Поздний брак

      Прошла молитва, во время которой Татьяна только и делала, как рассуждала, что бы ей придумать, чтобы уже Инесса ее отправила домой. Но ничего умнее обморока девушка сообразить не могла.       «Так и сделать правдоподобный обморок — это постараться надо, — подумала Татьяна. — Может… Как тогда, перед Эльвирой? Предобморочное состояние?»       Однако неожиданно взявшаяся гордость заставила девушку отказаться от таких низменных планов. Злясь на Эльвиру Марковну, Татьяна решила пойти на уроки.       Изображать, будто ей все нипочем, оказалось сложнее, чем думалось совсем недавно. Однако выходы к доске более-менее решили проблему и, хорошо или плохо, учебный день был окончен.       «Да ну эту Эльвиру в пень, себе дороже связываться», — подумала Татьяна, едва вышла из гимназии.       — Лена, пошли за лимонадом, — предложила девушка подруге. — «Мне же дома нельзя, я еще и отцом за позавчерашнее наказанная».       — Хорошо, — согласилась Лена.       Солнышко приятно пригревало, аллеи парка так и манили к себе.       — Сейчас в парк, — предложила Лена. — Минут на десять.       Пройдясь по аллее, девушка спросила подругу:       — Так что произошло вчера?       — Проехалась по прошлому Эльвиры, — ответила Татьяна.       — А зачем? — изумилась Лена.       — Даже не знаю, — сказала девушка. — Не могу объяснить. Само сорвалось.       — Портишь отношения с самого начала, — недоуменно произнесла Лена. — Вам же жить вместе.       — Она — не Анна, мне с ней женихов не обсуждать, — резко сказала Татьяна. — Ей такое будет неинтересно.       — И все равно, какая-то минимальная вежливость должна быть, — стояла на своем Лена.       — Может, и должна, — согласилась Татьяна. — Может, и не стоило говорить про мещанских выродков. Я же не только с Эльвирой из-за этого поругалась, но еще и с папой…       — Таня… — шокированно ответила Лена. — Нельзя же так… Чем тебе мещане не люди?       — Я не мещан не люблю, а имела в виду, что строить из себя дворянку, выйдя дважды удачно замуж — затея не из лучших. Ну, понимаешь… Уколоть Эльвиру захотелось.       — Нельзя так, — уверенно сказала Лена. — Нехорошо. Выбор отца нужно уважать, даже если он такой.       — Ты хоть с кем уживешься, — чуть завидуя, произнесла Татьяна. — Причем сразу. А у меня как-то не пошло… Потому что второй Анны не будет! Про мать вообще молчу.       Неторопливо дойдя до дома, девушка попрощалась со своей подругой и вошла внутрь. Татьяна чуть прислушалась: казалось, ни Эльвиры Марковны, ни Константина Алексеевича еще не было.       — Настасья! — позвала девушка. — Я больна, принеси мне, пожалуйста, обед наверх. Если папенька что-то спросит, так и ответь, что больна.       Татьяна поела, дождалась, что Настасья унесет посуду, улеглась на кровать и задумалась:       «В воскресенье будет клюквенный мусс, пирог какой-нибудь… Шарлотка, наверное, ее давно не было. А я, значит, буду просто чай хлебать. Из-за Эльвиры. Из-за того, что тогда сказала ей лишнее. И где здесь справедливость? Ради чего все это было затеяно? Ради того, чтобы я сейчас ела у себя, страдала по полдня в гимназии?»       Не сдержавшись, девушка расплакалась. Татьяне было обидно, что все окончилось совершенно не так, как она планировала. Шарлотку, которую еще даже не испекли, было особенно жалко.       Раздался стук в дверь.       — Да, — ответила Татьяна.       В комнату вошел Константин Алексеевич. Увидев лежащую дочь, которая плачет, мужчина приложил руку ко лбу Татьяны. Однако жара не было.       — Что произошло, Таня? — спросил Константин Алексеевич, присев рядом.       — Перед Эльвирой стыдно, — ответила девушка первое, что пришло в голову — делиться рассуждениями о своих сорванных планах и шарлотке было неловко. — Не хочу ей показываться на глаза. Она меня не простит никогда!       — Пошли к Эльвире Марковне, давай поговорим все вместе, — предложил Константин Алексеевич.       Отказываться не было желания. Тяжело вздохнув, Татьяна встала с кровати.       Эльвира Марковна уже была внизу. Два комплекта приборов и ответ на немой вопрос, что Татьяна больна, утвердили женщину в мысли, что раз у нее до сих пор болит рука, значит, Татьяне тоже крайне несладко. Эта мысль и как-то утешала, и заставляла переживать — постоянные мысли о чужом монастыре и своем уставе тоже не радовали.       — Эльвира Марковна, — раздался голос Константина Алексеевича. — Давайте поговорим.       «Давайте», — подумала женщина и увидела перед собой не только супруга, но и Татьяну.       — Эльвира Марковна, я очень сожалею о своих словах и искренне прошу у вас прощения, — сказала девушка. — Это не повторится.       «Свежо предание, да верится с трудом», — вертелось на языке женщины. Помолчав некоторое время и собираясь с мыслями, Эльвира Марковна сказала. — Очень хочу верить в то, что вы это говорите искренне.       — С вашего позволения, — сказала Татьяна Константину Алексеевичу и, не услышав ничего в ответ, пошла к себе.       — Эльвира Марковна, не держите зла на Таню, девочка переживает, места себе не находит, — произнес Константин Алексеевич. — Она наверху куда откровеннее была, плакала, переживала, говорила, что вы ее теперь никогда не простите.       — Я очень хочу верить, что это не повторится, — сказала Эльвира Марковна. — Очень надеюсь. Вы не представляете, Константин Алексеевич, как бы мне этого хотелось!       — Не повторится, Эльвира Марковна, — ответил мужчина. — Таня — человек хороший. На нее просто что-то нашло. Сильно нашло. Она обязательно все осознает и поймет, что так больше поступать нельзя.       «Посмотрим, — подумала Эльвира Марковна. — Жизнь покажет».