Взойдет кровавая луна...

      Фредерике удалось поспать несколько часов. Наутро ее аккуратно разбудил Шеймус, сказав о том, что ей пора завтракать и спуститься к малышке. Он поджарил ей горячие тосты с сыром и сварил крепкого кофе. Пока Фредерика торопливо расправлялась с едой, супруг рассказал ей о том, что им с доктором удалось обсудить ранним утром.       -Слушай, Фредди. Док сейчас направился в Спрингвейл за молоком. Как только ты спустишься к ребенку, я пошлю письмо Бай Чжу из Ли Юэ. Это известный врач в тех краях, он как-то подлатывал меня с парнями после стычки…       Фредерика нетерпеливо кивнула, глотая кусок тоста.       -Я подумал о том, что если она действительно питается только кровью, нам следует организовать сбор доноров… Я ведь отлучусь в поисках Алисы, а тебе самой надо окрепнуть, и ты не сможешь ее кормить. Скажем, что тебе нужно переливание крови после родов — а? Док подпишет бумаги и мы сможем собрать пару литров на первое время.       Фредерике стало дурно. Она нехотя отпила кофе и подумала о том, как утилитарно подходит ее муж к вопросу ухода за…       «За ребенком. Это все же моя дочь. Я не могу думать о ней, как о чудовище. Она просто больна, и ей нужно мое сострадание.»       -Хорошо. Хороший план, Шеймус. Действуй.       Леди Гуннхильдр наскоро умылась и спустилась в подвал. Барбара не спала, и увидев мать, радостно протянула к ней маленькие ручки. Фредерика подняла ребенка на руки и осмотрела. Пеленки были чистыми и сухими. С самого рождения Барбара не испачкала ни одной. При этом девочка выглядела здоровой и румяной, только вот кожа ее была холодна, как…       «Как у мертвеца.»       Фредерика осторожно прижала дочь к себе и ощутила тягостное чувство.       «Может, мне стоит сказать, что младенец погиб. Так бывает, дети умирают. Тем более, что это почти правда…»       Она не могла ощутить себя матерью существа, которое лишь отдаленно напоминало человеческого ребенка. Барбара не издавала обычных звуков — криков, агуканья, сопения… Фредерика прислушалась и к своему ужасу обнаружила, что дочь не дышит. Она вытянула руки с младенцем перед собой и снова осмотрела ребенка. Барбара с интересом рассматривала прядь материнских волос, которые неуверенно сжимала в кулачке, и выглядела… Живой.       Леди Гуннхильдр, с тем же чувством липкого страха, перемешанного с отвращением, поднесла ребенка к лицу и прижала к нему ухо. Сердце не билось.       Она уложила Барбару обратно в кроватку, перебарывая желание грубо швырнуть это создание о пол.       -Архонты, да что же это… Что ты такое? — надломленным голосом произнесла женщина, до побелевших костяшек вцепившись в бортик кроватки.       Она старалась думать о том, что дочь можно сделать нормальным ребенком, если приложить достаточно усилий. В ее жизни всегда так и было — если есть проблема, то она решается приложением сил и упорства. Но что-то нехорошее, черное и холодное, как чешуя огромной змеи, медленно сдавливало ей грудь. Оно нашептывало Фредерике на неведомом языке о том, что ничего изменить нельзя. Ничего не изменить, только если…       Леди Гуннхильдр подняла одну из подушек, которые лежали в кроватке. Она смотрела на маленькое личико с красным отблеском радужки, приветливо улыбающееся ей снизу. Мгновение поколебавшись, она вернула подушку на место и заботливо подоткнула одеяло малышке.       «Ничего еще не ясно. Ничего не ясно.»       И это было страшнее всего.

***

      К полудню вернулся доктор. Шеймус все еще был в Монштадте — договаривался с настоятелем монастыря. Фредерика в полусне чуть покачивала кроватку в подвале, иногда просыпаясь от забытья и напевая какую-нибудь песню из тех, что придет ей на ум.       -Леди Гуннхильдр?       Она подняла голову. В подвал падала узкая полоска света от приоткрывшейся двери. Барбара беспокойно заворочалась.       -Входите, доктор, и закройте дверь. Почему так долго?       Доктор спустился вниз, держа в одной руке бумажный пакет, при каждом шаге издающий стеклянный звон.       -Я нашел не просто молоко, леди. Я нашел кормилицу, и она согласилась дать мне немного своего.       Фредерика приподняла брови. У нее самой молока не было, и они подумывали о том, чтобы разыскать кормилицу в Монштадте до своего отъезда. Новость о том, что это удалось сделать так быстро, удивила ее.       -Хорошо. Давайте сюда.       Доктор выложил из пакета несколько маленьких склянок и стеклянную трубочку.       -Вот тут коровье. — начал он указывать на склянки. — Тут козье. Тут овечье. Тут — человеческое. Будем пробовать набирать их маленькими порциями, чтобы не вызвать… Нежелательной реакции. Начнем с материнского, оно подходит всем детям. Так будет больше шансов.       Фредерика кивнула и взяла малышку на руки. Та заинтересованно смотрела на блестящие в свете лампы склянки.       Доктор открыл первую баночку с человеческим молоком, погрузил в жидкость стеклянную трубку и втянул воздух ртом, набирая молоко в емкость. Быстро закрыв отверстие большим пальцем, поднес ко рту ребенка. Барбара отвернулась от запаха, но Фредерика осторожно оттянула ей нижнюю губу, и в рот отправились несколько капель.       Барбара сглотнула жидкость, и взрослые выжидающе посмотрели на нее. Несколько секунд все было нормально, малышка только беспокойно сжимала и разжимала кулачки. Затем началось нечто невообразимое. Барбара закатила глаза, так что видны остались только белки, посинела и издала жуткий хрип. Доктор вскочил на ноги, чтобы помочь ребенку, но тут в горле младенца что-то влажно забулькало.       Мужчина вырвал Барбару из рук оторопевшей Фредерики и перевернул ребенка лицом вниз. Из детского рта на пол полилась плотная кровавая слизь. Затем Барбара закашлялась, и снова срыгнула несколько капель крови. Доктор осторожно вернул ее в исходное положение. На лице ребенка были написаны боль и страх, но глаза теперь смотрели прямо, и вполне сознательно вперились в лицо взрослого.       -Доктор… — пролепетала Фредерика.       -Знаете, в обычной ситуации я бы сказал, что пора паниковать. — задумчиво произнес врач, вынимая из нагрудного кармана белоснежный платок и отирая детское лицо. — Но, учитывая обстоятельства, сейчас я скажу только то, что молоко ей не по вкусу.

***

      Они провели пробы с разными образцами молока. Результат был тем же — Барбара неизменно срыгивала кровью. Они даже попытались дать ей кусочек козьего сыра и лист салата, но та старательно отворачивала лицо и сучила ножками. К концу проб на полу подвала образовалась лужа кровавой рвоты, а Барбара измученно висела на руках Фредерики и хныкала, готовясь разразиться плачем.       Фредерика сама была очень близка к тому, чтобы разрыдаться. Зрелище, с котором она только что поучаствовала, было диким и жутким.       -Я думаю, она потеряла много крови… — сказала Фредерика, осматривая пол под ногами.       -Оставьте. Я сам. — произнес доктор, засучивая рукав. — Я только вымою руки и схожу за инструментом.       Он вернулся с ланцетом, осторожно сделав надрез на левом запястье, и поднес его в губам Барбары. Та жадно прильнула к руке, делая крупные глотки. Спустя минуту она насытилась, и, оторвавшись от запястья врача, лизнула рану. Кровь в ней моментально свернулась, и края надреза начали стягиваться. Доктор мрачно посмотрел на ребенка, возвращая рукав на место.       -Она… Останавливает кровь. — сказала Фредерика, пальцами дотрагиваясь до почти зажившего укуса, который оставила ей Барбара прямо после рождения.       -Да. Как пиявка. — коротко бросил доктор. — Видимо, ничего больше ее организм не принимает.       Барбара мирно лежала в кроватке. Ее щеки порозовели, а глаза заблестели довольным блеском. Она улыбалась, глядя на двух взрослых людей, озабоченно склонившихся над ней и ломающих головы над ее тайной.