота даст преимущество, и наплевать, что все увидят, кто он: останавливаться попросту не хочется! Тело истосковалось по дракам. Небрежное движение, и пустой стакан отправился прямиком в лицо двинувшегося к нему, расталкивая остальных, разъяренному мужчине. Спесь спала. Веселое зрелище! Кто-то потянул ногу Стэна к краю, чтобы лишить равновесия. Выхватив отвертку, тот ударил наотмашь, оставляя на щеке противника алую полосу. Чужие фигуры работяг, окружая, начали стягиваться к столу. Решительно взявшись за рукоять пневмодрели, Стэн прикинул, что потолок достаточно крепкий, чтобы не раскрошиться от выстрела, а жаждущих выпустить пар это отпугнет. Привычным движением вытягивая оружие, он ощутил вдруг прикосновение чьей-то тяжелой руки к своей. — Порядок! — коротко скомандовал Дуги, и его люди, молниеносно рассредоточившись, одним лишь своим присутствием умерили пыл бушующей толпы. Под нажимом руки бывшего злодея, держащего его ладонь на дрели, Стэн ослабил хватку и замер, недоуменно глядя сверху вниз на О’Коннелла. «Полный неудачник», как назвал его ранее Кайл, внешне сильно изменился: нет смешной рыжей копны на голове — волосы на военный манер коротко подстрижены; нет круглых очков — на него смотрят два почти черных глаза; невысокий, но довольно крепкий, под замысловатой броней скрывающей подкаченное тело. — Вот так встреча, коллеги, — чуть громче произнеся последнее слово, Дуги коротко усмехнулся. Он убрал руку от Стэна и отошел в сторону, чтобы дать тому спуститься. Доверия его дружелюбие не вызывало, и все-таки Стэн спрыгнул на пол, подошел к Кайлу, не отрывая взгляда от старого знакомого. — Не будем портить друг другу вечер? — проговорил Дуги, складывая руки на груди. Что-то в сказанном им показалось Стэну знакомым, но значения он этому не предал. — Так просто разойдемся? — с сомнением уточнил он. — Кое-кому нужно остыть, — юноша кивком указал на Кайла. — А предаться воспоминаниям сможем, когда протрезвеете. Но я бы предпочел не ворошить прошлое: о будущем думать целесообразнее. — Развернувшись, он качнул пальцем, давая своим людям указание навести порядок. Стэн хотел было задать еще вопросы, не веря в благородство злодея, но чужое тело завалилось на его плечо. — Кай? — позвал он, заглядывая в лицо друга. Выглядел тот плохо. То ли перепил, то ли вспышка гнева сказалась на состоянии, разгорячила до полного истощения. — Нужно остыть, — подтвердил Брофловски. В гостиничных номерах на востоке города индивидуальных душевых не было — только общие (в коридоре), предназначенных для всех проживающих в каждом конкретном крыле. Они представляли собой смежные помещения площадью не более пары квадратных метров; совершенно идентичные, одинаково затхлые. Ввалившись в одну из них, Стэн, сморщив нос, огляделся. Каменные стены, покрытые склизкой плесенью, изрезаны разной толщины чугунными трубами; к крюку под потолком прикреплен душ, под ним — слив, используемый чаще как унитаз, судя по исходящему оттуда стойкому запаху мочи. Что ж, люди здесь работают днем и ночью — никому не до роскоши. Сняв с себя руку еле шевелящегося Кайла, Стэн прислонил его спиной к ближайшей стене. — Лучше? — закрывая деревянную дверь на задвижку, спросил он; вернувшись, коснулся лба кивнувшего в ответ Брофловски. — Ты горячий до сих пор, — безрадостно констатировал он. Раньше подобное случалось тоже: Кайл не всегда контролировал свои способности, а злость делала их вовсе неуправляемыми для него самого — бомба замедленного действия. — Не стоило так заводиться… Это всего лишь пьяные придурки. — Дело не в них, — устало выдохнул Кайл, расстегивая ветровку. Впервые в жизни жар кажется ему мучительным, а огонь внутри — чужая стихия. — А в чем? Он поднял взгляд, посмотрел в глаза Стэна, приоткрыл рот, но ничего не сказал. Что, собственно, он мог сказать ему? — Забей. — Махнув рукой, Кайл принялся выбираться из верхней одежды. — Можешь воду включить? Кивнув, Стэн метнулся к душу. Его легко отвлечь необходимостью заботиться, чтобы не пришлось объясняться. Стянув рукав, Кайл непроизвольно сжал грудь в том месте, где полыхало его сердце. То ли собственные силы причиняли боль, то ли что-то другое… Другой. Кенни. Ощутив, что горло перехватывает подступившими к глазам колючими слезами, он поднял взгляд к потолку, чтобы сдержать их; сжал губы до тонкой белой линии. Наверняка было логическое обоснование у всех действий Кенни, и все же его грубая ложь (его предательство, блять) ощущалась, как удар ножом в спину. И неумолимо лезла в голову мысль, что запрет покидать дом не был проявлением заботы. А ведь они столько слов сказали друг другу в стенах комнаты Маккормика, столько признаний сделали и надежд озвучили. Кенни порой смотрелся так, что, казалось, в одних лишь глазах напротив он видит мир, который ему нужен, — остальной может сгореть. Касался так, будто ничего более ценного, чем кожа Кайла, для него не существовало — за возможность хотя бы держать за руку мог убить. А Кайл наслаждался его нездоровой одержимостью… Сам виноват, что повелся на эту красоту! Зажурчала слабая струя, потекшая из душевой насадки на трубе. — Твою мать! — выругался Стэн. Он поднялся на цыпочки, вооружаясь пассатижами и парой шестигранников. Что-то в незамысловатом механизме мешало воде течь из всех имеющихся отверстий, и Марш намеревался это исправить. Кайл мельком глянул на него, но задержал взгляд, заинтересовавшись рельефом вытянутых рук. Лучше думать о том, какое натренированное тело у лучшего друга, чем о худощавом лживом мудаке, да? Улыбнулся, когда вода вдруг брызнула на лицо Стэна. Возмущенно надув щеки, тот отскочил в сторону, но подобрался, вознамерившись дать сдачи «противнику». — Сойдет, Стэн, — оттолкнувшись от стены, сказал Кайл. Вода показалась ему необходимостью, и он направился к душу, забывая вообще обо всем. Так хочется остудить кожу… — Спасибо. — Одежда, Кай! — напомнил Стэн. Остановившись, тот обнаружил, что куртку так и не снял. Что ж… Протрезветь, очевидно, не будет лишним тоже. Не без труда вынырнув из рукава, он, устав возиться, швырнул одежду на грязный пол, но Стэн поймал ветровку друга, забросил себе на плечо. — Промокнет же… — сокрушенно произнес он. Столь трогательное беспокойство… Умильно улыбнувшись, Кайл взялся за края футболки (ее тоже попытается испачкать: заботливый Марш чертовски мил); пошатнулся, поскальзываясь на уходящей из-под ног земле. — Я помогу! — вовремя спохватился Стэн, восстанавливая равновесие Брофловски прикосновением к его пояснице. — Подними руки. — попросил. Встав позади, потянул чужую футболку вверх и вдруг замер. — Боже, Кай… Кайл ощутимо вздрогнул, с ужасом осознавая, что именно видит Стэн, но парализованность не позволила сделать ни движения. А хотел ли он скрыть свои шрамы от человека, за счастье которого ими расплатился? Его кожа нещадно испещрена синеватого цвета рытвинами, белесыми выбоинами. Куски мяса, кажется, выдранные из него зубами, затянулись полупрозрачной пленкой, не скрывающей ни рваные мышцы, ни серые кости. Видны паутины прожилок, сложный узор разбитых вен. Жуткое зрелище, от которого Стэна замутило. — Уродство, да? — зажмурившись, выговорил Кайл. Чужой голос вывел Марша из ступора. Он заставил себя смотреть на горный пейзаж из ран перед собой. — В тот день… — начал он нерешительно. — Да, — не дожидаясь вопроса, подтвердил Кайл. С остервенением он стянул с себя футболку и отбросил, весь свой неуемный гнев вкладывая в одно это размашистое движение. — Твик это сделал, — проскрежетал его низкий голос. — И многое другое. Стэн вдохнул, чтобы заговорить, но Кайл шагнул вперед; струи воды упали на его тело, и от остужаемой кожи вверх потянулись клубы белоснежного пара — слова кончились. Капли, разбиваясь о плечи, побежали вниз по лопаткам, по лабиринтам шрамов на спине — к пояснице. Он, окутанный вздымающимся туманом, развернулся, позволив воде потечь по груди, по животу. Пояс его джинсов начал намокать, начали разрастаться на них темные пятна. От завораживающего зрелища Стэна отвлекло движение: Кайл протянул ему раскрытую ладонь. — Не хочешь? — спросил Брофловски, улыбнувшись. С прядей его пламенных волос, налипших на лицо, капли обрушились на острые ключицы. Почему-то думать стало очень сложно, будто поднимающаяся белая пелена затуманила рассудок. — Хочу? — переспросил Стэн. Паника почему-то захлестнула. Обворожительная улыбка Кайла стала еще шире. — Это отрезвляет, — признался он, запрокидывая голову. Чувствовать прохладу сейчас — наслаждение. Он убрал со лба от воды ставшие цвета крови волосы. Моргнул несколько раз, чтобы смахнуть капли с ресниц, и посмотрел на озадаченного юношу перед собой. — Стэнли Марш, когда ты стал таким стеснительным? — весело усмехнулся, расстегивая пуговицу на ширинке джинсов. Тяжелые от воды штаны вместе с нижним бельем сползли до голеней. Он наклонился, буквально согнувшись пополам, чтобы развязать шнурки на сапогах. Струи воды, ударившись о его лопатки и выпирающий позвоночник, побежали, щекоча, по ребрам. Стэн провел похолодевшей ладонью по лицу. Вроде бы следовало отвернуться, но ведь ничего предосудительного нет в том, что он смотрит на человека своего пола. Впрочем, Кайл вовсе и не человек, и, пожалуй, от того его стройное тело притягивает взгляд. Странно лишь то, что сердце колотится так, что больно в груди. Сняв сапоги вместе с остатками одежды, Кайл отбросил вещи в сторону. — Так ты идешь ко мне? — позвал он, выпрямившись во весь рост. Взгляд Стэна скользнул вниз, но он поспешно убедил себя смотреть в глаза. Что-то совсем странное происходит в этой душевой. Слова Кайла кажутся двусмысленными, и эта его манящая улыбка… — Наверное, мне лучше… — севшим голосом еле выговорил Стэн — пришлось откашляться. — Мне лучше сходить за вещами для тебя. — Он небрежно указал на смятые предметы одежды, разбросанные по полу. — Глупости, — отмахнулся Брофловски. — Расслабься же, Стэн! — Просияв, он ударил рукой по льющейся воде, направляя брызги в сторону друга. Стэн зашевелился, пытаясь закрыться, но не вышло. — Кайл! — недовольно буркнул он, когда, только-только выглянув из-за предплечий, лицом встретился с очередной бесчестной атакой. Заливистый смех Кайла зазвенел в тоскливых стенах душевой. — Прекрати! Тот останавливаться не собирался и лишь бодрее продолжил, когда Стэн двинулся навстречу. — Кайл! — повторил тот, добравшись наконец до руки друга. Сжал его запястье и попытался отпрянуть, поняв, что оказался под струей воды, но тот не позволил. С волос потекло на лицо — пришлось тряхнуть головой. — Теперь ты улыбаешься, — удовлетворенно протянул Кайл. — И отпираться теперь бессмысленно, — окинув взглядом промокшую футболку Стэна, заключил он. Потянул вдруг на себя. Марш по инерции шагнул вперед, но Кайл сам остановил его, положив ладонь на грудь. Скользнул вниз… — Это нужно убрать, если не собираешься использовать, — игриво улыбнулся он, пробежавшись пальцами по инструментам на поясе Стэна. Сдавившее грудь волнение удалось выдохнуть из легких с горячим воздухом. Кайл Брофловски — шутник. Он пьян, и ему попросту нравится преувеличенно кокетничать с другом детства. Стэн наклонил голову, чтобы найти застежку ремня сзади, непослушными пальцами вцепился в нее, как будто она могла помочь не упасть. Вода потекла за шиворот. Холодно. Кайл приблизился, и его руки, обвив талию, легли поверх рук Стэна. — Справишься? — выдохнул он, переплетая их пальцы, чтобы помочь. Стэн замер, подняв взгляд на него. Так близко, что губами можно коснуться кончика носа. По щекам Кайла, деля лицо, растянулись длинные тени от ресниц. Он почему-то перестал улыбаться. — Смелее, Стэн, — произнес полушепотом, не поднимая глаз. — Мне нельзя самому, но если ты… — Я не понимаю, — также тихо ответил тот. Кайл моргнул медленно-медленно, словно давая время подумать, осознать. Вдохнул, собираясь с силами тоже, однако лишь обмяк сильнее. — Прошу, — млея, выдохнул он в губы напротив, то ли изнывая, то ли притворяясь, чтобы выглядеть соблазнительнее. Хотя и без того его взгляд, его голос, его мольбы — все гипнотизировало. Руки какое-то время лишь держали пальцы Кайла. Еще несколько чужих выдохов — свои Стэн не ощущал. Сам не понял, что сделал, но губами коснулся чего-то мягкого, теплого. Поцеловал? Он отстранился почти сразу, посмотрел на чужие нервно бегающие из стороны в сторону зрачки, слыша громкий стук сердца. Своего? Кайл стиснул зубы, крепче сжал пальцы. Распирающее грудь приятное беспокойство отравило чувство вины. Яд, показалось, разъел кости, мышцы, кожу, потек по телу. Но Стэн приблизился к нему, и предавать другого стало легче. Слабый ответ на поцелуй — еле заметное шевеление губами, как если бы Кайл делал это впервые. Стэн отстранился вновь, но лишь для того, чтобы прильнуть решительнее. Руками он обхватил его лицо, легким нажимом на нижнюю губу приоткрыл его рот и толкнулся внутрь языком. Ремень с инструментами, загрохотав, упал под ноги. Это отвлекло, но Брофловски теперь уже поцеловал сам — суетных мыслей не осталось. Требовательно, словно побуждая к еще большей смелости. — Ну же… — взмолился он и, не позволяя Стэну ответить, нырнул в его рот снова. Задыхаясь накатывающим возбуждением, жадно втянул воздух. Глаза напротив такие же голубые, как у Кенни. И смотрят так же… Пересилив болезненное оцепенение, Кайл взял руку Стэна в свою, с принципиальной уверенностью направил ее к своему животу, чужими пальцами провел по нему, по жестким волоскам на паху; позволил коснуться твердеющего члена. Стэн, вздрогнув, попытался отдернуть руку, но не слишком решительно и, будто невольно, продолжил двигать ею, когда хватка Кайла ослабла, когда его пальцы, разжавшись, скользнули по костяшкам, запястью, предплечью. Легли на шею, притянули… — Так нельзя… — выдохнул Стэн, опуская взгляд на происходящее внизу. Перед глазами помутилось. Он действительно касается друга детства так или кажется, может? Из-за жары. Из-за опьянения. — Нельзя, — согласился Кайл, не прекращая прижиматься губами к уголкам губ, глаз, к скулам. Стэн понятия не имеет, насколько нельзя! Как только рука Брофловски оказалась в штанах, Марш поцеловал его грубее, чем следовало, вжимая израненной спиной в мокрую от брызгов стену. Тихий стон зарезонировал во рту. Стэн отдалился сразу же, страшась случайно причинить боль. — Стоило пойти в гостиницу, — встревожено озвучил он первую пришедшую в голову мысль. Каким бы клишированным был их секс… А вот от этой отнюдь не робкой мысли передернуло. — Стоило сделать это несколько лет назад, — произнес Кайл, и, кажется, какие-либо границы, останавливающие их стремление быть ближе, разом рухнули. Порывистым движением Стэн развернул его к стене, прикоснулся губами к мокрой шее, бережно вгрызся в нее, почувствовав, как сладка на вкус чужая мягкая кожа. Единственное, что осталось мягким, — соприкасаясь друг с другом, они оба это чувствовали. Пальцы Стэна коснулись гладких губ Кайла, скользнули внутрь его рта, заглушая последующий стон. Осталось еще понимание, что никто не должен это услышать. Свободная рука двинулась вдоль худого тела, всколыхивая волны непроизвольной дрожи, легла на прогнувшуюся в пояснице бугристую спину, опустилась ниже. Брофловски нетерпеливо подался навстречу, тазом оттесняя Стэна к воде. Тонкие струйки засочились по их телам. Разделив себя и его ладонью, Стэн с осторожностью двинулся вниз, нащупывая каждую малейшую складку между ягодицами. Остановился, расслышав требовательное мычание. Надавил, и сердце до горла подскочило, закружилась голова от умопомрачительного ощущения близости, когда почувствовал, что движется вглубь. Палец пленили чужие податливые мышцы. Стекающие с ноющих губ Кайла слюни размазались по кисти Стэна. — Так легко… — пролепетал Марш, захлебываясь накатившим вожделением. В ответ лишь тяжелое дыхание, в котором просьб больше, чем в любых словах. Он сомневался всего секунду. Опустившись на колени, Стэн раздвинул его ягодицы, крепко сжав, и прильнул к морщинистой коже губами. Двинулся вглубь языком, едва соображая, что делает, но понимая одно: нужно совсем немного слюны, чтобы достаточно смазать; однако стон Кайла вдребезги разбил реальность: пространство и время. Ничего, кроме нежности в этот короткий миг, отзывающейся желанием дарить и дарить удовольствие, всполох за всполохом, и украдкой запоминать каждую звучащую ноту в мелодии чужого экстаза. Как и когда поднялся, Стэн не понял. Настойчивое головокружение мешало думать, осмыслять свои действия. Но не мешало чувствовать бешеное возбуждение от происходящего. Аж больно от разрывающего желания! Конец члена уткнулся в мокрую от слюны точку. Тазом толкнулся вперед в тот же момент, когда Кайл двинулся навстречу. Войдя наполовину, от встревоженности едва не падая, ощутил, как дрожат соприкасающиеся с его чужие холодные ноги, как распирает частыми вдохами изуродованную спину. Нет… Кайл прекрасен! Снаружи и внутри. Упоительно находиться настолько близко (буквально в нем); будто звезды коснулся. Взявшись за бедра, Стэн потянул юношеское тело к себе, и уже через миг пахом коснулся ягодиц. Не удалось сдержать больше похожий на истеричный вдох стон. Он вышел ненамного и двинулся внутрь снова, чувствуя необходимость быть там, чувствовать жадно обхватывающие его член тугие стенки, выдавливать из-под чужой диафрагмы хриплые сладострастные крики. Рукой сжал липкий от выступивших капель спермы член Кайла, продолжая поступательно двигаться в нем. Вскрик, на выдохе перетекающий в стон, за вскриком… Мольба не останавливаться. И срывающееся с губ: «Стэн» — звучащее все привычнее.***
Первое, что почувствовал Твик, проснувшись — собственное тело. Кожу, все еще особенно чувствительную, окутывало приятное тепло, исходящее от ворсинок пледа, которым он оказался укрыт. Как заснул, Твик не помнил, но, разлепив веки, различил под собой обивку дивана, стоящего в гостиной жилища Донована, а перед собой — журнальный стол, перепачканный пеплом, заполненную окурками пепельницу на нем. Удалось сообразить, что перебрал вчера с травой, не остановившись на половине взятого из рук Клайда косяка… Впрочем, чувство вины не возникло. Твик возликовал даже: вчера ему захотелось снять стресс, и он это сделал! Крэйг может позволить себе поступать как вздумается, невзирая на их отношения (странно называть происходящее между ними так, но они вместе — факт), — он может тоже. Сев ровно, Твик скинул с обнаженных плеч плед, лениво потянулся, сладко зевая. Невозможность вспомнить прошедшую ночь в сравнении с тотальной потерянностью в прошлом не казалась катастрофой, и ощущать пустоту в прочистившейся голове было приятно. Как и ломоту в теле. Все до единой мышцы расслабленны, а силой наливаются медленно, позволяя сполна насладиться неспешным пробуждением. Поднявшись, Твик огляделся, проводя рукой по затекшему лицу. Никого. В гостиной пусто и тихо, в углах — несколько тусклых ламп. Все так, как и ночью, но внутри тела возникло понимание, что на поверхности утро (такое Твик, дитя бури, умеет чувствовать). Клайд наверняка занял ныне пустующую спальню. Пусть спит… Оценив свои физиологические потребности, Твик принял решение не будить заботливого друга и направился к кухне. Донимать и без того много сделавшего для него человека своими желаниями (все же длительное пребывание в коме давало о себе знать постоянным зверским голодом) не хотелось — поищет что-нибудь съестное сам. Растирая плечи, Твик босиком прошлепал по холодным камням, но остановился, заметив мелькнувшее в обломках висящего на стене зеркала собственное отражение. Разбито… Трещины фейерверком кривых линий разбрызгались по поверхности, полностью лишая возможности видеть в отражении хоть что-то, но Твик невысок — в более или менее уцелевшей нижней части зеркала ему видно себя. Себя… На несколько секунд он замер, пытаясь осознать, кого именно видит, узнать этого человека, но мозг упрямо отказывался принимать непривычную действительность. Копна растрепанных волос прятала под собой круглое лицо, грубо обрезанное с боков впалыми щеками. Ниже, под жилистой шеей — узкие, как у девчонки, плечи. Еще ниже — выпирающие ребра, отбрасывающие тень на плоский живот. Так себе зрелище. Потянув за завязки, Твик спустил до щиколоток свободные спортивные штаны, открывая своему обзору тонкие, покрытые светлым пушком ноги. Следом за штанами отправились трусы. Рассмотрел сморщенный член и, не выкарабкиваясь из лежащей на полу одежды, чуть повернулся боком, чтобы оглядеть себя со всех сторон. Болезненно худой, болезненно бледный. Мышцы только-только начали очерчиваться под лунного цвета кожей. — Я думал, до полудня проспишь, а ты уже на ногах, — бодро начал Клайд, входя в гостиную. Убрав с головы полотенце, которым вытирал мокрые после душа волосы, он округлившимися от изумления глазами уставился на голого юношу перед собой. — Господи! Твик! — воскликнул он, торопливо отворачиваясь. — Какого хрена?! Встрепенувшись, Твик поспешно наклонился, натянул белье и штаны. — Извини! — пролепетал он виновато, торопливо завязывая узел. Жаром обдало раскрасневшееся лицо — стало трудно шевелиться. — Я совсем не подумал… Клайд рассмеялся, и его приятно обволакивающий смех довольно быстро разрядил напряженную обстановку. — Не страшно, но ты гей — думаю, мне не полагается любоваться твоим дружком. Донован повернулся к Твику, предварительно дав достаточно времени, чтобы одеться. Повесив полотенце на плечи, он поправил маску. На нем сейчас джинсы и одна лишь свежая малинового цвета футболка. Стало очевидно, что не только кисть Клайда пострадала от удара током — перебинтована вся рука. Не исключено, однако, что искалечены и другие области… Впрочем, не это привлекло внимание Твика. — Ты побрился? — вскинув светлые брови, спросил он и почему-то, сам того не заметив, улыбнулся. Клайд, по-детски смутившись, опустил взгляд, и потер ладонью гладкую щеку. Милое зрелище. — Пожалуй, да, — невпопад бросил он. Медленно приближаясь к другу, Твик отметил, что теперь тот выглядит моложе — совсем юный еще парень, как и он сам. У Клайда выразительные чувственные губы и, оказывается, несколько родинок на лице: одна под скулой, а другие на подбородке (совсем крошечная и побольше). — Ты вчера сказал, что я колючий, когда вырубаться начал на моем плече, — пояснил Клайд. Твик тем временем подошел совсем близко и даже голову запрокинул, чтобы внимательнее разглядеть лицо напротив. — И я подумал, что… Ладонь Твика вдруг легла на щеку, и Клайд замер в оцепенении, вылупившись на него. Что за жест такой? Как это понимать? Мягкие подушечки тонких пальцев пробежались по коже. — Тебе идет, — улыбнулся Твик. — Мне нравится. Очень. Клайд открыл было рот, но не нашел слов. Он лишь протянул «э», глядя в озорные глаза перед собой и сглотнул возникший в горле ком. Непривычно и странно видеть Твика так близко, слышать не претензии, а комплименты от него. Да и прежде знакомые и незнакомцы ограничивались емким «урод». Черт возьми, приятно, что для кого-то это все же не так. — А я… — начал он, когда пауза непозволительно затянулась. — А я сказал, что ты костлявый, как селедка! — Клайд усмехнулся, и Твик, прыснув от смеха, отошел от него. Удалось выдохнуть. Оказывается, не дышал, будто боясь спугнуть! Вау. — Именно поэтому я хочу отвести тебя кое-куда… — Бодрясь, Клайд прошелся по гостиной, чтобы унять захлестнувший его восторг. Отшвырнул полотенце, небрежным движением поправил лежащий на диване плед. — Собирайся, Твик! — Ты уверен, что нужно? — с сомнением поинтересовался тот, двинувшись следом. — Крэйг не обрадуется, если узнает, что я шатался по городу. — Вновь охватило беспокойство. Мозг реагирует на спесивого говнюка, провоцируя беспричинное волнение, будто между ними действительно есть какая-то связь, а Твик попросту не помнит. — Он не узнает, — подмигнул ему Клайд, обернувшись. Брови Твика скептически изогнулись, но глаза загорелись предвкушением. Такие игры ему по душе: в них нужно нарушать правила Такера. — Шучу, — тут же поправил себя Донован. — Капюшон и высокий воротник спрячут твое лицо. Поверь, милый Твик, риск оправдан! Город под землей шумел. Судя по всему, он не стихал никогда; улицы пульсировали, как вены в организме, безустанно толкающие кровь; а люди, в вечной темноте давно потерявшие счет времени, никогда не уходили спать. — Ты любишь Тришу? — из-под широкого капюшона глянув на спутника, спросил Твик. Ему невдомек: их закончившиеся отношения выглядят куда более близкими, чем его с Крэйгом. Виднеющаяся половина лица Донована, вытянувшись, выразила крайнюю степень удивления, и он собственными слюнями поперхнулся, забыв их проглотить. — Чувак, что за странный вопрос? — откашлявшись, проговорил он, сверху вниз посмотрев на семенящего рядом друга. Тот продолжил терпеливо ждать ответа. — Разумеется, я люблю Тришу, — восторженно воскликнул Клайд, вновь поворачиваясь к движущейся в ту же сторону и навстречу толпе перед ними. — Она — очень близкая моя подруга, сестра моего лучшего друга, замечательный человек… — Я не об этом, — коротко обозначил Твик, продолжая с интересом наблюдать за сменяющими друг друга эмоциями собеседника. Ему за потоками людей следить ни к чему: Клайд направляет, мягко касаясь локтя. — Вы ведь были вместе, — пояснил он. — Вместе жили. Спали наверняка… Клайд стал серьезнее и вроде чуть стушевался даже, пропала излишняя уверенность в себе и беззлобная язвительность. — Ах, об этом… — выдохнул юноша. Задумался. — Знаешь, Твик, иногда секс — это только секс. Он не делает отношения лучше или хуже — попросту расслабляет. А и мне, и ей это было нужно. — Хмыкнув, он развел руками. — Мы спали, но любовь друг к другу у нас иная, чем у пар. — Твик хотел было уточнить несколько деталей (из праздного любопытства), но Клайд продолжил сам: — Да и кто в здравом уме полюбит такого, как я, Твик? — строго спросил он у самого себя. — Сказка о красавице и чудовище — всего лишь сказка, к сожалению. Только сейчас Твик осознал, что зеркало в гостиной разбито в том месте, которое отражало лицо Клайда; догадался, что сделано это было именно им в миг, когда не смог больше смотреть на себя. Какие же, должно быть, ужасные раны скрыты под его маской, и как, должно быть, его, красивого парня, мучает факт, что полноценным он не станет никогда. Удивительным образом Твик понимал эту боль, будто знал, насколько тому было важно нравиться другим. Отголоски потерянных воспоминаний о старом друге, может? Он начал подбирать ободряющие слова (искренне хотелось поддержать, убедить не отчаиваться, ведь уцелевшая половина действительно привлекательна — Твик не льстил), но не успел сказать что-либо. Лукаво улыбнувшись, Клайд схватил Твика за руку и, протащив за собой через лабиринт прилавков со всевозможными товарами, оставил его у одного из них, бросив короткое, но многообещающее: «Жди здесь»; скрылся в одной из палаток. Азарт сделал его прежним неутомимым энтузиастом — и не скажешь, что страдает. Надвинув капюшон, Твик опустил голову и провел некоторое время, разглядывая каменный пол. Никто так и не объяснил, от кого именно нужно скрываться (остается надеяться, что вскоре объявится Кенни и даст ответы), поэтому он спрятал лицо ото всех. Клайд подтвердил, что после случившейся катастрофы супергероев недолюбливают, — ни к чему нарываться на неприятности тому, кто ее учинил. Понять бы, кстати, зачем… Твик помнил только одну аксиому: тучи должны быть на небе. — Выше нос! — Громкий голос Клайда, прозвучавший возле уха, вырвал из размышлений, и Твик поднял на подошедшего юношу глаза. — Держи! — Широко улыбаясь, тот протянул ему укутанный в салфетку сверток. Безотчетно взяв предложенное, Твик всмотрелся в выглядывающее из пищевой бумаги подобие хот-дога; сморщился от недоумения и от горького запаха, щекотнувшего нос. Крошащаяся серая булка вмещала в себя такого же неаппетитного цвета сосиску, обильно политую сомнительного вида густыми соусами. Твик не помнил многого, но, как должно выглядеть что-то съедобное, он знал. Это не из числа… — Не смотри — ешь, — будто бы прочтя мысли, озвучил Клайд. — Угощение из единственной лавки, где хот-доги точно готовят не из крыс! — с гордостью продекламировал он. Твик весь сжался: мерзость какая… — Владелец задолжал мне обед за помощь, и я вот решил, что непременно должен угостить тебя! — Он половиной рта улыбнулся во все зубы — Попробуй, пожалуйста! Сглотнув, Твик с недоверием посмотрел на приготовленное для него блюдо, справедливо полагая, что то может посмотреть на него в ответ. Не из крыс… Даже думать не хотелось, из кого это приготовлено, если не из крыс! Перестав даже моргать, Клайд замер в предвкушении. Что ж, Твику расстраивать его хотелось меньше всего, несмотря на глубочайшее отвращение к предложенной ему еде. Голод перестал казаться мучительным. Не сблевать бы. Распаковав хот-дог, Твик открыл рот, надавил зубами на плохо поддающуюся сосиску и, перепачкав острым соусом и прыснувшим соком губы, откусил кусок; принялся пережевывать в кошмарном ожидании, когда проглоченное полезет обратно. Вкус, однако, приятно удивил, щекотнув рецепторы легкой горечью. — Неплохо! — изумленно выпалил Твик. — Черт возьми, Клайд… неплохо! — Он неподдельно улыбнулся порадовавшей его неожиданности. — А то! — Клайд выпрямился, самодовольно выпятил грудь, завидев, что Твик делает еще один укус. О, как ему приятно, что угодил! Просиял. Действительно вкусно! И сытно. Изнывающий от голода желудок определенно будет доволен. Так и избаловаться можно в условиях настоящего апокалипсиса — парадокс. — А ты? — спросил Твик, проглотив очередной кусок. — А? — Почему не ешь? — Ну… — Клайд заученным движением пригладил волосы к маске, но Твик успел подумать, что дело, возможно, в ней еще до того, как тот заговорил. — Мы с владельцем договорились лишь на одну порцию, а деньги мне могут понадобиться в будущем, — объяснил Донован. — Ходят слухи, что вскоре поднимется арендная плата. Когда жил с Тришей, было проще: мы оба работали. Теперь приходится быть чуть экономнее, да и мои услуги разнорабочего… тут таких полно. — Отмахнулся. — Словом, забей. — Кусай. — Не вслушиваясь в сказанное Клайдом явно с целью отвлечь, Твик решительно поднял руки, протягивая хот-дог не надкусанной стороной. — И не спорь. — Твик… — обреченно выдохнул Клайд. — Мне не слишком удобно, — все-таки признался он, пальцами постучав по маске. О, на это и расчет! — Пожалуйста, Клайд… — обворожительно округлив глаза, протянул Твик, быстро заморгал; сложив губы трубочкой, надул щеки: каким образом умеет добиваться желаемого, он вспомнил. Клайд прищурился, по хитрым огонькам во взгляде Твика догадываясь, что тот задумал, и все же придвинулся к щедро предложенному ему угощению. Играть — так играть! Оттянув нижнюю резинку, он сместил ее выше — к глазу и чуть приподнял маску, открывая подбородок и губы. Керамическая половина лица пугающе неожиданно сдвинулась. В полумраке Твик смог разглядеть лишь красные пятна на розоватой коже друга и половину губ, стянутую россыпью мелких морщинок. Всмотрелся пристальнее, чтобы понять, что же именно обычно спрятано, но сместил взгляд на свои руки, когда чужие пальцы легли поверх его. Ладони Клайда большие… Сухие и теплые. Твик взглянул на пристально следящий за ним карий, с небольшим желтым пятном сбоку глаз, обрамленный жесткими прямыми ресницами. Оторваться почему-то не смог… Укус. Соус потек по подбородку Клайда, и Твик, невольно высвободив одну руку, невесомо коснулся его кожи пальцами. Замер, осознавая, насколько неоднозначно действует; капли, скопившись, начали стекать по тыльной стороне его ладони. — Привет, мальчики! Выйдя из ступора, Клайд и Твик обернулись на голос, отпрянув друг от друга. Триша остановилась немного поодаль от них, глядя, как и обычно, строго, изучающе. Без атрибутов врача (в непримечательном свитере и джинсах) она выглядела менее статно, но не менее грозно. — Трыш! — прожевывая кусок, воскликнул Клайд радостно и поправил маску. — Привет, — сдержанно поздоровался Твик и перепачканные пальцы спрятал во рту, будто надеясь, что это поможет всем забыть об увиденном. Неудобно стало. А под тяжелым взглядом Триши он и вовсе съежился. — Поговорим наедине, Клайд? — подойдя ближе, бесстрастно спросила девушка. Донован пожал плечами. Бросил взгляд на Твика, как бы спрашивая разрешения отойти, — тот, чуть зардевшись, покорно опустил голову и увлеченно продолжил есть в знак того, что не собирается мешать. Клайд приглашающим жестом пропустил Тришу вперед. Они отошли совсем ненамного: шум толпы в любом случае скрадет звук их голосов; остановились у пустой стены. — Радость моя, выглядишь чудесно, — сказал он, плечом прислонившись к камням — но очень уж… — Тебе жить надоело, Донован? — буднично поинтересовалась Триша, не изменяя при этом себе: тон ледяной, взгляд — тоже. Клайд развел руками, покачав головой (не понимает, о чем речь). Она добавила возмущенным полушепотом: — Не смотри на него так. — Как? — Брови Клайда поползли вверх. — Так! — голосом надавила Триша, кивком указывая на Твика. Клайд проследил за ее диким взглядом и нахмурился. — Не понимаю, детка… — А это что? — выплюнула она, указательным пальцем пренебрежительно постучав по щеке юноши. — С каких пор ты начал бриться? — Захотелось… — недоуменно произнес Клайд, все еще в изумлении смотря на заводящуюся все сильнее девушку перед собой. Триша бессильно всплеснула руками (не понимает, как можно ее не понимать); цокнула языком. Глубоко вдохнув, успокоилась вроде. — Я тебя отлично знаю, — выдохнула она. Подойдя ближе, заботливо расправила ладонями складки одежды на груди Клайда. — Знаю, сколько баб у тебя было и что связями с мужчинами ты не брезговал тоже. — Подняла цвета янтаря глаза и посмотрела строго-строго. — Но Твик — парень Крэйга. — Пальцем ткнула под ключицу, чтобы с болью впечатать свои слова. — У них сейчас трудный период — не вздумай усложнить ситуацию. Клайд дернулся, как от испуга: дошло наконец, о чем толкует Такер. Абсурд! Заставивший разнервничаться абсурд. Мягко взяв ее руку в свои, он отодвинул девушку от себя. — Триш, я не собирался… — с уверенностью проговорил Донован, заглядывая в ее уставшее лицо. — Знаю, — прервала она, отстраняясь. — Но такое и не планируют заранее. — Хмыкнув, Триша обхватила себя за плечи, посмотрела на Твика — на единственный хрупкий силуэт среди грубых очертаний чужих тел. — Твик может быть предельно очаровательным; он необычный, интересный, — произнесла, улыбаясь. — И даже мне он нравился бы как парень, если бы я не считала его будущим родственником. — Натужный вдох. — Жаль, обстоятельства сложились не в пользу празднества, да? — Она посмотрела на Клайда, наблюдающего за их общим другом тоже. — Твик рано или поздно вспомнит, кто он, Клайд, — безапелляционно добавила Триша. Ласковость исчезла. — Я не хочу, чтобы до этого момента Крэйгу было плохо. — Триш, я забочусь о нем, но не более. — Надеюсь, оснований в это верить у тебя больше, чем у меня.