Ты против?

Мир определенно сошел с ума. Причем даже не в тот момент, когда даоджан вдруг воскрес и вернул своего убийцу в то время, когда еще не случилась месть в клане Чан, не было резни в Байсюэ и даже Сун Лань в этот раз не встретил спустившегося с гор Сяо Синченя. Это все мелочи по сравнению с тем, какая кривая дорожка привела босяка и пакостника в спальню даоджана, на его кровать, и разложила голым на коленях у последнего, задом кверху. Тяжкое недоумение по поводу сего выверта судьбы все никак не могло пробиться сквозь целый водопад чувственных ощущений, обрушившихся в процессе. Рубашку с него тоже сняли, а ошалевший босяк даже не понял, в какой момент, опомнился только когда уже оказался в двусмысленной позе и совершенно голым. А самое главное… нет, Сяо Синчень вообще-то вполне логично и почти правдоподобно объяснил, что собирается делать — у него была заживляющая мазь, и ласковые теплые руки вот прямо сейчас бережно скользили вдоль каждой воспалено-горящей полоски, словно собирая боль на кончики пальцев. Это было так приятно, что Сюэ Ян поймал себя на дикой мысли: он не прочь получить еще разок… или два… если потом будут вот так лечить! Хотелось выгибаться и мурлыкать, как коту на солнышке, и это несмотря на то, что зад по-прежнему горел огнем. Сидеть завтра будет… неприятно. Зато лежащая на талии рука даоджана, которой он придерживал на своих коленях тело босяка, не давая соскользнуть, время от времени чуть сжималась, поглаживая пальцами бок, и от этого дыбом вставало все — от невидимых волосков вдоль позвоночника, до… Поглощенный ощущениями Сюэ Ян даже не сразу сообразил, что вторая рука пресветлого даоса тоже занимается чем-то странным. То есть, помимо лечения. Даоджановы пальцы как-то слишком часто ныряли в ложбинку между ягодиц, и там… — Даоджан, ты совсем с ума сошел? — прохрипел совершенно дезориентированный босяк, понимая, что вставший член сейчас поднимет его над коленями этого чокнутого монаха словно на мече. — Ты хоть понимаешь, что творишь? Ты… да блядь! Ай! — Легкий шлепок по свежевыпоротому заду оказался неожиданно жгучим и неприлично возбуждающим. — Конечно, я понимаю, что творю, А-Ян. И мне интересно, что заставляет тебя в этом сомневаться? — Даоджан?! То есть ты высек меня, как мальчишку, по голой заднице, а теперь намеренно и осознанно лезешь в эту задницу… руками? Ты что, собираешься меня трахнуть?! — Да, — интонация Сяо Синченя ни на мгновение не дрогнула. — А ты против? Сюэ Ян почувствовал, что у него пропал голос. Все, на что его хватило — чуть приподняться на локтях, обернуться и посмотреть на своего мучителя широко раскрытыми глазами. Даоджан выглядел… возмутительно. Он был спокоен и полон своего блядского даосского просветления по самые уши. Губы чуть изогнуты — еще не улыбка, но уже вот-вот. И столько в ней уверенного, хищного, абсолютно незнакомого, но потрясающе даоджановского желания, что у Сюэ Яна вслед за голосом пропало все остальное. Все что он смог, это бессильно раскинуться на постели, остро чувствуя каждой частью своего тела и шелковое покрывало под грудью, и твердые колени даоджана, в которые упиралась уже истекающая влагой головка, и такие теплые, такие коварные и бесстыжие руки, и еще целую тысячу разных вещей, ни одна из которых не была похожа даже на тень протеста. Сяо Синчень как-то очень по-даоджановски хмыкнул, а потом нарисовал масляным пальцем замысловатый иероглиф на копчике Сюэ Яна, отчего последнего тряхнуло, а с губ сорвался изумленный выдох. — Что?! — Очищающее, — коротко пояснил Сяо Синчень, невозмутимо продолжая свои изуверски-медленные ласки. Сюэ Ян нервно рассмеялся: — Даоджан, ты реально решил прочистить мне мозги через задницу? — Видишь ли, я до сих пор не уверен, где находятся твои мозги, возможно, что именно здесь, — невозмутимо пояснил Сяо Синчень, не обращая внимания на возмущенное шипение своей жертвы. — Даоджан, ты подозрительно уверен в своих действиях, — чтобы хоть что-то говорить, выдавил Сюэ Ян, у которого теперь не только выпоротое место пылало огнем, но и голова горела так, словно превратилась в чайник с кипятком. — А вдруг бы я был стеснительным девственником и пришел в шок от твоих действий? И умер бы от стыда. — Ты? — хмыкнул сволочной даос, не прекращая медленного кружения пальцев вокруг да около, отчего хотелось уже орать в голосину, как ни под какими розгами и никогда. — А-Ян, ты помнишь, я тебе рассказывал, как был рядом все восемь лет, что ты пытался меня вернуть? — Ну помню… — кипяток медленно перетекал из головы в грудь, а тот костер, что даоджан устроил ему пониже спины, так и норовил превратиться в лесной пожар и сжечь нахрен все тело. — Я слышал все, что ты говорил, — тонкий даоджанов палец, наконец-то перестал кружить и мягко надавил, проникая внутрь. — И что?! — ахнул босяк, выгибаясь от острого, непривычного удовольствия. — Все, А-Ян — это значит, абсолютно все. — Ммммах… ну и что… а! — осознание пришло вместе со вторым пальцем даоджана. Ах ты ж бля! Он же… покраснеть сильнее было невозможно, но Сюэ Ян справился. Хорошо хоть подушка была под рукой и можно было спрятать в ней пылающее лицо и безнадежный стон. Ну да, ну да… о том, что именно и как Сюэ Ян мечтает сделать с даоджаном, когда тот, наконец, проснется, босяк в полубреду рассказывал у гроба не раз и не два. Да еще в подробностях! И в любви признавался… но тут чего уж — можно подумать, без признаний кому-то непонятно. Вот остальное… Но поскольку упрямство родилось явно раньше самого пакостника и помирать собиралось позже него, промолчать не получилось: — Мало ли… ах! Какие у кого фантазии… а вдруг я на практике… был бы против?! — А ты против? — тут же поинтересовался коварный даоджан и словно нечаянно нажал двумя пальцами на особенно чувствительную точку внутри, чуть погладил и убрал пальцы. — Ммммннннах! — Сюэ Яна скрутило так, что он едва не слетел с колен своего мучителя. — Нет! Демоны тебя дери, Сяо Синчень, да вставь ты уже мне нормально! Хватит издеваться! Я не против! — Я не сомневался, — улыбку даоджана он ощутил всей кожей, словно она у него сейчас стала настолько чувствительной, что обрела зрение. — Видишь ли, Сюэ Ян… я больше не слепой, это первое. И второе — доказательство твоего желания так твердо упирается мне в колени, что… если сделать вот так… оно подтвердит твое согласие еще раз. — Аааааа! — коварные даоджановы пальцы действительно сделали внутри Сюэ Яна что-то такое… такое, отчего тело свело в сладкой судороге почти до потери дыхания, тут же отпустило и исчезло, вырывая разочарованный стон. — Я не собираюсь причинять тебе боль, — прокомментировал жалобное хныканье даос, даже не думая прекращать пытку. — Поэтому мы не будем никуда торопиться. Ты мой, Сюэ Ян. Мой… и я буду делать с тобой все, что захочу. Даже… если… ты будешь… против. Но ты не будешь. Нежный шепот коснулся уязвимого места на затылке, потому что Сяо Синчень наклонился и сказал это, почти касаясь губами. Каждое слово, каждый звук и каждое движение воздуха острой горячей молнией прошивало вдоль позвоночника и таяло в паху медовой вязкой сладостью. Сюэ Ян почти до крови закусил губу и все же сумел оглянуться — до того было нестерпимо желание увидеть лицо этой сволочи. И тут же задушенно возмутился: — Даоджан, ты доводишь меня до умопомрачения, а сам выглядишь так, словно медитируешь на вершине какой-нибудь ебучей горы. Почему?! — Потому что мне так хочется? Потому что тебе это нравится?