Взойдет кровавая луна...

      После случая с лисами Барбара изо всех сил старалась загладить свою вину. Она исправно ходила с отцом в собор, где сестры умилялись тому, как крохотная девочка наизусть поет гимны и читает длинные молитвы. Несколько месяцев подряд, если Шеймус не вел ночные службы, Фредерика молча запирала подвал на ключ, несмотря на слабые протесты супруга. Барбара не противилась воле матери. Она вела себя тихо и послушно, но всякий раз между ней и Фредерикой, когда они встречались взглядами, повисало ощутимое напряжение.       Мать старалась не пересекаться и не разговаривать со старшей дочерью. Но когда Джинн научилась достаточно уверенно ходить, она часто останавливалась возле подвала, указывала пальцем на дверь и вопросительно лепетала «Ба-ба-ба». Это несколько смягчило Фредерику, и она, стремясь удовлетворить любопытство малышки, начала отпирать дверь и позволяла детям играть вместе, но лишь под собственным строгим присмотром.       Время шло. Барбара росла медленно, гораздо медленнее Джинн. Когда младшей сестре исполнилось три, а Барбаре — восемь, они выглядели как погодки. Фредерика все еще относилась к старшей дочери прохладно, но теперь позволяла девочкам играть вместе у дома, поглядывая в окно.       Шеймус Пейдж за годы служения церкви быстро поднялся в сане. Он часто отлучался из дома, сопровождая магистра Ордена, и располагал достаточными средствами, чтобы обеспечивать семье сытую жизнь. Однако Фредерика отчитывала его за каждую потраченную копейку и наотрез отказывалась возвращаться в прежний особняк. «Рыцарь должен жить скромно» — повторяла она, и на возражения мужа о том, что сама она не несет службу уже восемь лет кряду, разражалась гневным криком.       Эти ссоры повторялись из раза в раз. С каждой ссорой супруги становились все дальше, и Шеймус все больше превращался в «воскресного отца», который лишь изредка появлялся дома. Даже когда он не был в походе или в соборе, то общался только с Барбарой. Фредерика не допускала его до воспитания Джинн, и это делало молодого священника все мрачнее и печальнее.       Семья Гуннхильдр-Пейдж распалась в одну ночь. Трещины, и без того покрывавшие хрупкое совместное счастье, достигла фундамента, когда все четверо находились дома. Девочки играли в саду, Шеймус и Фредерика сидели в креслах по разные стороны комнаты и читали: он — псалмы, она — классический роман.       Внезапно из сада донесся испуганный детский крик, и сразу за ним — протяжный плач. Родители одновременно вскочили с места и бросились из дома. Перед ними открылась картина: Джинн, заливаясь слезами, сидела на земле, а Барбара, согнувшись над ней, прильнула ртом к пухлому предплечью.       Все произошло молниеносно. Фредерика, ослепленная яростью, бросилась к детям и вцепилась в волосы Барбары, грубо отдернув ее от сестры.       -Мама, я… — только и успела сказать Барбара, когда все еще крепкий удар экс-рыцаря Фавония едва не выбил ей все зубы.       Сзади послышался крик Шеймуса, который бросился к супруге и попытался ее остановить, но ярость матери было не унять. Фредерика, зарычав как львица, обрушивала удар за ударом на лицо старшей дочери, а та лежала на земле, лишь слабо пытаясь закрыть лицо руками.       -Мама!!!       Услышав голос Джинн, Фредерика остановилась и обернулась к младшей дочери. Та сидела, испуганная и зареванная, и показывала пальцем на место укуса.       -Меня змея укусила! Мама, не бей Барбару! Мама, это была змея!       Все еще ничего не понимая, Фредерика медленно разжала руку, которой схватила Барбару за воротничок, и опустила кулак. Она подошла к Джинн, чтобы осмотреть рану. В свете луны она увидела две маленькие точки, в которых свернулась кровь, и небольшую припухлость вокруг. Фредерика вдруг все осознала, и от обрушившегося на нее понимания мир поплыл перед глазами.       Она вновь обернулась к Барбаре. Та не плакала, лишь опустила лицо к земле, роняя кровавые капли из разбитого носа. Изо рта тянулись вязкими нитями капли слюны, окрашенной алым. Но ни единой слезы. Шеймус помог ей подняться и прижал голову дочери к груди, с ужасом смотря на супругу.       -Шеймус, я… Я не знала. — только и смогла произнести Фредерика.       -Конечно, ты не знала. Ты ничего не знала и бросилась избивать свою дочь! — гневно выкрикнул Шеймус, крепче обнимая Барбару. — Фредерика, ты чудовище!       -Я думала, она… — ноги Фредерики едва не подкосились, но она сумела удержать равновесие. На ее глаза навернулись слезы и крупными каплями начали стекать по щекам.       -Мы уходим. — твердо сказал Шеймус, поднимая все еще оглушенную Барбару на руки. Фредерика непонимающе посмотрела на него. За спиной супруга горизонт был окрашен оранжевым отсветом огней Монштадта.       Маленькая Джинн запомнила этот вечер на всю жизнь. Боль, страх и удаляющиеся силуэты отца и старшей сестры, которые исчезали в ночи, шагая к оранжевому зареву города.