***
Арендуемое Тришей жилье — небольшая комната со скрипучей односпальной кроватью, старым комодом и слегка перекошенным столом в углу, на единственном табурете возле которого сидел Крэйг. Пока Триша вытягивала одеяло из кургузого пододеяльника, чтобы из имеющихся постельных принадлежностей соорудить на полу подобие второй кровати, он ковырялся пластиковой ложкой в банке консервированной фасоли. Бурое месиво с резким запахом и упаковка безвкусного печенья — продукты, полученные Тришей после окончания рабочего дня. Так себе оплачивают медикам заботу о чужом здоровье, но Крэйгу лучше других известно, какой несправедливой может быть жизнь. Сука! — Ешь. Крэйг поднял взгляд на сестру. Расстелив одеяло на полу, она выпрямилась и кивком указала на жестяную банку перед юношей. — Еды мало — лучше запихнуть все в себя, чем выбросить, — пояснила Триша. Наклонившись, коснулась ладонью пола. — Сквозит, — цокнув языком, заключила она и, прижав ладони к бокам, огляделась в поисках того, чем можно было бы заткнуть щель под хлипкой входной дверью. — Ты права, — хмыкнул Крэйг, до краев наполняя ложку. Ни холодильника, ни даже лишнего ящика здесь не было — неудивительно, что Триша предпочла проживание с Клайдом. Поднеся ложку ко рту, Такер так и замер. Из дома сестры воспоминания перенесли его в дом лучшего друга, где этот лучший друг целовал его парня. Размышлять об увиденном Крэйг не хотел: ему не нужны оправдания. Все просто: Твик — чужак, Клайд — предатель. Близкие люди, которых он обрел после нескольких лет одиночества, в одночасье исчезли из его жизни вновь — не привыкать. Точка. Из сгущающегося вокруг его обиды серого болота вытянула Триша, которая нависла над братом, уперевшись руками в столешницу. — Ты же понимаешь, что сам виноват? — не спросила — безапелляционно констатировала она. Крэйг посмотрел на нее из-под нахмуренных бровей; утопив ложку в содержимом консервной банки, отодвинул обед от себя. — Не похоже на слова поддержки, — буркнул он. Закатив глаза, Триша ухватилась за кончик ложки и, отправив ее в рот, села на край стола. — Ты даже не потрудился сказать Твику, что вы вместе, — дожевывая, выговорила она. — Дал ему свободу, потому что… что? Испугался, что тебя не за что полюбить во второй раз? Скрипнули ножки табурета. Крэйг отодвинулся от стола: как-то иначе продемонстрировать нежелание обсуждать данную тему у него не было возможности — если бы здесь имелась еще одна комната, то ушел бы туда, не сказав ни слова. — У Твика амнезия, — продолжила Триша. Судя по тону, она вознамерилась во что бы то ни стало закончить свой поучительный монолог. — Ты можешь представить, насколько ему одиноко и страшно? — Она открыла было рот, чтобы проглотить еще одну ложку, но, задумавшись, опустила ее обратно. — Он кажется бесцветной деталью пазла, которому нет места в цветной картине, но он не лишний и наверняка хочет чувствовать это. — Продолжая молчать, Крэйг скривился. Несколько секунд продлилась тишина. — Закономерно, что он потянулся к тому, кто теплее, к тому, кто дарит ему новые впечатления. — Мне запереть его что ли? — скептически бросил Крэйг и скрестил руки на груди, ощутив дрожь — эмоции, блять. — Такер, Твик не вещь, — качнув ложкой перед лицом брата, отрезала Триша. — Да, он достался тебе случайно, когда вы были школьниками, но сейчас придется приложить немного усилий, чтобы добиться его. — А Клайду набью рожу, чтобы отучился трогать чужое! — распалившись, добавил тот, игнорируя услышанное. — Клайд виноват не меньше тебя: воспользовался чужими слабостями. — Голос Триши стал громче, завелась тоже. Она предусмотрительно поставила банку на стол, чтобы не расплескать. — Но он искренен и нежен хотя бы с теми, кто ему небезразличен! — Чудно! — выпалил Крэйг. — Может, расскажешь мне, собирается ли он иметь моего парня так же нежно, как сестру? — Пошел ты! — Изящный средний палец девушки вытянулся. — Ты — капризный ребенок, Крэйг Такер! Ребенок, который расхныкался из-за того, что забытая им старая игрушка понравилась кому-то другому! Крэйг разжал зубы, готовясь ответить, когда из коридора, заглушая их с сестрой ссору, донеслись встревоженные возгласы соседей. Соскочив со стола, Триша подошла ко входной двери (пара шагов всего) и, распахнув ее, выглянула наружу. — В чем дело? — строго спросила она, внимательно следя за суетящимися жильцами отсека: вещами обмениваются, немногочисленные электрооборудования отключают, а глаза их преисполнены страхом. Ответа не последовало. Пришлось выйти из комнаты и несколько раз повторить. — Буря! — бросил кто-то встревоженно. — Начинается буря! Короткое слово всколыхнуло волну ужаса, ледяными каплями пота скатившегося по спине. Переживших холод, голод, беззаконие людей не пугало ничто, кроме вероятности, что тот самый день повторится, что Землю вновь низвергнет в Ад. Чья-то ладонь легла на плечо, и Триша обернулась к Крэйгу. — Закрой дверь и не высовывайся, — повелел он. — Куда ты?***
Выругавшись, Клайд тряхнул Твика, но тот не среагировал — пустыми глазами продолжил бесстрастно наблюдать за закручивающейся, словно ледяной смерч, под облаками вьюгой, крепко-крепко держа в руке шелестящую на ветру ленту. — Ни с места! — гаркнул патрульный. — Чувак, нам пизда… — шепотом простонал Донован, отпуская плечи Твика. Пальцы занемели — пришлось кое-как потереть их друг о друга. Холодный воздух выстудил легкие и сотрясающуюся диафрагму. Тщетно стараясь унять дрожь, Клайд поднял руки, как бы сдаваясь, и шагнул к целящемуся в них постового. Как и он сам, тот жмурился, пытаясь уберечь глаза от расцарапывающего лицо снега, поэтому неясно, напуган он или же в ярости. Впрочем, провоцировать его не стоит — никаких резких движений; но озябшее тело едва слушается, а ветер шумит так, что не перекричать. — Опусти оружие! — качнув ладонями, проорал Клайд. А вдруг? Пистолет в замерзающих руках молодого патрульного дрожал, крошечное дуло металось из стороны в сторону. Клайд мог поклясться, что несчастный парнишка готов следом за любопытными зеваками броситься обратно и, продолжив работать, забыть об увиденном; но только он подумал об этом как о весьма вероятном варианте развития события — остальные постовые, подоспев, вывалились из церкви на улицу. — Руки! — крикнул один, выхватывая пистолет. — Группа захвата уже в пути! Руки! Донован не успел даже чуть приподнять их. В освещенном белой вспышкой небе громыхнул гром, и в тот же миг раздался первый выстрел. Сердце Клайда, бешено стучащее, остановилось, когда снег взорвался под его ногами. — Рехнулись?! — прогорланил он, отступая. И сам же ответил на свой вопрос: перед обычными людьми те, кто обладают непомерной мощью, — для них он небезоружный, а жесты его — угроза. Закрыв глаза, Твик спиной прислонился к спине Клайда, навалился на него, слабея. Кажется, пальцы того щекотнули его ладонь, но сил ответить на неозвученный вопрос о самочувствии хотя бы кивком не хватило. Не хватило сил и на то, чтобы устоять, — по чужому торсу скользнув вниз, он сел в снег. Гул воющего ветра прервали глухо зазвучавшие приказы, команды. Зловеще нависшее небо толкнуло патрульных вперед, они несмело двинулись навстречу врагам. Еще немного первобытного страха перед неизведанным — откроют огонь на поражение! — Блять, — выдохнул Донован. — Не хотел я по-плохому… Глубоко вдохнув (грудь обожгло — стерпел), он прикрыл невидящий глаз, словно подмигивая, и щелкнул пальцами несколько раз. Вышло не сразу: отвык (движение показалось противоестественным), да и конечности еле шевелятся, как и дремлющая внутри него сила. В шуме сухой грозы стал различим медленно нарастающий монотонный писк. Клайд перевел взгляд на мчащиеся к ним, разрезая петляющий снег, точки, едва уловив возникшее из ниоткуда ворошение. Они приближались стремительно, не становясь при этом больше, но черное дребезжащее облако, состоящее из них, неумолимо разрасталось. Жужжание смешалось со вскриками, когда легион насекомых, как таран, врезался в противников, пошатнул их, наперев. Рой москитов, взвившись, лишил постовых возможности видеть хоть что-то, все их движения превратил в бессмысленную возню: от назойливых кровопийц, с легкостью способных перекрыть дыхательные пути, чтобы обездвижить жертву, не отмахнуться. Несколько шальных выстрелов в воздух — единицы упавших в снег мошек. Вслушиваясь в раздающиеся хрипы и стоны, Клайд сжал руку в кулак, чтобы ослабить напор жадных до человеческой плоти крылатых подопечных: убивать людей, лишь выполняющих свою работу, он не намеревался. Упрямые твари, одичавшие, подчинились не сразу. Ногти юноши впились в ладонь, до боли в деснах он стиснул зубы. Продолжая сдерживать натиск, обернулся к Твику, пользуясь замешательством оппонентов; опустился на корточки возле него. Тот вяло моргал, прижимая пальцы к кровоточащему носу. — Уходим! — рявкнул Клайд. — Живо! Твик кивнул, но подняться самостоятельно не смог — пару раз схватив слабыми руками воздух, взялся за плечи Клайда и кое-как выпрямился, приготовился сделать шаг… Открывшееся их глазам зрелище парализовало. Взрывая сминающиеся под тяжестью лыж сугробы, военные снегоходы рассредотачивались по периметру квартала, занимая укрытия за оставшимися после бури обломками, завалами. — Нам чертовски не везет, заметил? — безрадостно заключил Донован, ошарашенно оглядывая стягивающихся к эпицентру до зубов вооруженных военных. Его истерический оптимизм Твика не ободрил. — Я лишу их вооружения, — сказал он, оттолкнувшись от плеча Клайда. Приподнял свободную руку. Пронесшемуся по его белой коже электрическому разряду откликнулась поделившая небо молния. Блеклая, развеявшаяся почти сразу… Остро ощутив земное притяжение, Твик без сил упал на колени: слишком измотан. — Огонь! Едва расслышав чужой рев, Клайд машинально рванул вперед; загородив юношу собой, распростер руки. Твик успел лишь поднять взгляд и увидеть непреклонную строгость, решимость, увидеть лицо друга таким, каким не видел никогда (кажется, даже в прошлом), а через миг грудь того разорвало выстрелами. Рот Твика скривился, но из горла вырвался не крик — вой: связки скрутило. Ужас обездвижил, а моргнуть он смог только тогда, когда различил разлетающихся мошек вместо ошметков тела Клайда. Обретая волю, те, едва покидая плоть, покорно возвращались к образующимся дырам и восстанавливали собой раздробленные кости, разорванные мышцы; отброшенные рикошетом дальше устремлялись к врагам. Смятые ударами о насекомых пули попадали Твику на колени. Остолбенев, он наблюдал за чужой нечеловеческой мощью до тех пор, пока Клайд не гаркнул, скалясь: — Шевелись! Встрепенувшись, Твик развернулся. Взъерошивая снег, на четвереньках двинулся к ближайшему давно поваленному ветром рекламному щиту: толстенные металлические балки защитят от пуль. Ухватившись за выкорчеванные из земли скользкие крепления, подтянулся, чтобы встать. Выстрелы, пронзающие заснеженный воздух, заглушили вьюжный ветер; вдалеке громыхнуло. Блуждающий по рядам военных, отчаянно пытающихся отбиться от атак насекомых, взгляд Твика зацепился за увеличивающуюся черную кляксу у горизонта. К ним стремительно приближалась, безжалостно вдавливая в лед останки города, гремящая махина. — Танк! — проорал Твик, рукой указывая на резво увеличивающееся пятно. Клайд, отвлекшись, округлившимися глазами уставился на него тоже. В ту же секунду очередная пуля разнесла его колено; он, окруженный ставшими щитом москитами, сморщившись, припал на другое. — Вынудили… — меняясь в лице, прошипел он озлобленно. Выудив покрытую шрамами кисть из липкого снега, он медленно-медленно приподнял руку, будто бы таща что-то тяжелое. Тяжелое двинулось следом… Земля задрожала, взбудораженная возникшим в глубинах шевелением, и вдруг просела, покрывшись рыхлыми трещинами. Рассекая встречный ветер, Клайд махнул рукой, и гудящая орда насекомых, вынырнувшая, казалось, из недр Ада, взмыла в воздух, устремилась к небу. Он поднял вторую руку и бросил — повинуясь ему, как дирижеру, исполинская волна захлестнула улицу города. Выстрелы и крики потонули в хлопанье миллиарда крыльев. Под многотонной гусеничной лентой с жалобным скрипом растрескивался лед. Твик слышал это, несмотря на то, что барабанные перепонки сотрясало протяжное жужжание: настолько близко грозящие смертью пулеметы и пушка. Все еще держась за опору, Твик, игнорируя головную боль, наклонился, зачерпнул ладонью ворох снега и, поднеся ко рту, сдул. Мерцающая пыльца развеялась, и в то же мгновение блеснули под облаками сорвавшиеся с туч капли, становящиеся все тяжелее, замерзая. Проливающийся дождь, пронзающий вьюгу, обрастая льдом, у земли стал смертоносным. Остро отточенные иглы вонзились в сугробы, выпотрошили их; в наледь — оставили глубочайшие трещины и сколы. На железную громадину атака Чудо-Твика обрушилась ледяным ливнем, на осколки разбившемся о смявшийся, как пластилин, под тяжестью капель корпус. Танк замедлился. Что произошло, Твик не успел понять. Раздался оглушительный рев, загрохотало. Непроизвольно содрогнувшееся тело обдало жаром; слыша истошный вопль Клайда, зовущего его (может, показалось), Твик ощутил, как неконтролируемая сила приподнимает его, отшвыривает, словно тряпку. Невесомость продлилась несколько мучительных секунд, и вдруг все мысли из головы, весь воздух из легких вышиб удар! Захлебывающегося снегом юношу протащило по земле. Не застонать, не вскрикнуть — он лишь открыл рот в попытке вдохнуть, когда перед глазами наконец очутился не шальной калейдоскоп, а небо. С треском оборвались провода, потянувшись за падающими фонарными столбами. Завизжала раздавливая обломками стена из насекомых; возопили задетые ими солдаты. Но раскрошившийся мир вокруг Твика глухо пищал. Чудом ему удалось приподняться на расшибленных локтях, сквозь снегопад разглядеть оставшуюся от взрыва снаряда, взрыхлившего улицу, вмятину. Стараясь не закашляться пылью, Твик дышал поверхностно, прижимая руку к болящей груди. А под другой его ладонью, покоящейся на земле, возникла усиливающаяся с каждой секундой вибрация. Остатки рассудка подсказали, что это — конец. Не вставая, Твик попятился. Преодолев, как волну, очередную возвышенность, измятый, но решительно движущийся вперед танк накренился, и широкое дуло уставилось на Твика. Заметались вокруг пищащие москиты. Боковым зрением Твик уловил старательно перебирающегося через образовавшиеся ямы Клайда, и, носом выдохнув холодный воздух, последние силы потратил на то, чтобы свалить того с ног, вынудив поскользнуться на гладком льду: нельзя Доновану оказаться под прицелом! Кажется, удалось разглядеть что-то яркое, зарождающееся внутри ствола… Теряя сознание, Твик расслышал раскат и зажмурился, когда раздался следующий залп. Взрывная волна, пронесшаяся мимо, грубо толкнула его в сугроб, изодрала кожу мелкими обломками разрушенных выстрелом пушки развалин церкви. Подкосившееся, как калека, строение рассыпалось на составляющие его кирпичи и плиты; к небу устремился столб дымящейся пыли. Твик, моргнув несколько раз, взглянул на танк, ударом, насквозь пробившим броню, развернутый градусов на девяносто, не меньше. Помятая гусеничная лента зацепилась изломами о направляющее колесо и заскрежетала, застряв. Одной израненной рукой Крэйг ухватился за остановившийся опорный каток, другой — за край борта. Сопротивление махины сдвинуло его с места — ноги заскользили, взрыхлили снег; но юноша продолжил напирать. Мышцы его напряглись до предела, надулись под кожей вены. Очередное усилие оторвало «гусеницу» от земли, танк приподнялся. Корчась, Крэйг надавил сильнее, толкнул. Многотонное сооружение, механизмы которого будто бы истерично заверещали от бессилия, встало на ребро и, спустя мгновение, повалилось. Надломленный лед содрогнулся, пленил. Твик нервно тряхнул головой, сглотнул несколько раз, чтобы вернуть себе способность слышать, однако голову заволокло сильнее. Повторил. Снова. И снова. Наваждение сошло, обнажив мысли, лишь тогда, когда его рассеянный взгляд сфокусировался на руке Крэйга, протянутой ему. Скоординировав движения, Твик, не задумываясь, коснулся его шероховатой ладони и почему-то сжал чужие пальцы крепче, чем требовалось. Он расцеловать их должен: разбивая им созданную преграду, Крэйг изувечил руки, которыми прежде (он помнит) обнимал его… Он поднялся, почти не приложив к этому усилий — Крэйг сам поставил его на ноги, легко потянув на себя. Не отрывая взгляда от родных глаз смотрящего на него в ответ, Твик, взявшись за крепкое плечо того, встал на цыпочки, подался к нему. Схватившись за ветви поваленного взрывом дерева, Клайд смог, шагнув вперед, добраться до твердой поверхности. Смахнув взмокшие волосы со лба, он кинулся было к друзьям, но поневоле остановился, едва завидев их. Грудь сдавило — он пропустил пару жизненно необходимых вдохов. Холодные, как снег, губы Твика прижались к губам Крэйга. Зажмурившись, чтобы не перестать чувствовать нужное ему больше жизни тепло, вкус, он провел так несколько секунд, а затем отпрянул от него так же быстро, как и прильнул; будто бы случайно. Почему поцеловал? Крэйг растерянно смотрел на морщащегося от недоумения юношу перед собой, пока чужое присутствие не отвлекло их обоих. Настигнув парней, Клайд безотчетно тронул Твика за руку, которой секундой ранее тот держал руку Крэйга, развернул к себе. — В порядке? — спросил он и, не совладав с одолевающим беспокойством, оглядел испещренное мелкими ссадинами лицо Твика, приподняв за подбородок. — Спрячь его, — строго произнес Крэйг. — Я задержу их, — махнув рукой, добавил он, когда вопросительные взгляды парней обратились к нему. — Не геройствуй! — возмущенно выпалил Клайд. Отстранившись от Твика, он, бессознательно заведя того за спину, занял место перед Такером, вскинул голову, чтобы смотреть в глаза. — Сюда целая армия нагрянет после того, что мы устроили — я справлюсь лучше. — Посмотри на себя! — Торопливым кивком Крэйг указал на полупрозрачные участки кожи Донована, виднеющиеся из-под оставшихся лоскутов одежды. — Забирай Твика — и валите отсюда! — процедил он и, не сдержавшись, отпихнул друга от себя. — Придурок! — выкрикнул Клайд, пошатнувшись. Его пальцы вцепились в кофту того. — Подохнуть тут собрался? Крэйг оскалился. — Выживи, — проговорил Твик, шагнув к ним. Его умоляющий взгляд приковался к тут же смягчившемуся лицу Такера. — Выживи и верни мне это. — Опустив глаза, он взял руку Крэйга в свои и вложил гладкую синюю ленту в его шершавую ладонь. — Ясно тебе? — хмуро бросил он, смотря из-под бровей. Стиснув повязку, Крэйг зацепил кончиками пальцами ускользающую руку Твика, и отступил на шаг. Вдалеке зашумели моторы уже приближающихся снегоходов. — Прочь! — рявкнул он.***
Шаг за шагом. Шаг за шагом по скрипучему снегу, по сугробам, становящимся все больше и больше из-за мерного снегопада, скрывающего остающиеся на белой равнине следы. Голова Кенни все еще горела от слез, а в груди болело еле стучащее сердце. Не спас… снова! Он не мог сказать, помогли бы Бебе спастись те секунды, потраченные ею на тщетные попытки высвободить его из-под завала; не мог сказать, выжила бы она, зная, что он бессмертен. Но, безусловно, дар Маккормика стал проклятием для нее и для других, чьи жизни разрушил. Кенни не нужна защита, но близкие бросаются на помощь, и их необдуманные порывы ведут к катастрофам. Кайл… Кайл в жертву мир принес, чтобы спасти того, кто вернулся бы к нему, и поневоле руки Кенни оросил кровью погибших. Кеннету Маккормику не существовать бы вовсе, да вот загвоздка: человечеству никак не избавиться от этой опухоли. Шаг за шагом. Оголенные участки кожи ныли, мерзли руки, ноги, лицо, но Кенни даже не пытался согреться хоть как-то: неважно, подохнет снова или все же доберется до дома. Слабое желание оказаться там заставляло преодолевать километры безжизненных улиц. Если бы не дом, где только самые родные, самые теплые люди (пусть и среди них неспокойно тоже) и комната, пахнущая Кайлом, остался бы возле тела Бебе, которое не смог похоронить — лишь прикрыл камнями: смерть не заслужила воздаваемых ей почестей. Быть может, Брофловски вернулся… Быть может, удастся обнять его и провести время так: слушая сердцебиение светлого создания, на которое не поднялась рука Мистериона, — большего не нужно. Шаг за шагом. Кенни не заметил, как перешел на бег, как пышущее жаждой ощутить чужую любовь тело, подхватила распирающая грудь сила. Впервые чувствуя себя простым смертным, нуждающимся в поддержке, он, словно дым, рванул сквозь мороз. Быстрее! Вверх и по крышам. Шаг за шагом. Шаг за шагом. Прочь ото всех мыслей, от обязанностей, ответственности. Сначала он уловил запах гари, и мрачное предчувствие заставило остановиться. Вдохнув глубоко-глубоко, Кенни сжал кулаки: запах такой же, как в бункере — запах боли и мучительной смерти в огне. Поборов закостенелость, Кенни сорвался с места — сизое облако бесшумно скользнуло по снежному пласту, не задев. Ужас обездвижил, сковал мышцы, когда, оказавшись на крыше одного из домов, Кенни поднял взгляд на свой. Пятно на белоснежном пейзаже, словно кто-то выплеснул на холст черную краску. Разбитые стены еще тлели. Словно поломанные кости, торчали накрененные обрубки каркаса. А темные от копоти окна смотрели на Кенни, будто пустые глазницы черепа. — Неправда… — безотчетно прошептал он, шагнув к краю крыши. Оглядел сооружения поблизости, чтобы убедиться, что перед глазами не родной дом, но то был он. Кенни не заметил, как, спрыгнув в снег, пересек еще несколько метров и приблизился к дребезжащей на ветру входной двери, повисшей на единственной уцелевшей петле. Она привычным образом скрипнула, затрещав, когда он взялся за ручку, но больно от осознания, что последнее пристанище его грешной души сожжено, не стало. Переступив порог, Кенни переступил черту, за которой не оказалось надрывной истерики — лишь душный вакуум. От резкого запаха дыма, забравшегося, казалось, под кожу, или же из-за увиденного Кенни, потеряв равновесие, припал к ближайшей стене; чтобы устоясть на ослабевших ногах, сжал ее пальцами так остервенело, что занозы впились под ногти. Напрягшаяся грудь с застывшим сердцем в ней растрескалась, осколки впились в легкие, в желудок. Обгорелые останки, больше похожие на изрубленные куски сырого мяса, румяного, но перепачканного сажей — его брат. Он понял сразу, не вглядываясь. Понял и зажмурился, проглатывая сдавившую трахею рвоту. В темноте собственных век видеть он не перестал: распластанное по полу телу, как след от раскаленного клейма, впечаталось в память. Идти дальше Кенни не хотел. Мог, но не хотел настолько сильно, что мысленно вырвался из семейного склепа и бросился бежать — неважно куда! В любой точке земного шара отныне он один — это еще предстоит осознать. И все же, подняв взгляд к потолку, юноша двинулся вперед, по мучительно громко шипящим углям. Мимо истрескавшихся черных балок, обвалившихся с потолка, рассыпающегося в крошки, мимо дотла сгоревшего дивана, мимо тела. Видимо, Кевин загородить проход пытался… От этой догадки Кенни передернуло, и он проклял себя за то, что позволяет себе думать о случившихся трагедиях не как о совпадении. Произошедшее с ним — случайность. Гребаная случайность! Дверь (то, что от нее осталось), ведущая в спальню родителей, приоткрыта. Запах горелой плоти расшевелил содержимое желудка и кишок — пришлось остановиться и переждать болезненные позывы. Размазанное по сгоревшему паркету тело матери Кенни разглядел лишь благодаря брызгам крови на ее обугленной коже. Это кровь отца, героически поднявшегося с постели, чтобы защитить жену от угрозы, но заживо сожженного… За что? Закрыв ладонью искривляющийся рот, Кенни отступил на шаг, на два; попятился. Спиной уперся в дверь, открыть которую не решился бы даже в неподвластном разуму кошмаре. Комната Карен. Каждую секунду умирая, Кенни обернулся. Чувствуя, как заживо сжирают тело по коже побежавшие мурашки, как утекают вместе с горячими каплями, сочащимися по щекам, остатки рассудка, он надавил на дверь кончиками пальцев — не ладонью даже. Здесь не изменилось ничего: застелена кровать, едва ли подходящая по размеру молодой девушке — скорее, подростку; сложена в стопки одежда (пара старых кофт, мамины брюки, да носки); на прежнем месте детские игрушки (Карен так и не избавилась от них). Вот только огонь добрался и до этой комнаты. Жадно облизнул стены и, будто раздумав, угас. Добровольно поддаваясь распирающим эмоциям, Кенни рванул прочь, завывая от горя, от злости — в единственную комнату, которую еще не открыл; в комнату, где воздух пропитан теплым, как Солнце, дыханием единственного бесчеловечного существа, способного сотворить подобное с любящим человеком. А она не тронута вовсе. Здесь гнев Кайла сошел на нет, сменившись желчной обидой. Здесь он решил свершить месть, покарать того, кто виноват. Кенни замер в проходе. Слезы на его щеках в лед превратил врывающийся через все еще распахнутое окно ветер, но он не придал значения боли. Она ничтожна в сравнении с тотальной обреченностью, отзывающейся жаждой яростью ответить на ярость. Занесенный мерцающим в полосах света снегом серый костюм, бережно расправленный, на кровати ожидал своего владельца. Сделав несколько шагов, Кенни поднял его, тряхнул. По гладкой ткани заскользил ниспадающий плащ; венчающий капюшон вопрос упал на нашитую «М». Крепче сжав ткань, Кенни не заметил, как окутала его кисти, предплечья, поглощая, тьма, — ощутил лишь холод от прикосновения чего-то бестелесного к опустевшей груди.***
Им не оставалось ничего, как идти следом. Венди обнимала мелко дрожащие плечи Карен; ощущение трепещущего тела под пальцами сотрясало и ее саму. Она пыталась шепотом говорить что-то, даже не отдавая себе отчета в том, какие именно слова произносит, пыталась осматриваться, чтобы понять, где они находятся, но взгляд ее приковывала к себе спина Кайла, уверенно движущегося по пустым коридорам подземного города. Брофловски до сих пор колотило. Как чуть ранее в доме Маккормиков… — Кайл? — Кевин искренне удивился, завидев того на пороге дома: в легкой одежде, с волос, завившихся сильнее, капает. Он поднялся с дивана, захватив с собой плед, чтобы отдать его замерзшему юноше. — Дружище, я думал, что тебе запрещено выхо… — Его взгляд сместился, как только он приблизился к двери. Кевин наклонил голову, чтобы рассмотреть оставшуюся на улице девушку. — Кто это? Он хотел было направиться к ней или подозвать хотя бы, но Кайл преградил путь, шагнув вперед. Брофловски молчал. Он мог только лишь смотреть на члена семьи предавшего его человека, и впервые он позволял себе те мысли, которые прежде отгонял. Они выжили… Маккормики выжили в то время, как Кайл лишился близких, отдавших свою безусловную любовь инопланетному существу, и единственного, кого в чужом мире он, сам того не заметив, смог полюбить как родного брата. Кенни не лучше других, не лучше Кайла, и он ничем не заслужил семью! Брови Кевина сдвинулись к переносице, словно инстинкты подсказали ему, что что-то не так, а ужас, отразившийся на его изумленном лице, когда из-под век Кайла полился свет, заставил отступить на несколько шагов. — Что за… Под оглушительный стрекот искрящего луча, вырвавшегося из белых глаз Брофловски, Маккормик отскочил в сторону, припал к стене. Всесокрушающий поток пламени сдвинул вспыхнувший, как спичка, диван, в щепки разнес стол, расплавив стоящую на нем пластиковую посуду, в искры превратив газеты и журналы. Едва ориентируясь в собственном доме, ставшем вдруг крематорием, Кевин бросился в коридор: единственный выход — окно в комнате Кенни. Спасение там! Однако остановился, вспомнив, что он не напуганное огнем животное, а человек, когда увидел круглые голубые глаза сестры, выглянувшей из своей комнаты. — Карен, бе… — расставив руки в стороны, начал Кевин, но захлебнулся собственным надрывным воплем, когда его спину полоснула раскаленная плеть. В истошном крике, заглушаемом гудением лазера, потонул визг Карен. Кайла затрясло. Что-то внутри него, сдерживаемое впивающимися в кожу цепями, сорвалось с поводка — стало легко. Пропитанная жаждой не останавливаться и воплощать задуманное невесомость. Переступив через тлеющее тело, Кайл двинулся по разгорающемуся коридору. Этот полыхающий тоннель мог бы привести в саму преисподнюю, и изливаемый изумрудными глазами свет уничтожил бы Ад. За заволокшим голову возбуждением Кайл не разглядел лиц старших Маккормиков, не разобрал их слов и даже криков не услышал — только треск огня, по пятам следующего за своим хозяином. Прикосновение ладони Кайла к ручке двери следующей комнаты оплавило металл. Он шагнул вперед. Вжавшись в угол, Карен уставилась на него исступленно, сомкнув ладони, будто молясь. Что ж, вершитель судеб, Бог, сейчас здесь только один. Лицо девушки состояло преимущественно из перепуганных глаз. Ее ужас Брофловски ощутил кожей и возликовал: Айк не успел испытать страх — Кайлу повезло больше, чем Кенни хоть в этом. — Ангел-хранитель, помоги… — прошептала Карен, заламывая руки с такой силой, что, кажется, вот-вот переломает собственные пальцы. — Заткнись! — прошипел Кайл, входя. Огненная геенна, вспыхнув ярче, как разгневавшись, последовала за ним. В комнату волной хлынул горький дым, но Карен не закашлялась даже. Ни звука! Она, обессиленная страхом, сползла по стене, когда Кайл приблизился, к груди подтянула тонкие дрожащие ноги. Готова умереть прямо сейчас, чтобы не страдать. О, нет, ей придется! Наклонившись, Кайл схватил ее за руку. На том месте остался гноящийся след от его пальцев. Карен продолжала прижимать болящую руку к груди с тех пор, как Брофловски вытолкнул ее на улицу. И с тех же пор она молчала. Венди могла лишь догадываться о том, что именно произошло в доме Маккормиков. Что-то плохое… Очень плохое. Верить не хотелось, но и оправданий для Кайла она, стараясь изо всех сил, уже почти не находила. Ей бы развернуть его к себе, спросить, глядя в глаза, в чем дело, да от одного его взгляда страшно, несмотря на то, что умирающей, казалось бы, нечего терять. Да и будет только хуже, если на глазах юной Маккормик, он в порыве злости испепелит свою подругу. Кажется, он мог… Неизвестные, будто ожидая, встретили Брофловски на подходе к складу, где находился спуск в восточную часть подземного города. Кое-какой одеждой поделившись с девушками, присутствие которых нисколько не покоробило наемников, они сопроводили их до люка, приведшего в тоннель. Несколько долгих минут они лишь шли, слушая звонкие шаги друг друга, отскакивающие от каменных стен. Чуть позже стал различим гул человеческих голосов и свет в зале, куда, видимо, и должен был привести их путь. Помещение, в которое Кайл решительно шагнул первым, представляло собой небольшую комнату без мебели, где среди абсолютно одинаковых военных находился выделившийся бы из любой толпы человек. Лео обернулся к вошедшим, и в приторной улыбке растянулись его губы. — Не думал, что ты вернешься с добычей, — проговорил он, двинувшись навстречу. Сомкнув кончики пальцев, взглядом он дотошно изучил в громоздкий мужской пуховик укутанную Карен, тем самым заставив девушку съежиться сильнее. — С весьма привлекательной добычей… — Стотч улыбнулся шире, от чего по спине Тестабургер поползли мурашки. Заведя Карен за спину, она вышла вперед, добровольно приняла удар на себя: ей не привыкать смотреть на заносчивого засранца свысока, пусть и страшно от того, что он жив до дрожи в коленях. Хмыкнув, Лео вознамерился приблизиться, но Кайл, шагнув в сторону, загородил девушек собой. — Никто их не тронет, — распорядился он, строго смотря в хитро сощуренные глаза юноши перед собой. — Таковы мои условия. — Условия? — нарочито задумчиво просмаковал Лео. — Значит ли это, что ты готов к сотрудничеству? Кайл всмотрелся в его абсолютно не вызывающее доверия лицо (Баттерс даже не пытался казаться бесхитростным). Однако выбора нет: если повезет и Хаос не окажется конченным отморозком (не предал же, когда мог), им обоим удастся извлечь выгоду. — Мне нужен Твик, — отчеканил Кайл, и рассеченная бровь над бесцветным глазом Лео приподнялась. — В обмен на него я готов, — скривился, — сотрудничать, — выдавил он. — Что ты хочешь взамен? — Не веришь в мое благородство? — усмехнулся Лео. Качнувшись, он непринужденно, но с упертой решимостью обошел Брофловски и вновь принялся разглядывать пленниц. — Нет, — отрезал Кайл. То ли на вопрос ответил, то ли напомнил об уговоре: человеческие пальцы Лео уже потянулись к мокрым волосам Венди, рассыпанным по быстро вздымающейся груди. Воздух, будто предвещая взрыв, стал тяжелее. Хаос — искусный провокатор, и это чувствуют все находящиеся с ним рядом. — Справедливо, — все же заключил Лео и, потеряв интерес к новым игрушкам, повернулся к собеседнику. — Твоя помощь мне понадобится позже. — Проходя мимо Кайла, будто издеваясь, задел ноги того подолом кожаного плаща, приблизился к одному из наемников. Тот наклонил увесистую конструкцию, стоящую рядом, которую придерживал за один из концов. — Сейчас, друг мой, мне хочется показать тебе кое-что… — Взяв механизм, он протащил его за собой по полу и поднял на руки. Лязгнул, соприкоснувшись с его ладонью, металл. — Знаешь, Кайл, может казаться, что без предавших тебя друзей ты одинок, но это не так. — Недоуменный взгляд Брофловски приковался к железному свертку в руках Хаоса. — В прошлом, когда герои были нужны человечеству, ты надевал костюм Воздушного Змея и спасал обычных людей от других людей, от катастроф и бедствий. — Он протянул сооружение Кайлу, и тот понял, что это, как только ощутил холод металлического каркаса и провисающей ткани. — Они помнят это. — Хаос, коснувшись плеча юноши, увлек его за собой, подвел к находящейся в конце комнаты двери, откуда доносились звуки возни, топот, разговоры. — Помнят всесильного героя и ждут его возвращения. Дверь распахнулась. Венди, напоследок погладив Карен по плечу, безотчетно подалась вперед, чтобы увидеть в дверном проеме столпившихся людей. Несколько десятков… Несколько сотен, если следующая комната хотя бы в половину больше, чем видимый ее участок. Все, как один, одеты в балахоны, расшитые ромбами красного и желтого цвета. — Секта… — выдохнула она и, набрав воздуха в грудь, сведенную понимаем, что именно происходит, шагнула к Кайлу. Путь ей преградил один из военных. Угрожающие скрипнули затворы ружья другого, стоящего ближе к Карен. Отвернувшись от Брофловски, завороженно наблюдающего за спасенными им людьми, Лео лукаво улыбнулся, мельком глянув на Венди. — Они ждут возвращения Воздушного Змея, — вкрадчиво произнес он, кладя руку на механизм в руках Кайла. — Ждут возвращения своего Бога. Время остановилось. Кажется, перестав дышать, тот вошел в зал. На возникшего в дверях незнакомца никто не обратил внимания — присутствующие продолжили что-то обсуждать между собой, разбившись на группы и пары. Кайл Брофловски для них такой же обычный человек, как и любой другой. Пока… Скрипнул тяжелый металлический каркас. Резким движением распахнув воздушного змея, словно исполинский веер, Кайл завел за спину абсолютно черное, натянувшееся на послушных спицах полотно, всколыхивая теплый ветер, пронесшийся между рядами людей, существование которых продолжалось только лишь благодаря ему. Удивленные взгляды обратились к источнику тепла. Гомон голосов стал громче. Жажда подарить светлую веру преисполнила. Кожа Кайла стала светлее. Белея, воссияла ярко-ярко. Как преломленный в бриллианте свет Солнца. Даря надежду народу, он не сдержал торжествующую улыбку. Тепло разлилось по помещению, когда Воздушный Змей вскинул руки. Человеческие очертания, стертые мерцающим ореолом, исчезли, явив собравшимся воплощение самого света. Восторженные возгласы сменились смиренной тишиной, нарушающейся стуком коленей о пол. Ноги Венди подкосились тоже.***
Стерев с подбородка кровь, Крэйг повел плечами. Тело ломит после неравной схватки с еще одним танком, который теперь вдавлен в снег на кладбище стрелков, а другой вот-вот настигнет, но сдаваться нельзя: прошло недостаточно много времени — Донован мог не успеть спрятать Твика. Ни о чем другом подумать Крэйг не успел. Раздавшийся взрыв оглушил его, затем — пошатнул. Рывок в сторону! Спину опалило, взрывная волна толкнула вперед — пришлось, сгруппировавшись, сделать кувырок, чтобы остаться на ногах. Едва восстановив равновесие, Крэйг, оттолкнувшись руками от валунов, взрывами разбросанными по полю боя, ринулся прочь от катящейся к нему железной машины. Преодолел метр. Два. Три. Если рассчитал все правильно, то танк окажется в ловушке — справиться будет несложно! Он остановился так резко, что на снегу ноги разъехались, и, заведя локоть назад, зажмурился, предощущая боль… Взревев, обрушил сжатый кулак на белый пласт, покрывающий озеро. Фейерверк дрожащих снежинок взметнулся в воздух, осколками царапнуло лицо. Под раздавшееся скрипение лед надломился. По замерзшему слою воды расползлись в стороны трещины; вереница изломов, делящих водоем пополам, метнулась к танку, «гусеницы» которого соскользнули с накренившихся под его тяжестью ледяных пластин. Секунда — и смертоносная громадина повалилась в забурлившую под ее корпусом черную воду. Покачнувшись на неустойчивой поверхности, Крэйг выпрямился. Прыжок в сторону. Еще один! На холодных волнах лед заскользил под ногами, грозя уронить потревожившего покой. Под ногами почувствовав опору, Крэйг упал на колени, корчась от боли, которую наконец почувствовал. Выдыхая, он поднял дрожащую руку к глазам. Бурей оставленные раны разошлись, обнажив красное мясо; по костяшкам засочилась кровь. То ли от одолевающего отчаяния (назло), то ли пытаясь унять боль, Крэйг опустил кисть в снег и, стиснув зубы, чтобы сдержать крик, взвыл, ударил по земле уцелевшим кулаком. Сквозь собственный стон он расслышал ни на что не похожий стрекот. Ветер зашевелил голые ветви над головой, забрался и под одежду Такера. Крэйг различил над верхушками сухих деревьев черное пятно и поднял над собой обе руки, вытянув средний палец, в тот миг, когда, зашипев, снаряд сорвался с ручного гранатомета в руках находящегося на борту вертолета человека. Уши заложило. В темноте, кроме жара, Крэйг не ощущал ничего, пока его спина не столкнулась, разломав ветки, со стволом дерева. Уберегающий его щит рассыпался, как могли бы рассыпаться кости… Несколько мгновений свободного падения. Смачным ударом об изломы образованного взрывом кратера расшибло грудь; живот, показалось, лопнул. Крэйг попытался вдохнуть, но лишь заглотнул пыль и дым. Безвольно он покатился вниз, локти и колени в кровь разбивая о выкорчеванные корни деревьев, о камни. Затишье в небытие длилось долго, а затем в кости вернулась боль. Вернулся и скрежет вращающихся винтов вертолета. Рыча от усилия, Крэйг приоткрыл глаза, чтобы увидеть зависшую над ним черную кляксу. В горячую землю уперевшись изодранными руками, он начал подниматься, невзирая на то, что внутренние органы, казалось, разрывались от натуги. Голова закружилась нестерпимо, но не уберечь Твика нельзя… — Сдавайся! — проорал кто-то. Крэйг не сразу сфокусировал взгляд на людях, находящихся у распахнутой двери вертолета, но пилот услужливо приблизил борт к нему. — Сдавайся или ей конец! — Дуги за волосы подтащил Тришу к краю, и холодное дуло пистолета уткнулось в ее висок.