☆☆☆
София с наслаждением надкусила первый пончик, расплачиваясь за кофе и сладости. Подыскивая глазами место за одним из трёх столиков этого маленького кафе. Но внутри уже давно поднял голову червь сомнения, вгрызаясь в мысли, не отпуская, не давая насладиться столь долгожданной сладостью белой сахарной пудры. Клавдия не отпускала. Но что она могла сделать сейчас? Их игра уже зашла слишком далеко. И Софии уже не остановить неизбежное. А судя по виду нервной мисс Караваджи, это неизбежное уже видело чёрно-белый флаг финишной прямой. И София меньше всего хотела бы увидеть финал. Тогда зачем ты вступила в игру? Зачем ты начала свой собственный отсчет времени? Разве не это — твоя цель? Нет, моя цель… Она осеклась даже в собственных мыслях. Понимая — что это всего лишь страх первого шага. Страх — первого действия. Страх — отсекающий путь назад. И даже если она неизбежно должна проиграть в первой схватке, она хотя бы опробует свои силы. Потому что иначе — она никогда не поймет, сможет ли она дойти до конца. Хватит ли решимости и собственной стойкости. И София, схватив коробку с пончиками, стремительно покинула кафе, стараясь успеть к началу чтений.☆☆☆
Сегодня пришли все. Кто нужен, и кто просто хотел приобщиться. Мягкие кресла, стоящие полукругом, с удовольствием принимали в свои объятия тех, кто пришел сегодня на чтения. Обычно такая заполняемость наступала в периоды непогоды и осенней хандры. Когда людям хочется дружеской беседы и тепла общения. Когда люди начинают бежать от промозглой сырости, от личного одиночества. Как мало людей умеют ценить. И ещё меньше — наслаждаться. Одиночество — удел сильных. Таких — как он. Люди слабы, а потому малейшая тишина, малейший вакуум, малейший намёк на одиночество, заставляют их неосознанно искать развлечений и общества. Но его это мало волновало. Он — наслаждался. Вакуумом. Одиночеством. Видом нервно дергающихся пальцев рук. Лицом, немного бледным, но всё ещё красивым. Лихорадочным блеском глаз мисс Караваджи. «Это такое всепоглощающее, такое эгоистичное чувство, что я почти стыжусь его…» Его глаза пробежали по первым строчкам книги Саган. Гул голосов привычно стихал, давая тишине наполнить зал библиотеки. Давая возможность мягкому тембру голоса профессора окружить присутствующих и погрузить их в атмосферу выбранной истории. Она опоздала намеренно. Зная, что приди она вовремя, он непременно заставил бы её читать. И она не смогла бы ему отказать, не вызвав массу ненужных вопросов. А потому, она выбрала беспроигрышный вариант. Засунув последний пончик в рот, пачкая лицо сахарной пудрой, удерживая стакан с кофе в руке, София тихонечко открыла дверь библиотеки свободной рукой и почти бесшумно юркнула в зал. Присаживаясь на стул у одинокого стола, который стоял прямо у входа, и куда библиотекарь складывал брошенные книги, перед тем как расставить их по полкам. Она понимала, что с едой её навряд ли бы пустили в обычное время. Но Книжный клуб… Это было своё отдельное государство. И даже сам президент этого клуба, профессор Рид, не стал бы прерывать свои чтения, дабы указать Софии на её недопустимое поведение. И именно на это был расчет. Она — пришла. Не проигнорировала. Но читать — она не может. Потому как пончик во рту пересекал все дальнейшие вопросы и недовольства. Она прекрасно видела, как он ухмыльнулся, заметив её присутствие, и красноречиво посмотрел на стакан с напитком в её руке. София невозмутимо пожала плечами и продолжила, как ни в чем не бывало, есть сладость и наслаждаться напитком. Постепенно прислушиваясь к голосам и теме их разговора. Обсуждение сегодня шло спокойно. Потому как все были согласны с официальной трактовкой читаемого произведения. И практически все осуждали поведение молодой особы. Называя его эгоистичным, мелочным и подлым. Бенедикт уверенно цитировал нужные ему фразы. Словно пытаясь убедить присутствующих в том, что иначе и быть не могло. Что поведение героини логично. При этом его взгляд постоянно ловил глаза мисс Караваджи. И с каждой фразой, с каждым словом, произнесенным с нужной интонацией и необходимой эмоцией, её голова склонялась всё ниже, а плечи сильнее сутулились. София понимала, что речь шла не об отце. Речь шла о муже. Который был вполне доволен новыми отношениями, и мирным договором с бывшей супругой. С Клавдией его связывал лишь общий ребёнок. И они все существовали цивилизованно. Пока Клавдия не попала на чтения. И вот тут, разум молодой женщины стал претерпевать изменения. И ей аккуратно были навязаны нужные мысли и действия. И сама Клавдия, своими же руками, превратила прекрасное существование бывших супругов в настоящий кошмар. И всё, чего сейчас добивался Рид — последнего шага. Вынуждая подставить новую пассию бывшего мужа, вынуждая разрушить новые отношения. Но, в отличии от Клавдии, сам Бенедикт понимал, что за этим последует крах всего. И даже ребенок перестанет видеть отца так часто, как делал это сейчас. Сама же Клавдия видимо видела это всё иначе. Думая, что вернёт тем самым себе мужа. Но это было не так. Делая очередной глоток, и оценивая ситуацию, София думала. Она понимала, что навряд ли она вмешается в финал истории. Но… Почему бы и нет? Почему бы ей не попробовать? Хотя бы немного изменить направление мыслей самой куклы? Попытаться вытащить её из того кошмара, в котором та сейчас прибывала. Клавдия не собиралась возвращать мужа. Ей это было не нужно. Она справилась с разрывом, выстроила прекрасные отношения с бывшим супругом, не ущемляя прав ребенка. Её ошибкой было лишь одно. Она понравилась Риду. И это превратило её жизнь в кошмар. И у неё стали появляться мысли о том, что мужа надо вернуть. Разрушить его счастье, вернуть отца ребенку. София упустила тот момент, когда именно Рид внушил ей это, как именно он её убедил. Но она видела всё остальное. Она бы и дальше продолжила просто смотреть, оправдывая саму себя тем, что она ещё не готова на открытое противостояние. Но теперь… Когда она вступила в игру… Она должна была попробовать свои силы. Не в своих мыслях, не перед сном, прокручивая диалоги. Сейчас. В режиме реального времени. Чтобы понять, способна ли она вообще играть с ним на одном поле? Или же её уделом так и останется ожидание момента, когда он проколется и оставит улику, письмо, слово, за которое можно будет зацепиться и привлечь. В своих мыслях она могла многое. Но сможет ли она это на практике? Руки Софии стали влажными. Но она усиленно загоняла волнение вглубь, не давая страху себя подчинить. Она ни чем не рисковала сейчас. Приказ подписан. Он — официально её куратор. И еще полгода он в её распоряжении. Но сколько их будет ещё? За эти полгода? И пусть она не спасет сейчас Клавдию, но возможно, ей удастся спасти кого-то другого. Но для этого, София должна рискнуть. Она просто обязана. И София решилась. Понимая, что, скорее всего, ей придется сейчас выставить себя полной дурой, рискуя проснуться завтра «странной» лаборанткой для всего университета. Потому что присутствующие здесь коллеги обязательно поделятся с другими, потому что даже «бабуля-божий-одуванчик», которая отвечала за гардероб в холле университета, обязательно расскажет всем, как странно сейчас себя поведет умная и тихая София Престон. Но ей было всё равно. Она хотела знать, может ли она… София сделала последний глоток, и замерла, выжидая момент. Прислушиваясь внимательней. Пытаясь уловить… И ей повезло… Бенедикт наслаждался. Чувствуя приятную дрожь внутри своего тела. Наблюдая, как выдернутые из контекста фразы, красиво и ровно ложатся в сознании Клавдии. Как на её глаза наворачиваются слёзы, как чувство безысходности из-за отсутствия выбора заставляет её склоняться перед ним всё сильнее. Он физически ощутил рубеж её последнего сопротивления. Потому что внутри по его телу разлилось предвкушение последнего удара. Финального аккорда. Заключительного слова. Рид даже встал с кресла, в котором он сидел. Обошёл его и опёрся руками о спинку. Заставляя Клавдию, да и всех присутствующих здесь женщин, молчаливо смотреть на него, замирая в восхищении. Перед красотой его тела, подчеркнутого дорогой одеждой. Заставляя буквально смотреть ему в рот, ловя каждое его слово, произнесённое его манящим голосом. — Так ответьте мне, мисс Караваджи, был ли у Сесиль иной выход? Могла ли та, показанная нам Сесиль поступить иначе? Мисс Караваджи? Он внимательно смотрел на Клавдию. Её глаза забегали. Она судорожно искала выход. Он замер. Вот сейчас, она безоговорочно кивнет и сдастся. И, выйдя отсюда, уверенная в своей правоте, она разрушит свою жизнь своими же руками, окончательно. В то время как он, придя домой наберет заветный номер телефона. София замерла, вцепившись глазами в лицо Клавдии, отчетливо понимая, что та всё ещё борется. Борется внутри самой себя. Клавдия тихо произнесла: — И всё-таки, я считаю, что Сесиль не следовало так откровенно вмешиваться в жизнь своего отца и Анны. Ведь она ребёнок, она не имела права. Ведь так? Они взрослые люди, они сами так решили… Клавдия старалась не смотреть на Бенедикта. Она осознавала, что всё это неправильно, но течение было сильнее и её сносило всё дальше. Но Клавдия отчаянно пыталась ухватиться за соломинку, ища молчаливую поддержку. Безмолвно крича о помощи. — Мисс Караваджи, Сесиль не была ребёнком, она закончила пансион. И весь её образ жизни и она сама… Он смотрел. Пытаясь взглядом сломить сопротивление. И он почти своего добился, понимая, что призыв о помощи не был услышан, что её никто не поддержал. Бенедикт задержал дыхание в ожидании. И в этот момент тишину библиотеки разорвал глухой удар бумажного стакана об стол и нервный смешок. Он инстинктивно повернулся на звук и с удивлением обнаружил вскинутую руку Софии Престон. Словно они были на лекции, и она просила слова. — Мисс Престон? — Бенедикт непонимающе уставился на Софию, чувствуя, как момент его триумфа ускользает. — Вы позволите, профессор? — София выдержала его взгляд. И, получив утверждающий кивок, стремительно поднялась и вышла в середину импровизированного круга, образованного двадцатью креслами книжного клуба. — Если позволите, я бы хотела сказать следующее… Бенедикт выпрямился, и внимательно посмотрел на Софию. Она тихонько сидела в углу, совершенно не принимая участия в обсуждении, и вдруг, в тот момент, когда он почти выиграл, решила сказать? Досадная случайность. Но он уже разрешил ей говорить, и прервать её сейчас, было не вежливо. — Так вот. Безусловно. Сесиль, как главный отрицательный герой сделала то что сделала. Давайте примем это за аксиому. Но. А что если, — София повернулась лицом в сторону Клавдии, немного замешкалась, ожидая, когда та всё-таки посмотрит на неё, и лишь потом, удостоверившись, что Клавдия её слышит, продолжила. — А что если Сесиль вынудили это сделать? В библиотеке раздался возмущённый шёпот. Клавдия вздрогнула и замерла. Даже «божий одуванчик» отвлеклась от вязания очередного шарфа и внимательно посмотрела на Софию. София сглотнула, выдохнула и продолжила. — Ведь посмотрите. Автор намеренно нам рисует муки Сесиль. И потом, это один из первых романов Саган, она сама была на тот момент достаточно молода. Но при этом. Вчитайтесь. Вчитайтесь в текст, встав на сторону Анны. Успешная женщина. Холодная. Воспитанная. Умная. Вспомните. После её слов Сесиль ощущает себя жалким животным, живущим по указке, она полна презрения к самой себе… Кто выдержит подобное? Кто? Клавдия неосознанно кивнула. Бенедикт непроизвольно сжал челюсть. София вдохнула. — «Анна прелесть, ей чужды какие бы то ни было мелочные побуждения. Она будет руководить мною, снимет с меня бремя ответственности…» София замолчала, давая время осознать её слова. — Да, Сесиль готова была слушать и делать. Но сама Анна! Она посчитала ниже своего достоинства поговорить, объяснить и выслушать. Почему-то думая, что Сесиль взрослая. Нет. Она — ребёнок! В глазах Клавдии светилась благодарность за понимание, придавая Софии сил, чтобы продолжить. — Сама Анна… Почему она выбрала отца Сесиль? Не потому ли, что он тоже, великовозрастный ребёнок? Не потому ли, что им легко управлять, зная куда нажать и где погладить? — Мисс Престон, по-моему, вы не совсем верно трактуете написанное, — Рид чувствовал, как тщательно выстроенная им партия, начинает рушиться на глазах. Потому что Клавдия уже вышла из-под его влияния и зачарованно ловила каждое слово Софии. — Мистер Рид, это — клуб. Мы здесь ради дискуссии. И я бы хотела договорить. Тем более, вы сами мне позволили, — София пристально посмотрела в глаза Риду. — Но вы же понимаете, мисс Престон, что это верх глупости. Вы же — будущий преподаватель. — А я сейчас не на работе. Я в клубе. И моё суждение — иное. Как и видение. Верно? Я имею право думать иначе, не так как вы, верно, профессор? — Это ваше право… — Тогда я закончу, с вашего позволения, свою мысль… И София снова повернулась к Клавдии. — И из всего вышесказанного, я хочу сделать вывод, что именно Анна своим поведением, своей холодностью и своим высокомерным отношением просто вынудила малышку Сесиль поступить так, как описано в романе. Потому что Анна — была угрозой укладу жизни Сесиль и её отца. Анна — угроза. Не Сесиль. Сесиль какая угодно — глупая, взбалмошная, эгоистичная… Но угроза — не она. Верно, мисс Караваджи? Бенедикт вздрогнул. София Престон намеренно обращалась к учительнице. Она говорила для неё и ради неё. Почему она выбрала в молчаливые оппоненты именно Клавдию? Случайность ли это? София перевела взгляд на Рида. — И именно поэтому я считаю, что главный антагонист романа именно Анна. Потому что она сама позволила случиться всему, что произошло. Поговори она хоть раз с Сесиль. Дай ей понять, что она ей не враг… Возможно, всё было иначе. И Сесиль бы никогда не разрушила бы отношения. Потому что она была бы ребёнком, которого любят. Пусть, лишённая матери. Но любовь отца и Анны, которая никогда не была ей чужой… Они были бы счастливы. Потому что оговоренный союз — это самое верное решение. И вмешиваться в жизнь других людей — недопустимо. София повернулась к Клавдии. Замечая легкую улыбку, замечая блеск глаз. Понимая, что Клавдия её услышала. Что она уловила тот посыл, который София пыталась ей донести. И видя взгляд преисполненный благодарности, София вдруг ощутила внутри себя странное волнение от осознания того, что она только что изменила судьбу человека. Глаза Софии скользнули чуть дальше, останавливаясь на руках, держащих спицы. Неосознанно улыбнувшись, София заметила с каким вниманием на неё смотрит пожилая женщина. Словно оценивая её удивительно ясным и чистым взглядом. — Какая интересная теория, Софи… — Я так вижу, и мне захотелось поделиться. — Так вы считаете, что Анна виновна? — пожилая женщина не глядя, продела петлю в вязании. — Я считаю, что Анна — одинокая душа, не захотела испытать своё. Она решила взять чужое и подвластное. — Но вы признаете, что Сесиль была неадекватна? — Признаю. Но знаете что? Сам автор ведь так до конца не уверен. Любила ли Сесиль отца как отца или это было нечто большее? — Ну, хватит, мисс Престон! — голос Бенедикта прервал дискуссию. — Простите, — тихо произнесла Клавдия. — Мне нужно уйти, я совсем забыла… Простите… И молодая женщина покинула библиотеку. Чей-то голос произнес, что в общем-то всем пора. Потому что больше обсудить в произведении Саган нечего. И с молчаливого одобрения Бенедикта участники сегодняшнего клуба стали расходится. София боялась сдвинуться с места, понимая, что тело сейчас совсем её не слушается, от напряжения, от ощущения собственной победы. От странной внутренней дрожи. Она просто стояла и смотрела в глаза Бенедикту, который замер за спинкой своего кресла. — Что это было, мисс Престон? — вкрадчиво спросил Рид, когда библиотека опустела. — Это лишь моё мнение, профессор. Оно может отличаться от вашего. Мы не обязаны мыслить одинаково. — Мисс Престон… — Мистер Рид, не понимаю, почему вы так нервничаете? Это же всего лишь чтения. Это — клуб. Я готова слушать ваши наставления в аудитории, но в клубе я имею право на своё мнение. Вы не находите? — Значит в аудитории? — Бенедикт задумчиво посмотрел на Софию. — В аудитории, мистер Рид. Там — вы царь и бог. А здесь… — И здесь тоже. Это моя территория, мисс Престон. И я надеюсь, что более этого не повторится. — Повторится, мистер Рид. Я вам обещаю. — Тогда в следующий раз, будьте любезны, подготовьте список аргументов. Без голословного заявления. — Предлагаете выписывать цитаты? — Предлагаю признать моё превосходство. — Мистер Рид, это всего лишь клуб, а не ваша… — София осеклась. — Доброго вечера, мистер Рид. Прекрасные были слушания. — Доброго вечера, мисс Престон, — произнес Бенедикт. И едва за Софией закрылись двери библиотеки, как книга Саган моментально врезалась в стену.